Хроники одной еврейской семьи (продолжение 25)
Взял Никодим Матвея за руку.
— Пойдем, Матвейка, я тебя провожу, — спокойно сказал он, – а что плачешь, – это хорошо, значит, душа твоя с Богом разговаривает. Приметил тебя Господь - вот и знак тебе подает.
Вышли они с территории храма, и пошли по дороге в сторону Чернухи. Матвейка плакать перестал и понемногу стал успокаиваться.
— Игуменья Феофания у нас очень добрая. Мы за нее Богу каждый день молимся. А уж, сколько народу у ней окормляется, сколько у ней духовных чад, и не перечесть.
Слушал Матвейка Никодима, а не все слова понимал.
— Ладно, – думал он, - сейчас к бабушке приду, все у нее расспрошу.
А уже когда по тропинке он вышел на знакомую поляну, прямо перед деревней, Матвейка сказал:
— Спасибо тебе, Никодим. Дальше не провожай, вон деревня наша, я уж тут и сам добегу.
— А не забоишься? Вон ведь как плакал недавно.
— Да где тут бояться — вон деревня-то наша.
Никодим и сам знал, что впереди деревня уже виднеется. Да только игуменья просила с рук на руки. Но и дел у него тоже на сегодня много осталось. И колокол надо подтянуть большой, не нравилось ему крепление одно, а к заутренней можно было и не успеть.
— Ладно, – подумал он, — в другой раз с его родней познакомлюсь.
— Беги, давай, а то заждались тебя свои. Ищут уже, небось.
Рванул Матвейка – только пыль заклубилась. А Никодим постоял немного, глядя вслед убегающему мальчишке, и успел увидеть, как от околицы какая-то женщина в платке ему на встречу поспешает.
— И, Слава Богу, нашли мальца, – снова подумал он и, повернувшись, быстрым шагом пошел к храму.
— Не ходи туда больше, Матвейка, – сказала бабушка, когда он рассказал о своих приключениях.
— Но почему? – Они такие добрые, а Никодим меня еще на колоколах играть обещал научить.
— Они могут узнать, что ты еврей, – гнула свое Нихама.
— Да я не скажу об этом, и вообще они про это не спрашивали.
— Не спрашивали, так спросят, обязательно спросят, вот увидишь.
— Они только про табор наш спрашивали, но я им про это ничего не сказал.
— Ведь я не знаю, есть у нас табор, или нет.
— Табора у нас нет. Это вообще не про нас. Тебя, верно, они за цыгана принимают.
— А! Это как тот дядя в поезде. Так хорошо это или плохо?
— Пока не знаю. Но цыган они, почему-то, уважают больше, чем евреев. И убей Бог, я не понимаю, почему.
— Ладно, мой руки, и садись кушать.
— Нет, бабушка. Я не хочу есть. Меня там монахини покормили.
— И как?
— Очень вкусно, бабушка. Хотя еда там вся другая, но все равно, мне все очень понравилось.
— Надо же. Ну, хорошо, расскажи еще раз, о чем там с тобой разговаривали.
На следующий день, после того как Матвейка помог бабушке с огородом, он стал приставать к ней с просьбой отпустить его к монахиням.
— Не переживай бабушка. Я не скажу, что я еврей, лучше пусть они меня за цыгана принимают.
— Чем там все-таки тебя накормили? Что там тебе, медом намазали?
— Нет, бабушка ни какого меда мне не давали. Просто там очень интересно.
— Что с тобой будешь делать. Иди. Ладно, уж. Но будь осторожен. Смотри, не проговорись.
Побежал Матвейка по уже знакомой тропинке, а Нихама думает:
— Вообще-то неплохо, что он с этими гоями общаться начал. Как по-другому он узнает, в какой стране он живет. Плохо только, что в чуждом храме эта наука будет, но он парень сообразительный, разберется сам, что к чему.
Так почти каждый день, после домашних работ, бегал Матвейка в монастырь. Познакомился там со всеми. Никодим его перезвонам научил. Быстро Матвейка запомнил эту премудрость. Одно только – тяжело ему было большие колокола ворочать, уставал быстро, а на маленьких – так вообще без проблем. Он такие мелодии стал играть, что Никодим только диву давался. Подружились они. Много диковинного рассказывал Никодим Матвею. Ему нравилось слушать про жития святых, и про чудеса, связанные с ними. Когда он учился в хедере, там не было так интересно, как учил его Никодим. Они вместе звонили нужные перезвоны, отдыхали, обедали. Не было у Никодима родных. Никого не было. Один раз только и обмолвился он об этом, и сразу лицом помрачнел. Долго молчал потом, видно, переживая случившееся. Позже узнал Матвейка, что семья Никодима погибла вся. Жена и трое детишек. Сгорели все в избе, заживо сгорели. Не было тогда Никодима дома, по каким-то делам уезжал, а когда приехал, только пепелище увидел да трубу печную.
Люди добрые подобрали его, лежащего в беспамятстве на дороге, и в храм привезли. Там он и остался, и звонарем вот стал. Чудилось ему, что когда звонит он на колокольне, то своих слышит, что разговаривают они с ним. А, когда он Матвейку в первый раз увидал, то поразился, как похож он на сынка своего. Такой же был кудрявый, только не черный, а светлый, а так похож.
Однажды спросил он Матвейку:
— Почто не крещеный ты? Что, родители совсем про него забыли?
Промолчал, как обычно, Матвейка, а в обед игуменья его спросила:
— Знаю я, что не все ваши в вере христианской обитают, но то не ваша вина, а ваша беда. Пусть кто-нибудь из старших ваших к нам придет. Я поговорю с ним, а то душа у меня за тебя, Матвейка, болит.
Рассказал Матвейка про просьбу игуменьи Нихаме. Та только руками всплеснула.
— Господи всемогущий, вразуми меня старую, как от веры истиной отойти можно.
А на беду, или, может, на счастье проходила мимо соседка Марина, и услышала фразу эту, в сердцах Нихамой произнесенную. Зацепилась сразу, за слово.
— Что ты господа всуе упоминаешь. Грех это!
Испугалась Нихама, что по глупости проговорилась. Да делать нечего, рассказала, что игуменья монастыря просит, на счет крещения, подойти на разговор.
— Слава тебе, Господи! Слава тебе! - заблажила в экстазе Марина.
Хорошая женщина она была, только набожная сильно, — Наконец-то сподобил Господь! – продолжала она, — Ты, Нина, и не сомневайся, все хорошо будет. Я сама к матушке Феофонии пойду. Она у нас святая. Окрестит внучка твоего в лучшем виде. Я и крестной могу пойти. Вы люди хорошие, добрые, только странные немного.
На следующий день, вместе с Матвейкой пошла она в монастырь, где с игуменьей и обговорили предстоящее крещение. Дали ему молитвослов, сказали, как питаться до крещения. Матвейка только плечами пожимал. А в конце тихо Никодиму сказал:
— Дядька Никодим, – так звал его Матвейка, – я буквы-то не разумею. Как мне читать вот эту книжку?
— Вот ты чудной! – воскликнул Никодим. Что ж ты сразу матушке не сказал, что неграмотный. Да ладно, не беда, я сам тебе почитаю, что надобно.
На том и порешили. Никодим читал ему молитвы разные, а Матвейка слушал внимательно. Со второго раза, он и сам запомнил все. Когда в очередной раз Никодим стал читать ему, он вместе с ним тоже стал повторять. Отложил Никодим в сторону молитвенник и говорит:
— Ты что же, запомнил все?
— Запомнил, дядька Никодим, – кивнул головой Матвейка.
— А ну ка, давай богородицу.
Как по писаному говорит Матвейка.
- А символ веры?
Опять без ошибок Матвейка ему проговорил. Невдомек неискушенному Никодиму, что и не такие тексты запоминали там, в хедере, совсем маленькие дети, а это вообще просто. Хоть и не понимал Матвейка значения произносимого, но уж запомнить запросто мог. Удивляется Никодим, пуще прежнего.
— Сколько смотрю на тебя, Матвейка, столько раз и поражаюсь. До чего ж ты парень смышленый. И как это ты так быстро все запоминаешь, просто диву даюсь. Я сам-то еле-еле через, сколько дней запомнил, вспоминать стыдно, а ты на вот — раз, два и готово, как от барабана отлетает.
— Запомнить-то я запомнил, дядька Никодим, да вот только не все понимаю, – сказал совестливый Матвейка. Не очень ему нравилось обманывать своего нового друга.
— Это не беда Матвейка, не страшно. Понимание после придет. Ты верь, главное, и не оставит тебя Господь. От любой напасти спасет и, главное, тебя спасет, когда час твой придет, – разволновался Никодим, прямо слезы на глаза выступили.
Прочли стихотворение или рассказ???
Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.
И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!