Охота на фазана ( второй роман из трилогии, 3-е издание, Израиль 2015, Канада 2016, Украина 2017)

                        Охота на фазана

В этой книге все вымысел,  

за исключением правды…

                                                                Автор

Пролог. И настал День…

Глядя на лошадиные морды и лица людей, на безбрежный живой поток, поднятый моей железной волей и мчащийся в никуда, по багровой закатной степи, я часто думаю, где я в этом потоке?

      Чингисхан. (Пелевин В. «Чапаев и Пустота»).

Часть Его личности была как бы за закрытой дверью, где могла прятаться маленькая комната, а мог бы и размещаться целый особняк.

Дин Кунц. «Античеловек».

Если смотреть на эту великую страну из необъятных просторов черного космоса, то она чем-то напоминает гигантский свиной окорок, который с гастрономическим эксгибиционизмом выставлен в витрине галактического супермаркета. А этот город — всего лишь маленький участок трепещущей живой плоти в этой огромной мясной горе. Однако, это именно он дает начало той самой сахарной косточке, на которой и держится вся эта великая держава.

Конечно, если у вас нет возможности рассматривать землю из иллюминатора космического корабля, то хотя бы купите «Атлас мира» за 25 баксов, и вы поймете, что я прав; ну, а если вам лениво или дорого, просто поверьте мне на слово…

Новый Вавилон носит имя Лос-Анджелеса.

Международный городской аэропорт уже многие десятки лет служит для мигрантов важнейшими «воротами в американскую мечту»!

Под крышей этой гостеприимной многоквартирной вавилонской башни нашли себе место люди всех цветов кожи и религий. Лоскутное одеяло Лос-Анджелеса всегда состояло из ярких этнических заплат, среди которых своим национальным колоритом особенно выделялись Китайский, Корейский и Таиландский кварталы, Маленькая Армения и даже Маленькая Эфиопия. А ведь когда в далеком XVIвеке непоседливый испанец капитан Кабрильо* (отмеченные значком * примечания – в конце книги)ступил на берег, здесь была лишь жалкая индейская деревушка Янг-На.

Прошло более двухсот лет, и очередная морская европейская экспедиция обнаружила на этом же месте около тридцати индейских стойбищ, в среднем по сто душ в каждом.

Их было всего 46, испанских колонистов, основавших малюсенькое, но очень гордое поселение. Дабы восполнить демографическую брешь, они дали будущему знаменитому городу пышное название из 63 букв: «El Pueblo de Nuestra Señora la Reina de los Ángeles sobre El Río Porciúncula», что на языке Сервантеса означало: «Селение Девы Марии, царицы ангелов, на реке Порсьюнкула». Хотя к началу XIXвека население увеличилось аж в четырнадцать раз, однако поселение по-прежнему оставалось большой, но все-таки деревней.   Чтобы стать городом, пришлось ждать еще долгих тридцать лет. А когда коричневая чума захлестнула Европу, то здесь нашли свой новый дом титаны немецкой литературы Фейхтвангер, Манн, Брехт…

А вот в 1942 году указом №9066 главного управляющего американским домом по фамилии Рузвельт тысячи японцев, ставших по велению времени неблагонадежными, из своих лос-анджелесских квартир были насильственно переселены в лагеря…

Одних вселяли в этот дом, а других, как принято, выселяли. Дом же не резиновый…

Этот город видел все: и олимпиады, и землетрясения, и расовые убийства.

Сам же город напоминает гигантскую королевскую корону, окаймленную зубцами гор Сан-Габриель, Санта-Моника и Санта-Ана. Здесь и расцвел самый необычный африканский цветок — Стрелиция Королевская, ставший цветочным символом Лос Анжелеса. А каким же еще быть цветку, который украшает корону? Сам по себе этот цветок напоминает волшебную райскую птицу, на мгновенье присевшую на зеленый куст и оставшуюся там навсегда. Ее растительное оперение переливается всеми цветами радуги.

А когда вечером едешь по Оушен-авеню, что параллельна океанскому берегу, то в сумеречном небе пальмы напоминают гигантские спички с трепещущим на ветру зеленым пламенем крон.  Несмотря на серо-бурый смог, висящий над городом, горы, окружающие Лос-Анджелес, регулярно покрываются белейшим снегом. В этом туристическом раю возможно в один и тот же день прокатиться на горных лыжах, и поспорить с волнами как серфингист.

Город без перерыва, Город бессонницы и удовольствий, с кричащими неоновыми рекламами клубов и баров Сансет-Стрип и Сильвер-Лейк. Это, конечно, если вы молоды, и одиноки...

 Ну, а если вы уже успели обзавестись вечно клянчащими мороженое отпрысками, то в Анахайме вас ждут Микки-Маус и Белоснежка. Если же вам вдруг удалось отправить супругу с детьми на шопинг в Беверли-Хиллз или в Пасадену, значит, лично вам захотелось попасть на бикини-парад. Шикарные пляжи Санта-Моники и Малибу удовлетворят самый изысканный вкус. Конечно, город не может похвастаться античными памятниками, готическими соборами и средневековыми замками. Однако, здесь есть и свои архитектурные шедевры. Такие, как концертный зал Уолта Диснея, похожий на гигантские кадры разворачивающейся серебристой пленки или на необычный экзотический цветок внеземного происхождения.

Конечно, фрески Сикейроса* с сотоварищами уступают по качеству росписям в Ватикане, однако, берут количеством и современной интерпретацией культа кино-поп-рок звезд.

Вряд ли портрет Джима Моррисона* разрешили бы разместить на стенах Колизея.  Кстати, и собственный «Колизей» здесь тоже есть, хотя там и не устраивают гладиаторских боев, зато у него есть славное олимпийское прошлое.  

Еще Лос-Анджелес — это колыбель современного искусства; именно здесь вручают «Грэмми» и «Оскара».  А однажды здесь выросли три футуристические башни высотой от 16 до 30 метров, построенные из подручных материалов с использованием битой кафельной плитки, посуды, бутылок и ракушек. Этот модернистский шедевр получил имя «Уоттс-Тауэрс».

Короче, пытливому путешественнику абсолютно не надо тратить тысячи долларов, совершая кругосветное путешествие.   Ему экономически выгодно и вполне достаточно посетить один Лос-Анджелес, чтобы увидеть 140 стран и услышать многоголосый гомон на 225 языках…

 Сам город чем-то похож на растревоженный гигантский муравейник, впрочем, как и любой другой мегаполис, где жизнь не затихает ни на минуту.

 И Он, ставший новым Богом, даже придумал новое название жителям города, которое отражало их подлинную сущность — «муравьеки»…

Мелкие, никчемные, трудолюбивые или вынужденные быть трудолюбивыми, эти полулюди, полу-муравьи представлялись ему бессмысленной копошащейся живой массой.

Длина их жизни измерялась размером его ботинка.  Только Бог решает и всегда решал, кому жить, а кому умереть под его пятой. Когда-то давно он читал греческую легенду, как однажды олимпийский владыка Зевс уничтожил людей, так как они чем-то его сильно разозлили, а потом, опомнившись или просто от скуки, решил их создать заново. Но никого, кроме муравьев, под рукой не оказалось, вот он и создал племя, которое называл мармидоняне. Трудолюбивые и бессловесные твари, всю жизнь гнущие спину…

В памяти всплыли строки малоизвестного поэта-символиста:

Красной бритвой рассвета,

Вскрыто брюхо у ночи,

Мы совсем не другие,

Мы похожи на прочих…

Мы живем, словно вечны,

Веселимся и пляшем,

Под пятой у Бога,

В муравейнике нашем…

Что ж, история повторяется…

Стоя на крыше небоскреба  «U.S. Bank Tower», торчащего обломком гигантской скалы среди асфальтового моря, Он с холодной улыбкой смотрел на деловито снующие светлячки машин и с трехсотметровой высоты слушал прерывистое жаркое дыхание этого мегаполиса.

Это был Его Город, построенный Его слугами, на Его холме…

Глава1. С чистого листа

Жди каждый день какой-нибудь беды от людей… Гром гремит прежде, чем поднимается буря. Здание предвещает свое разрушение треском. Дым возвещает о пожаре. Опасность со стороны людей подкрадывается неожиданно. И чем она больше, тем тщательнее скрывается. Мы ошибаемся, когда верим выражению лица людей, приближающихся к нам: в душе же они звери.

                                                           Луций Анней Сенека.

 Одиссей Джефферсон был самым знаменитым несчастным человеком в Лос-Анджелесе.  И хотя эта рубрика отсутствовала в Книге рекордов Гиннеса, тем не менее, по его собственному мнению, он прочно удерживал чемпионский титул с самого рождения.

Конечно, он не был непальским карликом Чандрой Данги* или почти трехметровым гигантом, как Бао Си Шунь*; у него не было и третьей ноги, как у Франческо Лентини*. Однако не стоит торопиться с выводами…

История Одиссея Джефферсона заслуживала своего Гомера, и начиналась она так…

Джефферсон старший, его отец, так увлекался историей древней Эллады и ее мифами, что, когда появился первенец, то имя знаменитого хитроумного царя Итаки просто витало над колыбелью. Но судьбе этого было мало!  И к греческому имени была приложена фамилия известного президента Томаса Джефферсона…

Далекий пращур маленького Одиссея, сражавшийся под знаменами северян, был так счастлив, когда появилась Декларация независимости, что быстро променял трудновыговариваемую африканскую фамилию на фамилию любимого президента.

Нет, определенно кто-то на самом верху, здорово повеселился…

Одиссей Джефферсон был негром, но и этого судьбе было мало!!!

 Он был негром-альбиносом. Белым, как сахар, белым, как горный снег. Вдобавок к белой и гладкой, как ватман, коже судьба наградила его красными глазами и сильной близорукостью. Ему еще повезло, что он не родился в Танзании или Бурунди, где считается, что мясо негра-альбиноса обладает чуть ли не чудодейственными свойствами. Если колдун приготовит из него снадобье, то оно оградит того, кто его принимает, от ста болезней, естественно включая и СПИД. Некоторые охотники за головами предпочитали самостоятельно заниматься гастрономическими изысками и разделывали несчастных белокожих соплеменников, как на бойне. В ход шли даже глаза жертв для возвращения зрения слепым и волосы, которые вплетали в сети рыбаки в ожидании богатого улова…

После того, как некоторых охотников-каннибалов казнили, оставшиеся стали осмотрительней и не убивали альбиносов, а «лишь» калечили их, отрубая руки и ноги. Тем самым, они избегали смертной казни, а получали за нанесение тяжких увечий 8-10 лет тюрьмы, в то время, как одна удачная охота приносила охотнику заработок, стоивший пяти или шести лет тяжелой работы. Правда, альбиносам такая гуманность не помогала. В большинстве своем они умирали от потери крови или ее заражения. Иногда, изуродованных счастливчиков удавалась спасти белым миссионерам, но только лишь иногда...

Одиссей Джефферсон был чужим как среди негров, так и среди белых. Даже в детском саду дети избегали играть с ним, несмотря на его дружелюбный характер. Правда, он пробыл в садике совсем недолго. Его мать Аделия вынуждена была через месяц забрать трехлетнего Оди домой. Произошло это после многократных скандалов, которые устраивали другие мамаши, не желавшие соблюдать знаменитую американскую политкорректность и настойчиво требовавшие от старшей воспитательницы оградить их милых чад от этого «вампиреныша».

Потом были еще две попытки устроить малыша в садик, которые также потерпели фиаско. Матери ничего не оставалось, как попытаться найти няню на то время, когда она находилась на смене в закусочной. Однако через полгода и от этого пришлось оказаться, потому что все чаевые и добрая половина зарплаты уходили на оплату няни. И вдобавок маленький Одиссей выглядел тоскливо заброшенным, как какой-то диковинный экзотический зверек в зоопарке. И только когда мама возвращалась домой, на лице малыша появлялась робкая улыбка.

На семейном совете было решено, что Эдвард Джефферсон будет работать сверхурочно по двадцать часов в неделю в своем гараже и это даст возможность Аделии сидеть дома с сыном.

Аделия с удовольствием читала маленькому сыну волшебные истории, видя его широко распахнутые глаза и полураскрытый рот. Казалось, что Одиссей впитывал чудесный мир сказок каждой клеточкой своего маленького тела. Он постоянно требовал читать дальше, не желая оставаться во враждебном ему мире, где, кроме папы и мамы, никто его не любил.

Но никто не отменял обязанности Аделии как жены. А кто, простите, пойдет в супермаркет? Кто будет отстирывать пятна всяких там машинных масел на одежде Эдварда, готовить по воскресеньям знаменитое овощное рагу с нежными свиными почками? Десятки маленьких «а кто?». И тогда Аделия нашла решение. Она научила сына читать. И уже в три года Оди не только знал алфавит, но и старательно читал по слогам сказки братьев Гримм и Шарля Перро.

Непохожесть на других сделала Одиссея книжным червем. Он читал «запоем»: сражался вместе с д’Артаньяном против гвардейцев кардинала, брал на абордаж торговые суда вместе с капитаном Бладом, покорял далекие звезды с бесстрашными героями Гаррисона и Шекли. Но стоило лишь закрыть последнюю страницу любой книги, как холодная липкая пустота заполняла его маленькую комнату.

Окончив ненавистную школу практически с отличием, Одиссей не пошел на выпускной.  Ведь он так и не стал своим среди сверстников. Сколько лет синяков, слез и унижений...

Особенно Оди запомнил свой третий класс. Когда старшеклассники, подкараулив его после уроков, связали по рукам и ногам и, сорвав рубашку с любимым Спайдерменом, уложили его на живот. Они расчертили спину маленького альбиноса на клетки черным маркером и играли в крестики и нолики. Потом Аделия тихо плакала и до красноты терла жесткой мочалкой худенькую спину сына.

Видимо, судьба царя Итаки была обусловлена не только именем. Он был черным для белых и белым для черных. В какой-то книге он с отвращением прочитал, что в Африке подобных ему альбиносов колдуны убивают, а их органы используют в ритуалах черной магии. Одиссей чувствовал себя пришельцем из далекой галактики, которого поломка звездолета забросила на Землю бессрочно.

Он был Одиссеем для отца, Оди для матери и двух младших сестер. Для других, увы, — для других у него не было имени… В начальной школе его звали Снежинкой, потом Белоснежкой. В классах постарше он был Альби, а уже в старших классах не только за свой цвет кожи, но и за нелюдимость и большие размеры его прозвали Йети, то есть Снежным человеком.

Джефферсон-младший выбрал себе профессию, где «коленкоровые рыцари» плечом к плечу, а точнее обложка к обложке, защищали его от безумного и безжалостного мира. Джефферсон с отличием закончил филологический факультет, но ни преподавание в школе, ни научная карьера не привлекали его. Он хотел вернуться в тот мир, где был своим...

Одиссей начал свой путь библиотекарем в самой главной библиотеке города, и не было в книжном море более отважного капитана!

                                               *****

Старший библиотекарь Джефферсон по старинке аккуратно заполнил читательский формуляр, чтобы позже внести его в библиотечный компьютер, и доброжелательно посмотрел поверх очков на маленького читателя.

— Гарри Гаррисон.  «Мир Смерти», про «неукротимую планету» и ее бесстрашных обитателей. Ох, и завидую я тебе, Алекс…

Произнеся это, Одиссей дружелюбно улыбнулся маленькому японцу.

— Почему, сэр? — удивленно спросил Алекс Танака.

— Во-первых, это покруче «Звездных войн», а во-вторых, — и библиотекарь, многозначительно подмигнув, заговорщическим шепотом добавил, — есть еще два тома продолжения…

— Ух ты! — одиннадцатилетний мальчуган аж подпрыгнул от восторга. — Сэр, а вы мне оставите их?

— Конечно!

— Только никому-никому их не давайте, а эту я быстро прочту. Если надо, я могу и ночью, с фонариком, под одеялом, пока мама не видит...

— Не волнуйся так, я же тебе обещал. А знаешь, из тебя вырастет настоящий самурай!

— Почему? Я же американец...

— Дело не в том, где ты родился, а в твоей душе.

— А что в ней такого особенного?

— Ты вежливый, культурный, честный и смелый.

— А почему вы решили, что я смелый? — Алекс смущенно посмотрел на хозяина книжного царства.

— Потому, что приехал вечером, чтобы взять книгу, и не побоялся «Черных скорпионов».

— Конечно, я не Брюс Ли и не Чак Норрис, но я ведь не только книжки читаю, я еще хожу в зал к отцу.

— Не может быть! — в голосе библиотекаря звучало неподдельное восхищение.

— Да! И у меня уже зеленый пояс, — похвастался паренек.

— Что ж, жду тебя, как только прочитаешь книгу…

— Мистер Джефферсон, а можно я с собой друга приведу, мы вместе у отца занимаемся каратэ? Вот только он все гонконгские боевики смотрит, а книжек совсем не читает.

— А как зовут твоего друга?

— Бен Крамер.

— Что ж, приходите вместе.

Закрывая дверь библиотеки, Одиссей счастливо улыбнулся. Нет, не все еще пропало в этом «попкорновом мире», есть еще ребята, способные не только читать, но и мечтать. И он, Одиссей Джефферсон, дарит им эту мечту!

Летний вечер был хорош и после адской дневной жары манил прохладой. А потом будет продолжение — в уютном кресле, вместе с «Короной» и новым романом Дина Кунца «Темные реки сердца». Нет, жизнь все-таки хорошая штука.

Одиссей шел и насвистывал песенку «L.A. is My Lady» Фрэнка Синатры. На душе было легко и радостно. Впереди целых два дня выходных…

Кто-то выступил из темноты.  Лица незнакомца Одиссей не мог увидеть, потому что его голова была покрыта черным капюшоном.

— Эй, что вам от меня нужно?! У меня нет денег! — Джефферсон сделал шаг назад.

Незнакомец молча продолжал надвигаться на него. Ростом он был с Одиссея, но, в отличие от неуклюжего и сутулого библиотекаря, был по-кошачьи проворен.

— Дайте пройти! — неуверенно произнес Джефферсон.

Низкий голос незнакомца, напоминавший змеиное шипение, низко и зловеще прошелестел:

— Отдай чужое.

— Простите, я не совсем понял, — удивленно сказал библиотекарь.

— У тебя есть то, что принадлежит мне.

В вечернем воздухе раздался сухой щелчок, и в свете тусклого ночного фонаря хищно блеснуло лезвие ножа.

«Прямо как железный зуб у Маугли», — некстати подумал Одиссей.

— Отдай чужое, — вновь хрипло произнес незнакомец.

Библиотекарь попятился, но  сделав несколько шагов, уперся спиной в стену дома. Страх колючкой  репейника застрял в его горле.

— Послушайте, я не…

Он не успел окончить фразы, почувствовав, что нечто холодное и острое легко вошло ему в живот. Большое теплое пятно начало расползаться по коже. Он инстинктивно прижал руки к животу. Ноги стали ватными, и Джефферсон упал на колени. Из последних сил он поднял свинцовую голову и взглянул мутнеющим взглядом на убийцу.

— За что?!

Человек в капюшоне молча шагнул за спину библиотекарю,  молча взяв за волосы, задрал ему голову и молниеносным движением полоснул острым лезвием по горлу.

                                                *****

— Кофе принес?

— Ага. И пончики. Сейчас перекусим. Хотя и два часа ночи, но у желудка свои часы. Вот помню как-то раз…

— Двадцать шесть, двадцать шесть, ответьте центру, ответьте центру!

— Тьфу, черт, даже поесть спокойно не дадут!

— Двадцать шесть слушает.

— Мужчина, белый, без сознания, похоже, ранен. На углу восемнадцатой и двадцать седьмой, бригада «скорой» уже в пути. Как поняли? Прием…

— Вызов принят, выезжаем, — ответил худощавый белый полицейский и, выкинув стаканчик кофе в окно машины, включил двигатель.

— Слушай, Артур, давай хоть пончики оставим. Все-таки до утра дежурить, — заискивающе сказал его темнокожий напарник, напоминавший черный биллиардный шар с усиками.

— А если бы это был твой темнокожий собрат, ты бы мне все мозги выел: что я не тороплюсь, что мои предки воевали в армии южан...

— Да ладно, опять завелся. Пока доедем, я хоть пару глотков сделаю, — примирительно пробурчал темнокожий коп.

Включив сирену, машина сорвалась с места.

Прибыв по указанному адресу, они застали уже стоявшую там машину скорой помощи. Санитары беспомощно стояли рядом с телом и курили.

— Как обычно, свидетелей нет! "Звонил какой-нибудь добрый самаритянин", — произнес один из санитаров и зло сплюнул на землю. — Мы здесь уже не нужны, видимо, он умер несколько часов назад. Зарезали, как свинью. Такая редкость…

— И в чем же здесь редкость? Каждый день где-нибудь кого-то  потрошат, а  еще и насилуют … До… Или после.

— Вот именно: кого-то! Вы на лицо ему посветите.

— Вот это да! Негр-альбинос! Чего только не бывает на свете!

— А вот и эксперты пожаловали…

Из старенькой, но ухоженной «хонды-сивик» выкатился маленький круглый и подвижный, как шарик ртути, судмедэксперт Демис Калайзидис. Вслед за ним неторопливо шел его неизменный долговязый помощник, криминалист Курт Вагнер.

— Всем привет, кто меня слышит! А кто нет, пусть передаст привет от меня Богу и сообщит, что я к нему не тороплюсь!

— Слышишь, Демис, ты что такой радостный?! Метаксы перепил? — раздраженно заметил темнокожий полицейский.

— А, это ты Джонсон… Что, опять пончиков не доел? — парировал выпад маленький грек.

— Курт, начинай. Со всех ракурсов. А вы, ребята, не уезжайте, — обратился он к медицинской бригаде. — Минут через двадцать упакуйте его и отвезите нам на вскрытие. А вы, Мак-Хольм и Джонсон, можете быть свободны, если только не собираетесь опрашивать сонных налогоплательщиков. Кстати, первые результаты вы можете получить часа через три, если заглянете ко мне в гости.  Я понимаю, что потом все передадут в отдел убийств. Но мне кажется, что вам это должно быть интересно, все-таки не штраф за парковку.

— Хватит играть в Ватсона, Калайзидис! Кстати, ты вообще когда-нибудь спишь? — язвительно поинтересовался Мак-Хольм.

— Он на том свете отоспится, — пробурчал Курт.

К шести утра напарники уже были в "царстве мертвых" неугомонного грека. На столе из нержавеющей стали лежало тело, накрытое белой простыней. Однако, положение его было не совсем обычным, кисти рук были вывернуты ладонями внутрь. Труп лежал на животе.

— Демис, а почему у тебя…

— Спокойно, господа,  всему свое время! Не лишайте меня профессионального удовольствия. Итак, перед нами мужчина негроидной расы, альбинос. Кстати, такие встречаются один на двадцать тысяч. Мужчина лет сорока, алкоголя и наркотиков в крови не обнаружено. Он получил два ножевых ранения. Первое уже было смертельным. В печень. Судя по форме раны и по практически идеально ровному разрезу, можно предположить, что это сделано ножом «Спайдерко»*. Короче, если своевременно не перелить достаточное количество крови, а затем не сделать ургентную лапаротомию…

— Артур, он первый начинает, — пожаловался напарнику Сэм.

— Коротко,  для двух туфелек, черной и белой: лапаротомия это когда  разрезают весь живот от мечевидного отростка и до лобка, проводят осмотр внутренних органов, убирают кровь из брюшной полости, зашивают печень.

— Каких еще туфелек? Артур, он нас за гомиков, что ли, держит? — опять начал расходиться любитель пончиков.

— Остынь, Сэмми. Возможно, он имел в виду инфузорию туфельку*.

— А это что за хрень?

— Я тебе попозже в машине объясню. А ты, о великий Эскулап, сухопутный наследник Харона, если продолжишь умничать, то внезапно заболеешь, — нежно-змеиным голосом прошипел Мак-Хольм.

  — Чем это я заболею? – удивленно спросил Калайзидис. — Я, в отличие от тебя, не курю, регулярно питаюсь и два раза в неделю делаю пробежки по парку!

  — Переломом челюсти во время нападения на офицера полиции. У меня и свидетель уже есть, правда, Сэмми?

— Ага, Мак-Хольм, давай повеселимся, —  плотоядно ухмыльнулся Джонсон.

— Все, все, все. Только по делу, — испуганно произнес грек. — Так вот, второй удар больше напоминает жертвоприношение или казнь. Сразу поясню: перерезанием горла обычно забивают скотину. У мусульман один из видов казни — перерезание горла. Но в нашем случае все гораздо сложнее.

Он неожиданно сдернул простыню.

— Артур, ты это видишь? Вот дерьмо! — воскликнул Джонсон.

— Вижу, не слепой!

На спине у трупа отсутствовал большой прямоугольный лоскут кожи.

— Тридцать  на сорок пять, — зачем-то уточнил размеры эксперт.

— Чертов Ку-клукс-клан!

— Нет, Сэм, не думаю, что так все просто, — задумчиво сказал Мак-Хольм.

— Да, вот еще… Вот что я обнаружил у него в кармане брюк.

Эксперт вытащил из кармана халата прозрачный пакетик.

Мак-Хольм повертел пакетик перед глазами, пощупал через полиэтилен.

— Какой-то красный камень…

— Не какой-то, а полудрагоценный камень насыщенно красного цвета. Хотя я и не специалист, но скорее всего это особая разновидность граната, называемая  пиропом. Происходит это слово от греческого «пиропос», огнеподобный. Иногда его еще называют «огненным оком». Считается, что самые красивые пиропы находят в Богемии. Геологи полагают, что он пришел из глубин земной мантии во время извержений древних вулканов. Арабский ученый Аль-Бируни* писал, что минерал излучает загадочное свечение. По преданию, крупный кроваво-красный пироп служил библейскому Ною ночным светильником. Согласно поверьям, он ограждает своих владельцев от желтухи, лихорадки и несчастных случаев.

— Допустим,желтуха и лихорадка ему уже не грозят, а вот с несчастным случаем накладочка вышла, — почесывая небритый подбородок, заметил Мак-Хольм.

— И откуда же такие глубокие познания? Или такие камешки встречаются в желчном пузыре? — скептически поинтересовался Джонсон.

— В детстве я мечтал найти сокровища. А отец использовал мою страсть, чтобы превратить ее в знания. Так я начал увлекаться минералогией. У меня в детской коллекции был один такой. Отец подарил на день рождения.

— И что все это значит? — спросил Мак-Хольм

— А это значит, что еще один Джон Доу* заляжет надолго в морозильнике морга, — пробурчал в ответ его напарник.

— Почему же Джон Доу? — спокойно заметил Демис. — Я у него в бумажнике обнаружил служебную карточку работника библиотеки. Знакомьтесь, Одиссей Джефферсон.

— Да, интересненько дежурство закончилось. Как думаешь, Артур? — потирая нос, сказал Джонсон.

  — А по-моему, все еще только начинается…

*****

— Давай, кто быстрее?!

Два подростка гнали наперегонки на своих,  видавших виды,  велосипедах.

— Вот увидишь, он тебе понравится. Он напоминает белого гиганта-викинга. Только в очках.

Друзья сильно удивились тому, что возле входа в библиотеку была припаркована полицейская машина.

На одной из дверей центрального входа в библиотеку была грубо нарисована вертикальная красная полоса, напоминавшая единицу.

— Оказывается, копы еще и книжки читают; а я думал, что они только штрафы за парковку умеют выписывать.

Полицейский, стоявший на входе, обратился к ним, уставшим голосом:

— Идите домой, ребята, библиотека закрыта!

— Не может быть! Одиссей, то есть мистер Джефферсон, всегда держит слово. Да он,  даже когда простудился, приходил сюда, чтобы…

 Коп глубоко вздохнул:

— Знаю, сам к нему приходил две недели назад за фантастикой. Но он сегодня не придет.

— А завтра?

— И завтра, и послезавтра. Ни-ког-да!

— Его что, уволили?

— Нет, он… — полицейский замешкался на мгновенье и, бросив взгляд по сторонам, тихо добавил, — он умер. Все, мне и так не положено разговаривать с посторонними.

— А я не посторонний! Он мой друг, — воинственно произнес  маленький японец. — Не мог он так взять и умереть!

 Его взгляд еще раз упал на белую дверь, испачканную красной краской, цвет которой напоминал засохшую кровь. И тут догадка озарила лицо мальчика.

— Его убили, его убили!!! А вы, а вы… Просто так здесь стоите…  

И заплакал.

Полицейский растерянно смотрел на ребят и бормотал:

— Ну все, хватит. Идите же, наконец,  домой, не положено...

Друг маленького японца обнял рыдающего приятеля за плечи и, словно клятву, произнес:

— Когда я вырасту, Алекс, я обязательно найду убийцу!

 Проходящий мимо одинокий нищий с большой тележкой из супермаркета, наполненной всяким хламом, на минуту остановился и с интересом посмотрел на мальчиков. Опустив голову, он улыбнулся.

— Время – страшный художник. Порой оно рисует на холсте обещаний настоящую жизнь.

*****

Он знал, как будет называться его картина: «Сотворение мира» — и никак иначе. Это будет не просто очередное размалеванное на потребу публике полотно…

 Это будет новая Книга Бытия!

Verita'ascoza sotto bella menzogna! *

Сейчас, в век компьютеров, когда буквально любой предмет стремится ими стать, от телефонов до часов, нужна Книга. Когда практически каждый дом буквально нафарширован всякой электронной чепухой, которая не только заменила обычному человеку мозги, но и сделала его безынициативным и тупым жвачным животным, сидящим перед голубым экраном и пожирающим любую информацию, как сено.

  Он даже улыбнулся, представив себе рыжую корову в пятнах, похожих на белые кляксы извести, с вздувшимся, как воздушный шар, выменем, развалившуюся на потертом кожаном кресле и бессмысленно таращащуюся на шоу Опры Уинфри*.

Или нет…

Скажем так, скорее они напоминали одурманенного дихлофосом таракана или жирную муху, хаотично ползающих по бесконечной паутине Интернета.

Именно сейчас надо было создать такой шедевр, такую книгу, которая будет понятна всем, от маленького ребенка до глубокого старика. Чтобы, глядя на нее, они прозрели. Это должно было стать новой Торой, Библией, Кораном под одной обложкой и объединить всех людей, прекратив многовековые кровавые споры.

Что есть общего между книгой и живописью?

 Если представить, что и то, и другое — это чистое полотно, на котором должно быть что-то изображено, знак или просто картинка, то ответ прост — БУМАГА! Однако он не собирался писать недолговечную акварель, с ее размытыми ненасыщенными красками. Нет и еще раз нет!

 Есть еще предшественник бумаги, ему много веков. Он появился во втором веке до нашей эры, в Малой Азии. Отцом его был мудрый и просвещенный пергамский царь Эвмен II. Материалу дали имя Пергамент. Только пергамент был реальным соперником папируса. Именно Пергамская библиотека соперничала по своему богатству со знаменитой Александрийской! Бумаги тогда еще и в помине не было. Собственно, пергамент — недубленая сыромятная кожа из шкур коз, овец, свиней — всегда был довольно груб. А вот велень, сорт пергамента из кожи новорожденных телят или ягнят, наоборот, был излишне мягок.

Идеальный пергамент должен быть исключительно белого цвета, почти как тот, на котором сохранилась рукопись святого Августина*. Это практически эталон совершенства. Возможно, по причине понимания, что достигнуть этого совершенства невозможно,  итальянец Ченнини  овладел секретами окраски пергамента в различные цвета, включая пурпурный, индиго, зеленый, красный и персиковый, но так и не смог достичь идеально белого.

 Творец будущего  шедевра нашел свое решение в вопросе белизны пергамента. Тем более, что речь шла о картине, рядом с которой должна была померкнуть мировая слава полотен Рафаэля, Моне, Веласкеса, Ван-Гога. Да мало ли их — тех, кого безумная толпа признала гениями?

Холстом должен был стать человек. Не просто человек, а человек с абсолютно белой кожей.   Такой белой  как снег, как сахар, как молоко.

 Более того, это должен быть не просто альбинос, которых не так уж и мало. Это должно было быть знамение свыше: тот, кто предназначен, чтобы стать полотном шедевра.

Альбинос должен был быть изначально "цветным", например — африканцем, который в процессе генетической метаморфозы  стал белым. Идеально белым, без всяких там коричневых пятен на коже, как это нередко бывает. Он прочитал очень много о коже, ее строении, пролистал с десяток различных атласов по дерматологии и даже нашел болезнь «кофейных пятен» *.

Более того: как будущий создатель шедевра, он в тонкостях знал, как изготовить по рецептам XVвека настоящий пергамент. Он развернул целлофановый рулон. Может быть, кто-то другой и сказал бы, что видит перед собой лишь полуметровый кусок окровавленной кожи. Но только не он!

Он – Творец. И, как творец, он видит перед собой только безликий материал, которому суждено стать белоснежным холстом в руках мастера. Кончиками пальцев он провел по шероховатой поверхности препарированного куска кожи с подсохшими бурыми пятнами крови. Главное — не спешить. Шаг за шагом.

 Бессмертным некуда торопиться, у них впереди вечность!

Сначала надо тщательно промыть выбранный кусок шкуры в проточной воде и удалить наиболее грубый и жесткий волос. Следующий этап — золение. Он поместит будущий холст в ванну, наполненную известковым раствором, и будет держать там его еще 10 дней. А затем вновь промыть в холодной проточной воде.

После выпадения всего волосяного покрова он натянет кожу альбиноса на деревянную раму и будет ее мездрить, то есть отделит подкожную жировую клетчатку. Для этого у него есть с полдюжины прекрасных полукруглых ножей. Затем шлифовка: он будет долго выглаживать шкуру различными сортами пемзы, делая поверхность идеально гладкой.

 Потом наступает время втирания мелового порошка, который впитает в себя оставшиеся жиры, не удаленные при предыдущих обработках. Кроме того, сам мел делает пергамент более светлым и однородным по цвету и предотвращает в будущем растекание туши.   Но этот этап будет лишним. Ему не надо отбеливать пергамент, втирая в него муку, белки или многократно погружая его в молоко. Его холст и так будет безупречно белым!

 Теперь, когда у него есть холст, он будет думать о сюжете. У него впереди много времени; вечность не терпит суеты. А он умеет ждать…

Человек в капюшоне спустился в подвал, включил свет и закрыл за собой дверь.

Глава2. Почтальон в томатном соусе

Ни дождь, ни ветер, ни зной не остановят гонцов в назначенном им пути.

                   Девиз американских почтальонов.

Легко быть киношным героем!

Например, Кевин Костнер*, героический почтальон времен Апокалипсиса, можно сказать, спаситель человечества… Даже удостоился в конце фильма памятника.

А кто знает о почтальоне-архитекторе Шевале?

Лет сто назад почтальон Шеваль, самостоятельно построил идеальный храм. Разнося ежедневно почту, он проделывал путь в 25 километров, по дороге складывая в тачку камни необычной от природы формы. Не имея ни малейшего архитектурного образования, из этих камней при помощи самых обычных инструментов он в течение 33 лет в одиночку, в любое свободное от работы время и в любую погоду воплощал в жизнь свою Мечту — Идеальный Дворец.

Сегодня, глядя на большое количество башенок, скульптур и непонятных даже для лингвистов надписей, кажется, что десятка два архитекторов от Китая до Марокко строили этот причудливый храм, ставший местной архитектурной достопримечательностью.

  Раньше тоже можно было стать почтальоном – героем!

Каких-то сто пятьдесят- двести лет назад. Нужно было доставлять почту и деньги в дилижансе через районы, кишащие дикими индейцами и безжалостными бандитами, как в старом фильме «Дилижанс» *.

Но все это исключения!

В реальной современной жизни работа почтальона спокойна и размеренна. В ней нет места подвигу, а есть время для обеденного перерыва.

До конца смены оставалось шестнадцать минут.

Эдвард Шпунц, 55-летний лысеющий работник почтового отделения Пасадены, глубоко и сладко зевнул.

Сейчас он закроет двери почты и, вернувшись домой, в компании своего старого друга «Будвайзера» * посмотрит очередную серию «Чисел» *. Он в глубине души всегда догадывался, что числа — это не просто так, а каждое имеет свое значение.

Вот, например, за 35 лет службы на почте он обратил внимание на то, что хорошие новости, такие, как рождественские открытки или поздравительные телеграммы, приходят по нечетным числам. А вот плохие, типа налоговых счетов и квитанций о штрафе, — по четным.

Эдвард погладил себя по пивному брюшку и вновь посмотрел на настенные часы. До конца смены оставалось 11 минут. Или вот, скажем… Но поток мыслей внезапно был прерван.

Прозвенел колокольчик, и в помещение вошел посетитель. Он был лет пятидесяти, высок и одет в мешковатое пальто.

  — Вот, пожалуйста, — произнес посетитель и, широко улыбнувшись, протянул в окошко почтового отделения целлофановый пакет.

— Мы скоро закрываемся…

— Я понимаю, но я очень прошу отправить эту посылку.

— Что там?

— Вы можете взглянуть.

— Обыкновенный кетчуп?!

— Не совсем. Видите ли, мой друг просто обожает кетчупы и даже их коллекционирует!  И что, думаете Вы, у него стоит на рабочем столе? Фотография жены и детей? Ни за что не догадаетесь.

  На столе в серебряной рамочке красуется фотография самой знаменитой водонапорной башни в виде бутылки кетчупа. Он специально взял отпуск и поехал в городок Коллинсвилл в Иллинойсе, чтобы сфотографировать ее.  Говорят, что эта «гигантская бутылка» есть даже в Книге рекордов Гиннеса. Еще бы: если ее заполнить кетчупом, понадобится 640 тысяч стандартных бутылочек. Представляете себе! Он просто боготворит  кетчуп. Такой оригинал!

Почтальон  с удивлением посмотрел на посетителя.

— Скажите, пожалуйста.… Ну и ну!

— Но не это самое забавное, — доверительно произнес незнакомец. — Как вы думаете, где впервые появился это соус?

— Конечно, у нас в Америке! Любой знает, что его сделал великий Хайнц* лет сто пятьдесят назад.

— А вот и нет! Это вообще китайское слово !

— Не может быть, — с суеверным ужасом произнес Шпунц.

— Именно так. И назывался он не иначе как «гэ-цуп», что в переводе означает «соус из маринованной рыбы». Его делали бедные рыбаки из соленых рыбьих кишок в глиняной посуде, которая находилась на солнце недели три.

— Какая гадость! — сказал Шпунц и поморщился.

— Пожалуй, вы правы. Аромат и вкус у этого блюда был еще тот…

А первый кетчуп из помидор, без каких-либо вкусовых добавок  был вообще… В таблетках, и выписывался, как лекарство.

  — Вот дела! Сколько всего есть интересного в мире, а тут сидишь целый день… Хорошо, если умный клиент попадется.
— Что ж, спасибо за комплимент. И вот что: пусть обязательно доставят ему на работу.

— Срочная именная доставка — это дорого, сэр!

— Для друга ничего не жалко!

— С вас 22 доллара 15 центов.

— Ого!

— Но я же вас предупреждал! Вы можете передумать и отправить обычной бандеролью, — обиделся почтальон.

— Что вы? Конечно же, я согласен!

— Вот здесь напишите адрес.

Посетитель каллиграфическим почерком написал:

«Benjamin Kramer, 100 W. 1st. St. Los Angeles Police Department, Los Angeles.

Обратный адрес: John Nihil, 14 avenue, Venice-Beach».

— Еще раз спасибо, — сказал посетитель и, получив квитанцию, двинулся к выходу. В дверях он столкнулся с запыхавшимся молодым человеком, который умоляюще выпалил перед почтовым окошком:

— Здравствуйте, я хотел бы получить перевод!

Шпунц посмотрел на последнего клиента, в очередной раз перевел взгляд на часы и, дождавшись, когда секундная стрелка пересекла цифру 12, значительно произнес:

— Сожалею, но мы закрыты.

Глава3. Выставка длиною в жизнь

  Цель — это мечта, осуществленная к  

      определенному сроку.

                                                                        Ганс Селье.

Что осталось от коренных обитателей Северной Америки, этих бескрайних земель? Разве что осколки культуры, которые, как чужеродные имплантаты, хотя и прижились, но по-прежнему остались чужими в этом безумном, грохочущем мире, где в железобетонных джунглях человеку затеряться легче, чем песчинке в Большом Каньоне*.

Действительно, а что осталось?! Да, в общем, не так уж и много…

С одной стороны, Фенимор Купер с его идеалистическими представлениями о благородных индейцах, да несколько случайно увиденных немецких фильмов студии ДЕФА с "главным индейцем", югославом Гойко Митичем*. Был еще старый фильм с благородным мстителем индейцем Джо Навахо*.

 С другой, вестерны с Джоном Уэйном*, Клинтом Иствудом*, Ли Ван Клифом*, где роль коренных обитателей Америки была отнюдь не положительной.

Огромная колоритная индейская культура оставила лишь незначительные следы, стертые ветрами прерий… Вот те осколки минувшего, по которым еще некоторые люди помнят, что бывали индейцы. Прическа воинов-ирокезов в виде зеленого или оранжевого петушиного гребня у нынешних панков. Удобные кожаные мокасины. Джип «Чероки», вертолеты «Апачи», транспортные самолеты «Дакота» да крылатые ракеты «Томагавк» …

А как же гуроны, сиу, семинолы, ожибва, хопи и многие, многие другие, которые ушли в Долину смерти и чьи следы были занесены песком времени?

*****

Еще в детстве, маленький Джузеппе Пачинни буквально заболел романтикой Дикого Запада. Он не пропускал в стареньком кинотеатре ни одного фильма. А фильмами, настоящими фильмами, были только вестерны. Если верить в переселение душ, то, возможно, душа индейца-воина вселилась в маленького итальянца. След от итальянского ботфорта прослеживался на протяжение практически всей сознательной истории человечества. А начинались эти следы с сандалий легионеров великой Римской империи, легионы которой шагали по пыльным дорогам далеких стран.

Он принадлежал к нации, великий сын которой Америго Веспуччи подарил свое имя будущей сверхдержаве. Джузеппе тоже был сыном великой страны.  Он, как и все мальчишки его возраста в итальянском квартале, играл «в индейцев», четко деля весь мир на «краснокожих братьев» и «бледнолицых собак».

В возрасте девяти лет он самостоятельно смастерил свой первый лук. А через год, стащив старый кухонный топорик из чулана, Джузеппе переделал его в «настоящий боевой томагавк». Даже своим родителям и двум младшим сестрам он придумал настоящие индейские имена, которые отражали подлинную сущность каждого обладателя.

Мать получила от него имя Тенистая Скала, потому что была способна укрыть бедного маленького сына от гнева разъяренного папаши.

 Отец был награжден прозвищем Пивной Гром, из-за непомерного поглощения бурлящих пивных рек из «Гиннеса», «Миллера» и «Короны», низвергавшихся маленькими Ниагарскими водопадами в его бездонную глотку. Беспрестанные возлияния любимого напитка превратили и без того темпераментного от природы итальянца в пивного буяна.

Лиззи, старшая из сестер, носила имя Змеиный Глаз из-за своей острой наблюдательности и змеиного характера жалить исподтишка. О любых проделках брата немедленно доносилось родителям.

Младшая, Николетт, была прозвана Водопадом Слез. Не было такой шутки, на которую бы она не обиделась, реагируя потоками слез из своих голубых глаз — такого количества соленой воды хватило бы наполнить не одно море.

Сам Джузеппе называл себя Когтем Кондора. Ему нравились эти громадные птицы, одиноко парившие в царстве белоснежных облаков. Размах крыльев у калифорнийского кондора почти три метра, клюв короткий и сильный, приспособленный для расчленения жертвы. Угольно-черная окраска с белыми перьями на нижней стороне крыла, а также черный «воротник» с торчащими во все стороны перьями делают его похожим на спустившегося с небес черного ангела. И никому не будет пощады.

Да, он маленький, но никогда не сдавался в драках и не спускал обидчикам, дразнившим его «паршивым итальяшкой» или «сопливым макаронником». В школьных походах он, пожалуй, был лучшим скаутом, который мог с помощью увеличительного стекла и сухого мха разжечь костер, даже не пользуясь спичками. Или поставить удобный шалаш или найти пещеру в горах, чтобы скрыться от проливного дождя. Он умел распознавать съедобные корни и знал, какие травы прикладывать к ранам, чтобы остановить кровь и унять боль. Его сноровке в метании томагавка и ножа мог позавидовать и бывалый морской пехотинец. Еще бы, ведь Коготь Кондора с расстояния пятнадцати метров попадал в тридцатисантиметровый круг из спиленной сосны, бросая нож из всех мыслимых и немыслимых положений.

Но какой же он индеец, если не умеет ездить верхом? Правда, в их маленьком, можно сказать – кукольном, городке диких мустангов не было, а объезжать обшарпанный, скрипучий отцовский «Плимут» не было ни малейшего желания.

Мечту пришлось отложить на долгие годы. Уже учась в колледже, он подрабатывал в «Макдональдсе», в этом удушливом раю с горами из гамбургеров и долинами из чипсов, по которым струились полноводные реки кетчупа. Единственной отдушиной была возможность брать уроки верховой езды на ранчо в 20 километрах от города. Туда он добирался на своем железном коне — велосипеде.

 Разве можно забыть то пьянящее чувство свободы, когда мчишься на коне, как настоящий Апачи? Да что там мчишься — просто летишь, как стрела, выпущенная из лука могучим великим индейским вождем. Да разве это можно сравнить с обладанием спортивной яхтой или крупным выигрышем в казино Лас-Вегаса?!

 Шли годы. Маленький итальянец взрослел, но по-прежнему жил одной мечтой: рассказать всему миру о своей настоящей любви к гордым краснокожим сынам Америки.

И мечты сбываются! В свой сорок третий день рождения он получил царский подарок: муниципалитет разрешил провести ему выставку, посвященную индейцам.

 Выставку, к которой он шел всю жизнь!

Но не все было так легко…

          Здание, которое ему удалось арендовать с помощью приятельницы, работающей в муниципалитете, находилось почти в центре города. Вообще-то оно предназначалось под снос.

    Это был некогда помпезный двухэтажный особняк, построенный эксцентричным английским аристократом.  И теперь, это давно заброшенное здание, вызывало тихую злобу у работников мэрии и дикую зависть у строительных подрядчиков. Согласно первому и незыблемому правилу, установленному для наследников, все они должны были собраться вместе в день оглашения завещания.

     Дело осложнялось тем, что у рыцаря с туманного Альбиона было несколько наследников, которых судьба разбросала по всему свету. Один из них жил на Мальте и увлекался дайвингом. Другой был каким-то сумасшедшим Паганелем и охотился на экзотических бабочек то ли в Африке, то ли в Бразилии. Третьего судьба занесла в качестве туриста в далекий Узбекистан. Он так пленился красотами старинных мечетей и дворцов Самарканда и Бухары,  а также душистым пловом и ароматной самсой, которую подавала ему стройная, как чинара, Айсулу  что, придя в американское посольство в Москве, отказался от американского гражданства, приняв советское. Скандал был немалый. Новоиспеченный строитель коммунизма в Узбекистане, хотя и был человеком сумасбродным, но прекрасным  кардиохирургом, и все вопросы решились в течение недели. Да, теперь он уже не был американцем, зато приобрел любимую жену, четверых детей и спокойно заведовал отделением кардиохирургии, которое все чаще и чаще посещали партийные руководители даже из самого Ташкента. А поскольку, по завещанию,  основным требованием было, то  чтобы все наследники собрались вместе, то ближайшие лет 50 этому вряд ли было суждено случиться…

          Джузеппе составил грандиозный план реставрации.

  Четыре месяца ушло на косметический ремонт. Еще столько же он ездил по стране и брал некоторые экспонаты взаймы в музеях и из частных коллекций, а также нанял студентов-художников для оформления выставки. К 100.000 муниципальных баксов он добавил практически все свои сбережения. А именно: 57.383 доллара.  Он вложил в прямом смысле все в «свое в муках рожденное дитя».   Действительно, выставка длиною в жизнь.

      И вот, наконец, этот день настал!

Хотя выставка открывалась только завтра, Пачинни решил устроить смотр своих экспонатов. Почти как боевой генерал проезжает во время парада на белом коне перед вытянувшимися новичками и закаленными в битвах ветеранами.

Джузеппе прикрыл глаза, глубоко вздохнул и, поправив узел галстука, открыл дверь.

Выставка начиналась с небольшого широкого коридора, в конце которого справа и слева располагались две двери, ведущие в центральный зал. Из него веером расходилось шесть дверей, а на второй этаж вела широкая мраморная лестница.

Центральный стенд, который первым встречал гостей выставки, назывался «Земля – Вселенная — Маниту». Вселенная, по представлениям древних майя, имела следующий вид: в центре квадрата были расположены пять колец. Каждое кольцо в углу квадрата представляло собой солнце, оно же и было богом. Все они, то есть солнечные боги, сливаясь в центре, даруют божественную сущность индейскому племени. Коренные жители Аризоны, индейцы хопи, видели Вселенную как круг, разделенный на четыре равных сектора. Внутри каждого был вписан круг. «Четыре расы существуют в этом мире и держат его в равновесии».

Воинственный народ индейцев Дакота носил Вселенную на своих круглых щитах, обтянутых кожей, где квадрат Земли был подвешен в четырех точках на голубом небе. Каждую из таких точек украшали два пера. Именно таким они видели порядок вещей. А индейцы сиу представляли мир как шипастый квадрат: это ветры, которые дуют с четырех сторон земли. И над всем этим в бескрайнем синем небе царит верховный бог – Маниту.

 Подойдя к следующему стенду, Джузеппе улыбнулся.

Это была его задумка. Согласно индейским преданиям, в центре мира находится огромная гора, а на ней растет могучее дерево с бесчисленными побегами, так что под величественной кроной нашлось бы место всем человеческим племенам, а среди ветвей пели бы  тысячи птиц.

 Предприимчивые голливудские сценаристы скрестили эту легенду с романом Гарри Гаррисона  «Мир Смерти» и родили «оригинальный» многомиллионный блокбастер «Аватар». В качестве аргументов в защиту своей теории Джузеппе разместил  рядом с цветными фотографиями из нашумевшего фильма выдержки из фантастического романа о далекой воинственной планете Пирр, где все живое воевало с людьми, и о гениальном авантюристе Язоне Дин Альте, спасшем народ Пирра от полного истребления.

Слева, гордо расправив могучие крылья, будто паря в поднебесье, плыл кондор, глядя на посетителей немигающими стеклянными глазами. Чувство гордости переполняло Пачинни. Еще бы, он за собственные 3000 долларов купил его на одном аукционе. Практически для всех индейских племен как Южной, так и Центральной Америки орел был символом небесного света.

Ниже размещалась копия со старинной гравюры, называвшаяся «Орлиный Человек». Там же был приведен рассказ о кровавом жертвоприношении древних ацтеков. Пленника, приносимого в жертву, называли «Орлиным Человеком».  Обычай выглядел так: верховный жрец рассекал широким кремневым ножом грудь жертвы, распятой на алтаре. Затем он вырывал из нее еще бьющееся сердце. Потом поднимал этот «драгоценный кактусовый плод Орла» высоко над головой, как бы отдавая его на съедение Великому Поднебесному Орлу.

Чуть ниже висел еще один щит индейцев дакота с изображением мифической Птицы–Гром, которая посылала на землю дождь.

В центре большого зала стоял настоящий вигвам. Можно было ненадолго в сопровождении смотрителя зала зайти внутрь него, чтобы почувствовать себя на несколько мгновений на настоящем индейском стойбище.

Джузеппе прошел зал и вошел в третью дверь. За ней располагалась небольшая затемненная комната. Центральная стена была стилизована под гору из папье-маше; внизу в стеклянной витрине лежало ожерелье, а по бокам два браслета. Конечно, можно сказать, что нитки бус были самыми обыкновенными, но вот камни, из которых они сделаны, были особенными…

Все бусины внутри имели неповторимый рисунок! Он напоминал снежную бурю темной ночью в глухой степи, где снежинки кружились в безумном хороводе, прежде чем покрыть белым саваном землю. А уж название у этих камней было совсем загадочное: «Слезы Апачей»!

  Существовала красивая легенда, что когда-то, на заре покорения Дикого Запада, племя Апачей сильно досаждало колонистам, поджигало несколько раз форт. Они угоняли скот, а то и убивали поселенцев, утыкав их тела стрелами, как шкуру дикобраза. После чего они исчезали как призраки. Оставалось лишь облако красновато-желтой пыли и быстро удаляющиеся неясные тени. Колонистам все это надоело, и они снарядили отряд добровольцев, где самому молодому едва исполнилось семнадцать, а самый старый разменял седьмой десяток. Взяв максимальное количество оружия и боеприпасов, они сели на коней и поскакали к стойбищу. Напали они на индейцев внезапно, и от первого же залпа пало пятьдесят краснокожих. Остатки племени, включая женщин и детей, захватив с собой лишь луки и стрелы, успели скрыться в узком ущелье. Особенность этой скальной расщелины, протянувшейся на сотню метров, была в том, что в проход не могли сразу протиснуться два человека. И как только появлялась фигура с ружьем, на нее тут же сверху градом сыпались стрелы.

Шахматная ситуация между белыми и красными так бы и оставалась патовой, если бы не вода… Жажда, мучавшая индейцев, была нестерпимой.

Колонисты потребовали, чтобы все мужчины спустились без оружия к ним, но индейцы не пожелали позорного плена и все как один бросились вниз со скал. Колонисты были поражены мужеством этих дикарей и не стали истреблять беззащитных женщин и детей. Назад они возвращались почти в гробовом молчании, нарушаемом лишь тоскливым, почти волчьим, воем женщин из племени Апачей. Их слезы не впитала сухая каменистая земля. Слезы застыли у подножья скал, превратившись в необычные камни. Простые кусочки вулканического стекла, на геологическом языке, называемые обсидианом. У индейцев до сих пор существует поверье, что тот, кто носит с собой «слезы Апачей», уже никогда не будет больше плакать!

Директор выставки вышел из комнаты и, посмотрев на часы, с сожалением понял, что не успеет обойти ее всю. Но он не мог не навестить свое любимое детище – зал, посвященный памяти Сумасшедшей Лошади, великого вождя индейцев Дакота. Он поднялся по лестнице и остановился у центральной двери, закрыв глаза. Он мог на память рассказать об экспонатах этого небольшого зала.

…На дворе стоял девятнадцатый век, его золотая середина. Белых поселенцев и просто авантюристов манили золотые прииски Монтаны и Айдахо. Настоящие хозяева северных прерий — Шайены, Сиу и Дакота – по-прежнему оставались непокоренными. После нескольких сражений в форте Ларами был подписан мир…

Однако тропа мира через короткое время вновь пропиталась кровью. В горах Блэк-Хиллз нашли золото, и в отличие от неорганической химии, история убедительно доказала, что единственное, в чем растворяется этот благородный металл, – кровь!

Мутный поток больных золотой лихорадкой хлынул на священную индейскую землю.

Красное Облако, вождь индейцев оглала, избегал всеми путями вооруженных столкновений. Но кто сейчас скажет, что это было: дальновидность или трусость? Сумасшедшая Лошадь вместе с Сидящим Быком собрал разрозненные индейские племена, чтобы сражаться за землю предков…

17 июня 1876 года индейцы разбили регулярные войска генерала Крука. После победы они устроили праздничную охоту на дикого зверя. В местечке Литтл Биг-Хорн их собралось до десяти тысяч. Они сразились с хорошо подготовленными и вооруженными солдатами генерала Кастора. Но, хотя белые и начали кровавую шахматную партию первыми, победа осталась за краснокожими. Там же на поле боя сложил голову и сам генерал.

 Но ружья стреляли дальше луков. Живых индейцев, остававшихся на свободе, становилось все меньше и меньше. В конце концов, даже вождь Сидящий Бык увел своих людей в Канаду. Рядом с Сумасшедшей Лошадью оставался только Черный Олень.

 А потом настал «черный день» 5 сентября 1877 года. Сумасшедшая Лошадь поверил генералу Круку и приехал на переговоры в Форт Робинсон. Возможно, он предчувствовал свою смерть. Долгой ночью он беседовал с Черным Оленем и на прощание передал ему свой томагавк.

По приезде в форт вождь сразу же был арестован. Он пытался бежать, но его бывший воин по имени Маленький Большой Человек успел схватить вождя за плечо, а подоспевший солдат ударил в грудь штыком. Но дух его остался жить в горах. А в 1977 году, ровно через сто лет после смерти великого индейца, к горе Рашмор приехала группа итальянских журналистов. Когда они проявили пленку, то увидели, что над высеченными в скале головами четырех самых прославленных президентов Соединенных Штатов высится голова индейца с орлиным профилем, обточенная за долгие годы вольными ветрами и благодатными дождями, посылаемыми Птицей – Гром. Индейцы знают: это застывший в камне дух Сумасшедшей Лошади, который никогда не покинет землю отцов.

*****

Главным же бриллиантом этой выставки был томагавк Сумасшедшей Лошади, хранимый больше сотни лет далекими потомками Черного Оленя и пропавший при странных обстоятельствах. Двенадцать лет назад во время поездки в Нью-Йорк Джузеппе совершенно случайно обнаружил его в лавке старьевщика, продававшего всякий хлам. Среди двух чучел павлинов, полуметрового бронзового Будды и нагромождения всяких глиняных кувшинчиков он вдруг заметил торчащий из медного кувшина томагавк. Когда он взял томагавк в руки, то не поверил своим глазам. На рукоятке был искусно вырезан вставший на дыбы жеребец, похожий на эмблему пистолетов «Кольт». По всей длине трубки располагалось 53 насечки разной длины, означающие врагов, пораженных этим топором. Причем некоторые зарубки были глубже и длиннее других, что означало более сильных противников. 37 насечек были длиннее остальных.

Но самое главное, конечно, это лезвие топора! Одни томагавки имели треугольную форму, у других края треугольника были закруглены и заточены или напоминали наконечник копья. Были и такие лезвия, полотно которых напоминало стилизованную голову бизона. Но только это лезвие имело форму лошадиной головы с вмятиной с правой стороны, оставленной пулей.

Легенды не врали, все детали совпали. Это был тот самый топор. Затаив дыхание, Джузеппе спросил у старьевщика цену и, заплатив за сокровище тремя мятыми 50-долларовыми банкнотами, буквально вылетел стрелой из лавки. Позже он попросил своего друга сделать спектральный анализ металла и получил подтверждение, что томагавк относится к середине девятнадцатого века. Сомнений больше не было. Это был томагавк Сумасшедшей Лошади!

Джузеппе медленно открыл дверь, и крик застрял у него в горле. Место, где висел знаменитый томагавк, было пустым. Джузеппе минут пять смотрел на пустое место и глухим голосом произнес:

— Я не могу открыть выставку. Корона без бриллианта — это не бриллианты без короны

 На негнущихся ногах он спустился вниз и дрожащей рукой набрал 911.

Глава4 Красная жара

              Из всего   присущего богам наибольшее мое сочувствие вызывает то, что они не могут покончить жизнь самоубийством.

               Акутогава Рюноске, "Слова Пигмея".

Круглая металлическая пепельница, как и в любом отделении полиции, напоминала запущенное кладбище окурков. Хотя, пожалуй, она больше походила на братскую могилу «Кэмелов», «Кентов», «Парламентов» и «Мальборо», лежавших вперемешку с их менее именитыми родственниками. Было и несколько «утопленников», плавающих в бумажном стаканчике с остатками кофе…

Кондиционер в помещении привычно не работал, потому что это была жизнь в Лос-Анджелесе, а не очередной тупой голливудский сериал о кольтах и бикини.

— А мне все-таки безумно интересно, в полицейском отделении Кирьят-Малахи «мазган» работает или нет? — философски изрек Крамер, закуривая очередную сигарету.

— Какого черта?! Может, ты мне все-таки объяснишь, что такое «мазган» и где находится этот Богом забытый Кирьят-мать-его? — раздражено буркнул Мацухиро Китано.

— Нет, Мацу, ты все-таки не настоящий японец…

— Это почему?

— Во-первых, ты недостаточно культурен, во-вторых, груб, а в-третьих, когда я тебе все объясню, ты все равно во имя спасения чести семьи не совершишь сэппуку.

— Бен, иногда я сильно жалею, что не записался добровольцем в Ку-клукс-клан…

— Но желтых туда не принимают. Впрочем, и носато-пейсатых тоже, — примиряющее закончил Бен начатое Китано предложение.

-Так вот: Кирьят-Малахи — это типа Лос-Анджелес, только на иврите. И находится этот маленький и спокойный городок на юге Израиля. А «мазган» переводится как кондиционер, и поэтому…

Трель простуженного телефона прервала лингвогеографический экскурс полицейского.

— Отдел по расследованию убийств, лейтенант Крамер, слушаю.

Несколько минут он действительно внимательно слушал, а потом нервно произнес:

— Уважаемый господин Пачинни, я глубоко возмущен кражей из вашего музея, но должен заметить, что в нашем отделении уже давно не играют в индейцев и не снимают скальпы с бледнолицых братьев…

   Нет, это вы меня послушайте! У нас отдел по расследованию убийств, а не бюро по розыску пропавших томагавков. Да мне наплевать, что он принадлежал Сумасшедшей Лошади! Да хоть самому великому Джеронимо. Хорошо, хорошо… Если мы случайно найдем его в чьей-нибудь спине, то обязательно вам сообщим об этом. Да, я уже записываю ваш телефон…

 Крамер опустил трубку на рычаг.

— Надо срочно переименовать наш город в Лос-Идиотос!

Китано недоуменно уставился на напарника:

— Может, ты все-таки объяснишь мне: что, черт возьми, происходит?

— Звонил Джузеппе Пачинни, директор этнографической выставки «Индейцы — прошлое без будущего». Кто-то вчера похитил томагавк знаменитой Сумасшедшей Лошади. Ну, был такой харизматичный краснокожий вождь у индейцев Дакота, который разгромил войска генерала Кастора.

— А мы тут при чем?

— Вот и я о том же. Господи, когда же на пенсию или хотя бы в отпуск!  - Бен устало потер красные от хронического недосыпания глаза.

Над их «сладкой парочкой» давно потешалось все управление, называя за глаза «гифилтофиш-суши». Трудно было себе представить двух более разных людей. Невысокий флегматичный крепыш с густой пепельной шевелюрой и грустно-умудренными еврейскими глазами и крупный, как борец сумо, но в то же время подвижный, как ртуть, сын Страны восходящего солнца.

Пять лет назад, когда брали ребят капо Джуно Кастелло, Крамер успел закрыть собой Большого Мацу в тот самый момент, когда Джуно почти в упор выстрелил из своего двуствольного дерринджера*. С тех пор Бен носил свой узловатый шрам под левой ключицей, а Мацухиро — «свою» пулю на серебряной цепочке.

— Когда еврейские дети не слушаются свою мамочку, не едят в шабат* бульон из кошерной курочки, не читают еженедельную главу Торы и ломают дорогие скрипки, то они вырастают… маленькими и противными копами из Лос-Анджелеса.

— Китано, ты что, книжки начал читать? O tempora, o mores! * Все перевернулось в этом мире. Ладно, ничья, один-один.. .

—  Так, займемся спасением человечества. Что там у нас в текущей сводке по городу?

— Кражи, драки… Ага, вот и наше: два убийства. Так, что там у нас? Ага… Понятно. Слушай. Час назад звонили некие Стояновы и сообщили, что ночью слышали два выстрела из соседней квартиры. Но так как муж очень устал после вечерней смены, решили не вызывать полицию ночью. Поэтому жена этого как там его, — Богомила Стоянова, — решила узнать утром у соседей, что случилось, и не нужна ли им помощь. Она по-соседски постучала в дверь в восемь утра, а дверь была не закрыта, и …

—  Постой, Бен, дай-ка я угадаю. Помощь там уже никому не нужна!

—  Гениально, Ватсон!

—  Спасибо, Холмс.

-  Кстати, первое в шестнадцати кварталах от нас, а второе...

-  Ладно, давай сначала закончим с первым.

Они спустились на открытую стоянку и взяли черный «шевроле-малибу» Китано. Садясь в раскаленною солнцем машину, Крамер мученически буркнул:

— Мацу, если ты не хочешь приготовить из нас не кошерный гамбургер с поджаристой корочкой, включи кондиционер.

— Слушай, а без плача детей Сиона, нельзя просто попросить?! Кстати, переключатель кондиционера рядом с тобой.

Через минут двадцать они были на месте трагедии. Припарковав, точнее втиснув свою машину между облезлым ядовито-желтым «фольксвагеном-жуком» и грязно-серым «фордом-трассером», они тоскливо оглядели современный урбанистический пейзаж.

Парковка, забитая автомобильным хламом, лопнувший асфальт, пара чахлых деревьев и удушающая жара. Небольшие, с облезлой штукатуркой, разнокалиберные пятиэтажки с черными дырами подъездов были хаотично разбросаны вокруг и напоминали рот с гнилыми зубами, из которого дурно пахло…

          Бен понимающе покачал головой и задумчиво сказал:

— Французская Ривьера, легкий бриз, вид с моря…

По растрескавшемуся асфальту какой-то странный нищий в большой кожаной шляпе и желтом плаще медленно катил супермаркетовскую тележку, набитую всяким хламом. Увидев выходящих из машины мужчин в строгих костюмах, он остановился и достал из старого вылинявшего плаща флягу. Подняв ее в приветственном тосте, произнес:

— Удачного дня, детективы!

 Оба полицейских остановились, и тот, который был похож на борца сумо, сказал:

— У нас что, на лбу написано?

—  Нет, — широко улыбнулся незнакомец, показывая прекрасные белые зубы. — В такую погоду в костюмах ходят либо копы, либо мафиози. Но для последних, еще рабочий день не начался.

— А если мы адвокаты? — забавляясь ситуацией, спросил другой полицейский, пониже.

— Ну, это вряд ли… В этом районе, где единственным избавлением от бедности является смерть, нет нужды в адвокатах. Как говорил мудрый китаец Лао Шэ: «Смерть страшна лишь тогда, когда жизнь прекрасна».

— Простите, а вы здесь живете?

— Нет, я гость. Впрочем, как и все мы, — гости в этом мире.

— Да вы, как я посмотрю, философ! — заметил первый полицейский.

— Ну что вы… Дзикосе: каи сасэтэ итадакимас, втаси-ва гака*. Или просто: художник-постмодернист Примо Деус, к вашим услугам.

  — Я – детектив Крамер, а это детектив Китано. Мы ищем восемнадцатый дом.

— Увы, ничем не могу помочь, я здесь только гость. Еще раз удачного вам дня, джентльмены, — старомодно попрощался бомж-философ и неспешно покатил свою тележку.

После десятиминутных блужданий они нашли обшарпанный пятиэтажный дом, напоминавший обломок скалы, с измалеванными «кислотными» граффити стенами. Выкорчеванное из стены и разбитое устройство домофона. Дверь в подъезде, держалась  на одной петле и честном слове. Откуда-то сверху доносились приглушенные голоса.

Под ногами Крамера что-то хрустнуло. Он автоматически поднял ногу и увидел раздавленный шприц.

— Твою мать, не хватало еще заработать СПИД при исполнении…

— Конечно, лифта нет. И это будет пятый этаж, — проворчал Мацухиро, ослабляя узел галстука.

— Слышь ты, хренов дельфийский оракул, это все-таки не Эверест, а ты не Хиллари*!

Друзья поднялись на четвертый этаж. Из других квартир на них с настороженным любопытством через приоткрытые двери смотрели соседи. Мацу достал из кармана и надел латексные перчатки, затем толкнул дверь. Полицейские вошли в квартиру.

Крохотный коридорчик с вешалкой, на которой висела пара кепок, старая женская кофточка и такой же поношенный мужской плащ. Внизу стояла деревянная полочка для обуви. Обстановка маленькой двухкомнатной квартиры была убогой, несмотря на тщетные попытки хозяев придать ей минимальный домашний уют. Мебель была куплена много лет назад на распродаже. Кожаный диван в салоне давно потерял свой былой блеск, был исцарапан и весь в пятнах. Видимо, когда-то здесь жила кошка. Стулья были разнокалиберными и все нуждались, как минимум, в покраске и перетяжке сидений. Хотя, честно говоря, проще их было бы выкинуть. В углу на тумбе стоял старый большой телевизор «Тошиба».

— Похоже этот гигант — ровесник динозавров. Да за него сейчас не дадут и полсотни баксов, — авторитетно заявил Китано.

— Мацу, научись уважать смерть! Ты коп, а не оценщик старой аппаратуры.

— Да ладно, Бен, чего ты взъелся? Ну, неудачно пошутил. Я просто хотел снять напряжение. Тут, по-моему, каждая вещь пропитана несчастьем. Как там этот нищий сказал: «Смерть страшна лишь тогда, когда жизнь прекрасна» *.

— Это вообще-то не он сказал, а какой-то восточный писатель; по-моему, китаец.

— Все равно мудро!

Фальшивую каминную полку украшали старые фотографии, помещенные в дешевые рамки. Первой справа была немного пожелтевшая черно-белая фотография, где будущий глава семьи, еще молодой и бравый морской пехотинец, сжимал нож «коммандос». Форменная рубашка была с высоко засученными рукавами, а на правом плече красовалась крупная татуировка: рыцарский щит, а на нем буквы «SF» *. Гордая и даже чуть-чуть надменная улыбка, словно говорящая: «Я принадлежу к рыцарскому братству, а вы нет!»

Первой слева стояла любительская нечеткая фотография молодой полненькой девушки в летнем платьице без рукавов, сидящей на качелях. Слегка запрокинутая назад голова и приоткрытый рот не оставляли сомнений в том, что еще чуть-чуть — и вы услышите звонкий смех.

Между ними стояли вперемешку фотографии мужчин в военной форме с винтовками М-16; группа из трех хорошеньких девушек в закрытых купальниках, из такого количества ткани, из которого сегодня можно было бы сшить два десятка бикини.

 Была тут и фотография мужчины лет сорока, сжимавшего в руке большой гаечный ключ и стоявшего возле громадного разобранного мотора. Хотя комбинезон был весь в пятнах, горделивая улыбка говорила, что он даже не будет вести торг с предложившим ему в обмен на комбинезон, королевскую мантию.

А вот и фотография уже повзрослевшей и пополневшей юной хохотушки, держащей на руках мордатого кота, только  вот ее улыбка уже была какой-то грустной.

В центре — более крупная цветная фотография: морской пехотинец в парадной форме с медалями и рядом прижавшаяся к его плечу рыженькая девушка с голубыми глазами и такой широкой улыбкой, из которой можно приготовить столько счастья, что хватило бы на весь мир. В руках она держит пышный букет белых роз. Внизу — сердечко с надписью: «Сэм и Салли – навсегда!»

 Детских фотографий не было.

—  Музей бывшего счастья семьи Чижевских, — грустно прокомментировал Крамер. – Да, можно сказать, «осколки разбитой вдребезги американской мечты».

— Вот так живешь себе, жалуешься на жизнь… То тем недоволен, то этим. То работы невпроворот, то кондиционер не работает, то настроение хреновое, то в жаркое тмина переложил. Так хочется хлебнуть чистого воздуха, пропитанного свободой и счастьем. А откроешь чужую дверь, и тебя накрывает такая волна человеческого горя и безысходности, что все неприятности кажутся капельками, испарившимися на солнце.

Они постояли несколько минут молча; каждый думал о своем. Но им все казалось таким незначительным….

          Тела семейной пары лежали в центре комнаты недалеко от обеденного стола, пол был заляпан кровью и кусочками мозговой ткани. Два стула были опрокинуты…

          В дверь просунулись две любопытные физиономии бывших соседей четы Чижевских.

          Похоже, действие этой драмы началось много лет назад. Сержант морской пехоты Самюэль Чижевски вернулся домой из ада джунглей Вьетнама с одной «серебряной», двумя «бронзовыми» звездами и двумя «Пурпурными сердцами», украшенными звездочками. На этой войне он потерял левую кисть и получил в довесок два осколка в бедро. Потеря кисти не сделала Самуэля пессимистом. Будучи прекрасным механиком, он сумел не только найти работу, но и завоевать сердце молоденькой рыженькой продавщице из супермаркета и жениться на ней.

Соседи, перебивая друг друга, рассказали, что через три года случился пожар в гараже и Сэм был разорен вчистую. Чтобы выплачивать, ссуду банку, он пошел помощником механика в гараж конкурентов, а через год, ко всем бедам, уволили Салли. Сэм все чаще и чаще заглядывал на дно «Джека Дениелса», пытаясь рассмотреть свое будущее. Годы с циничностью скульптора-извращенца изваяли двух толстых, неряшливых стариков. А вчера был финальный акт человеческой трагедии с громким хлопком мыльного пузыря под названием «американская мечта». Чижевский застрелил свою старуху из армейского кольта сорок пятого калибра, а потом и сам себя угостил свинцовым леденцом. Видимо, супруги распили оставшуюся бутылку виски и поняв, что счастье навсегда упорхнуло из этой двухкомнатной клетки, тоже собрались в путь.

Под одним из стаканов лежал неровно оборванный лист бумаги, на котором старческим, дрожащим почерком было накарябано: «Это наш выбор. Просим извинить за доставленные неудобства. Сэм и Салли. P.S. Деньги за свет и газ за последний месяц в красной коробке из-под кофе, на второй полке в кухонном шкафу. Еще раз спасибо».

Глава5. Топор войны вырыт

Внутри каждого человека идет борьба злого волка с добрым. Всегда побеждает тот волк, которого ты кормишь.

        Индейская мудрость.

Было часов восемь, когда напарники вернулись в свой участок. Работа кипела вовсю. Сотрудники как-то странно смотрели на них.

— Бен, я что-то не понимаю: у меня что, на лбу иероглиф «ину» *?

— Да нет, Мацу. Ты даже не похудел ни на фунт с утра…

Когда они подошли к столу Бена, на нем красовалась почтовая бандероль.

— Так, это уже интересно. Санта-Клаус начал раздавать рождественские подарки за полгода. Кстати, тут написано мое имя. Кто-то за меня расписался?

— Я расписался, амиго! — с вызовом произнес Диего Рамирес, — Не ждать же бедному почтальону тебя весь день. Кстати, с тебя доллар!

 -Это еще за что?

— Он сказал, что это подарок ко дню рождения, и он очень торопился успеть вовремя вручить сюрприз. Я дал ему на чай.

— Странно, день рожденья у меня только через два месяца…

Коллеги сгрудились вокруг стола.

— Бен, если это «Реми Мартен» *, то мы готовы праздновать уже сейчас!

Бен разорвал упаковку и с удивлением уставился на содержимое посылки.  

Мацухиро взял бутылку и прочел этикетку вслух:

  — Кетчуп, произведен в городе Фарго, штат Северная Дакота. Не содержит консервантов. Томат-паста сделана из отборных томатов с добавлением…

Бен не дал ему закончить

— Так, и чья это идиотская шутка? — и он сумрачным взглядом обвел собратьев-полицейских.

В воздухе зависло тяжелое облако молчания. И под его покровом все стали расходиться по своим рабочим местам. Двое из сотрудников направились к автомату с кофе, другие растерянно пожимали плечами, а кто-то уже деловито складывал бумаги на своем столе.

— Слышишь, Мацу, выкинь ты к черту этот кетчуп. Может, он еще и отравлен…

Мацу отвинтил быстро крышку и, сорвав фольгу, обмакнул палец в содержимое бутылки, а затем так же быстро его облизал.

— Очень даже ничего. А если добавить его к жареным колбаскам, то….

— Ты что, камикадзе?

— Нет, просто не люблю выкидывать еду!

— Вот и забирай его себе, — в сердцах пробурчал Бен.

— Слушай, а что это за такая фамилия странная: «Нихил»?

Мацу с интересом разглядывал обратный адрес.

— «Нихил» с латыни переводится как «ничего»!

— Как «ничего»?

— Так просто: ни-че-го!

— Подожди, я сейчас…

          Мацу набрал телефонный номер.

— Алло, Хелен, это ты? Сделай мне маленькое одолжение: пробей по базе данных «Джо Нихил»… Ничего? Хорошо, тогда посмотри, кто проживает по адресу 14 авеню, Венайс-Бич.  Ага… Еще раз спасибо.

Он растерянно опустил трубку на рычаг.

—  Знаешь, там даже нет такой улицы…

— А ты чего ожидал?

—  Я просто подумал…

— Да ладно. Видимо, мы кого-то достали из наших уважаемых коллег...

— Вот узнаю, кто, — угрожающе произнес Китано, — и приготовлю из него кетчуп по-японски!

— А это как?

— Вместо помидоров используется кровь врага.

 Бен улыбнулся:

— Да ну тебя к черту, Мацу. Пойдем что-нибудь выпьем.

*****

— Чертова страна, чертов город и чертов бар с его паршивым виски!

Билл сидел возле стойки. Около него стояли два пустых бокала из-под пива и почти пустой стакан из-под виски. Правда, в течение последних двух часов бармен поднимал в нем уровень жидкости пять или шесть раз. Или все-таки пять?

Туман, клубившийся в голове Билла, не очень помогал ему принимать несовершенство мира. Да, он родился индейцем. Да, он краснокожий. Да, он любит «огненную воду». А почему бы ему, собственно, ее не любить?

Он — чистокровный американец, его далекие предки носились по прерии, наводя ужас на белых поселенцев. А теперь? А теперь он сам на себя наводит ужас!

Эти десять лет были особенно тяжелыми, после последней отсидки, из-за этих белых недоносков. Надо было их вообще прибить. Но тогда, может быть, ему бы впаяли пожизненно. Хотя и это разве жизнь?

Великий Маниту наградил его силой. Он легко гнул подковы и закручивал вокруг пальца гвозди. Когда на него «наехали» на прогулочном дворике «черные волки», он троих так отделал, что администрация, дабы предотвратить следующее кровопролитие, быстренько перевела его в другую тюрьму, где он последние пять лет был в одиночной камере.

Теперь вот он и вышел. Теперь он на свободе целых восемь месяцев без оранжевых подносов с надоевшей бурдой, называемой тюремным рационом. Без злобных надзирателей, без часовых прогулок по тюремному дворику…

Он даже устроился работать в цирке! У него очень «важная работа». Он посыпает опилками арену и чистит клетки львов от дерьма. Ему даже три раза позволили убрать в вольере со слоном.  Какая честь! Правда, они закрывают глаза, если к его дыханию примешиваются винные пары. Да, денег хватает, чтобы пару раз в неделю посидеть в каком-нибудь баре.

— Эй, бармен! Я пойду отолью, а ты пока освежи мой стакан.

Билл неловко сполз со стула и, пошатываясь, побрел в туалет. Господи, ну и вонища, как в вольере у слонов! Нет, определенно хуже!

Он вернулся в зал. Потом, невзирая на протесты тщедушного повара, не то китайца, не то филиппинца, прошел через кухню и вышел на задний дворик. Там между двумя мусорными баками он опорожнил свой мочевой пузырь. Застегивая штаны, он смачно рыгнул.

— Что, вождь, простатит замучил?

Услышав незнакомый голос, Билл резко повернулся. Перед ним стоял высокий незнакомец и разглядывал его в упор.

— Что, дружок, тебе не терпится, чтобы я снял с тебя скальп? — и Билл плотоядно оскалился. Молниеносным движением он выкинул вперед руку с ножом. Незнакомец отступил назад, продолжая держать руки за спиной.

— Что, не нравится? Я сейчас сделаю несколько дырок в твоей шкуре, чтобы она не воняла, а потом повешу ее над своей койкой!

— У тебя есть то, что принадлежит мне, — спокойно сказал незнакомец.

— А ты попробуй, возьми! — произнес Билл и ухмыльнулся.

— Без проблем, — в ответ спокойно произнес незнакомец и неожиданно произвел такое быстрое движение рукой из-за спины, по сравнению с которым движение ножа Билла выглядело по-детски неуклюжим. Билл не успел удивиться проворности незнакомца, а тот с хрустом вогнал томагавк в голову индейца.

*****

— Мацу, а ты знаешь, что после двух бокалов пива даже тебе нельзя садиться за руль? -  участливо сказал Бен.

— Подумаешь, я могу осушить еще столько же! — возразил Мацу.

— Ага, сейчас уже начался новый день, точнее — его второй час. Поэтому давай закругляться, — наставительно произнес Крамер. — Эй, Жак, — обратился он к бармену, — сооруди-ка нам два своих крепчайших кофе.

И в этот момент зазвонил его мобильник.

*****

 Пристально рассматривая одинокое тело, украшавшее унылый пейзаж с ржавыми и погнутыми мусорными бачками, находящимися позади ночного бара «Зеленая Луна», Крамер заметил:

— Ясно тут  одно: этот индеец не Тонгва и не Чумаши.

— С каких это пор, Бен, ты заделался антропологом? — язвительно спросил напарник.

— Потому что эти индейские племена жили в шестнадцатом веке и практически исчезли с лица земли. Так что наш клиент вряд ли их потомок.

Индеец лежал на спине, широко раскинув руки, как бы пытаясь обнять весь мир. Его суровое лицо было спокойным, как ночная прерия. Полуприкрытые глаза не выражали ни страха, ни удивления. Единственным предметом, нарушавшим эту идиллию, был томагавк, глубоко засевший во лбу.

— Не удивлюсь, если это — тот самый исчезнувший томагавк, о котором нам звонили утром.

— Ничего себе картинка с выставки… Слушай, а может, это такой индейский харакири?

— Да? И как ты себе представляешь это? Индеец крадет томагавк и вгоняет себе в лоб по самую рукоятку? Ты бы еще придумал, что вначале он хотел выкурить трубку мира, но, напившись огненной воды, перепутал один конец томагавка с другим…

— А при чем здесь трубка мира? — удивленно спросил Мацу.

— Да при том, что рукоятки этих индейских топориков нередко представляли собой курительные трубки. Можно сказать, однотомное издание холодного оружия. Индейский вариант русского писателя Толстого «Война и мир».

Ночную тишину изредка нарушали только щелканье затвора фотоаппарата и яркие вспышки.

— Слушай, а может это Ку-клукс-клан?

— Ага, надо посмотреть, нет ли поблизости горящего креста, и проверить, не бродят ли по соседним улицам люди в белых балахонах.

— Нет, я серьезно…

— Я тоже. Подумай сам, зачем так экзотично было убивать этого краснокожего.

—  Даже не знаю. Может, кто-то захотел газетной шумихи…

—  Скорее, похоже, на пьяную разборку. Например, как тебе такой сценарий: вождь выпил лишнего и решил помахать топориком перед бледнолицыми братьями, а те сделали так, чтобы он уже никогда не расставался со своим томагавком. Кстати, надо обмотать пленкой рукоятку топора и проверить, чьи «пальчики» на ней засветятся. Этому Пачинни пока звонить не будем, ведь томагавк теперь вещдок.

Глава6. Анатомический театр и его герой

Многие люди ненавидят убийства, я тоже осуждаю преступников. Дело, понятно, не в самом убийстве, а в его загадке и разгадке… Для этого нужны ум и чутье.

                                          Энтони Джильберт «Не входи в эту дверь!».

 Раздался телефонный звонок.

— Алло, Крамер, приезжай немедленно, ты должен это увидеть сам, — знакомый Бену голос в трубке был привычно хрипловатым, однако не мог скрыть возбуждения судмедэксперта.

— Послушай, Паттерсон, чего тебе, лавры доктора Ватсона спокойно спать не дают? Ты что там, формалином обпился? Или у трупов дискотека? — недовольно проворчал Бен.

— Нет, долбанный ты Шерлок Холмс. Это ты меня послушай, я такое вижу в первый раз!

— Стивен, если это твой дурацкий розыгрыш, то тебе придется взять имя Гомера и сменить профессию.

— Это еще почему?

— Потому, что слепые в морге не работают! – зло произнес полицейский и с грохотом опустил трубку.

Включив ночник, Бен взял пачку «Кэмела» и закурил. Голова была пустой, в ней тяжело перекатывались чугунные шары мыслей. Ударившись друг о друга, они производили тяжелый гул в голове. Бен несколько раз протер большим и указательным пальцами глаза, пытаясь сосредоточиться. Надо разбудить Китано. И он набрал номер напарника.

— Мацу, заезжай за мной через минут пятнадцать. Вечеринка продолжается…

Не дожидаясь конца возмущенной тирады своего друга, он положил трубку и начал медленно одеваться.

 Царство мертвых… Когда-то модным было украшать латинскими изречениями фронтоны прозекторских и моргов. Типа «Здесь мертвые учат живых» или же «Здесь жизнь учится у смерти». Сейчас дорога в царство смерти была вымощена молочной белизны плиткой. Ладья Харона превратилась секционный стол из нержавеющей стали. Все было залито ярким светом люминесцентных ламп. Воздух в морге был практически стерилен, без таких осязаемых спутников смерти, как запахи крови и экскрементов. Иными словами, своей стерильностью секционная комната напоминала обычную операционную, где боролись за жизнь. Разница заключалась лишь в том, что здесь боролись за смерть. Точнее — за то, чтобы найти ее истинную причину.

          Томагавк уже был извлечен из головы, а отпечатки сняты и отправлены на компьютерную идентификацию.

— Короче, Харон, давай свою сенсацию, а то очень спать хочется! – Китано со злорадством произнес прозвище, которым наградили полицейские судебного патологоанатома.

Долговязая фигура судмедэксперта в очках-велосипедах, возвышалась белым ангелом смерти над телом индейца.

— Я бы предпочел, чтобы меня называли доктор Хаус, — обиженно сказал эксперт.

— Ага, сейчас! Напиши прошение в Голливуд, может, они переименуют Хауса в Паттерсона, — продолжал японец. — Если ты выдернул нас из царства Морфея только для того, чтобы сообщить, что наш клиент умер от асфиксии или передозировки героина, то тебе надо писать в «Lancet» или «Forensic  Medicine». Там просто ждут, не дождутся твоих опусов…

Тело индейца было покрыто простыней, хотя ее можно было и более поэтично назвать занавесом смерти, так как действие происходило в анатомическом театре. Грегори Паттерсон загадочно улыбнулся и жестом циркового фокусника сдернул на пол простыню, а затем, наслаждаясь шокирующим эффектом, победоносно посмотрел на изумленных детективов.

Китано даже присвистнул, а его напарник, удрученно вздохнув, сказал:

—  Вот спасибо. Нам для полного счастья не хватало только ритуального убийства.

То, что когда-то было гордым сыном прерий, беспомощно лежало на спине. С левой стороны груди индейца был вырезан темно-красный лоскут кожи в виде практически идеального круга.

— И какие будут предположения?

— Надо думать, что кто-то взял «трофей» …

— Ага, циркулем начертил круг, а потом вырезал кусок кожи скальпелем. То есть «убил-раздел-вырезал-одел»… И положил все, как было!

— На самом деле, Мацу, ты не так далек от истины! Это действительно циркуль. Только грифель заменен лезвием скальпеля. Затем убийца отпрепарировал кожу, практически не задев мышц.

— Я так думаю: может, это было убийство из мести? Он украл и обесчестил бледнолицую скво, и поэтому…

— Хватит смотреть голливудскую муть с мычавшими, тьфу ты черт, молчащими ягнятами и красными драконами*.

  — У меня гнусное ощущение, что это очередной «глухарь». Дай Бог, чтобы последний…

— Кстати, а пришли результаты дактилоскопической экспертизы?

— Конечно. Пальчики — просто загляденье. Но их нет в картотеке ни у нас, ни у ФБР. И это еще не все!

— Как это не все? Значит, то, что мы увидели, так же часто встречается, как чипсы и ванильное мороженое в «Макдональдсе»? — возмущенно произнес Мацухиро

— А вот угадайте, что я нашел в карманах его джинсов?

— Грязный носовой платок, пачку презервативов и домашний адрес убийцы!

— Вот только не надо острить, детектив, — обиженно сказал Паттерсон. — Пять апельсиновых зернышек*! По одному на каждый карман!

*****

Друзья вошли в криминалистическую лабораторию. Навстречу им вышла Лиз Грейвс, высокая стройная блондинка с короткой стрижкой и изумрудными глазами.

—  Привет, мальчики, вы не зря сюда пришли! Учитывая скорость выполнения работы, походом в кино с попкорном вы не отделаетесь.

Однажды Лиз познакомилась с Беном на полицейской вечеринке, где тот блистал остроумием и прекрасно танцевал. Был короткий бурный роман, который, к сожалению, обоих, быстро закончился, так как работа съедала у обоих все время, а «счастливое завтра» было так далеко…

Она могла себе позволить такое обращение еще и потому, что лет пять назад ее бывший муж, неудавшийся бас-гитарист малоизвестной рок-группы «Железный Койот», пьяным вломился среди ночи в квартиру и начал избивать Лиз. Полуголая, она выбежала на улицу, поймала такси и направилась прямиком к Крамеру домой. Бен не стал долго собираться. Он успел к практически полному разгрому бывшей уютной квартиры Грейвс. Крамер не стал зачитывать права, а просто набил рожу буяну, а когда тот вытащил нож, так же просто сломал ему руку. И объяснил, что может отправить воющего детину за решетку за вооруженное нападение на полицейского офицера. Потом Бен сам ввел свой номер телефона как экстренный в телефонную книжку Лиз, под номером 3, и стоило нажать кнопку, как тотчас отправлялось sms-сообщение «Беда. Приезжай немедленно, 12 авеню, дом 22, квартира 2».

Однако Том, ее экс-муж, не успокоился и еще раз попытался. проучить бывшую жену.  И надо же случится такому, что именно в этот день Бен забыл свой мобильник у Китано. Мацухиро, мгновенно разобравшись в ситуации, примчался как самурай в экзотическом кимоно, с бамбуковым мечом, и так отделал Тома и его четверых товарищей, что впоследствии тот перебрался далеко; не то на Аляску, не то в штат Монтана...

  — Итак, у нас есть две группы отпечатков пальцев. Одними изобилует рукоятка томагавка. Такое впечатление, что томагавк разве что не целовали. Другие мы сняли с вашего индейца. Прежде всего: на самом томагавке ни одного отпечатка вашего краснокожего друга. Зато при снятии отпечатков пальцев у пострадавшего выяснилось много интересного.

   Во-первых, он частый гость в нашем королевстве. Причем начал с подросткового возраста. Итак, знакомьтесь: Билл Редспот, 37 лет, не женат, задерживался шесть раз, в первый раз — в возрасте 14 лет за кражи магнитофонов из машин, но был отпущен на поруки, так как был круглым сиротой и находился под опекой социальных служб. Получил условно два года. Задержан повторно в 17 лет за вождение без прав в нетрезвом виде и за угон машины, в багажнике которой было обнаружено два кило марихуаны. Получил шесть лет. После отсидки работал пару месяцев на стройке, потом полгода грузчиком в мебельном магазине. Потом начал злоупотреблять виски и был арестован за пьяную драку. Его адвокату удалось убедить суд присяжных в «тяжелой судьбе» своего подзащитного, и вместо тюрьмы его направили на принудительное лечение от алкоголизма. После лечения Билл не пил почти с год, но потом опять сорвался. Опять арест, теперь уже за пьяный дебош в баре. И снова адвокат определяет его в программу «12 шагов». Как ни странно, Редспот заканчивает ее и даже работает какое-то время мойщиком посуды в интернате для слепых детей. И  работает там целых три года. Как-то вечером он возвращался с работы и сел «не в тот автобус». Через несколько остановок туда же загрузилась банда бритоголовых подростков, которые начали приставать к беременной темнокожей с недвусмысленными намеками. Со слов потерпевшей, ваш индеец заступился за нее, и тем самым спас и ее, и будущего ребенка. Но получил два ножевых ранения: в бедро и в живот. Обороняясь индеец нанес тяжкие телесные повреждения двоим из шести подростков, просто выкинув их из автобуса. Остальные отделались легкими ушибами. Отец одного из пострадавших недоносков был адвокатом и сумел найти такого же крючкотвора. Тот и доказал присяжным, что перед ними — опасный рецидивист. Суд расценил действия индейца как превышение пределов необходимой обороны, и он получил еще десять лет. Несмотря на примерное поведение, он освободился точно в срок. Характер Билла изменился, он стал нелюдимым. Одним из требований программы по досрочному освобождению была обязанность раз в три месяца появляться в ближайшем к месту жительства полицейском участке. Последнее место работы — в цирке, рабочим. Убирал арену, чистил клетки, вроде, им даже были довольны. Да, самое интересное! Его фамилия — это переведенное на английское индейское имя Билл Красное Пятно. Я порылась в старых записях. Оказывается, свое индейское имя он получил из-за красной круглой гемангиомы на левой стороне груди.

— Что это еще за зверь такой из медицинских джунглей?

— Гемангиома — это такое врожденное заболевание, по типу доброкачественной опухоли на коже, которое образуется и развивается в сосудах. Гемангиома, в отличие от многих других доброкачественных образований, не перерастает в злокачественную опухоль. Локализация заболевания непредсказуемая, красные пятна способны проявиться на любом участке тела, — разъяснил Бен.

— А ты откуда все это знаешь? — спросил Китано. — Ах да, совсем забыл, ты же без пяти минут врач! Так где, говоришь, было это красное пятно? — обратился он к Лиз.

— Слева, а что?

— Мацу, а не его ли удалил наш пластический хирург?

— Но зачем? Какой в этом смысл? Это же не благотворительная акция?

— Так ответил на твой вопрос великий Гете устами Фауста, в свою очередь, отвечая  на вопрос Вагнера:

Но жизнь, ведь человек дорос,

Чтоб знать ответ на все загадки,

Что значит знать?

 Вот, друг мой, в чем вопрос.

 На этот счет у нас не все в порядке.

— А пока «глухарь» остается «глухарем», — грустно подытожил Китано.

Глава7. Драку на две персоны заказывали?

                             Гладиатор принимает решение на арене.

                                                                 Луций Анней Сенека.

                                       Lex est quod  facimus.

                                                   Закон — это то, что мы делаем.

Крамер и Китано сидели в своей любимой греческой кофейне с названием «Кофе Эллады». Хозяин кафе, старый Никос Лазаридос, был настоящим знатоком и ценителем этого напитка. В меню всегда насчитывалось не менее двадцати сортов кофе. А уж способов приготовления у него было великое множество. В меню были и «кофе по-венски со сливками, апельсиновой цедрой и мускатным орехом», и «по-турецки», сваренный на раскаленном песке в металлическом кувшинчике, который подавался со стаканом ледяной воды; а также «по-ливийски», с кардамоном и шафраном. Был тут и черный кофе с лимоном «по-сицилийски», как иногда пьют и в Израиле, и даже кофе «по-бедуински» — очень сладкий и очень крепкий, в малюсеньких чашечках.

Расходиться по домам друзьям совсем не хотелось, и они сидели на улице, наслаждаясь ночной прохладой. А когда напарники заказали по третьей чашке турецкого кофе, сам хозяин преподнес им по рюмке «метаксы».

Несмотря на обоюдные попытки друзей перевести разговор на другую тему, тот снова и снова возвращался к убитому индейцу.

— Да  дались тебе эти зернышки? Ты что, решил обзавестись апельсиновой рощей? — отхлебнув кофе, спросил Мацухиро.

— Не мешай мне думать! Что-то мне это напоминает?

Бен сидел напротив Китано, построив своеобразную анатомическую пирамиду: левый кулак он поставил на клетчатую скатерть, на него водрузил  правый, а сверху увенчал собственной головой. Взгляд Крамера  был устремлен в содержимое чашки.

— Пожалуйста, думай сколько угодно. Тоже мне Шерлок Холмс!..

— Мацу, ты гений!

— Да ладно, зачем же так? Чуть что — сразу гений! Мама, правда, говорила, что когда надо, у меня котелок варит.

— Варит, варит, это точно. У Конан-Дойля один из рассказов о великом сыщике так и называется «Пять апельсиновых зернышек». Там речь идет о серии загадочных убийств, к которым причастен Ку-клукс-клан. Правда, могли прислать и семечки от дыни. Скорее всего, убийство этого вождя — не что иное, как работа ку-клукс-клановцев или же их друзей.

— А что, у этих подонков могут быть друзья?

— Ну, друзья, если не по крови, то хотя бы по убеждениям. Больше всего они корешатся с «Белым Братством».

— Да, я как-то видел двух бритоголовых в черных майках с надписью: «Власть белым».

—  К тому же они носят татуировки.

— Точно. Есть у них какая- то облезлая ворона с венком.

— Не совсем. Это скелет орла, стилизованный под фашистский символ, где этот хищник держит лавровый венок, внутри которого свастика.

— Теперь надо будет вызывать их на допрос. Они, естественно, не будут являться, а мы опять и опять их будем вызывать. Но сначала надо их найти…

  Арестовывать их вроде не за что. Свободные люди в свободной стране. Хочешь, можешь в собственной ванне пираний разводить, имеешь полное право. Хочешь, сожительствуй с крокодилом, никто тебе слова лишнего не скажет. А хочешь, носи двусмысленную символику. Ты ему обвинение в разжигании национальной розни и расизме, а его адвокат будет утверждать, что это не знак «СС», а молнии скандинавского бога Тора. Ох, это именно тот самый случай, когда хочется воскликнуть: «Да пошло все к такой-то матери!»

— Не расстраивайся ты так, — ободрил друга Бен. — Знаю я не очень далеко одно чудесное место. Там всегда собираются наши лучшие подозреваемые. Бар называется «Ночной Ястреб». Не путай с баром «Орел» для голубых, а то ребята могут обидеться…

— Класс. Но, увы, видимо это закрытый рыцарский клуб, и только для своих.

— Как, разве ты не получил туда персональное приглашение?

— Какое?

— А вот такое! — и показал полицейский жетон.

— Конечно, имеется, — радостно воскликнул Мацу и широко улыбнулся.

— Вот только какое мы им предъявим обвинение?

— С этих проблем нет. За нападение на полицейских и оказание сопротивления!

— Так чего же мы ждем? Вперед!

*****

Когда «шевроле-малибу» притормозил возле ночного клуба «Ночной Ястреб», Крамер бросил взгляд на свои часы. Светящийся циферблат показывал 00:35.

Вывеску украшал стилизованный немецкий железный крест, выполненный из двух неоновых трубок, который окаймляла причудливо изогнутая красная трубка, видимо, обозначавшая пламя. На тяжелой дубовой двери была прибита медная дощечка «Вход только для членов клуба». Чуть ниже располагалась морда льва, держащего массивное чугунное кольцо.

Бен, взяв кольцо, трижды постучал в дверь. Мацу удивленно посмотрел на него:

-Ты что, уже бывал здесь?

 Бен не успел ответить, как дверь широко распахнулась и на пороге появился кожаный монстр, заняв собой почти весь дверной проем. Он был приблизительно шести футов и десяти дюймов ростом, при этом вес составлял более 320 фунтов. Одет он был в необъятную кожаную жилетку и такие же штаны. На волосатой груди тускло поблескивал немецкий железный крест, а его пояс украшал здоровенный непальский кукри*.

— Какого черта вы сюда приперлись, цветные козлы?

— Видишь ли, Белоснежка, — обратился Мацу к свирепому блондину-гиганту. — Мы приглашены сегодня на бал, а членские билеты случайно забыли дома…

— Ты что, желтомордая обезьяна, издеваться задумал?

И его рука потянулась к тесаку на поясе. Но, прежде чем рука коснулась рукоятки, Бен нанес три молниеносных удара. Два пришлись в массивную челюсть, а третий в горло. Мацу едва успел подхватить тушу охранника и мягко опустил ее на пол.

— Не люблю блондинок, они такие тупые и самоуверенные, — извиняющимся тоном проговорил Бен. Широко раскрыв перед Китано дверь и, сделав приглашающий жест, он добавил: — Прошу!

Когда они вошли, из разных концов зала на них уставились два десятка злых глаз. Зал был стилизован под мрачную пещеру в красно-коричневых тонах. Стены украшены светильниками в виде искусственных факелов, которые сумбурно чередовались с нацистскими флагами, средневековыми бутафорскими мечами, сделанными в Китае, и черно-белыми фотографиями людей в белых остроконечных колпаках на фоне горящих крестов. По обоим краям стойки бара стояли два манекена в доспехах средневековых рыцарей. Вместо столов были приземистые деревянные бочки.

Трое качков играли в снукер, где разноцветные шары были расписаны под оскаленные черепа, а вот разбивали их белым, украшенным свастикой. Другие посетители выглядели не менее экзотично. Голову бармена украшал двурогий шлем викинга. На многих из них была кожаная одежда, разукрашенная надписями и черепами. Большинство были бритоголовыми, некоторые повязали на головах черные банданы, а еще на двоих красовались немецкие каски.

Посетители находились внизу, а Крамер и Китано оказались на полутораметровом возвышении. Некоторые начали угрожающе вставать со своих мест.

— «Натюрморд» на тему: «Третий Рейх времен короля Артура, или Закрытое психиатрическое отделение, выход в город». Дерьмо, пиво, кровь с добавлением ненависти и идиотизма. Автор неизвестен, — громко прокомментировал Крамер.

— Здравствуйте, уроды, — дружелюбно поприветствовал Китано, сидящих в зале, высоко подняв над головой полицейскую бляху. — Мы слышали, что тут готовят прекрасный «гифилтофиш». Не надо вставать, девчонки! Мы сами к вам спустимся.

Большинство завсегдатаев бара уже стояли тесным полукругом. Когда друзья спустились, круг замкнулся.

— Вам нечего здесь делать, цветные легавые свиньи, — прошипел невысокий бармен.

— Похоже, здесь нас уже не любят, — вглядываясь в разъяренные лица бритоголовых, сказал Бен.

Человек шесть сжимали ножи, еще двое стояли с киями наперевес.

— Слышишь, ты, пол-викинга, мы просто хотели задать несколько вопросов и спокойно уйти…

— Сдохни, сука! — закричал низкорослый бармен и бросился на полицейского с огромным ножом. Мацу[p1] легко блокировал руку нападавшего и со всего размаха огрел его кулаком по шлему. Бармен рухнул, как подкошенный, у ног Мацу.

— Бен, работаем на поражение, — прокричал Китано, одновременно уворачиваясь от следующего удара ножом и ныряя под направленный в грудь кий.

Напротив Крамера оказалось сразу четверо. Двое были вооружены кастетами с шипами, а другая пара двигалась на него, выставив балисонги*. Первым на него бросился небритый рыжеволосый здоровяк, пытаясь нанести удар кастетом в голову. Бен выбросил вверх согнутую в локте руку, блокируя смертоносный удар, затем резко ушел за спину противника, прикрывшись им, как гигантским щитом. Предназначенный ему удар ножа второго, жилистого, противника, принял необъятный пивной живот рыжего великана. По-бабьи взвизгнув, тот упал на колени, схватил обеими руками за руку бывшего собутыльника и повалил его вместе с собой на пол. Бену оставалось провести два коротких удара ногой, и оба противника погрузились в океан безмолвия. Защищаясь от нового удара ножа, Бен пропустил удар кастетом по ребрам. Ослепительная оранжевая молния блеснула перед глазами Крамера. Он рефлекторно прижал руку к месту удара, понимая, что не успеет уклониться от следующего удара ножом, и выкрикнул по-японски:

— Мацу, абунаи наифу!*

Китано мгновенно развернулся. Его руки стали невероятно длинными, как крылья гигантской мельницы. Правая почти полутораметровая рука ударила сверху по голове нападавшего с ножом, а левая сбоку рубящим ударом угодила в шею обладателю кастета. Оба со стонами повалились на пол.

— Бен, это не игрушки; на кону наша жизнь!

 Крамер тряхнул головой, фокусируясь на реальности, и, тяжело дыша, занял боевую стойку санчин–дачи*. Теперь до него дошло, что не было никакого волшебства. У японца были самые обыкновенные руки, просто они стали длиннее за счет нунчаку*, и сам он стал живым воплощением грозного и беспощадного японского бога меча Такэмикадзути*. На его левом бедре расползалось темное пятно, а белая рубашка была порвана в нескольких местах. Грудь пересекал косой красный крест, оставленный клинками противников. Но Мацу, видимо, не чувствовал боли и продолжал крушить неприятелей.

Блокировав удар кием в грудь, Бен с разворота нанес молниеносный уромаваши* левой ногой в челюсть нападавшего. Раздался сухой хруст, и тот, бросив кий, завыл от боли, схватившись руками за сломанную челюсть. Затем, перехватив очередную руку с ножом, Крамер развернулся вокруг своей оси и резко выпрямил локоть противника в обратную сторону. Очередной хруст очередной сломанной кости.

Остатки нападавших сбились в кучу. В течение пятнадцати минут из двадцати противников на ногах осталось только восемь бритоголовых.

Обе противоборствующие стороны шумно дышали. На мгновение Мацу прекратил бешенное вращение нунчаку и, облизнув разбитые губы, прохрипел:

— Тот, кто танцует со смертью танго, должен внимательно слушать музыку. Итак, продолжим...

Но он не успел окончить.

— Стойте, офицер!

Мацу обернулся. Перед ним на пошатывающихся ногах стоял бармен.

— Всем бросить ножи. Я сказал: всем бросить ножи! — и он двинулся в сторону собратьев. Те нехотя подчинились.

— Хорошо. Задавайте свои вопросы и получите на них ответы!

Китано засунул две пары нунчаку  себе за пояс и сказал:

— Пару дней назад убили одного индейца. Кто из твоих головорезов это сделал?

— Вы будете смеяться, офицер, — и бармен криво улыбнулся, — но именно индейцев мы не трогаем. Жидов, ниггеров, китайцев — это пожалуйста. А вот индейцы пока не входят в сферу наших интересов.

— Да? Интересно, по какой такой человеколюбивой причине?

— Очень просто: мы объединились с мексиканской бандой «18» и в качестве залога партнерских отношений пообещали не трогать краснокожих.

— А может, кто-то все-таки нарушил?

— Исключено, — твердо сказал бармен. — У нас арийская дисциплина!

 А теперь, если вы не возражаете, мы должны оказать помощь нашим братьям, тем, кому она еще нужна… И проститься с теми, кто пал в бою. А теперь уходите! Идите и не бойтесь, никто не воткнет вам нож в спину.

Оба полицейских, поддерживая друг друга, поднялись по лестнице и вышли на улицу.

  — Это не они, — уверенно сказал Крамер.

— И откуда такая уверенность? Уж не проникся ли наш славный еврейский мальчик идеями неонацизма?

— Нет, не проникся! Но это тупик…

— Да ты сам же говорил про пять апельсиновых зернышек. Говорил или нет?

— Говорил, — устало произнес Бен и вытащил мобильник из кармана брюк. — Подожди минутку. Алло, Паттерсон? У меня к тебе только один вопрос. Сколько было апельсиновых зернышек? Ах, какая  мне разница?  Давай я тебе популярно поясню, тут, рядом со мной, стоит Китано в очень плохом настроении, в порванной рубашке от Ива Сен-Лорана и с резаной дыркой в брюках… Повтори-ка еще раз. Ты уверен? Ах, ты не считал это важным? Хорошо, Грег, я его успокою… А тебе придется сейчас выпрыгнуть из теплой домашней пижамки и приехать штопать Мацу! Да нет же, не его рубашку, а его ногу. Все, до встречи.

— Ну?

— Что ну? Их было шесть!

— Кого?

— Зернышек апельсина. Их было шесть! Просто одно у него упало на пол, и он пнул его под шкаф с инструментами.

— Убью гада!

— Мацу, а кто нас будет штопать? Так что, напарник, поехали на курсы штопки и шитья.

Когда они, кряхтя, усаживались в «шевроле», Бен сел на место водителя, а Мацу, максимально отодвинув пассажирское кресло, вытянул раненую ногу. Бен, включив зажигание, повернулся к задремавшему Китано и сказал:

— Если я что-то понимаю в этой жизни, то тут все ой как непросто. Нас еще ждут очень большие неприятности…

Мацухиро, приоткрыв левый глаз, слегка повернул голову в сторону водителя и поинтересовался:

— Ты что, пророк?

— Нет, просто разочарованный коп, который ужасно хочет спать...

Глава8. Коварная рожица

Если бы Бог был всемогущ, то человек не смог бы ничем злоупотреблять.

Жан-Кристоф Гранже «Присягнувшие тьме».

Когда Мацу со стаканчиком дымящегося кофе появился на пороге их с Крамером кабинета, он застал следующую картину. Его напарник сидел за непривычно голым столом, локти опирались на стол и образовывали треугольник, вершину которого венчала голова. Он пристально вглядывался в небольшую золотистую коробочку, украшенную красным бантом. Взгляд его был неподвижен.

Китано обошел вокруг своего друга. Тот даже не прореагировал.

— Медитируешь или готовишься стать новой моделью для Родена?

Молчание было ему ответом.

Китано пододвинул стул и, сев на него верхом, принял точную копию позы Бена, даже так же поддерживал двумя большими пальцами свой массивный подбородок.

Они просидели в полном молчании еще минут десять.

— Слушай, Бенджамин, я, конечно, не интеллектуал, и для меня, что дзен*, что дзинь … Не можем же мы просидеть так весь день!

— Не мешай, я думаю!

— А может, к тебе залетала зубная фея? — не унимался Китано.

— Отстань!

Просидев еще пару минут, Бен откинулся на спинку стула и резко выдохнул:

— Ну, хорошо. Приступим, — и надел резиновые перчатки.

Когда он убрал упаковку, перед ними появилась элегантная черная коробка с тисненой золотой короной и скромной надписью «Rolex».

— Тебе что, всю челюсть удалили? — недоуменно произнес Мацу.

Бен аккуратно открыл футляр. Часов там не было. На золотистых волнах атласа лежала маленькая оранжевая таблетка с жизнерадостной рожицей.

— Сукины дети, опять кто-то над нами пошутил. Как же они достали!

Бен не успел ничего сказать, как Мацу схватил коробочку со стола и пулей метнулся в коридор. Остановившись возле кофейного автомата, он высоко поднял коробочку над головой.

— Эй, чья это идиотская шутка?

Удивленные взгляды нескольких сотрудников быстро остудили его. И Китано, понурив голову, вернулся в кабинет. Поставив коробочку на стол, он угрожающе сказал:

— Я все равно найду тебя, чертов умник!

 Крамер снял трубку.

— Серж, это Бен Крамер. Зайди ко мне на минутку. Спасибо, жду.

Через несколько минут легкой, слегка танцующей походкой вошел Серж Орловски и, как заправский пушер** или сутенер, заговорщицки произнес:

— Кокаин, героин, девочка, мальчик?

— Серж, взгляни. Что ты об этом думаешь?

И Крамер развернул в его сторону футляр из-под часов.

— Вот те крендель! — озадаченно протянул Орловски. Потом он достал маленький целлофановый пакетик и пинцет. Поместив таблетку в пакетик, он сказал:

— Подозреваемый заключен под арест без права выйти под залог. — А потом обратился к угрюмому Китано: — Мацу, я к ребятам в токсикологическую экспертизу, а ты организуй кофе!

 Серж вернулся через минут двадцать, помахивая прозрачным пластиковым пакетом, в котором оранжевая таблетка колыхалась, как утлое суденышко в бушующем океане.

— Ну что, парни, заждались?

И, прихлебнув кофе из бумажного стаканчика, скорчил недовольную гримасу:

— Пить остывший кофе из бумажного стаканчика — так же, как после безалкогольного пива целовать резиновую женщину!

Бен оторвался от полицейского отчета и прокомментировал:

— Всегда восхищался людьми с большим жизненным опытом.

Глядя на обиженное лицо Орловски, Мацу расхохотался:

— Теперь, Серж, ты меня понимаешь?

— Ладно, перейдем к вашей таинственной незнакомке. Родом она из сырно-тюльпанной Голландии. Очень популярный синтетический наркотик со смешанным стимулирующим действием. С одной стороны, он похож на психостимуляторы-амфетамины, которыми закидываются спортсмены и дальнобойщики, с другой, — у него есть галлюцинаторный эффект. Итак, знакомьтесь: МDMA. А выглядит она примерно так, — и он нарисовал формулу.

— Не знаю, лично мне, — сказал Мацу, — она напоминает гусеницу. Вот, смотрите, это ее голова, а вот это — ее глазки.

— Действительно, похоже. Только здесь, в конце, не хватает половины туловища.

— Похоже, эта гусеница переползала дорогу, и какой-то пьяный байкер* на «харлее»* переехал ее…

— Ребята, может хватит заниматься эйдетизмом, — устало произнес Крамер.

— Ничем таким я уже давно не занимаюсь, — обиделся Мацу.

— Мацухиро, тебя бы никогда не сожгли на костре инквизиции!

— Это еще почему?

— По причине твоего дремучего невежества. Эйдетизм — это почти гениальная способность воображения плюс фотографическая память. Например, человек видит на стене сеть трещин и может представить себе настоящую картину или запомнить за несколько секунд прочитанный текст.

— Сам дурак! — огрызнулся японец. — Даже комплимент по-человечески сделать не можешь. Ладно, Серж, продолжай!

— Вот эти «глазки» — это кислородные связи, а вот здесь, в конце, азот с водородом. На научном языке фармакологии фамилия нашей красавицы звучит «Метиле́н-дио́кси-ме́т-амфетами́н». Имен много, как у хорошего рецидивиста. Но наиболее известно это вещество как «экстази». Кстати, это имя дал ей католический пастор из Далласа, большой поклонник этой таблетки, по фамилии Клегг. Изготавливается этот психоделик* из сафрола, желтоватого масла, получаемого из коры корня лаврового дерева сассафрас, которое растет у нас, а также в Китае и на Тайване. В восьмидесятых годах MDMA было настолько популярным в молодежной среде, что открыто продавалось в маленьких бутылочках под названием «Sassyfras». Так вот, родилась наша оранжевая гостья в далеком 1912 году. Ее папой был немецкий химик-фармацевт Антон Келиш. И родилась она не в каком-нибудь захудалом подвале с пыльными колбами, а в могущественном химическом концерне «Мерк». .

__________________________________________________________________

.

— Они что, официально на наркоте разбогатели? — недоверчиво спросил Китано.

— Абсолютно нет. Это старейшая фармацевтическая фирма в Европе, если не во всем мире. Ей лет триста пятьдесят. Ей еще принадлежит синтез морфия, кучи витаминов и стрептомицина. И кортизона, кстати. За последние два химики получили Нобелевские премии.  Что ж, вернемся к нашей красавице…

— Да какая она, к черту, красавица? Этой бабусе больше ста лет. И она еще улыбается своим беззубым ртом!

— Не совсем так, улыбка у нее появилась относительно недавно… В 1971 году предприимчивый французский журналист Лауфрани зарегистрировал смешную рожицу, теперь известную как «смайлик», в качестве товарного знака во Франции. И даже создал компанию «Smiley Licensing Corporation Ltd.» — для продажи, лицензирования и рекламирования изображения улыбающегося лица в Соединенном Королевстве и Европе. А вообще-то у нее тысячи лиц…

— Как этопонимать?

— Кроме этой улыбающейся мордашки существует еще два десятка различных изображений популярных брендов и пиктограмм. Например, эмблемы «мерседесов» и «мицубиси», компании «Эппл», значков Супермена и Бэтмена, бабочки, рожицы семейства Симпсонов и так далее… При этом они могут быть любых цветов и оттенков.

— Не понимаю, зачем все эти значки и цветное конфетное драже?

— Мы тоже задумались. И обратились к одному старому психиатру. У него всегда в кармане есть оригинальные идеи. Он много беседовал с наркоманами, когда начинал свою карьеру как психиатр.  И вот что он понял. Наркоман запоминает перед своим токсическим опытом цвет и изображение. А здесь начинается самое интересное. Работа на подсознание, еще до того, как он принял эту волшебную таблетку. Бен, с чем у тебя ассоциируется голубой цвет?

— Небо.

— Прекрасно, а красный?

— Огонь.

— Замечательно, а оранжевый?

— Апельсин.

— Просто великолепно! Скажи, а какой цвет более мощный: голубой или красный?

— Конечно, красный! Огонь, он все пожирает. А голубой — это как небо или вода, олицетворяет спокойствие.

— А вот тебя бы, Бен, точно инквизиция сожгла бы как колдуна, — съязвил Китано.

— Давайте продолжим, — спокойно выдержал атаку Бен.

— Так вот, Бен абсолютно прав. Наркоман — такой же человек, как и мы, но только с искаженной психикой. И он помнит, что «мерседес» — это мощь, «мицубиси», особенно спортивные модели или кабриолеты, — это скорость, мультики — это весело, а стать супергероем за пять минут — это круто. И в следующий раз он будет искать тех же суррогатных ощущений, а главное для дилера, — точно такую же таблетку. Улавливаете связь?

— Да, а я всегда думал, что наркоманы — тупые, а оказалось… — удивленно сказал Китано.

— Наркоманы не тупые и не умные, это больные люди. А вот химики и фармацевты — у этих с головой все в порядке. Как говорят киношные злодеи с особым цинизмом: «Это только бизнес, господа». И таких таблеток на рынке миллионы. Вот так вот, господа.

— Дальше давай, Серж, дальше.

— Наибольшее распространение таблетка получила на дискотеках. Более того, она стала даже как бы визитной карточкой. Некоторые владельцы ночных клубов предлагают ее почти так же, как вечерний коктейль.

— Водка с мартини, взболтать, но не смешивать, — тут же выпалил Мацу.

— Мацу — большой поклонник Джеймса Бонда, — извиняющимся тоном добавил Крамер.

— А что, классные фильмы. Но мне лично старик Шон* нравится больше всех. Остальные как-то не дотягивают. Английского лоска им не хватает.

— Китано у нас подрабатывает в свободное время кинокритиком.

— Сам ты кинокретин! — огрызнулся Китано

— Парни, у меня тоже, между прочим, работа, — тонко намекнул Серж Орловски. — Так вот, дают такую танцевальную таблетку, — и танцуй до упаду. Причем в прямом смысле: пока не упадешь. Поскольку идет сумасшедший выброс серотонина и норадреналина. При этом температура тела поднимется выше 40 градусов. Что называется, мозги кипят. А тут еще всякие энергонапитки, типа «Ред Була» или «ХL». А надо просто пить побольше воды… А какой дурак будет пить воду на дискотеке? А еще такая таблетка улучшает общение.

— Это каким образом?

— Химическое вещество, из которого сделана таблетка,-делает  человека более дружелюбным и более сексуально доступным, особенно девушек.

   Как  эмпатоген*, MDMA действует на психику, вызывая состояние эйфории, подавляя негативные эмоции, такие, как страх, ненависть, раздражение. Человек становится мягче и терпимее к окружающим. Снимаются социальные запреты, уходит чувство вины, растет уверенность в себе, а некоторые даже перестают заикаться.

    В качестве энтактогена*, действие MDMA заключается в способности испытывать чувство энтактогенеза — внутреннего прикосновения. Вот такая волшебная кнопка души! Со слов тех, кто закидывался этим химическим счастьем, тебя охватывает всеобъемлющее ощущение, что все хорошо и в мире, и в самом себе. То есть полная нирвана. Отсюда и смайлик! В последние годы MDMA, якобы, даже возвращается в официальную медицину. А точнее, — в психиатрию и онкологию. Англичане считают, что экстази способен останавливать рост раковых клеток. Однако, чтобы добиться этого эффекта, пациент должен рискнуть принять летальную дозу препарата.

— Класс! Пациенты умирали здоровыми и счастливыми, — прокомментировал Китано. Орловски игнорировал выпад коллеги и продолжал:

— В Израиле пытаются использовать MDMA как вспомогательное средство при лечении посттравматического расстройства психики, в сочетании с психотерапией.

— Можно, я ее у себя сохраню, как вещественное доказательство, — невинным голосом произнес Мацу и потянулся за пакетиком с таблеткой.

— А ты, Китано, еще и сексуальный маньяк! — злорадно заметил Серж.

— Вовсе нет, я просто хотел пожертвовать собой для науки, — скромно и с достоинством ответил Мацу.

— Да, совершенно забыл тебе сказать, — и Серж улыбнулся. — При использовании этой чудесной таблеточки может возникнуть депрессия. Ее часто называют серотониновым провалом, так как происходит истощение уровня серотонина в головном мозге. А потом… —

Серж сделал многозначительную паузу, — Tuesday Blues* или Suicide Tuesday*.

— Это еще почему? — настороженно спросил Мацу,и его рука дирижаблем застыла над пакетиком с таблеткой.

— Все очень просто! Ты пошел в ночной клуб в субботу, проглотил таблеточку, скажем так, часика в два ночи. А с середины  воскресенья тебя начинает колбасить: тоска, неуверенность в себе, плохие мысли о будущем, пропадает аппетит…

— Как пропадает аппетит? — с ужасом прошептал Китано.

— Это и есть депрессия. А достигает она своего пика в последующий вторник и оканчивается она или прыжком в вечность, или мерным покачиванием в петле.

— Уберите от меня эту гадость! — закричал Мацу и отдернул руку.

— Но это не всегда. Говорят, не больше двадцати процентов…

— Вот и сам пей!

— Мацухиро, какой-то ты совсем недружелюбный.

— Вот получишь урокен* в ухо и сразу почувствуешь мою симпатию к тебе!

— Ладно, засиделся тут у вас, пойду я в свой отдел, — устало буркнул Орловски. — Таблетку оставить?

— Забери! — одновременно произнесли Крамер и Китано.

Глава9. Арена смерти

Смейся, и с тобой будет смеяться весь мир, плачь, и плакать ты будешь в одиночестве.

                                                              Английская пословица.

Яркие огни, зажигательная музыка, громкие аплодисменты и радостный детский смех — этот коктейль, который пила почти каждый вечер душа Збышека Ковальского. И носил этот коктейль название «Цирк».

Когда он выходил на арену, то с наслаждением слышал детские восторженные крики: «Мама, смотри, дядюшка Апельсин!» или: « У этого клоуна из ушей конфеты сыплются», или: «А ваша обезьянка разговаривает?»

Сколько неподдельной радости, сколько искреннего ожидания чуда! Как мало надо, чтобы сделать счастливым ребенка! Надо просто дать ему яркий леденец или позволить погладить смешную обезьянку по кличке «Абрикос» в маленьком рыжем паричке.

Свою первую конфету Збышек увидел в девять лет…

 А еще счастье, это когда можно не сжиматься в комочек, слыша хриплый лай овчарок, или есть хлеб, сколько захочешь, или спать на кровати, укрывшись теплым одеялом, или ходить в туалет…, когда захочешь.

Сколько раз,закрывая глаза, онслышалотрывистые гортанные окрики: «Хальт!» *, «Цурюк!» * и пустые мольбы «Нихт шиссен!» * и короткие очереди «шмайсеров» * в ответ…

 Сегодня многие дети мечтают стать астронавтами, суперменами, ниндзя, манекенщицами и кинозвездами. Становясь старше, они мечтают стать брокерами, менеджерами, банкирами или просто удачно выйти замуж… Збышек мечтал об одном: увидеть сквозь маленькие дырочки в большом фанерном чемодане первые лучики утреннего солнца.

Самым ярким впечатлением в его крохотной жизни был поход в три года с мамой в варшавский цирк. Там бегали смешные собачки, злые львы прыгали через горящий обруч, но лучше всех был веселый дяденька, раздававший конфеты и воздушные шарики, которого все называли «клоун». В пять лет он узнал, что существует ад на земле. А через год он знал его название – "Освенцим".

Было 27 января 1945, в воздухе кружились редкие снежинки. Збышек сидел возле барака на холодной земле и пытался поймать их открытым ртом. Мимо пробегал русский солдат и увидел маленькое изможденное существо, ловящее ртом снежинки. Он остановился, а затем подошел к ребенку. Присев перед ним на корточки, небритый солдат  отложил свой ППШ*, развязал вещмешок и протянул истощенному ребенку кусок серого сахара. Солдат спросил его жестом, когда он вырастет, — кем он хочет быть? Збышек ответил с набитым ртом: «Кlaun!» *. А солдат крепко прижал его к своей груди и разрыдался.

Збышек вернулся в Польшу, но никого из родных не осталось. Его дома в Варшаве тоже не было. Збышек прятался в развалинах, это единственное, что он умел хорошо. Однажды, когда он схватил с прилавка яблоко, продавец успел поймать его за руку.

Мужчина в сердцах замахнулся на маленького вора, и мальчик в испуге прикрылся рукой. Увидев синий номер на руке, продавец тихо спросил:

— Аушвиц*?

Збышек покорно кивнул. Мужчина отпустил его, а Збышек продолжал стоять рядом.

— Как зовут-то тебя?

— Збышек.

— А фамилия как?

— Не знаю.

— Теперь ты Ковальский! — произнес незнакомый мужчина и, приобняв его за худенькие плечи, продолжил: — Пойдем домой, сынок.

Так Збышек получил свою новую фамилию. А через несколько лет вся семья, и с ней Збышек, приехала в Америку.

И Збышеквыполнил обещание, данное самомусебе и русскому солдату.Он стал тем рыжим клоуном, который всегда и всех смешил. А когда его спрашивали, почему он всегда смеется, он отвечал, что достаточно наплакался в детстве. Он очень любил детей, но так и не смог построить свою семью. Отчасти потому, что он боялся, что его детей может постигнуть такая же участь, как и его. Хотя и понимал абсурдность своих страхов, но по-прежнему боялся… Второй причиной было то, что он всегда, несмотря на возраст, оставался в душе ребенком. Его не интересовали деньги, собственный быт, наличие машины и многое другое… Но самое главное, — что у него уже была семья, и этой семьей был цирк!

Единственное живое существо, которое было всегда с ним, — это Абрикос-три, маленькая смешная обезьянка, с которой он не расставался последние двенадцать лет.

  Две предыдущие обезьянки, Абрикос-один и Абрикос-два, уже много лет участвовали в небесных цирковых представлениях. И старый клоун грустно шутил со своим маленьким партнером:

— Скоро и нам, Абрикосик, туда перебираться...

Что сегодня был за вечер! Зал просто рыдал от смеха!  Столько счастливых глаз… Ради этого стоило жить!

Клоун сидел перед зеркалом и устало улыбался своему отражению. Дверь в гримерку тихонько приоткрылась, и быстрая тень скользнула внутрь.

— Ну что,старик, пожалуй, сегодня было твое лучшее выступление.

Збышек повернулся к незнакомцу и наивно спросил:

  — Вам правда понравилось?

— Очень! — искренне ответил гость.

Клоун счастливо улыбнулся:

— Вы знаете, ради таких минут хочется жить и вновь и вновь выходить на арену. Вот, например, послезавтра…

— Боюсь, что это невозможно, — с сожалением произнес незнакомец.

          Збышек улыбнулся. Правда, улыбка его выглядела теперь жалкой и растерянной.

— Почему? Что-то изменилось в программе цирка?

— Нет, — сообщил гость. — Просто сегодня ваше последнее  выступление. Хороший день, чтобы умереть!

В руке странного посетителя неожиданно появилось похожее на серебристую рыбку лезвие.

«Он, наверное, фокусник…» Эта была последняя мысль старого клоуна. А потом тяжелые красные кулисы закрылись, и опустилась темнота...

*****

— Чертов будильник! Если бы не соседи, я бы его пристрелил. Неужели шесть утра?

Мацухиро повернулся и, не открывая глаз, хлопнул ладонью по кнопке часов. Звонок продолжался! С досады он схватил будильник и швырнул об стену. Раздался механический хруст. Звонок прекратился на несколько мгновений, а потом вновь раздалась знакомая трель.

Китано сел в кроватии озадаченно огляделся, ища источник раздражающего его звука. Странно, будильник уничтожен, а звонок есть. Наверное, это нежная душа жестоко убиенного будильника блуждает в потемках, не найдя дорогу в часовой рай…

— Или нет?.. Вот дерьмо, это же мой мобильник!

Он пошарил рукой под подушкой и нашел телефон.

— Бен, ты что, совсем охренел! Сейчас пять утра…

— Как насчет цирка, напарник?

— В каком смысле? — ошарашенно произнес  японец.

— В смысле разных аттракционов. Ну знаешь, там всякие дрессированные собачки, жонглеры, прыгающие через скакалку слоны. Клоуны, гимнасты, смертельные номера…

— Даже не знаю. А сколько стоит билет?

— Для нас бесплатно!

— В каком смысле?

— В прямом. Нас пригласили на смертельный номер.

— Что, канатоходец ?

— Нет. Клоун. Дядюшка Апельсин.

— А этот цитрус, что ли, нас сам пригласил ?

— Нет, он не смог. К сожалению, у него серьезные проблемы с горлом. Он передал приглашение через директора.

— Фолликулярная ангина, — проявил свои глубокие знания в медицине Мацу, — у меня такая в прошлом году была. Я угадал?

— Почти. Ангина у него от уха до уха!

— Как это?

— Кто-то ему сделал «испанский галстук». Собирайся! Я за тобой заеду.

Черная «тойота-яарис» с полицейской мигалкой резко вылетела из-за поворота и  затормозила у гигантского зеленого шатра. У входа в цирк переминался с ноги на ногу маленький лысоватый человечек, похожий на сказочного гномика. Увидев выходящих из малолитражки мужчин в темных официальных костюмах, он заспешил к ним навстречу, опираясь на резную трость и слегка прихрамывая на правую ногу. Мужчины одновременно остановились в нескольких шагах от встречавшего и предъявили свои жетоны.

— Детектив Китано.

— Детектив Крамер.

-Был бы очень рад знакомству с настоящими сыщиками, если бы не столь печальные обстоятельства! Разрешите представиться, директор цирка Карло Ризотто*, как рис, – выпалил маленький человечек, схватился двумя руками за руку Китано и начал энергично ее трясти. — Прошу со мной за кулисы.

Они прошли мимо двух клеток со львами, потом увидели циркового артистана одноколесном цирковом велосипеде, жонглирующего булавами.Наконец они оказались возле двери в маленькую гримерку. Рядом стояла миниатюрная гимнастка в ярко-зеленом трико, разукрашенном блестящими серебристыми спиралями. Она плакала навзрыд, закрыв лицо кукольными руками.

— Кто? Кто мог сделать такое? Он же был самым добрым, самым милым — наш дядюшка Апельсин!

— Кто-кто?

— Это его сценический псевдоним. Когда-то, еще лет тридцать назад, он был натуральным рыжим клоуном. Збышек Ковальский… Он начинал свою карьеру у моего отца, знаменитого глотателя шпаг и пожирателя огня, — Огненного Энрике.

— А я помню этот номер! — вдруг сказал Мацухиро. — Меня мама водила. Было здорово!

— Спасибо за память, — просиял маленький человечек. — Так вот, в последние годы его ярко-рыжая шевелюра начала редеть и седеть. Все-таки ему уже шел восьмой десяток. Он сильно переживал по этому поводу. Ведь цирк был его жизнью. Столько всего пройти, чтобы умереть от руки какого-то садиста.

 Надо же, какая трагическая судьба! Прошу, — и он загнутым концом трости ловко распахнул дверь. — Мы ничего не трогали.

Гримёрную украшали пожелтевшие от времени афиши. На некоторых был рыжий клоун с лукавым лицом.

Мертвый клоун был одет в синий комбинезон с большими цветными заплатами. Он просто сидел на стуле и будто смотрел в зеркало. В зеркале отражался пожилой невысокий человек с огненно-рыжей шевелюрой. Кулаками он подпирал голову. Казалось, клоун пытается вглядеться в свое собственное отражение. На шее, прямо над крупной желтой бабочкой в синий горошек, виднелся разрез, из которого торчал багровый язык. Запястья были связаны между собой так, чтобы не развалить всю конструкцию. На наружной стороне левого предплечья были видны неровные полустертые  синие цифры 75823.

— Освенцим, — глухо произнес директор, ни к кому не обращаясь. — Збышек попал туда ребенком. Несколько женщин-заключенных после смерти его матери прятали его в большом чемодане. Когда он вырос, то решил, что будет делать все, чтобы люди только смеялись. Я знал его почти двадцать лет. Мы объездили вместе полмира. Он всегда делал нам кассу. А как его обожали дети! Это невосполнимая потеря для нас...

— У него не было врагов?

— Что вы!Он никогда ни с кем не конфликтовал. Его карманы всегда были набиты конфетами, которые он раздавал направо и налево…

Маленький рыжий клоун был похож на брошенную старую тряпичную куклу. Его голубые глаза были широко распахнуты и с удивлением смотрели на собственное отражение в зеркале.

*****

— Слушай, Харон, я, конечно, понимаю, что в царстве ночи сейчас день, но у нас, простых смертных… Ночь, ты понимаешь, проформалиненное чудовище? Ночь! Два часа ночи, а не четырнадцать дня!

  — А я тебе говорю: хватит изображать добрую зубную фею. А то обещаю, что дантист станет твоим лучшим другом. Ну, хорошо, хорошо. Сейчас я ему перезвоню, и мы приедем…

Паттерсон светился как новый десятицентовик, чего нельзя было сказать о двух детективах с явными признаками недосыпания и добродушными улыбками Фредди Крюгера.*.

— Ну, Потрошитель, — недобро произнес японец.  – Если ты соскучился по нам без какой-либо веской причины, то лично я помогу тебе совершить харакири вот этим.

И Мацухиро показал глазами на большой секционный нож, лежавший среди разложенных инструментов.

Игнорируя яростные взгляды обоих детективов, эксперт подошел к телу маленького клоуна и радостно прокричал:

— Але ап! – и поднял над головой рыжую шевелюру дядюшки Апельсина.

Бен и Мацухиро от удивления открыли рты.

Первым нашелся Бен.

— Ты знаешь, Грег, — начал он задушевным голосом опытной сиделки, — у меня есть один очень хороший психиатр. Так вот, он мне рассказывал про синдром выгорания. Это когда врач устает от своей работы, становится невнимательным, а иногда совершает странные поступки. Например, снимает скальпы с трупов. Понимаешь, Паттерсон, это уже даже не смешно. Тоже мне, последний из могикан…

Крамер потер глаза и устало посмотрел на напарника. Тот выразительно покрутил указательным пальцем у виска. Оба детектива развернулись и медленно молча двинулись к выходу.

  — Постойте! — взмолился эксперт. — Это еще не все…

— Знаешь, когда в цирке появятся вакансии, мы тебе непременно сообщим, даже ночью, — не оборачиваясь, бросил Бен.

— Можешь даже не сомневаться в нашей любви, — пробурчал Китано.

— Это не я, — тихо произнес Паттерсон, — тут есть еще…

Детективы как по команде развернулись.  Паттерсон, держа перед собой скальп клоуна, спокойно сказал: Это не весь скальп! Тут кто-то обрезал аккуратнокрай скальпа по контуру черепа. И,видимо,унес с собой в качестветрофея… Да, еще у клоуна во рту было вот это…

 Патологоанатом достал из кармана маленький целлофановый пакетик.  Внутри лежал небольшой желтый кубик.

— Ну и что это?

— Похоже на сыр.

— Ачто тут удивительного? Старик, наверное, любил полакомиться сыром…

— Да, но в желудке, не обнаружено никаких следов сыра!

— Ты хочешь сказать…

— Именно! Сыр положили после смерти!

— А зачем?

— Откуда мне знать?

— Может, это какой-то особенный сыр?

— Ага, пока наша лаборатория определит сорт этого деликатеса, мы с тобой, Бен, уже выйдем на пенсию!

— Ребята, — примирительно заметил Паттерсон, — думаю, что могу вам помочь!

— Интересно, как? Станешь сыроделом? Я читал, что есть сорт сыра, который специально выдерживают в коровьем желудке, чтобы он приобрел неповторимый аромат и вкус. Надеюсь, недостатка в желудках ты не испытываешь? — закончил свою ядовитую тираду японец.

— Нет, вы просто послушайте. Недалеко от меня есть магазин молочных деликатесов «Молочная сказка». Там более пятидесяти сортов сыра. И хозяин знает о сырах не меньше, чем сам Господь Бог.

  —  Ладно тебе,не преувеличивай.

— А вы съездите туда и убедитесь сами, — и, порывшись в бумажнике, он протянул детективам кусочек ослепительно белого картона.- А вот и его визитка.

  — Жан-Поль Реми, международный эксперт по сырам. Ни хрена себе, — изумлено пробурчал Мацухиро, прочитав  вслух визитку.

— Что ж, — сказал Крамер. — Спасибо за помощь, Грег!

Глава10. «Молочная сказка» и ее хозяин

Как трудно управлять народом, который

               знает 400 сортов сыра.

       Шарль де Голль, президент Франции.

«Вы любите ли сыр?»  — спросили раз ханжу.

       «Люблю, — он отвечал, — я вкус в нем нахожу».

                     Козьма Прутков.

Когда Мацухиро открыл дверь магазина, он понял, что за всю свою жизнь не видел столько сыра. А запах! Ему тотчас же вспомнился старый фильм под названием–"Принцип Домино". Там есть сцена, когда два сокамерника рассуждают о своей прошлой жизни и один говорит другому: "Я даже сейчас чувствую запах сыра. -Это твои носки!" — грустно уточняет его приятель.

Навстречу посетителю выкатился, — именно выкатился, а не вышел, — маленький француз в берете ослепительно сливочного цвета и в таком же фартуке. Не дав опомниться ошарашенному детективу, он заявил:

  — Именно то, что вы видите! Вэнир, экутэ, монже! Приходить, слушать и кушать. Это девиз нашего магазина.

И только теперь Мацу обратил внимание на висевший над прилавком своеобразный рыцарский герб, на котором были изображены два силача, поддерживающие гигантскую головку сыра, а поверх них шла лента с надписью "Venir, Ecouter, Manger".

— Это наш герб. Я думаю, не у многих магазинов есть свой герб, — с нескрываемой гордостью произнес продавец. — Итак, прежде всего, пусть не обидят мои слова господина…

— Мацухиро Китано, — ответил полицейский.

— Так вот, уважаемый месье Китано, сыра тофу* здесь нет! И более того, его и не может быть здесь. Потому что сыр, — он поднял вверх указательный палец, — должен быть сделан из молока! Именно так, и никакой сои! Так вот. Сначала весьма коротко, просто несколько слов о сыре, перед дегустацией…

— Перед чем?

— Не хотите же вы сказать, что будете покупать сыр, не попробовав? — ужаснулся француз.

Мацу, который вообще не собирался ничего покупать, увидел, как изменился в лице продавец сыра, и решил вообще с ним не спорить.

— Конечно же, нет, — извиняющимся тоном пробормотал коп.

— Хвала Рокфору, — облегченно вздохнул продавец, и помидорный оттенок его лица начал обретать нормальную окраску. — Итак, — продолжал он, как ни в чем не бывало, —  

сыры делят на сычужные, кисломолочные и переработанные. Последние — это попытка спрятать свои ошибки и незнание азов сырного искусства. Хвала Рокфору, что первый плавленый сыр изготовили не мы! Это были не французы, а два швейцарца, Гербер и Злоттер. Рокфор им судья. Лучше бы занимались своим шоколадом, хотя бельгийцы делают его лучше. В том же Брюгге даже воздух шоколадный…

После очередного упоминания сыра "Рокфор" Мацу понял, что француз считает себя адептом сырной религии, где роль Господа Бога исполняет головка упомянутого сыра. Он уже ничему не удивлялся. Фанатизм, даже в еде, всегда остается фанатизмом.

— Кисломолочный сыр… Скажем так, это специфический сыр, на любителя. Он зеленого цвета из-за добавления листьев пажитника сенного. Те, кто любит спагетти, посыпают им макароны. А теперь самое главное — сычужные сыры. Их три разновидности. Твердые, о которых многие знают. Например, такие как, "Швейцарский", "Чеддер", "Пармезан", "Маасдамский", "Эдам". Рассольные сыры: это тоже на любителя. Типа болгарской брынзы или грузинского "Сулугуни". Или вот "Чечил", — и он указал на небольшую пирамидку из желтоватых косичек. — Но самыми деликатесными являются наши мягкие французские сыры: "Камамбер", "Бри" и "Рокфор". Не менее известные во всем мире, чем три мушкетера! Правда, у других народов тоже есть свои мягкие сыры, — с некоторым сожалением произнес продавец. — У армян это "Канач", у англичан – "Стильтон", у итальянцев – "Горгонзола"… Месье, их объединяет только цвет, который дает слегка голубовато-зеленая плесень. Только цвет, месье. Злые языки говорят, что нельзя есть деликатес каждый день, что может развиться аллергия на антибиотики. Какая чушь! Я ем рокфор с детства, почти каждый день, и посмотрите: я здоров, как бык!

Мацу с удивлением посмотрел на француза. Скорее быком можно было назвать его самого, а француз напоминал розового поросенка. Мацу на мгновение зажмурил глаза и представил господина Реми на огромном блюде, украшенном зеленью, а во рту вместо яблока была головка сыра "Бри"...

  — Есть и прискорбные страницы в истории сыра. Где, по-вашему, установлен памятник, называемый «Сырный бриллиант»? В Парме – "Пармезану"? Нет! В местечке Рокфор? Нет!!! В каком-то городке Прейле в Литве! Какой позор! А это английское варварство!.. Когда головку глостерского сыра скатывают с холма  и его надо догнать, а счастливый идиот, если не сломает себе руки-ноги, получит в подарок эту же самую головку сыра! И это — цивилизованная страна? Я уже не говорю о монгольских кочевниках Чингисхана, которые брали в поход соленые, твердые, как камень, шарики сыра величиною с орех. Сыр мог храниться месяцами, потом его разбивали камнем и сосали. Это блюдо сохранилось до сих пор у казахов и уйгуров!

Китано давно уже находился в полуобморочном состоянии от обрушившейся на него лавиныабсолютно ненужной информации, когдаперед ним появилось блюдо, на котором лежало, по меньшей мере, двадцать различных сортов сыра, разложенных кругом.  В центре блюда стоял бокал белого вина.

 Мацу тряхнул головой, чтобы отогнать весь этот сырный кошмар.

— Вообще-то я полицейский, — начал он.

— А у нас все в порядке, мы никого не вызывали.

— Нам рекомендовали вас, господин Реми, как лучшего знатока сыров. Говорят, что о сырах вы знаете не меньше Господа Бога.

— Что правда, то правда, — скромно, но с достоинством произнес продавец.

Мацу полез в карман пиджака и достал оттуда прозрачный пакетик.

— Что вы можете сказать об этом сыре?

— О, это просто, надо лишь попробовать…

— Нет-нет, пробовать его нельзя!

— Но почему?

— Видите ли, это важное вещественное доказательство!

— А, понимаю, понимаю…

Реми придавил слегка пальцами сыр, потом раскрыл пакет и шумно втянул воздух, при этом закрыв глаза.

— Так, возможно, это старый фермерский "Канталь". У него должна быть серо-коричневая корочка и цвет, похожий на желтое сливочное мороженое. Он должен пахнуть осенним лугом, в отличие от молодого "Канталя", который пахнет луговыми цветами с медовым оттенком. Я его еще называю "вулканическим сыром", так как знаменитые рыжие коровы породы "Салерс" пасутся на склонах потухших вулканов и дают такое молоко, которого нет больше нигде в мире.  

А какие они матери! Лучшие в мире! Куда там еврейским матерям! Даже нет никакого сравнения.

— Кто лучшие матери в мире, простите? — уже находясь в состоянии сырного транса, спросил Мацухиро.

— Коровы, конечно! Если корове  не привязать к передней ноге теленка, то она не дает молоко! Я видел это чудо своими глазами, когда приезжал с инспекцией в Пьюи-де-Дом.

          Француз снова прикрыл глаза и начал мечтательно покачиваться на носках.

"Он сырный маньяк, — подумал Мацу. — Надо его не злить, а то сделает из меня какой–нибудь сыр со вкусом васаби*".

Его размышления прервал дикий стон

— Прости меня, всемогущий Рокфор. Я грешен. Я ошибся! Да чтоб мне в жизни не видеть никогда сыра! Да чтоб я ел только греческую Фету! Да чтоб мои дети ели тофу*!

          Великий знаток сыров закрыл лицо руками и вот-вот был готов разрыдаться.

— Эй, сэр, то есть месье, с вами все в порядке? — Китано не понимал, что случилось, и, вытаращив глаза, смотрел на хозяина «Молочной сказки». Маленький француз отнял руки от лица. В глазах его стояли слезы.

— Умоляю, никому не рассказывайте о моем позоре. Иначе мне придется сделать харакири вот эти сырным ножом!

Мацу посмотрел на маленький нож и большой живот француза, но не решился комментировать происходящее. — Конечно, месье. Вся информация строго конфиденциальна. Слово самурая! — торжественно заверил он.

— Я спасен! Хвала Рокфору!

И пылкий француз неожиданно обнял Мацу, прижавшись к его могучей груди.

-Это же "Бофор"! Принц Грюйеров!

— Какой принц? — с трудом спросил полностью одуревший от запахов и количества обрушившейся информации Китано.

_____________________________________________________________

Мацу мечтал   сейчас только об одном: если он попадет в ад за чревоугодие, чтобы сыр, причем любой, был исключен из дьявольского меню. Успокоившийся француз продолжал:

— "Бофор", знаменитый савойский твердый сыр, близкий родственник популярных сыров: "Эмменталя" и "Комте". Этот гигант рождается летом в горах на востоке Франции, и весит до 75 килограммов.  Вот он лежит на прилавке. Посмотрите на его бока, они слегка вогнуты. Когда-то, много веков назад, головки сыра спускали вниз на осликах. Такая форма помогала хорошо разместить сыр на спине трудолюбивого животного. Дань старинной традиции! А еще я сам дал ему название: "Апокалиптический сыр"! Когда в очередной раз, в 1492 году, объявили конец света, многие французы целыми семьями уходили в монастыри и жертвовали монахам свое имущество, включая коров. Молока было так много, что не знали, просто, что с ним делать, тогда-то и родился прапрадедушка "Бофора" по имени "Вашелен". Ведь чем крупнее сыр, тем дольше он и хранится! Более того, этот сыр — герой, он спаситель Франции. Когда Парижу угрожал голод во время Великой Французской революции 1789 года, Комитет общественного спасения закупил в Савойе десять тысяч тонн "Бофора", чтобы накормить парижан. Увы, пятьдесят лет назад производство "Бофора" резко снизилось, а затем и вовсе едва не прекратилось. Наплевав на вековые традиции, молодежь позорно бросила дело отцов и перебралась из горных районов в города. Производство "Бофора" обходилось дорого и стало малорентабельным. Но, хвала Рокфору и де Голлю, вмешалось государство, и знаменитый сыр Савойи удалось спасти. Без "Бофора" просто не может быть настоящей савойской кухни. Именно из него готовят и по сей день все, начиная от супов и кончая фондю. Бофором посыпают и мясное жаркое, и рыбу перед тем, как поставить их в духовку. Тогда получается роскошная хрустящая корочка. Бофор очень хорош с самыми разными винами. Он, как настоящий француз, не может отдать предпочтение ни одной даме; он нежно дружит с белым бургундским и с «Шардоне», с розовыми винами Кот дю Рон, с красными винами Божоле, Лангедок-Руссильона и Прованса. Великолепен "Бофор" и со сладкими винами Жюра – соломенным вином и желтым вином. Но все же самая аристократическая пара — это "Бофор" и шампанское. Ни одна женщина не устоит! Теперь все!

И француз  гордым  взглядомпосмотрел на полицейского, после чего, еще раз втянув носом запах из пакетикас кусочком сыра, вернул его полицейскому.

— Несомненно, это "Бофор"! Это прекрасный твердый сыр ярко-желтого цвета. Я его заказываю из Франции. Не больше одной головки в год. Для настоящих знатоков, которые приезжают ко мне и за сто километров…

— И сколько же этих знатоков?

— Семьдесят два человека, не считая случайных покупателей...

— И вы всех их знаете?

— Только по именам. Да, и конечно же, знаю, кто какие сыры любит.

С этими словами он отрезал от головки "Бофора" кусок граммов в двести и передал его Мацу.

— Это в подарок! Как членский билет в сырное братство, — торжественно заявил он.

Мацу на негнущихся ногах вышел на улицу, шум которой оглушил его. Прошел несколько кварталов, но так и не решился бросить в урну деликатес. Заметив сидящего нищего с полупустой бутылкой красного вина, бросил ему на колени сыр, пробормотав:

— Это на закусь к твоему пойлу!

Пройдя несколько кварталов,, он достал мобильник и позвонил Крамеру.

— Икак дела? — поинтересовался Бен,бодрым тоном.

— Если ты в моем присутствии произнесешь слово «сыр», то у тебя больше нет друга, — сурово выговорил Мацу и дал отбой.

Глава11. Крамер против Крамера

Was mich nicht umbringt, macht mich starker.

«Все, что меня не убивает, делает меня сильнее».

Фридрих Ницше.

— Дошел я до перекрестка и не знaю, куда идти. С полчаса раздумывал, как мне быть, потом повернул налево. К вечеру я нагнал циркачей-ковбоев и с ними двинулся на Запад. Я часто думaю, что было бы со мной, если бы я выбрал другую дорогу.

— По-моему, было бы то же самое, — философски ответил Боб Тидбол. — Дело не в дороге, которую мы выбираем; а то, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу.

       О'Генри, «Дороги, которые мы выбираем».

Известно, что все дороги ведут в Рим.

В управление лос-анджелесской полиции вело десять тысяч дорог, потому что именно столько людей там служит. Как известно, «судьба — это дорога», а порой дороги выбирают нас….

Эта дорога начиналась так. Много лет назад в одной еврейской семье родился мальчик. «Подумаешь, — скажете вы, — мало ли рождается на земле мальчиков?» Однако это не совсем так. Во-первых, в некоторых семьях рождаются девочки, а во-вторых, — мало кто так на земле ждал появления этого ребенка, как его отец, который, узнав, что супруга беременна, с первой минуты был уверен, что родится сын. И когда мальчик родился, ни у отца, ни у матери не возникло сомнений и разногласий, как его назвать. С самого начала о нем постоянно говорили, называя его «наш Бен» *.

Но поскольку Соединенные Штаты — это страна не только великих возможностей, но и великих имен, то имя Бенджамин было именно тем, которое произнес моэль* во время брит-милы*. Хотя для своих родителей мальчик всегда был «наш Бен».

            А теперь мысленно перенесемся в начало двадцатого века, в страну, которая некогда называлась Российской Империей. И окажемся в старом Киеве. Так вот, на улице Владимировской стояла маленькая будка сапожника Менделя Крамера. «И что из этого, — скажете вы, — мало ли где стояли будки сапожника?»  Но именно здесь все и началось. Однажды к Менделю зашла симпатичная девушка в красивом платье. Плача, она сообщила, что гуляла с подругами по Крещатику и у нее сломался каблук. Денег у нее уже нет, так как они потратили их все на пирожные в кондитерской Семадени, а там вообще все так вкусно: и кофий за двадцать копеек, и американские ананасы, и шоколадные таблетки, и миндальное драже. У нее был целый рубль, который дала маменька, — и ничего не осталось. Девушка мяла кружевной платочек и плакала. А эти туфельки ее отец привез из Парижа. И если она их не починит, то папенька накажет ее на целую неделю, и она не выйдет гулять из дому.

Звали это прелестное создание Лизонька. И когда она посмотрела на Менделя своими сияющими голубыми глазами, он так саданул себе по пальцу молотком, что бедная девушка с криком упала в обморок. Когда она пришла в себя, чудесные туфельки уже были на ногах, а одуревший от любви Мендель сидел рядом. Палец был перевязан кое-как тряпицей сомнительной чистоты. Лизонька пообещала этим же вечером передать деньги.

Часов в шесть возле будочки остановился экипаж, и здоровенный и важный кучер вручил пять рублей сапожнику вместо положенного ему двугривенного. А когда кучер сообщил, кто велел передать деньги, то в обморок чуть не упал сам Мендель. Лиза была единственным ребенком купца второй гильдии Михаила Гершензона.

Можно было догадаться, что это любовь с первого взгляда, точнее, — с первого удара молотка. Потом Лизонька перетаскала всю имеющуюся обувь на починку к молодому сапожнику. По вечерам они, взявшись за руки, гуляли по парку Кинь-грусть и даже пару раз заходили в чайный домик. И даже в одно из воскресений поехали в Никольскую пустынь* на пароходе, заплатив всего 60 копеек. Это были шесть часов безмятежного счастья на лоне природы.

Но полное счастье бывает только в сказках. Бывший Мойше (ставший Михаилом) Гершензон рассвирепел, узнав о бедном сапожнике. Чтобы его единственная дочь стала женой этого «шлимазла»* и оборванца, — об этом не могло быть и речи. Он решил отправить дочку в Харьков к двоюродной тетке. Но…

Любовь есть любовь. Вечером молодые люди уже ехали поездом в Варшаву. А дальше была Америка. Так начиналась американская история семьи Крамер.

У них родились два сына: Алекс и Моисей. Крамеры были самой счастливой семьей на свете. А когда они узнали, что Алекс собрался жениться, то счастью не было конца. Но, видимо, человеческое счастье вызвало зависть у Бога… А потом была война, и оба сына записались в морпехи.

  — Я не могу сидеть здесь, пока мой брат будет воевать, — просто сказал Моисей. — Кто-то должен ему прикрывать спину.

Потом родители получили в середине декабря два письма. Они пришли с разницей в один день. Беда произошла 20 ноября 1943 года. Во время высадки на атолле Тарава* батальон морпехов был отрезан от остального десанта кинжальным пулеметным огнем.

Был очень тяжелый бой. Из роты, в которой служили оба брата, оставалось в живых только семнадцать человек. Все офицеры были убиты. Чтобы прикрыть отход своим бойцам, сержант Крамер бросился к пулемету и в течение получаса сдерживал превосходящие силы врага, перешедшего в контрнаступление. Сержант был дважды тяжело ранен: в руку и грудь. Моисей Крамер попытался вытащить тяжелораненого сержанта Алекса Крамера, но был также ранен в обе ноги. А когда их окружили японцы, подорвал себя гранатой, унеся жизни еще восьми японцев. Оба воина посмертно были награждены «серебряными звездами».

Родителям даже некуда было прийти на могилу сыновей и положить свои камни*.

Мендель и Лиза, с лицами, мокрыми от слез, никак не могли понять, зачем пришлось заплатить столь высокую цену за крохотный островок Бетио*, расположенный далеко в океане. Значительно позже, спустя годы, герой Иводзимы генерал Смит* скажет о том, что штурм Таравы был ошибкой, приведшей к «ненужным потерям».

Так закатилось счастье семьи Крамер, превратившееся в две холодные звездочки, легко помещающиеся на ладони. А потом опять наступил мир. И вновь счастье вернулось в дом Крамеров.

 В сорок пятом у уже пожилой четы Крамеров родился их третий сын Натанэль; как его звали друзья, — Натан. Солнце опять заглянуло в дом семьи Крамеров. Оно продолжало светить и тогда, когда он добровольцем ушел во Вьетнам. Война оставила его в живых, но характер его казался надломленным, как стебель бамбука. Это был уже не тот Натан, заводила и весельчак молодежных компаний. Он сторонился людей, нередко напивался в барах, а ночью просыпался от собственных кошмаров, в которых зеленый ад джунглей внезапно наполнялся треском «калашниковых» и дикими криками горящих «чарли» *, облитых напалмом. Мать и отец часто просыпались от его ночных криков. Они неоднократно просили его обратиться к врачу, пока не случилось чего-то страшного, а сын все отмахивался от их просьб.

И вот однажды это произошло… Был очередной кошмар. Он лежал в болотной грязи, вокруг рвались мины, слышны стоны раненых, птичий говор вьетнамцев. У него кончились патроны. Все кричало вокруг, и вместе со всеми кричал сержант морской пехоты Натанэль Крамер. Рядом, метрах в трех от него, лежал убитый лейтенант Харрис, рухнувший лицом в грязь и выбросивший вперед руку со своим кольтом. Харрису пистолет был уже не нужен, но дотянуться до него Натанэль не мог. Надо было перекатиться к телу лейтенанта. Это был его единственный шанс уцелеть в кровавой мясорубке. Он сделал несколько перекатов, отплевываясь от вонючей болотной жижи.  Наконец его рука коснулась холодной и мокрой руки лейтенанта. Крамер разжал мертвые пальцы и взял пистолет. Теперь у него есть шанс. Пусть только этот поганый «чарли» появится. И вьетконговец не заставил себя ждать. Он появился неожиданно и почему-то без автомата. Сержант навел на него пистолет. И вдруг «чарли» закричал:

— Натанэль, не надо!

От этого крика он и проснулся. И увидел, что мать медленно сползает в проеме двери, держась рукой за грудь, а сам он сидит в кровати и держит в руках заряженный кольт. Нет, он не выстрелил, просто не успел выстрелить. Но и этого хватило для того, чтобы мать уже не могла говорить, а правая сторона ее тела стала как каменная. Приехавший врач потребовал немедленно отвезти мать в больницу, где был поставлен диагноз: инсульт.

Потянулись тяжелые дни, потом месяцы. Только через полгода мать выписали домой. Натанэль прошел успешный курс психотерапии в Центре реабилитации для ветеранов войны. Сиделки у беспомощной матери Натана менялись довольно часто, пока в их дом не пришла Ребекка. Она с настоящей любовью и заботой относилась к Лиззи; именно так, на американский манер, она называла мать Натанэля. Старый Мендель души не чаял в вежливой и терпеливой Бекки, и нередко называл ее дочкой. Еще бы, ведь он почувствовал в ней родную душу.

После случившейся трагедии сын бросил пить и завербовался водителем-дальнобойщиком, чтобы было чем оплачивать счета по уходу за матерью. Возвращаясь домой после длительных командировок, Натанэль стал обращать внимание, что вся его одежда аккуратно разложена в шкафу, а его комната блестит чистотой. Он начал укорять отца, зачем тот тратит деньги на уборку его комнаты. Старик молча взял его за руку и отвел к постели матери. В это время Ребекка как раз поправляла ее постель.

— Это все она, сынок. И делает это абсолютно бесплатно!

Когда растерянная и смущенная девушка подняла на него глаза, Натанэль вдруг почувствовал, что кусок льда, в который превратилось его сердце, начал таять. Когда сын подошел к постели матери, ему почудилось, что в ее глазах появился проблеск разума. Он прикоснулся огрубевшими пальцами к ее лицу. Мать неожиданно взяла руку Бекки и положила сверху на руку сына.

          Через несколько дней Мендель овдовел. А еще через полгода Натанэль и Ребекка поженились. Сын Менделя бросил дальние перевозки и поступил на бухгалтерские курсы.

Единственное, что омрачало тихое счастье бывшего сержанта морской пехоты Крамера, — то, что у них не было детей. Врачи не могли найти причину этой проблемы. Но старый Мендель, мечтавший стать дедушкой упорно молился и был услышан Богом. Он все-таки дождался внука и даже подержал его на руках. А через несколько месяцев тихо умер во сне. Судя по безмятежной улыбке, застывшей на лице, он вновь встретил свою Лизоньку на небесах.

Бен рос болезненным ребенком, легко хватавшим любую простуду. Количество пузырьков с разными витаминами и таблетками явно превосходило количество игрушечных солдатиков.  Каждое утро, начиная с пяти лет, Бен принимал для закалки обязательный холодный душ, когда все тело покалывает маленькими иголочками. Он даже представлял, будто голышом валяется на мохнатых сосновых ветках. Отец растирал докрасна худенькое тельце, и казалось, будто малыша намазали горчицей.

По настоянию матери Бен пошел в еврейскую школу. Хотя она и не была ортодоксально-религиозной, но там активно изучали иврит, еврейскую историю и ТАНАХ*. Бен рос весьма активным и любознательным мальчиком, и нередко на уроках Торы* ставил почтенного ребе в тупик. Например, он мог спросить: если Авель такой хороший, почему Создатель допустил, чтобы Каин его убил? И когда учитель пытался ответить ему на непростой вопрос, тут же задавал следующий: если мы все дети Каина, значит, в нас изначально заложено зло?

На уроках всемирной истории он пытался понять, как это американские солдаты, проявившие чудеса храбрости во время Второй мировой войны, могли сдаваться в плен, а японцы нет. И к разъяснениям учителя истории он давал свои собственные комментарии, чем поднимал учителя на смех. Родителей постоянно вызывали в школу. В конце концов директор школы попросил их забрать своего отпрыска. Так в возрасте 11 лет этот беспокойный эрудит оказался в обычной школе.

Если в старой школе его недолюбливали учителя, то здесь он столкнулся с нелюбовью учеников. Многие считали его выскочкой и занудой и частенько угрожали  побить. И вот однажды этот день настал. Группа из четырех учеников, возглавляемая второгодником Мигелем Санчесом, подкараулили его на заднем дворе школы. Драка была жестокой и короткой. Бен был сбит с ног первым же ударом, а дальше его просто лениво пинали. Периодически предлагая прекратить избиение, если Крамер каждому оближет ботинки. Бен лежал в пыли, слезы бессилия душили его. И неизвестно, чем бы все кончилось, если бы вдруг не появился какой-то маленький японец в шортах и с ранцем за спиной. Он потребовал немедленно прекратить издевательства, пока он, Алекс Танака, по-настоящему не рассердился. В ответ послышалось улюлюканье. Еще бы: он был на голову ниже всех, да и ширина плеч оставляла желать лучшего.

— Дергай отсюда, косоглазый, — лениво произнес Санчес и сплюнул себе под ноги.

Бен, лежавший в пыли, перестал стонать и уставился на юного Дон-Кихота. В следующее мгновение маленький японец, прыжком оторвавшись от земли, оказался высоко в воздухе, а его пятка с хрустом врезалась в лицо Санчеса. Тот простоял пару мгновений с недоуменным выражением на лице и рухнул. Подобно порыву резкого холодного ветра, Танака обрушил град ударов рук и ног на остальных юных садистов, обратив их в позорное бегство. Затем он помог Бену встать.

— Что это было?

— Это каратэ, окинавский стиль Кио-ко-шинкай. Я занимаюсь у своего отца в додзе "Желтый Дракон из Киото", — спокойно ответил спаситель и добавил: — Понимаешь, одной смелости мало; нужно, чтобы еще были сила и техника.

— А можно мне туда записаться?

— Конечно. Я сам попрошу отца за тебя.

С этого момента Бен начал тренироваться день и ночь. Он тратил все свое свободное время на изучение каратэ и японского языка. Через полтора года он уже получил синий пояс и решил своеобразно отметить это событие. Когда неразлучная четверка шла, покуривая сигареты, им неожиданно преградил дорогу Бен. Такой наглости они явно не ожидали. Они с опаской огляделись по сторонам, опасаясь некстати появившегося японца.

— Не бойтесь, сегодня я один. У меня праздник, и мы его сейчас отметим.

— Это как? – недоуменно спросил Мигель, не отличавшийся особой быстротой мышления.

— Вы приглашены сегодня в качестве макиварэ отметить мой синий пояс.

— В качестве кого?

— Не кого, а чего. Это такая большая плоская квадратная груша для отработки ударов.

— Чьих?

— Моих.

Меньше чем за две минуты все хулиганы оказались на земле. Они лежали, постанывая, и даже не пытались подняться.

— Я думаю, что лизание ботинок мы отменим. Но в следующий раз мы будем отрабатывать уже не только удары.

— А что? — хватая воздух, прошипел Санчес.

— Броски, — коротко ответил Крамер и, спокойно повернувшись к нему спиной, пошел домой.

          Как-то после тренировки, в душе Алекс сказал, что настоящие самураи владели каллиграфией, писали стихи, умели по-настоящему любоваться природой, чтобы быть гармоничными людьми. Бен серьезно задумался.

— А ты что, книжки читаешь? — сказал он, намылив себе голову.

— Конечно! Я тебя возьму с собой следующий раз в библиотеку.

Бен не забудет никогда тот день: внезапную смерть библиотекаря, похожую на убийство, слезы своего друга и клятву найти и наказать убийцу.

И Крамер сделался еще и книжным червем. Он начал читать запоем не только детективы и фантастику, но также и научно-популярные книги о криминалистике. Он успешно окончил школу и готовился к поступлению в полицию, когда в дом Крамеров вновь пришла беда. Точнее, не пришла, а ворвалась огромным красным грузовиком «Кенворт» с пьяным водителем, который многотонным монстром с прицепом буквально проехался по старенькому «шевроле-импала» родителей. Отец погиб на месте, а мать пролежала несколько дней в реанимации. Когда она пришла на несколько минут в себя, Бен спросил ее:

— Мамочка, что я могу для тебя сделать?

И ее губы еле слышно прошептали:

— Стань врачом.

Это были последние слова.

Бен перебрался жить к единственной родственнице, тете Басе. Он, сдав документы в медицинский колледж и учился там весьма успешно, но опять вмешался его величество случай.

Бенджамин активно интересовался анатомией и судебной медициной.  Нередко после основных занятий он шел в полицейский морг, куда свозили жертв насильственной и внезапной смерти, а также неопознанные трупы бездомных бродяг. Сам себе Бен признавался, что его интересом двигало не только желание стать хорошим врачом. Хотя без знания истинных причин смерти, которые видны только на вскрытии, нельзя было стать настоящим специалистом. А еще он втайне мечтал выполнить обещание,  данное своему другу Алексу Танаке много лет назад, и хоть на шаг приблизиться к разгадки смерти библиотекаря.

Санитар вкатил каталку в секционный зал. Тело было покрыто серой от многократных стирок простыней с размытыми бурыми пятнами. Когда санитар откинул простыню, то под ней оказалась молодая девушка с обезображенным лицом и отрезанной левой грудью. Вместо одного глаза в глазнице торчал осколок бутылочного горлышка.

Во время вскрытия Бен ассистировал старому патологоанатому Джейку Джекобсону.

  — Да, — кряхтя, вскрывая грудную клетку, произнес доктор, — такая молодая и так рано познакомилась со смертью.

— А за что ее так?

— В том-то и дело, что ни за что. Сначала изнасиловали, а потом отрезали грудь и в довершение всего вогнали в глаз осколок бутылки. Собственно, от этого и наступила смерть. Так-то у нее был еще какой-то шанс, хоть и истекающей кровью, но остаться в живых с одной отрезанной молочной железой. Но и этого шанса ей не дали…

— А какой, по-вашему, у убийц был мотив?

— А мотив им не нужен. Просто звериная жестокость и безнаказанность.

Когда Крамер выходил из секционного зала, он увидел стоящую поблизости маленькую женщину. Она смотрела невидящим взглядом. Когда он поравнялся с ней, она посмотрела на него и, развернув фотографию, сказала:

— Вот какой была моя Лючия!

На следующий день Бен забрал документы и подал заявление в полицейскую академию.

Глава12. Слишком много клоунов

Возможно, мы больны, у нас психическое отклонение; возможно, мы хладнокровны и чертовски хитры; возможно, мы абсолютно невиновны в том, что нам приписывают. Возможно, мы — все это вместе взятое, потому что обнаруженные у нас симптомы являются признаками всех трех состояний.

Джим Томпсон, «Убийца во мне».

Бен три часа просидел в читальном зале центральной библиотеки, читая все подряд про клоунов. Кроме полной мешанины образов и исписанных десяти страниц блокнота, результатов не было. Он так и не понял ни мотива преступления, ни  бессмысленной жестокости, с которой оно было совершенно.

 Крамер знал только одного человека, способного разобраться с самым сложным лабиринтом, лабиринтом человеческого сознания. Его звали Дэвид Нейман. Он был судебным психиатром и внештатным консультантом полицейского управления Лос-Анджелеса. Когда-то, много лет назад, он был довольно успешным психиатром, и голливудские звезды становились в очередь, чтобы услышать его мудрые советы. А началось с того, что Кристи Лопес,  восходящая звезда шоу-бизнеса, во время еженедельных психотерапевтических бесед пожаловалась, что ее преследует какой-то фанат с требованием, чтобы она вышла за него замуж. В полиции отмахнулись от ее заявлений. Но однажды незнакомый человек в спортивной куртке с капюшоном, проходя мимо ее столика, случайно опрокинул свой стакан кофе ей на руку. Но полученный ожог не был следствием горячего кофе. Увы, это был химический ожог. Потребовалось по меньшей мере пять пластических операций, чтобы убрать уродливый рубец.

Полиция даже не пыталась искать преступника. Молодой мужчина в спортивной куртке с капюшоном… Под это описание подходило почти все мужское население Лос-Анджелеса от 20 до 45 лет. По принципу: искать черную кошку в темной комнате, особенно если там ее нет!

Доктор Нейман долго анализировал создавшуюся ситуацию и порекомендовал госпоже Лопес перекрасить волосы в черный цвет и перестать надевать красные платья. Через некоторое время затаившийся поклонник объявился снова и потребовал вернуть ее волосам  прежний рыжий цвет, а также вернуться к нарядам красного цвета. В противном случае он угрожал ее убить. Чтобы не быть голословным, несостоявшийся жених сумел проникнуть в ее особняк и изрезать несколько дорогих полотен времен Ренессанса. Вот тогда-то доктор и предложил поймать "на живца" опасного фаната. Первым шагом было загримировать сотрудницу полиции под Кристи Лопес. Следующим шагом было: в конце последней шоу-программы тонким намеком пригласить фаната зайти в гримерную, чтобы тот помог выбрать ей платье для будущего шоу. Ожидавшая в гримерной женщина-офицер прекрасно владела джиу-джитсу, и все окончилось в течение нескольких секунд. А уже через пару часов на допросе неугомонный фанат показал, что Кристи ему напоминала его умершую строгую мать, которая всегда носила красные платья. С тех пор прошло много лет, но легенды о мудром психиатре передавались от одного поколения полицейских другому.

Бен подъехал к красивому двухэтажному особняку и оставил машину на стоянке перед домом. Что и говорить, дом был хорош. Он чем-то напоминал маленький средневековый замок, так как на втором этаже имел по углам четыре небольшие башенки-комнаты со стрельчатыми окнами, соединенные между собой декоративной зубчатой стеной. Массивная дверь из потемневшего дуба была окована железом, а дверной молоток представлял собой голову быка с кольцом в носу.

Бен стукнул коротко три раза. Дверь открыл сам доктор Нейман.

— А, Бен, это ты! Рад тебя видеть. Просто у моего повара сегодня женится старший сын, и я отпустил всю прислугу гулять на свадьбе.

Потом, прищурившись, улыбнулся:

— Вижу, что ты пришел не просто поболтать со стариком. Проходи в библиотеку, дорогу ты знаешь. А я пойду сварю кофе. У меня есть прекрасный колумбийский кофе, подарок от Пабло Эскобара*. Хорошо прочищает мозги.

И, поймав недоуменный взгляд Бена, добавил:

— Там только кофеин. Кокаина там нет. Кстати, а ты знал, что в так любимую многими американцами «кока-колу» почти четверть века добавляли кокаин, считая это зелье безобидной добавкой? Вот это уровень! Подсадить всю страну, да еще и официально. Куда там Пабло…

Крамер прошел через зал и открыл дверь в библиотеку. Это была просторная комната, сверху донизу уставленная книжными шкафами. Ближе к большому окну, на невысокой старинной тумбочке располагался современный компьютер. Между шкафами стояли красивые светильники в виде зеленоватых тюльпанов, дающие мягкий свет. Еще в комнате находились два уютных кожаных кресла с широкими подлокотниками, возле каждого стоял торшер. Между креслами — круглый столик, удобный тем, что столешница была вертящейся.

Бен начал разглядывать старинные фолианты и современные издания, стоявшие вперемешку. К каждой полке была прикреплена небольшая табличка. Но не все названия Бену удалось разобрать. Кроме книг на английском, здесь были издания на немецком, французском, греческом, латыни и даже на русском, а также еще на нескольких языках, о которых Крамер мог только сказать, что понятия о них не имеет. На полке "История" стояли рядом Геродот, Тацит, Светоний, Клаузевиц, Сунь Цзы, Лиддел Гарт и еще десятка два авторов, о которых Бен и не слышал. Среди философов он узнал Декарта, Аристотеля, Платона, Канта, Ницше, Шопенгауэра, труды которых заполняли полку, а также прочитал имена Бердяева и Спинозы, о которых никогда прежде не слыхал. Были тут и полки, посвященные холодному и огнестрельному оружию; несколько книг по баллистике; каталоги и альбомы, посвященные пистолетам, кинжалам и даже штыкам.

Но больше всего места занимала психиатрия. Таких книжных полок Бен насчитал восемь. Из них судебная психиатрия занимала целых три: тут были прижизненные издания Крафта-Эббинга, первые переводные издания Чезаре Ломброзо и, конечно, несколько десятков вариаций современных учебников судебной психиатрии.

— А вот и я!

Невысокий психиатр вкатил сервировочный столик, над которым витал дивный аромат кофе. Рядом с кофейником стояли небольшие серебряные рюмочки, бутылка "Реми Мартен", вазочка с орешками кешью и тарелка с миндальным печеньем.

— Прости стариковскую слабость. Люблю, чтобы было вкусно и красиво. А ведь я тебя не забыл, ты учился в медицинском колледже и был всегда очень дотошным студентом. Признаюсь, некоторые твои вопросы загоняли меня в тупик… Итак, какая беда привела тебя сюда?

— Цирк, — коротко ответил детектив.

— Цирк? — переспросил старик. Отхлебнув маленький глоток кофе и покачав головой, он вдруг улыбнулся.

— Я разве сказал, что-то смешное? — обиделся Крамер.

— Ради Бога, прости, стариковские ассоциации! Просто "циркус" на латыни "круг", отсюда и "циркуль" —  рисующий круг. А вся наша жизнь — это круг из множества последовательных точек, которые мы почти всегда игнорируем. Нам интересно знать, почему именно это событие-точка случилось в нашей жизни. Не понимаем, что эта точка — лишь одна из сотен предыдущих точек, из которых и состоит наша жизнь. Еще раз прости, я отвлекся. Так что там с цирком?

— Понимаете, док, тут произошло какое-то странное убийство. Убили клоуна. Со слов тех, кто его знал многие годы, — человека спокойного и оптимиста, несмотря на весь ужас, который он пережил.

— Какой ужас? — переспросил психиатр.

— Он был ребенком в Освенциме. И, как я понял, именно там и решил стать клоуном.

— Интересно, интересно. Такой вид психологической реакции довольно сложен. Он включает в себя сразу несколько механизмов защиты. Среди них есть зрелые, как юмор и альтруизм. Но нельзя исключить и более ранние бессознательные механизмы, такие, как обратная реакция и изоляция.

— Док, а что за последние два?

— Они помогают преодолеть наиболее тяжелые события в жизни. С одной стороны, как бы изолироваться эмоционально от травмирующего события, с другой, как ни парадоксально, — дать совершенно не ожидаемую реакцию. Так, некоторые герои во время пытки начинают петь. Был такой юноша, Гай Муций Сцевола, который, согласно легенде, пытался убить этрусского царя Ларса Порсену, со своим войском осаждавшего Рим. И когда неудавшегося убийцу поймали и пригрозили пытать огнем, тот сам сунул руку в горящие угли и продолжал спокойно беседовать с царем. Мы можем назвать в некоторых случаях такую реакцию мужеством. То есть, это сопротивление обстоятельствам вопреки не только здравому смыслу, но и инстинкту самосохранения. Продолжай.

— Так вот, этот старик-клоун не имел врагов. А его жестоко убили. Мотив абсолютно неясен. Зачем убивать веселого доброго клоуна?

— Увы, мой юный друг, все не так просто, как кажется. Пей кофе, а то остынет. Да, кстати, и попробуй эти печенья, у них просто восхитительный вкус. Так печь могли только моя мать и мой повар Франсуа… Начнем с самого начала. То есть с самого слова клоун. Появилось это слово в средневековой Англии и означало "неотесанная деревенщина". Именно в этом контексте.

— Да, я читал об этом в одной цирковой энциклопедии.

— Не торопись. Одной из привилегий свободных и богатых людей во все времена были развлечения. Поэтому в разных странах при царских дворах имелся человек, который всем своим видом должен был вызывать смех. При европейских дворах это были королевские шуты, при русском царе эту роль выполняли скоморохи. На такие роли выбирались, как правило, люди, имевшие какое-то физическое уродство: маленький рост, горб, деформированный череп или, например, ахондроплазию.

— А это что такое?

— Есть такое генетическое заболевание, при котором возникает патология формирования костной ткани, поражающая конечности. При этом, допустим, у взрослого человека тело соответствует возрасту, а ручки маленькие, похожие на детские. То есть длина руки у обычного человека доходит до начала колена, а у них, например, только до области пупка.

— Выглядит зло и глумливо, и совсем не вызывает веселья, — прокомментировал полицейский.

— А у китайцев — у тех вообще по-восточному оригинально.

— А что в этом может быть оригинального? — удивился Бен.

— Они выращивали уродцев.

— Опыты на генетическом уровне?

— Нет, генетики тогда и в помине не было. Все гораздо проще. Они сажали ребенка в кувшин изогнутой формы так, чтобы из кувшина торчала только голова, и продолжали его там кормить. Развиваясь, тело ребенка постепенно занимало весь объем кувшина, а формирующийся детский скелет принимал его причудливую форму. Потом кувшин разбивался, и новый уродец пополнял отряд императорских шутов. К сожалению, некоторые детские сказки дополнительно искажают образ людей, имеющих физические уродства, идеализируя такие черты, как доброта, благородство...

— Вот этого я совсем не понимаю, — произнес полицейский и отхлебнул кофе. — Изумительный вкус.

— Дело не только в самом кофе. Это еще и чашка, она изготовлена из костяного фарфора в Китае. Ее стоимость… Даже не буду тебя расстраивать.

  — А мы в управлении пьем из бумажных стаканчиков. И ничего, — заметил Крамер.

— Вот именно, ни-че-го! – добавил психиатр, произнеся по слогам последнее слово. — Жидкость бежевого или черного цвета не имеет ничего общего с благородным напитком! Я еще помню вкус вашего кофе. Опять отвлекся… Так вот: ребенок, имеющий физические недостатки, а то и хуже — уродства, становится постоянной мишенью для насмешек и издевательств со стороны окружающих, со стороны детей, сверстников. В такой атмосфере он растет угрюмым, замкнутым и озлобленным, неся эти черты и во взрослую жизнь. На мой взгляд, Карлик-Нос не был добрым, а маленький Мук стремился к власти и богатству, что не помешало ему унизить богатых вельмож, превратив их в звероподобных уродцев. Хотя бывают и исключения. К примеру, в одном из рассказов Уайльда есть трогательная история маленького добродушного уродца из леса и прекрасной принцессы. Когда она приглашает его во дворец, он строит радужные планы о будущих играх. И вдруг он впервые увидел свое отражение в зеркале и понял, для чего, собственно, его приглашают…

— Так значит, такие люди мстят своим обидчикам! — воскликнул Бен.

— Теоретически это можно предположить. Потому что балаганные шуты из бродячих цирков, ходившие на ходулях, которые делали их неимоверно высокими, они скорее, пугали детей, чем смешили. Есть такой феномен в детской психологии: маленькие дети любят вещи и игрушки маленького размера. Отсюда и любовь к кукольной посуде. Многие дети охотнее едят малюсенькие порции. А маленький пластиковый пупсик предпочтительней здоровенной куклы. Что касается взрослых, — им тоже не нравилось служить объектом злобных насмешек балаганных шутов по поводу их изогнутых спин, кривых ног, косоглазия или полноты. Именно тогда эта неприязнь и вылилась в так называемую коулрофобию — боязнь клоунов. Если быть более точным: страх быть высмеянным публично. И существенную роль в этом сыграл цирк!

  — Но цирк — это место, где люди смеются. Откуда там взяться страху и злобе? — в очередной раз удивился Крамер.

— Тот цирк, каким вы его видите сегодня, далек от тех первых балаганных цирков, где существенную долю прибыли приносили уродцы. Людям нравилось, — и всегда будет нравиться, — смотреть на то, что другие не такие, как они. Что-то по типу людского зверинца. «Только у нас трехногий мужчина катается на велосипеде!.. Всего три представления — настоящая бородатая женщина!» Именно такими объявлениями пестрели афишные тумбы лет сто назад. Для понимания этого феномена я покажу некоторые отрывки из одного фильма.

Психиатр встал и прошел к тумбочке, на которой стоял компьютер. Присев на корточки, распахнул дверцы.

— Здесь я держу накопители и отдельные диски. Сейчас мы найдем его. Фильм у меня был на отдельном диске. Ага, вот и он.

Доктор вставил диск в компьютер и вернулся в кресло. Потом поднял рюмочку с коньяком и сделал маленький глоток. Скрестив пальцы домиком, он помолчал несколько мгновений и продолжил:

— Краткая справка перед просмотром фрагментов. В 1932 году режиссер Тод Браунинг, кстати, сам бывший циркач, снял нашумевший фильм под названием "Уродцы". По нашим временам, — с копеечным бюджетом: каких-то триста тысяч долларов. Милый и порядочный лилипут Ганс безнадежно влюблен в красавицу Клеопатру, а та, в свою очередь, влюблена в силача Геркулеса. Когда же она узнает, что Ганс – наследник огромного состояния, то решает ответить ему взаимностью. Поэтому красавица и силач разрабатывают план, согласно которому ее будущий муж-малыш расстается со своей невестой. После размолвки Клеопатра выйдет замуж за несчастного лилипута, а потом отравит его медленно действующим ядом под видом лекарства. Балаганные уродцы искренне радуются счастью своего собрата и хотят провести ритуал посвящения Клеопатры в свой круг. Однако опьяневшая красавица и могучий Геркулес начинают над ними откровенно издеваться. Карлики понимают, что Клеопатра далеко не так великодушна, как выглядит, и начинают за ней следить. Ганс делает вид, что тяжело заболевает, но уродцы знают замысел Клеопатры и выжидают удобного момента для мести. Во время одного из переездов, когда фургон Клеопатры перевернулся на дороге во время грозы, уродцы настигают ее в лесу. Неизвестно, что и как они делают с коварной красавицей, но в конце фильма, через несколько лет, мы видим в бродячем цирке совершенно другую Клеопатру — лишенную речи и уродливую женщину-птицу, посаженную в деревянный ящик… Сюжет банален, как чай в пакетике! Опустил в кипяток — вот тебе и напиток. Но!.. Все действие происходит в цирковом балагане, это раз. А дальше настоящая игра на контрастах. На фоне физически здоровых людей, таких, как русская красавица-актриса Ольга Бакланова в роли акробатки Клеопатры, ее любовника — циркового атлета, да еще одной пары — клоуна Фросо и его любимой девушки Венеры, почти все остальные — без чудес грима и компьютерной графики. Они так же реальны, как реальны их уродства. А впрочем, судите сами. Чудо двадцать первого века: компьютер и телевизор в одном лице.

Доктор нажал кнопку на пульте.

— Вот, смотрите: эти трогательные лилипуты Ганс и Фрида, единственные из всех актеров-уродцев, выступившие под вымышленными именами. На самом деле это Гарри и Дейзи Эрлс. Что касается остальных, то они выступают под своими реальными именами или цирковыми псевдонимами, это добавляет картине еще оттенок зловещей документальности. Человек без нижней части туловища, передвигающийся на руках — Джонни Эк. Эти нелепые сиамские близнецы – сестры Дейзи и Виолетта Хилтон. А вот этот актер, по-видимому, страдает от какого-то генетического заболевания, связанного с мышечной дистрофией.

На экране мелькали различные сцены.

— Это что, такой грим? — спросил Крамер, указывая на непонятное существо в женском наряде.

На экране была жутковатая гротескная пародия на человека как на "венец творения": существо с высотою лба в два пальца и явно мужским грубым лицом с признаками бритья было одето в какое-то блеклое платье сиротского приюта для девочек. Оно беседовало с другим артистом, хотя беседой это было трудно назвать, так как говорил актер, а существо улыбалось и кивало.

— О, это настоящий бриллиант! Его звали Шлитци Сертис. Он был известным цирковым артистом, но настоящая популярность к нему пришла после этого фильма. Как я уже рассказывал, в представлениях уличных цирков и балаганов было много уродцев. Среди них и так называемые микроцефалы. Как правило, их представляли так: «люди — булавочные головки». Сам Шлитци представал перед публикой под такими именами как, «Последний из племени ацтеков», «Настоящая девочка-обезьяна» или просто «Что это такое?». Иногда его показывали в паре с другими микроцефалами. Так, совместная демонстрация вместе с другой женщиной, страдавшей микроцефалией, называлась «Аврора и Наталья, последние сестры-ацтеки». Сам Шлитци нередко был одет в цветную гавайскую одежду «муу-муу» и представлялся в виде женщины или андрогина, тогда его называли «он и она». Любое появление Шлитци в цирковой программе имело большой успех. На протяжении двадцатых-тридцатых годов прошлого века он работал со многими цирками, включая цирки Барнума* и Бейли, Клайда Бетти и Тома Микса. В 1928 году Шлитци впервые снялся в кино, в драме «Другая сторона представления», сюжет которой разворачивался в цирке. В ней также снимались многие артисты уличных представлений. Когда Шлитци уже было около сорока лет, дрессировщик Джордж Сертис, став его законным опекуном начал официально заботиться о нем, и опекал почти тридцать лет, вплоть до своей смерти. Дочь Сертиса решила не обременять свою жизнь заботой о пожилом уродце, а попросту упрятала его в больницу. Там Шлитци очень страдал, но его бывшие коллеги смогли вырвать его из больницы, и он вновь вернулся в родную стихию, в цирк. В последние годы жизни Шлитци жил в нашем Лос-Анджелесе, периодически участвуя в различных представлениях. Он часто выступал на Гавайях и в Лондоне, а его последнее крупное появление произошло за три года до его смерти, на Лос-Анджелесской спортивной арене. Пока Шлитци веселил и удивлял прохожих, выступая прямо на улицах Голливуда, предприимчивые опекуны в это время продавали его фотографии…

Доктор встал со своего кресла и подошел к полкам. Достав том Крафта-Эббинга, он вынул оттуда фотографию и протянул ее полицейскому. На снимке был изображен мужчина с крупным мясистым лицом, в желтом женском платье с мелкими красными цветочками. На конусообразной голове был пучок волос, завязанный в стоячий узел, напоминающий птичий хохолок и украшенный маленьким красным бантиком. Существо обнажало свои лошадиные зубы в улыбке-оскале. На обратной стороне была странная надпись: корявая буква S и стрелочка, указывающая на букву D.

  — Это одна из последних его фотографий. Я работал тогда ординатором в окружной больнице Лос-Анджелеса. Он называл меня "До", так как не мог выговорить моего имени. Очень любил фруктовые леденцы. Он подарил мне свою фотографию и подписал как умел. Холодным сентябрьским днем, почти сорок лет назад, его унесла смерть на своих крыльях. Тело похоронили в безымянной могиле на полузаброшенном кладбище «Роуланд-Хейтс». Однако у Шлитци были поклонники. Да-да, не смейся. И ваш покорный слуга тоже среди них. Когда в 2009 году его перезахоронили и установили надгробную плиту, я тоже был на скромной церемонии, чтобы почтить память человека, который, будучи обижен природой, пытался немножко украсить нашу серую нормальную жизнь…

Завершив монолог, звучавший, как речь на траурной церемонии, доктор замолчал, прикрыв глаза. Из оцепенения его вырвал возглас полицейского. Крамер увидел на экране нечто невообразимое. Лысый мужчина с пышными усами скручивал себе сигарету. Казалось бы, что в этом особенного? Актер скручивал ее губами. Потому что рук и ног у него не было!

—  Что это за существо? – с ужасом спросил полицейский.

 Психиатр понимающе улыбнулся.

— А это еще одна из звезд фильма. Знакомьтесь: Принц Рандиан. Здесь ему 63 года. Он также известен под псевдонимами «Человек-змея», «Живой торс», «Человек-гусеница». Был привезен знаменитым Барнумом из Британской Гвианы. В течение сорока пяти лет Рандиан давал кассовые сборы. Этот актер страдал врожденным синдромом тетрамелии, то есть родился без рук и ног. Но его половые органы не пострадали, и это позволило ему стать счастливым мужем и отцом нескольких дочерей и сына. Рандиан, чье данное при рождении имя так и осталось неизвестным, был индийцем. Он говорил свободно на хинди, английском, французском и немецком языках.

Появилась финальная сцена счастливого примирения Ганса и Фриды. Фильм кончился. Старый психиатр выключил свое чудо техники.

— К сожалению, история фильма весьма трагична и поучительна. Снят фильм знаменитой и ныне здравствующей компанией «Метро-Голдвин-Майер». Работа над сценарием была начата еще в 1927 году. Чтобы воплотить задуманное, было привлечено шесть сценаристов, которые корпели над ним день и ночь. Через полгода после окончания сценария приступили к съемкам, завершив их за несколько месяцев. Первоначально фильм продолжался 90 минут, и во время одного из предварительных просмотров, перед выходом на широкий экран, одна из зрительниц угрожала MGM судебным иском за то, что у нее после фильма случился выкидыш как результат отвращения и страха при просмотре некоторых сцен. Студия, пойдя на компромисс, сократила фильм до 64 минут. Некоторые сцены были подвергнуты жесткой цензуре и вырезаны: расправа над Клеопатрой, кастрация Геркулеса, несколько комедийных моментов и большая часть оригинального эпилога. Премьера этой версии состоялась в Лос-Анджелесе в феврале 1932 года. Она вызвала шквал критики. Еще бы: появление на экране балаганных артистов с физическими недостатками явилось причиной нескончаемых споров о нравственно-этической стороне вопроса, а сам фильм в итоге стал провальным с коммерческой точки зрения. Политкорректные современники уже тогда оказались не готовыми к такому реализму. Однако никакие цензурные сокращения не смогли спасти «Уродцев» от провала в прокате. Этому способствовала и пресса. Фильм на три десятилетия оказался похоронен на пыльных архивных полках. Боле того, он был официально запрещен к показу в целом ряде стран. Например, в Великобритании и в Австралии. Не говоря уже про наш кинопрокат. А в нескольких штатах этот запрет до сих пор не снят! Существует голливудская легенда: студия MGM была так напугана отрицательной реакцией публики на фильм, что на всякий случай уничтожила его негатив. После снятия фильма с проката права на его показ приобрел у студии известный антрепренер бродячих балаганов Эспер, который показывал фильм во время своих представлений под названиями «Запретная любовь» и «Ошибки природы». В 1961 году фильм был заново открыт и быстро приобрел культовый статус. Только почти через шестьдесят лет было официально признано его большое художественное значение, и он был внесен в Национальный реестр фильмов.

— Да, невеселая история, — согласился детектив и отхлебнул коньяк.

— Но это еще не все, — печальным низким голосом добавил доктор.

— Не все? — переспросил Бен

— Есть еще более черная страница в истории коулофобии. И она, к несчастью, в отличие от сценария виденного нами фильма, реальна. Связана она с клоуном-маньяком. Джон Уэйн Гейси-младший. Его отец был алкоголиком и психопатом. Судьба не очень благоволила Джону. Сначала у него обнаружили опухоль мозга, потом он стал жертвой педофилии. По иронии судьбы, в 17 лет во время секса он потерял сознание, что, собственно, и усугубило его ощущение собственной неполноценности. Через год он едет в Лас-Вегас и устраивается на работу в частный морг. А через пару месяцев полиция получает от взбешенного владельца морга официальное заявление о случаях некрофилии, в которых он обвиняет своего нового сотрудника. Но никому нет до этого дела… Потом Гейси перебирается в штат Айова и там становится примерным семьянином и услужливым ресторатором, а вечерами принуждает молодых несовершеннолетних официантов к оральному сексу. Потом был суд, чистосердечное признание и раскаяние, символический срок в десять лет, но Гейси был освобожден досрочно за примерное поведение уже через полтора года.

— Все это, конечно, интересно, но при чем здесь клоун?

— Всему свое время, — философски заметил доктор, вертя в пальцах серебряную рюмочку. — Снова переезд, снова брак и даже продвижение по социальной лестнице. Он становится активистом Демократической партии. Потом случайное убийство своего партнера, повторный развод и… — доктор выдержал актерскую паузу, — и появляется монстр! В 1975 году Гейси начал выступать на детских праздниках в роли толстого и смешного клоуна Пого. На самом деле там он начинал присматриваться к возможным кандидатам на роль жертвы. А по вечерам он ездил на своей машине и подыскивал молодого сексуального парня. После знакомства он привозил жертву к себе домой, пытал, избивал и насиловал. В перерывах между пытками Гейси читал своим жертвам Библию. Как правило, он душил своего партнера и сбрасывал тело в подвал или, когда подвал уже переполнился, в местную реку. Всего он лишил жизни тридцать три человека. На одном из допросов его спросили, почему он переодевался клоуном? На что Гейси ответил, что клоуну все сойдет с рук. 13 марта 1980 года присяжные вынесли вердикт: признать Джона Уэйна Гейси виновным в преднамеренном убийстве тридцати трех человек и приговорить к двадцати одному пожизненному заключению и к двенадцати смертным казням. В тюрьме Гэйси стал художником. В течение двенадцати лет, ожидая исполнение приговора в камере смертников, он написал несколько портретов клоунов, к которым всегда был неравнодушен. Эти картины приобретали различные галереи и частные коллекционеры. Они до сих пор выставляются по всему миру; некоторые стоят тысячи долларов. Обложкой альбома «When the Kite String Pops» группы «Acid Bath» стала одна из картин Джона Гейси. Говорят, что некоторые родственники жертв покупали эти картины для того, чтобы потом сжечь. Но даже не это самое страшное…

— Куда уж дальше? — мрачно спросил полицейский.

— Главное — это его наследие.

— Разве у него были наследники?

— Биологических, думаю, не было. А вот духовных сколько угодно.

— Не понял, — медленно проговорил Бен.

— Смерть привлекает и завораживает, — зловеще прошептал старый доктор. — Самое главное то, что Гейси стал одиозной фигурой, гением зла. Стивен Кинг на волне интереса к этому маньяку в 1986 пишет свой знаменитый роман «Оно»; так назвал Зигмунд Фрейд область бессознательного. И в качестве главного злодея выступает убийца детей клоун Пеннивайз, прототипом которого и послужил клоун Пого, он же Джон Гейси. В том же году выходит на экраны фильм ужасов «Резня в школе», в котором орудует убийца в маске смеющегося клоуна. Затем, через четыре года, выходит фильм ужасов по сценарию Кинга. Ну, и пошло-поехало. За год до казни, в 1991 году, о Гейси был снят фильм «Поймать убийцу». В 2003 году, уже после казни, вышел фильм о жизни Гейси «Могильщик Гейси». В мультипликационном сериале «Южный парк» в эпизоде «Ад на Земле 2006» Джон Гейси выступает как подручный Сатаны. В другом фильме, «Интервью с призраком», действие происходит в особняке Джона Гейси, где происходят паранормальные вещи. В 2010 году югославский режиссер Светозар Ристовски снял картину «Уважаемый мистер Гейси». По меньшей мере, десяток рок-групп посвятили клоуну-убийце свои песни, включая малоизвестную украинскую группу «60 герц». Киносценаристы, разработав золотую жилу нового сюжета, нашли, чем приковать испуганного зрителя к экрану. Это положило начало целой серии фильмов ужасов с главными героями в виде злых клоунов: « S.I.C.K.», «Клоун убийца», «Клоун», «Экстро», «Страх клоунов», «Дом клоунов», «Хороший клоун – мертвый клоун», «Гробовщик», «Расплющенный космос», «Клоуны-убийцы из космоса»… Сценаристы,  будучи  опытными кукловодами, дергая за ниточки кровавых сюжетов, постепенно формировали у зрительской аудитории страх перед клоунами. Появляется роман ужасов «Цирк семьи Пайло», где нанесение клоунского грима на лицо персонажей служит некой лакмусовой бумажкой для их настоящей души. В человеке проступают его самые низменные черты, по типу стивенсоновских Джекилла и Хайда. Психопатизированная клоунская труппа цирка не способна сосуществовать ни с кем, кто "не клоун". Итак, подводя итог, мы можем понять возможные бессознательные механизмы этой фобии. Маска или грим – это раз. Под внешне добрым и безопасным могут скрываться угроза и зло. Во-вторых, мы не хотим потерять свое лицо и стать посмешищем из-за идиотских выходок клоуна. Любые резкие и неожиданные движения пугают, особенно если они сделаны вблизи человека. Безобидная хлопушка способна напугать не менее сильно, чем выстрел из пистолета. Неожиданное поведение всегда пугает, а эффект многих шутовских приемов основан на неожиданности. И, наконец, на мой взгляд, очень важно первое впечатление человека от столкновения с чем-либо ранее еще не виденным. Допустим, четырехлетний малыш приходит нарядным в цирк вместе с родителями в первый раз. Все для него ново и необычно. Он видит дрессированных собачек, жонглеров, фокусников. И вдруг появляется незнакомый кривляющийся дядька, плохо одетый. А еще он хватает за руку и тащит на арену… Вот и начало будущей фобии!

Окончив последнюю фразу, доктор посмотрел на полицейского и извиняющимся тоном добавил:

— Никак не могу избавиться от дурной привычки читать лекции… Понимаю, что слишком много информации на один вопрос, который мне задали.

Крамер кивнул головой и захлопнул блокнот, в котором на протяжении беседы делал пометки.

  — Что-то мы засиделись, док. А меня уже мой напарник  Мацу часа два дожидается.

 Детектив встал.

— Еще раз спасибо за чудесный кофе и интересный рассказ..

— И вам спасибо, что не забываете, — вежливо ответил доктор. -  Пойдем, я провожу.

          В самых дверях Бен пожал еще достаточно крепкую руку старика. Старый психиатр грустно улыбнулся Крамеру и сказал:

— Детектив, я не случайно упомянул круг. Если мы игнорируем прошлые точки, а они, поверьте, всегда есть, то вынуждены повторять свои ошибки снова и снова. Возможно, есть точка отсчета, которую вы упустили.

Бен задумчиво шел по дорожке от дома, когда его окликнули.

— Бен, подожди.

Крамер обернулся. Старый врач стоял в дверном проеме.

— Забыл пожелать тебе удачи. Но мне кажется, что мы еще встретимся…

*****

Когда Крамер вошел в полицейское управление, несмотря на поздний час, там царило оживление. Сотрудники пили кофе, переговариваясь друг с другом. Мацу, молчаливый и грозный, как гора Фудзи, сидел и скатывал бумажные шарики, смачивая их слюной, и бросал в импровизированную корзину — в бумажный стаканчик с остывшим кофе.

— И какой счет, Мейджик Джонсон*?

— Крамер, ты знаешь, почему евреи живут в Израиле, а не в Швейцарии?

— Нет, — озадаченно ответил Бен.

— Потому что они опоздали на поезд!

— Это еще почему?

— Потому что у них будильник сломался.

— Какой будильник?

— Тот самый, который должен был звенеть у тебя в твоей долбанной полицейской башке: «Мацу, пора ужинать! Мацу, пора ужинать!»

  — Все, все, все! Я не прав,- примиряющим тоном произнес Крамер.

Глава13. Ресторан«Арарат»

                     Мельница сильна водой, а человек силен едой.

                                                          Армянская поговорка.

Жизнь — это ресторанное меню без расценок, где стоимость блюда всегда превышает размер порции.

 Из разговора.

Друзья вышли из полицейского управления. Мацухиро потянулся, расправляя могучие плечи и глядя в вечернее небо, сказал:

— Слушай, я так проголодался! Тут рядом есть классный армянский ресторанчик, где подают такое мясо — пальчики оближешь! А еще там есть долма из виноградных листьев, суп харчо, бастурма*…

— Чувствуется по знанию меню, что ты нередко там бываешь!

— А то! — довольно похлопывая себя по животу, ответил Мацухиро. — В этих чертовых детективах копы либо пьют, либо раскрывают преступления. Такое впечатление, что они питаются либо супом из святого духа, либо копчеными ангельскими ребрышками...

— Нет, пожалуй, в твою картину мира не впишется знаменитый детектив-гастроном и ценитель орхидей Ниро Вульф, у которого даже был свой повар Фриц…

— Судя по твоей рекомендации, книга стоящая, и надо ее прочитать.

— Во-первых, это серия романов, а во-вторых, надо же тебе с чего-то начинать. Пошли в твой ресторан. А то у меня что-то тоже разыгрался аппетит.

Название ресторана «Арарат» было написано и по-английски, и по-армянски и с обеих сторон было украшено виноградными гроздьями. Ресторанчик выглядел небольшим и по-домашнему уютным. Из кухни доносился аромат каких-то необыкновенных пряностей, от которых захватывало дух. Они уселись за столик, покрытый скатертью в крупную бело-зеленую клетку.

Крамер взял меню и присвистнул:

— Цены приятно удивляют. Скажите, мой друг, — неожиданно вежливо он обратился к японцу, — может, вы являетесь совладельцем этого гастрономического чуда? Или приходитесь близким родственником покойному императору Хирохито*?

Мацухиро не успел ответить, как маленький зал огласился радостным воплем, похожим на трубный глас слона во время брачного периода. К ним с грацией дирижабля несся крупный мужчина с усами, которые бывают только у пиратов и опереточных злодеев.

— Китано-сан! Какая радость! Маргарет, дети, у нас в гостях сам господин Китано!

Из кухни выкатилась кругленькая маленькая женщина в красном фартуке. Появились двое юношей, казавшихся уменьшенными копиями отца, но без усов. У всех застыло немое восхищение на лицах.

Бен удивленно посмотрел на друга. Тот смущенно произнес:

— Знакомьтесь, это хозяин «Арарата» Ашот Назарян. А это мой близкий друг – детектив Бенджамин Крамер.

— Очень приятно, — прогудел армянин, сжав в своей пухлой ладони руку Бена. — Все только самое лучшее за счет заведения, даже не спорьте! Да, — добавил он многозначительно, — есть коньяк из самого Еревана. Мне его консул в подарок привез.

— Спасибо, Ашот, мы на службе. Как-нибудь в следующий раз…

Вся семья шумно удалилась за отцом, а из кухни еще пару раз донеслось: «Вах, какой гость!»

— Слушай, Мацу, по-моему, они так даже Азнавуру* бы не обрадовались. Может, ты тайная поп-звезда?

— Нет, — махнул рукой японец. — Все гораздо проще. Несколько месяцев назад я зашел сюда перекусить.  Скажем так, иногда позволяю себе маленькие праздники. Во время моего дегустирования шашлыков появились какие-то турецкие отморозки с цепями и в мотоциклетных куртках с надписью: «Дети Волков» и начали здесь все крушить. Пришлось оставить шашлыки и объяснить им, что я очень не люблю шум во время еды. А когда приехали коллеги, то в участок увезли только одного, остальные трое поехали в реанимацию. И, как я понял по реакции нашего гостеприимного Ашота, хулиганы теперь обходят, точнее, объезжают его ресторан стороной.

— Итак, ужин с героем, это впечатляет, Мацу! А теперь о нашем клоуне… Рассмотрим несколько версий. Постараюсь тебя не очень утомить. Это выжимка из беседы с судебным психиатром Дэвидом Нейманом, плюс кое-что из книг...

Затем Крамер вытащил из кармана пиджака блокнот и прочитал по слогам:

  — Гиппо-пото-монстро-сескип-педало-фобия…

  — Это что еще за хренотень такая? В ней не меньше полусотни букв!

  — Нет, всего тридцать три. И она называется боязнью длинных слов.

  — Еще бы! Я сам от такого слова начал бы заикаться!

  — Фобией считается иррациональный страх перед конкретным объектом, местом или ситуацией, — невозмутимо продолжал Крамер. — Люди боятся всего: микробов, крыс, высоты, полетов, замкнутых пространств. В мире насчитывается свыше десяти миллионов человек, которые страдают от самых разных фобий. Так вот, существует около трехсот фобий. Среди них есть идиотские, по-моему. Например, боязнь быть похороненным заживо или боязнь кукол. А как тебе такие: глобофобия — боязнь воздушных шариков, или алекторофобия — боязнь цыплят. Даже есть пентерафобия — страх перед тещей, так сказать, мужской страх на генетическом уровне. Среди всей этой медицинской чуши есть и то что нас интересует, это боязнь клоунов. Причем не такая уж и редкая штука!

—  Не может быть?!

— Еще как может! Есть много аспектов. Например, яркий грим, рот напоминает кровавый оскал, нелепая одежда, всклокоченные рыжие волосы, громкий дурацкий смех...

— Цирк — это же всегда весело.

— Увы, не все так считают. Вот как тебе, например, рассуждения одного русского поэта, жившего в начале двадцатого века:

Клоун в огненном кольце,

Хохот мерзкий, как проказа,

И на гипсовом лице

Два горящих болью глаза.

Лязг оркестра, крик и стук,

Точно каждый озабочен

Заглушить позорный звук,

Мокро хлещущих пощечин.

Всё крикливо, всё пестро,

Люди-звери, люди-гады,

Как стоглазый злой паук

Заплетает в кольца взгляды…

Всё крикливо, всё пестро,

Мне б хотелось вызвать снова,

Образ бедного больного,

Грациозного Пьеро…

Он стоит в своем окне

С неизменной мандолиной,

Песню страсти лебединой

Коломбине и луне.

Клоун в огненном кольце,

Хохот мерзкий, как проказа,

И на гипсовом лице

Два горящих болью глаза.

 А теперь от лирики к фактам, слушай. Слово «клоун», скорее всего, происходит от шведского «kluns», то есть неуклюжий. Раньше на арене было два клоуна: белый и рыжий. Первый был грустным и часто плакал, а вот второй его еще и поколачивал, и насмехался. А потом остались одни рыжие клоуны. Неудачники–растяпы практически всегда проигрывают бесшабашным весельчакам и дебоширам. Хотя и бывали исключения. Пожалуй, к белым клоунам можно отнести комиков мирового уровня, например, — звезд немого киноэкрана, таких, как маленький оборванный аристократ Чарли Чаплин и человек с каменным лицом — Бастер Китон*. А из неизвестных тебе вообще, но тем не менее, некогда популярных, был такой русский грустный клоун Леонид Енгибаров*.

— Слышь, Бен, такое впечатление, что ты из цирка не вылазишь…

— Я бывал в цирке, но меня больше привлекали не глупые шутки клоунов, а потрясающие возможности человеческой силы и ловкости. Я не из тех, кто ходит на представления в ожидании того, когда эквилибрист из-под купола рухнет на опилки… Что касается моих знаний, то вот уже почти двадцать лет, как я регулярно посещаю библиотеку так же, как люди посещают тренажерный зал. По сути дела, это тоже накачивание, только не мышц, а мозгов. Кстати, стать полицейским я решил именно там, на ступеньках перед входом в библиотеку.

— Наверное, начитался там о всяких мифических Мегре, Пуаро и прочей компашке. О гениальных книжных героях, не имеющих никакого отношения к реальной, скучной рутине нашей работы.

— Нет, Мацу, это не связано с книгами. Когда-нибудь я тебе все расскажу… Так вот, к чему я веду? Боязнь клоунов основывается не только на гипотетическом страхе перед клоуном, точнее, — перед маской, а имеет свои корни...

Он не успел закончить, как открылась дверь, и волна запахов буквально захлестнула обоих детективов. Появился сам хозяин с подносом и начал выставлять на стол благоухающие дары солнечной Армении. За ним появился младший сын, Арсен, и принялся аккуратно расставлять приборы.

— Я должен сначала рассказать совсем чуть-чуть, — извиняющимся тоном начал Ашот. — Армянская кухня не только одна из самых древних на земле, но и из самых вкусных. Мы в ней используем свыше трехсот трав и цветков в качестве приправ. Да-да, трехсот!  Правда, некоторым наша кухня кажется излишне соленой и острой. Но поверьте, при нашей жаре она лучше всего!

Первой на столе появилась большая глиняная тарелка, щедро украшенная кинзой и базиликом. На ней были разложены темно-красная благоухающая колбаса с чесноком и корицей, вяленое мясо, нарезанное прозрачными ломтиками и напоминающее на срезе рубин, и мясной рулет.

— Суджук*, копченая бастурма, мясной рулет с грецкими орехами по дедушкиному рецепту, — скромно, но с достоинством прокомментировал Назарян.

За ними последовали красная маринованная капуста со свеклой и чесноком, салат из красной фасоли, крупно нарезанные свежие помидоры с кинзой и красным луком и три узкие румяные лепешки.

— Конечно, настоящий лаваш надо печь в тонире*, на хорошем хворосте! Дедушка бы меня не простил… — со вздохом произнес Ашот. — Теперь все. Лекция окончена, приятного аппетита. Но не очень наедайтесь. У нас еще рыба, суп и, конечно, шашлык. Настоящий шашлык по-карски! Как говорят в моей родной Армении: «Мельница сильна водой, а человек – едой».

Оставаться равнодушным ко всему гастрономическому великолепию с благоухающей симфонией запахов? Для двух голодных полицейских желудков это было практически невозможно.

— Знаешь что, Мацу, давай все-таки поедим. Итадакимас*! — произнес Бен, сглотнув слюну, и оторвал кусок лаваша. Украсив кусок лепешки тремя сортами мяса и маринованным капустным листом, укусил шедевр.

— Просто божественно, мясо тает во рту.

— Угу, — с полным ртом согласился Китано.

 Пока гости, закрыв от наслаждения глаза и причмокивая, вкушали от кулинарных талантов Ашота, сам хозяин, затаив дыхание, смотрел на них сквозь щелку в занавеске. Потом, повернувшись к жене, он прошептал:

— Им нравится, Маргарет! Клянусь дедушкиной могилой, им нравится!

В его глазах стояли крупные слезы, и он счастливо улыбался.

Минут через двадцать после начала  их королевской трапезы возле стола появился Арсен и поставил напротив каждого по узкой глиняной тарелке с рыбой.

— Это форель в ореховом соусе, — тихо сказал он и почтительно замер. Мацухиро с важным видом обмакнул кусочек рыбы в густой коричневый соус и положил себе в рот. Через несколько мгновений он, покачав головой, изрек по-японски:

— Фукано на! Якидзакана-экусутаси, кивамари кираку!

Арсен растеряно посмотрел на японца.

  — Извини, Арсен-тян, что я говорю по-японски. На английском это примерно так: это просто невероятно, эта рыба — просто экстаз и предел счастья. Передай отцу, что он волшебник!

 Мальчик посмотрел на Мацухиро сияющими глазами и сказал с поклоном:

 – Спасибо вам, Китано-сан. Но рыбу готовил я…

И на лице у него расцвела самая счастливая улыбка на земле.

— Отец может тобой гордиться! – поклонился Мацу в ответ.

Мальчик бросился на кухню с криком:

— Папочка, господин Китано меня похвалил!

Еще через минут двадцать в зал вошла Маргарет, супруга Ашота. Она несла глубокие чашки, из которых поднимался пар.

— Ашот, мы уже наелись, — слабо начал отбиваться Мацухиро.

— Понимаете, у каждого в нашей семье есть свое фирменное блюдо. Этот бозбаш по-еревански, суп из баранины с горохом, черносливом и зеленым яблоком. Альбина, светлая ей память, мама моей жены, учила ее сама. Я, когда первый раз попробовал, сразу решил – женюсь! И женился. Вы же никуда не торопитесь. Сейчас только девять часов вечера… Не обижайте хозяйку, попробуйте несколько ложек.

— Ашот-джан, дорогой, мы конечно съедим эту замечательную похлебку, но дай нам хотя бы передышку минут сорок.

— Хорошо, хорошо, дорогие мои. Вы только взгляните на мой шашлык. Арменчик, сынок, покажи гостям шашлык!

В зал вошел старший сын Назаряна, неся на вытянутых руках вертел, на который были насажены большие куски баранины с курдючным салом, головки лука, куски баклажанов и помидоры.

— Уважаемый господин Назарян, конечно, большое спасибо за гостеприимство. Но ваш шашлык скорее подошел бы Портосу или Гаргантюа, — начал было объяснять Крамер.

— Слушай, дорогой, я не знаю, кто такие эти Портос и Гаргантюа. Хотя уверен, что ваши друзья — тоже очень достойные полицейские. Но сегодня я угощаю только господина Китано и его друга! Я и Армен мариновали этого барашка в свежевыжатом лимонном соке, коньяке и красном луке с десятком трав, которые растут только у нас в Армении.

— Ашот, не обижайся, мы все попробуем. А сейчас нам надо поговорить о работе, — извинился за друга Китано.

— Хорошо, я вернусь через сорок пять минут. Арсен, за мной, — и папа Назарян гордым шагом двинулся на кухню.

******

Крамер еще добрый час рассказывал Китано о клоунах и закончил неожиданно:

— Дэвид Нейман мне намекнул, что, скорее всего, мы имеем дело с серийным убийцей, одержимым тяжелой формой коулофобии.

— Так что следующей жертвой будет опять клоун?

— Откуда мне знать? Хотя старик вряд ли ошибается…

Глава14. Арест Пачинни

Если история чему-нибудь и учит, то только тому, что убить можно кого угодно.

                                      Майкл Корлеоне, из фильма «Крестный отец-3».

          Джузеппе, ссутулившись, вошел в комнату и сел, съежившись на стуле. Его взгляд был устремлен в пол. Казалось, ничто и никто в этой жизни не сможет вытащить его из бездонной пропасти горя.

— Я что, арестован? — безучастным тихим голосом спросил Пачинни

— Нет, конечно же, нет, уважаемый господин Пачинни. Итак, — продолжил Китано, — мы пригласили вас в участок, чтобы немного побеседовать.

— У меня нет никакого желания беседовать ни с вами конкретно, ни с кем-либо другим. Простите, если я сказал бестактность, — бесцветным голосом произнес Пачинни.

— Может быть, горячий кофе? Он у нас неплохой! — участливо предложил полицейский.

— Спасибо. Я уже сказал, что меня ничего не интересует. Я только хочу, чтобы меня оставили наконец в покое!

— Думаю, что все-таки смогу вас кое-чем заинтересовать.

—  Послушайте, я так устал… — вяло начал Пачинни.

— Только взгляните на эти фотографии. Думаю, что они вас заинтересуют…

— Уважаемый детектив, никакие фото, включая обнаженных Мерлин Монро и Шарон Стоун, меня не интересуют.

— Даже если они связаны с индейцем?

Пачинни медленно поднял голову:

— Каким индейцем?

— Ой, как же его звали? Дай Бог памяти… Большая Скала, нет?.. Бешеный Бык, нет?..

— Сумасшедшая Лошадь! — почти выкрикнул Пачинни.

— Во-во! Точно помню, что речь шла о какой-то бешеной скотине.

— Офицер, оскорбляя его, вы оскорбляете меня! Вы должны немедленно извиниться, или я не отвечу ни на один ваш вопрос! — твердо сказал Пачинни внезапно окрепшим голосом.

— Хорошо, хорошо, — примиряющим тоном произнес Мацу.

— Так что насчет Сумасшедшей Лошади?

— Видите ли, мы нашли….

— Не может быть, — еле слышно прошептал Пачинни. — Вы нашли томагавк?! Дайте скорее взглянуть на фото!

— Не раньше, чем вы согласитесь выпить чашку кофе.

— Да я ведро выпью любой бурды. Давайте скорее ваш дурацкий бумажный стаканчик!

— Видите ли, стаканчики у нас закончились. Лимит на этот месяц исчерпан. Знаете, кризис, всюду сокращения…

— А из чего же я буду пить? — обалдело спросил Пачинни,

Мацу выдвинул верхний ящик стола и достал большую оранжевую кружку с синими цветами. Через несколько секунд он принес ее, наполненную кофе

— Вот, — и он протянул этот шедевр на вытянутой ладони. — Моя любимая кружка. Мне ее мама в десять лет подарила. Вы только не держите ее за ручку, я ее недавно склеил, — попросил извиняющимся тоном Мацухиро.

Пачинни взялся за верхний край всеми пятью пальцами, бережно снял с ладони японца пузатую чашку и, отхлебнув кофе, нетерпеливо сказал:

— И где они, эти фотографии?

— Вот, — просто ответил Мацу и веером разложил фотографии перед итальянцем. — Эй, что это с вами?! — воскликнул он, увидев, как итальянец, закатив глаза, начал медленно сползать со стула. Мацухиро, моментально перевесившись через стол, успел схватить итальянца за шиворот и водрузил его обратно на стул. Итальянец сидел, раскачиваясь и шепча, будто мантру:

— Это он. Это он. Это он.

— Погодите пару секунд, я принесу воды.

Полицейский аккуратно взял чашку с кофе за ручку и вышел, закрыв за собой дверь. Оставшись один, он немедленно выплеснул остатки кофе в корзину с бумагами, а затем аккуратно поместил чашку в пластиковый пакет, который достал из заднего кармана брюк.

— Эй, Сильвия, будь добра, сгоняй быстро в лабораторию и скажи, что это очень срочно. Пусть снимут пальчики с этой чашки и сравнят их с отпечатками на томагавке. Да, кстати, дай мне стаканчик с водой. А за это я поведу тебя в такое место, по сравнению с которым  рай покажется дешевой забегаловкой!

  — Китано, Китано, — Сильвия протянула ему бутылочку с водой и, подмигнув, погрозила пальцем. — Ты уже второй раз меня обещаешь сводить в ресторан…

Вернувшись, Китано застал итальянца, продолжавшего повторять, как заезженная пластика:

— Это он. Это он. Это он…

— Вот, попейте, — и Мацу отвинтил колпачок бутылки. Итальянец не слушал его. Тогда Мацу плеснул в лицо итальянца водой из бутылки.  Тот моментально вернулся из состояния транса.

— А?! Что?.. Простите, я…

— Ничего страшного, — ободряюще похлопав его по плечу, произнес полицейский. — Попейте воды

— Спасибо. А то что-то в горле пересохло, — он сделал большой глоток.

— Итак, вы узнали этот томагавк?

— Конечно, узнал! Не может быть никаких сомнений, это он! Вы поймали вора? Кто он?

— Увы, мы не можем пока ничего вам рассказать. Тайна следствия, извините.

— А когда я могу его забрать? Ведь без него я не могу открыть выставку.

— Боюсь, что пока мы не можем вам вернуть ваше сокровище…

— Но почему? Это же мое! У меня есть все документы. В конце концов, вы не имеете права! — воинственно закричал Пачинни.

— Сядьте, сядьте! — строго произнес коп. — Имею полное право. Ваш топорик является вещественным доказательством.

— Доказательством чего? — недоуменно спросил Пачинни

Дверь открылась. Молодая полицейская подошла к Мацу и положила на стол несколько листков.

— Идентификация – сто процентов.

Мацу встал, повернув голову из стороны в сторону, как это обычно делают боксеры на ринге, и официальным тоном произнес:

— Джузеппе Пачинни, вы арестованы. Вы подозреваетесь в убийстве первой степени. Вы имеете право хранить молчание, все сказанное вами может быть использовано против вас. Вы имеете право на адвоката, если у вас нет возможности оплатить его услуги, вам будет предоставлен бесплатный адвокат.

— Вы сошли с ума, — убежденно произнес Пачинни. — А кого я убил?

— Билли Редспота.

— Первый раз слышу. А почему я его убил?

— Это мы как раз и собирались спросить у вас.

— А как он хотя бы выглядел?

— А вы что, кого-то еще убили?

— Перестаньте надо мной издеваться! Я имею право знать, в чем меня конкретно обвиняют?

— Обвинение вы услышите в суде. А пока вы подозреваетесь в преднамеренном убийстве индейца по имени Билли Редспот. В качестве орудия убийства вы использовали томагавк. На нем обнаружено два десятка четких отпечатков ваших пальцев.

— Не может быть! Вы хотите сказать, что я убил своими руками индейца? Индейца?! Вы сошли с ума!  Наверное, при определенных обстоятельствах, если бы мне угрожала смертельная опасность, пожалуй, я бы смог убить любого человека. Но только не индейца! Может быть, это выглядит и смешно, но я верю в реинкарнацию и верю, что душа воина из племени Дакота переселилась в меня! Да, я итальянец, но у меня душа индейца. Для меня убить индейца — все равно что убить свою душу. Если вы по-прежнему думаете, что я убийца, то вы просто сошли с ума! – выпалив на одном дыхании всю свою душевную боль, он обхватил голову руками и по-детски заплакал.

— Мацу, наручники на него надевать? — тихо спросила Сильвия. Китано покачал головой.

— Просто проводи его в камеру. Да посмотри, чтобы там не было никаких уголовников. И ремень забери со шнурками, чтобы, не дай Бог, он не встретился с убиенным раньше времени.

Глава15. Самурай, который мечтал стать поваром

       Я не знаю, как побеждать других; я знаю, как побеждать себя.

                            Цунэтомо Ямамото  «Путь самурая» (Хагакурэ).

По-настоящему Мацухиро ненавидел только две вещи, и обе они начинались на букву "С": сумо и суши. Все свои несчастья он связывал именно с этими понятиями. Начнем хотя бы с рождения. Мацу был долгожданным сыном после трех дочерей.

Когда он родился с весом пять сто, больше всех радовался дедушка, который, взяв на руки своего внука, выкрикивал абсолютно непонятное в родильном отделении слово «ёкодзуна» *. Особенно оно было непонятным в роддоме Лос-Анджелеса. Палатная сестра решила, что это японский обычай и дедушка дает имя внуку.  Из-за того, что ребенок родился крупным, у матери были некоторые осложнения при родах, потребовавшие дополнительного наблюдения со стороны гинеколога. Каждый раз, принося младенца на кормление матери, сестра сопровождала свой приход словами: «А вот и наш маленький ёкодзуна!»

 Но дедушка имел далеко идущие планы. Он сообщил своему брату в Токио, сколько весит новорожденный, от чего тот пришел в неописуемый восторг. Оба старика решили, что на свет появился Таникадзэ* или Оногава*; в самом крайнем случае, — дух великих сумоистов вселился в мальчика. Предки по линии Китано утверждали, что их родословная восходит к самому Кикара Оиси*. То есть, не совсем к нему, а к их далекой прапрапрабабке, которую тот полюбил и женился. Что было на самом деле триста лет назад, — не знал никто, но легенда есть легенда. А историю о сорока семи самураях Мацу впервые услышал от дедушки в возрасте трех лет. Тот с маниакальным упорством рассказывал внуку эту легенду с частотою раз в неделю.

Как было записано в карте семейного врача, мальчик рос и развивался соответственно возрасту. Он был действительно крепким и рослым. Мало того, что Мацухиро от природы был крупным, дедушка его постоянно подкармливал и даже более того: начиная с шести лет, давал доллар за каждый дополнительный килограмм. Мать водила ребенка к эндокринологу, но врач говорил, что никаких нарушений нет и мальчика надо просто меньше кормить. Мать просила и умоляла свекра оставить ребенка в покое, но тот был неумолим.

Мацу рос как на дрожжах. Но заботливый дедушка не успокоился. Начиная с пяти лет, он лично начал тренировать своего внука. Сначала он давал ему небольшие собственноручно изготовленные полукилограммовые гантели, заставлял приседать не меньше двадцати раз в день, толкать стену изо всей силы. А вместо того, чтобы играть с другими детьми, Мацухиро, согласно режиму, разработанному дедушкой, должен был спать, чтобы во сне набирать вес. К девяти годам Мацу был настолько силен, что мог десять раз поднять одной рукой гантель в пятнадцать килограммов, приседал не меньше сотни раз в день и мог толчком рук опрокинуть шестидесятикилограммовый мешок риса. Тогда дедушка решил, что подготовка закончена и мальчик может ехать в Японию. Ни слезы матери, ни просьбы отца, ни отказ от еды самого Мацухиро не могли сломить железную волю старика, желавшего видеть внука чемпионом.

Дедушка сообщил, что совершит харакири на глазах у всего дома, если внук не поедет в Японию к его брату. Невестка знала дурной нрав свекра, и на этом споры были окончены. Так Мацу оказался в Токио.

Стопроцентный американец Мацу был помещен в известный сумо-бэя*, поскольку поразил самого сумо-тосиери* Хатояма своей силой и выносливостью. Мацу, который дома имел собственную комнату, теперь был вынужден спать в комнате на двадцать человек вместе с другими младшими учениками. И постоянно выслушивать насмешки старших учеников. Они наградили его даже обидным прозвищем «фо-ку» *, поскольку американец недостаточно ловко умел пользоваться хаси*. Кроме всего прочего, ему приходилось постоянно убирать за старшими и, конечно, ходить на рынок, чтобы покупать продукты для знаменитого богатырского супа. О, это был целый ритуал, так как оками-сан* знала таинственный рецепт, полученный от своей бабки. Сначала он должен был купить в рыбном ряду королевских креветок, мидий и маленьких осьминогов; потом он шел в мясной ряд и покупал крупные куриные ноги, индюшиную печень, индюшиные горла; потом наступала очередь растительной пищи: лук-порей, грибы шитаке, китайская капуста, имбирь, редька дайкон; и, наконец, соевая паста мисо и жареный тофу. Нагруженный, таким образом, как нефтяной танкер, он и еще несколько собратьев по несчастью посещали рынок три-четыре раза в неделю.

Все это густое и пахучее варево, которое он ел каждый божий день, надоело ему уже через месяц, но увы, кроме тянко-набэ* и риса, как правило, ничего не было. То есть был рис с маринованными овощами, рисовые колобки, поджаренный рис с морскими водорослями и тофу, и, наконец, — просто рис. Не было того, к чему он так привык в далекой Америке: любимых спагетти с грибным соусом и пармезаном, гавайской пиццы с ананасами, пирожных с шоколадным кремом, жареной грудинки с чипсами, сочных гамбургеров. Короче: суп и рис, рис и суп.

И однажды Мацу втихаря, во время покупки продуктов, купил по куску свинины и говядины. Причем он взял филейные части, объяснив, что ему надо сварить крепкий бульон. Добрый мясник положил ему несколько распиленных костей бесплатно. Суп вышел на славу, но кому-то из учеников попалась кость и он был страшно удивлен размерами гигантской курицы. А когда тренер узнал, что это была за курица, Мацу три недели убирал за всеми, включая младших учеников.

Да, он участвовал в соревнованиях, а его двоюродный дедушка присылал фотографии и газетные вырезки об успехах будущей гордости семьи. Жизнь Мацухиро текла скучно и торжественно, как чайная церемония, и он смирился со своей судьбой. Но в шестнадцать лет он влюбился! Это была отчаянная подростковая любовь. Но, как обычно, без взаимности. Юная красавица Юкки не замечала его. А он каждый раз, завидя ее помогающей на рынке отцу, краснел и немел одновременно. Мацухиро преданно покупал овощи только у них. Более того, он охотно таскал тяжелые корзины и ворочал мешки, лишь бы лишний раз увидеть самую прекрасную девушку в Токио. Он даже начал писать стихи… И однажды признался ей в своих чувствах, назвав «своей маленькой тори*, поющей на цветущей сакуре». На это тоненькая, как побег бамбука, Юкки ответила, что «Фудзи — слишком большая гора, чтобы ее могла полюбить такая маленькая птичка». Мацу был мрачнее тучи, получив поэтический отказ. И он начал худеть… Его кормили насильно, наказывали и даже не позволяли выходить в город. Пожалуй, только последнее и возымело действие.

Но Мацу по ночам убегал из спальни и посещал тайком школу каратэ вадо-рю. Точнее, он договорился с одним старшим учеником, который давал ему платные частные уроки. Так что львиная часть денег, пересылаемых матерью любимому сыну, уходила в руку, которая была явно не пустой.

Так прошли два года. Мацу сумел тайком получить черный пояс по каратэ и похудеть на 11 килограммов. И хотя Мацу прекрасно говорил на японском, в школе его по-прежнему задевали, и рана от несчастной любви не зарастала. И тогда Мацу совершил отчаянный шаг: во время соревнований он трижды нарушил правила. Ударил коленом в грудь, потом схватил за горло и наконец болевым приемом джиу-джитсу посадил на колени своего противника. После такого позора Хатояма на глазах у всех учеников публично отрезал магэ* Мацухиро и выбросил в мусорное ведро. Двоюродный дедушка молча купил ему билет обратно в Лос-Анджелес, вместо прощания сообщив, что у него больше нет внука.

А родной дедушка, услышав о позорном крахе мечты всей его жизни, слег в больницу на две недели с обширным инфарктом. После выхода из больницы он категорически отказывался встречаться с внуком.

Однако молодой Китано ни о чем не жалел. Наоборот, он с головой окунулся в настоящую жизнь, наверстывая упущенные годы. Он ходил в кинотеатры, играл в компьютерные игры, а главное — мог по-настоящему отдаться своему хобби. Он любил готовить, экспериментируя с различными рецептами. Комбинируя их, меняя составляющие, он создавал такие кулинарные шедевры, от которых знакомые приходили в дикий восторг. Мечтой Мацухиро было открыть свой собственный ресторан с авторской кухней…

Будущий великий гастроном буквально за гроши работал то во французском ресторане, то в греческом, и даже в кошерном еврейском. Он умел так фаршировать карпа, как не умел никто. Сам хозяин «Башни Давида» хасид Пейсах Горский говорил посетителям, что так рыбу готовили только его бабушка и этот гой-японец!

Увы, без диплома престижной кулинарной школы ни о каком месте даже второго повара не могло быть и речи. Время шло, Мацу копил деньги. Но тут опять вмешалась судьба. Однажды поздно вечером Мацу возвращался из ресторана и должен был пересечь небольшую площадь, где натолкнулся на пьяных рокеров, которые решили устроить родео. Ошибочно приняв Мацухиро за мирного бычка, которого можно безнаказанно сбить, рокеры окружили его, образовав круг и не давая ему пройти.

Они ошиблись только в двух позициях: что бычок был мирным, и что все пройдет безнаказанно. Когда первый «Харлей» неожиданно толкнул Мацу сзади, тот покачнулся, но устоял на ногах. Моментально развернувшись, он схватился рукой за руль мотоцикла и дернул его вверх так, что наездник вылетел из седла и приложился всей своей небритой физиономией к теплому гостеприимному асфальту. Да так и остался лежать на нем. Не дожидаясь повторной атаки со стороны других рокеров, Мацу перешел в контрнаступление: сбив круговым ударом пятки в голову, другого механизированного тореадора, он рывком поднял мотоцикл и швырнул его сбоку в троих байкеров, разметав их, как кегли в кегельбане. Как выяснилось потом, дежурный полицейский патруль находился всего в двух кварталах от импровизированного боя с "быками". И в результате, Мацу поехал в участок, а рокеры отправились в травматологию.

После беседы с Уорреном Кристофером, бывшим боксером-тяжеловесом, а ныне капитаном полиции, Китано был поставлен перед выбором: суд за нанесение тяжких телесных повреждений или зачисление задним числом в полицейскую академию по рекомендации Кристофера.  

Глядя на гиганта-японца и похлопав его по плечу черной ладонью, больше похожей на бейсбольную перчатку, Кристофер сказал:

— Пойми, сынок, цветных нигде не любят. А у нас, с твоими-то данными, ты окажешься на своем месте, с приличной зарплатой, да еще и героем станешь!

— Но я хотел быть поваром, — слабо возразил Мацухиро.

— Поверь, сынок: полицейский — это тот же повар, только его кухня — весь наш город. Он выбрасывает воняющие продукты, предлагая клиентам два самых вкусных блюда: безопасность и покой. По рукам?

Так Мацу стал полицейским.

Глава16. Жрец Храма Расплавленного Солнца

Еда — штука хитрая. Есть нужно уметь, а представьте себе — большинство людей вовсе есть не умеют. Нужно не только знать, что есть, но и когда и как. И что при этом говорить. Да-с.

     Михаил Булгаков, «Собачье сердце».

Это был самый необычный храм. Храм Еды, именно еды с большой буквы Е. Для тех, кто не был верным паладином кулинарии, он назывался скучным словом — кухня. Если вы, попав туда, не испытывали чувство трепетного восторга, то вы — либо законченный вегетарианец, помешанный на здоровой пище, либо аскет, что еще хуже! Это был Бахайский* храм еды, где мясо, рыба, овощи и молочные продукты равны перед желудком.

Прежде всего приятно радовал глаз дизайн кухни! Мацу скопил из своего небогатого жалования средства, чтобы нанять модного дизайнера. Еще бы: как можно жалеть деньги на убранство храма?!

          Кухня была облицована итальянской сливочно-молочной плиткой, которая сверкала чистотой. Над ней шел ряд шоколадного цвета изразцовых плиток с классическим греческим орнаментом. Пол резко контрастировал со стенами и был выложен крупной красно-черной плиткой. Шкафы изготовлены из вишневого дерева и покрыты краской в тон стенам, а на дверцах красовались фигурные двухцветные вставки в тон полу.

 Шведская кухонная плита, напоминавшая гигантский слиток серебра, была профессиональной: на шесть горелок, с вместительным духовым шкафом и грилем. Бесшумный гигантский холодильник однодверный, но очень вместительный. Огромная столешница, служащая крышкой нижних кухонных шкафов, изготовлена из настоящего светло-коричневого мрамора. Именно мрамора, а не мраморной крошки! Между верхними и нижними шкафами встроены светильники с лампами дневного света. Там же располагался ряд разделочных досок: для мяса, рыбы и овощей.

 На маленькой подвесной полочке находились специи. Двумя тесными рядами стояли два десятка баночек, каждая снабжена аккуратной наклейкой. Среди различных пряностей были как широко известные: гвоздика, корица, кардамон, мускатный орех, так и редкие, которые Китано выписывал по специальному каталогу: ажгон, шафран, розовый перец.

Что самое главное на кухне? Нож, нож и еще раз нож! Только дилетант скажет, что это посуда. Кастрюля — это всего лишь рамка, куда художник помещает свое произведение. Большое полотно, типа батального, например, — русский борщ или узбекский плов, — требует определенного оформления, такого, как эмалированная кастрюля или чугунный казан. Салаты, согласно времени года, следует подавать в салатницах определенной формы и глубины. Сама посуда также была разделена на четыре сезона. Зимние тарелки — исключительно шестигранной формы, весенние — ромбовидной, летние — круглой, а осенние — непременно овальные. Форма, по мнению Китано, должна отражать суть явления природы. Зимой это снег, а снежинки обычно имеют форму шестигранников. Весна — это пробуждение, это листья. Лето? Его символом считается солнце. А вот осень — это слегка подмерзший ноябрьский пруд.

Все попытки Крамера объяснить, что снежинки могут иметь форму тетраэдров, пентаэдров и даже октаэдров, а листы бывают треугольными и пятиугольными, не говоря уже об овальном пруде, не имели успеха. Мацу прямо сказал, что Бен просто завидует его тонкому эстетическому вкусу.

Мацу потратил кучу времени и денег, пока добился идеальной гармонии. А нож… Это резец или кисть, то есть инструменты, с помощью которых повар творит свои вкусные произведения. Поэтому ножи были не просто хороши, а очень хороши. Здесь была коллекция ножей фирмы "Золинген"; несколько ножей, похожих на небольшие прямоугольные тесаки, которые Мацухиро привез из Японии; еще несколько ножей из Швейцарии и даже два ножа из русского города Златоуст, сделанных из булатной стали. Эту экзотику Мацу приобрел на выставке холодного оружия. И хотя ножи были недешевы, они того стоили. Он даже как-то продемонстрировал Бену остроту лезвия. Это было целое шоу. Надев черный фартук с белыми иероглифами, Мацу положил на доску крупный красный помидор, левую руку он демонстративно отвел за спину. Затем без какого-либо видимого усилия срезал верхушку помидора, при этом тот даже не шелохнулся.

— Ну и как? — самодовольно поинтересовался Китано.

— Впечатляет, — согласился Бен.

К приготовлению еды Китано относился весьма серьезно. Он знал по меньшей мере три десятка способов приготовления яиц. Он никогда не перепутал бы яйца пашот с яйцами бенедикт. Конечно, это требовало времени. Приходилось вставать на час раньше, но если Мацу готовил для себя на завтрак это блюдо, то оно представляло собой сложный бутерброд, состоящий из двух половинок английского кекса с яйцами пашот, четырьмя ломтиками бекона и непременно голландским соусом. А не с кетчупом! Яйца бенедикт — это яйца бенедикт, а не черт-те что с черт-те чем. Все продукты, которые покупал Мацу, должны были благоухать свежестью. Именно благоухать, а не пахнуть.

Мацу собирал не только разнообразные оригинальные рецепты с экзотическим сочетанием продуктов. Все новое, что он узнавал, заносилось в его собственные кулинарные книги. Их было две. Красная, куда помещались проверенные и одобренные самим Мацухиро Китано рецепты, и другая, черная поваренная книга, блюда из которой есть было опасно для здоровья, а продукты или способы приготовления могли вызвать целую гамму чувств — от легкого изумления до сильного отвращения.

Впервые Китано столкнулся с кулинарными изысками в Стране восходящего солнца. Ладно, рыба фугу с ее галлюциногенными свойствами, по сто пятьдесят долларов за малюсенькую порцию сашими* в виде цветка хризантемы. Да там вообще есть нечего! Хотя в одной рыбешке яду столько, что легко можно отправить на небесный чемпионат разом две футбольные команды. Однако желающих совершить японское кулинарное харакири, попробовать фугу и не умереть, было превеликое множество. Особенно туристов…

Это еще полбеды. А как вам сашими из живой рыбы, которая на блюде еще хватает ртом воздух. Ценители кладут себе в рот кусочки свежей плоти, наслаждаясь бьющимся сердцем умирающей твари. Или, например, одори еби – «танцующие пьяные креветки». Весь фокус состоит в том, что креветок держат в саке, а непосредственно перед трапезой их окунают в острый соус. Ах да, одна малюсенькая деталь — их едят живыми.

Еще из восточной экзотики в книгу вошли жареные пауки по-камбоджийски, китайские черные «столетние яйца», по виду, цвету и запаху похожие на обычную тухлятину, или так называемое «морское сало» из медуз. Однако старушка Европа тоже не отставала. Чего стоит одна шведская сельдь с душком — сюрстремминг. Нормальная хозяйка выкинет эту дрянь в мусорный ящик, завернув в два пластиковых пакета, да и то ночью, чтобы соседи не узнали… А ирландский хакрал из тухлой акулы в качестве закуски к пиву? После такого люди и вступают в общество АА (анонимных алкоголиков). Есть еще и итальянский сыр с личинками… Новый Свет тоже грешил разнообразием. Тут были и чилийские съедобные камни, можно сказать, —  природный источник ванадия. И муравьиные яйца по-мексикански, напоминающие зернистый творог.

Когда кто-то из знакомых спрашивал, пробовал ли Мацу такую экзотику, Мацу неизменно отвечал: «Спасибо, я не из Гуанчжоу». А потом пояснял китайской поговоркой: «В Гуанчжоу едят все четвероногое, кроме стульев, все летающее, кроме самолетов, и все плавающее, кроме лодок».

Мацухиро не понимал, зачем надо есть крокодила, черепаху или лягушку, чье мясо напоминает куриное. Хочешь поесть вдоволь куриного мяса? Купи себе большую курицу. Ведь стоимость филе из хвоста крокодила равна стоимости пятнадцати килограммов отборных кур. Или к чему есть жареных скорпионов, которые напоминают семечки? Можно просто купить семечки, поджарить и пощелкать их...

У него была своя довольно простая теория: когда нечего есть, — в пищу идет все. В качестве примера он приводил эпизод из фильма с Чарли Чаплиным «Золотая лихорадка», когда тот с голодухи варит свои ботинки, обсасывая каждый гвоздик, как косточку…

Когда народу много, а еды мало, то в ход идет все: и желудевый кофе, и борщ из крапивы. Кто-то из его товарищей по школе сумо объяснил Мацу, ответив на его наивный вопрос: «Почему не едят в Японии ложкой и вилкой?» китайской поговоркой: «Если есть ложками, то всем не достанется».

Железное правило повара Китано гласило: «Мясо должно быть мясом, рыба рыбой. Порции должны радовать не только глаз, но и желудок».

И вот теперь перед Мацу стояла очередная кулинарная задача. Это был не просто рецепт. Будет ли это дешевый шлягер-однодневка, недостойный записи в одну из книг? Или это будет новый кулинарный гимн раннему утру и желудку? Мацу еще вечером, открыв электронную почту, увидел рассылку из кулинарного сайта «Рыцари круглого стола»:

«Дорогой Екодзуна! Высылаем вам рецепт малоизвестного блюда под названием «Восход Солнца». Нам было бы интересно ваше мнение как опытного гурмана».

Мацу еще раз пробежал глазами рецепт.

«Возьмите большую сковородку, добавьте туда три ложки растительного масла, нарежьте помидоры кольцами и минуту-две слегка обжарьте с двух сторон. Снимите помидоры на тарелку, покрытую бумажным полотенцем, чтобы устранить излишки масла в помидорах. Вымойте и просушите тщательно сковородку и вновь поставьте ее на огонь. Затем очистите некрупный батат, нарежьте его тонкими кольцами и обжарьте в растительном масле до появления золотистой корочки. Временно выключите огонь, разложите на сковородке по принципу чередования помидоры с ломтиками батата, слегка посолите и добавьте черного крупномолотого перца. Разбейте три яйца и украсьте натертым пармезаном. Посыпьте сверху смесью мелко нарубленной зелени».

Мацу быстро выбежал в ближайшую овощную лавку, которую держал старик-пакистанец, и купил там все необходимые овощи. Яичница получилась выше всяких похвал. Он макал в желтки кусочки поджаренного хлеба и запивал все томатным соком. Мацу съел и зажмурился от удовольствия. Как кот, который съел большое блюдце сметаны.

Безусловно, этот рецепт украсит его "Красную Книгу". Лет через двадцать, когда он, выйдя на пенсию, откроет свой маленький ресторан, эта яичница, символ расплавленного солнца, будет подаваться на завтрак, как фирменное блюдо.

Глава17. Свалка шедевров

Шедевр (франц. chef-d’œuvre) – дословно: «высшая работа», «венец труда», то есть уникальное, непревзойденное творение, высшее достижение искусства или мастерства.

      Из словаря.

Идея приобщиться к современному искусству принадлежала Мике Кадзума, миниатюрной студентке выпускного курса архитектурного факультета, с которой они были знакомы уже целых три недели.

Надо было встать в восемь утра, тащиться через весь город, застрять в двух пробках и даже поменять проколотое колесо, чтобы припасть или, точнее, припарковаться к прекрасному…

На входе красовался огромный щит с надписью: «Современное искусство постмодернизма». Выставка располагалась в громадном павильоне примерно метров  шесть в высоту и двести в длину, ширина же составляла всего метров двадцать.

Разглядывая невообразимые шедевры, он насчитал 23 варианта того, как можно было бы хорошо провести выходной день. Были такие привлекательные опции, как сон до обеда, приготовление праздничного креветочного салата, просмотр последнего бейсбольного матча, русский бильярд с Крамером и многое, многое другое. Посещение выставки в этот список не входило. Но Мики была так настойчива, особенно ночью…

Удивляло и то, что возле каждого из фантазмов сумасшедших новаторов от искусства красовался ценник и номер телефона автора. «Идиотская выставка для идиотов». Именно так эстет Китано мысленно окрестил свалку этих творений.

Первое, во что уперся взгляд Мацухиро, была громадная черно-белая фотография 1х2 метра. На ней был снят эскалатор в метро. Судя по количеству людей, был час пик. Среди десятков оттенков черного и серого выделялось белое пятно. Это был некрасивый пузатый мужчина со счастливой улыбкой имбецила*, при этом абсолютно голый. Называлось творение тоже бесхитростно: «Свободный Автопортрет». Внизу вместе со скромным ценником указано, что автор предоставит все необходимые доказательства подлинности снимка и отсутствия «фотошопа». Фотограф оценивал себя в 5000 долларов.

Японец припомнил, что с полгода назад патруль  арестовал  за нарушение общественного порядка толстого плешивого мужика лет сорока пяти. Причина ареста был следующей: он внезапно догола разделся в метро, чем сильно смутил группу монашек из православного монастыря. Помощник фотографа, который и снимал это безобразие, остался неизвестным. Ему удалось запечатлеть несколько лиц со всей гаммой чувств: от испуга до отвращения. Надо сказать, что лицо детектива Китано тоже не светилось тихой радостью. Он помнит, как этот дурак хвастался тем, что много дней тренировался, чтобы раздеться за 15 секунд. Далее он сообщил, что к нему пришло гениальное решение: чтобы увидеть обращенные в его сторону лица, он решил прокричать имя одной голливудской звезды, адвокат которой настоятельно просил не упоминать ее фамилии в полицейском протоколе.

Прибывший адвокат «свободного фотографа» размахивал перед носом выпиской из сумасшедшего дома, где указывалось, что пациент перенес острое психическое заболевание, склонен к импульсивным действиям с эротическим компонентом и, в силу определенных когнитивных искажений, не вполне осознает характер своих действий. На вопрос полицейских адвокату, понимает ли он, насколько его клиент нарушил общественный порядок, адвокат пояснил, что прекрасно понимает душевное состояние своего подопечного, и вытащил вторую справку. Там указывалось, что и сам адвокат проходил лечение от алкогольного психоза в то же самое время, что и задержанный. Чтобы поскорее избавиться от этих двух придурков и не стать посмешищем в глазах коллег, полицейские выписали символический штраф в 50 долларов. При этом сумасшедший адвокат орал, брызгая слюной, что опротестует решение в Верховном суде.

Следующим экспонатом, который произвел неизгладимое впечатление, была стилизованная корова в натуральную величину, выполненная из консервных банок из-под говяжьей тушенки. Работа под названием «Одинокий пастух» имела особенность: если потянуть за один из ее металлических сосков, то раздавалась печальная мелодия Энио Марриконе. Скульптор утверждал, что все 882 банки тушенки были им лично съедены (есть чеки о покупке из супермаркета и свидетельства соседей). Также сообщалось, что на изготовление этого шедевра ушло три года.

Не менее поразило не только Китано, но и его подружку название следующего творения: «Х… евый портрет психолога № 14». И, хотя Мацухиро не был ханжой, он непроизвольно громко хмыкнул, прочтя это название. Возле картины с видом знатоков стояло несколько весьма колоритных персонажей. Два хиппиобразных существа неопределенного пола и возраста, гномоподобный старичок с пышными усами в двубортном костюме с фиолетовым галстуком-бабочкой и крупная женщина в бирюзовом платье с большой розой в волосах. Ценители тихо переговаривались и понимающе качали головами. Картина представляла собой черный неровный круг с асимметрично расположенными точками-глазами, крупной кривой и похожей на искаженный логотип «лексуса» ярко-красной улыбкой в виде опрокинутого полумесяца. Портрет дополняли два кренделя по бокам круга. Видимо, это были уши. С десяток палок разной длины и толщины, воткнутых в верхнюю часть круга, по замыслу художника, изображали прическу. Короче, картина была похожа на рисунок пятилетнего ребенка из серии «Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая»… В аннотации же говорилось, что автор долго мучился, стараясь точнее передать образ своего психоаналитика. После двенадцати бессонных ночей к нему пришло озарение. Он изготовил кисточку нужной длины и, привязав ее к собственному члену, несколько часов трудился над портретом. По мнению автора, только четырнадцатый вариант наиболее полно отражает духовную близость между ним и психоаналитиком. Таким образом, название картины и способ ее написания были неразрывно связаны друг с другом.

— Клево, — сказало одно хиппиообразное другому.

— Эпохально, — томным голосом произнесла бальзаковская Кармен.

— Шедевр! — безапелляционно заявил гном.

Мика же улыбнулась и сказала, что картина по-своему оригинальна. И если Мацу захочет написать ее портрет, то ему не понадобится такая длинная кисточка. Головы восторженных почитателей, как по команде, повернулись в сторону детектива и его подруги. На лицах было написано презрительное возмущение. А дама даже озвучила общее мнение:

— Плебеи!

          Китано поспешил перейти к следующему экспонату. Точнее, к композиции из трех скульптур, озаглавленной «Инсталляционный авангард». Первая скульптура была огорожена стойками. На квадратном участке разбитого кафельного пола лежали старые проржавевшие шланги с различными головками. Подпись гласила: «Проект памятника Гоголю. Мертвые Души». Бедный Гоголь…

Следующим творением был унитаз, крышка которого стилизована под рот. Название гласило: «Замкнутый круг».

Далее была большая распиленная ванна, выкрашенная изнутри коричневой краской и покрытая лаком. По контуру шли желтые точки, очевидно, изображавшие шляпки гвоздиков. Работа носила название «Морской Людовик ХIV» и стоила как  «Тойота Королла[p2] ».

В центре павильона стояла громадная, метров трех в высоту, скульптура из стекла с многообещающим названием «Истина».  Она была похожа на гибрид пирамиды Хеопса с рождественской елкой. Скульптор изваял ее из бутылок. Их тут было великое разнообразие: от бутылей из-под «Джека Дениелса» или «Джонни Уокера», текилы, джина или русской водки до стеклотары из-под десятка сортов пива. Попадались и винные узкогорлые бутылки. Автор придерживался широких взглядов и не искал дешевых компромиссов. Венчал пирамиду пластиковый крест, сконструированный из пустых молочных бутылок.

Как сообщала надпись на табличке, больше похожая на эпитафию, замысел этого произведения возник у автора в молодости, но только к 35 годам оформился. Закончена скульптура была за две недели до смерти автора от цирроза печени. Безутешная вдова хотела бы подарить это творение любому центру реабилитации от алкоголизма за символическую оплату в размере 10 тысяч долларов, которые пойдут на памятник усопшему гению.

Несколько более интересными казались творения группы русских эмигрантов под названием «Красный авангард». Одна из картин представляла собой гигантскую новогоднюю открытку. На фоне заснеженного Кремля в сумеречном небе весело кружились снежинки, которые в снежном танце, приближаясь к земле, теряли свою форму, а в землю как попало были воткнуты православные кресты. Это и были облетевшие красавицы-снежинки. Внизу шла надпись: «С новым 1937 годом, товарищи!»

Другое произведение представляло собой массивную металлическую дверь, грубо покрашенную унылой серой краской. Маленькое окошко в ней зарешечено. Посетителю предлагалось посмотреть в окошко, за которым находилось зеркало; таким образом человек видел свое лицо за решеткой. Произведение называлось «Твое светлое завтра».

Оригинальной выглядела композиция «Хрущевская оттепель»: макет кремлевской Спасской башни, но на циферблате старинных курантов вместо стрелок расположились два кукурузных початка.

Большая карта мира, где территория бывшего СССР была выложена рисовыми зернами, а на месте столицы России – Москвы, вклеен кусочек сухой красной рыбы. «Шестая часть Суши».

Еще удивляла фотография, на которой крупным планом были изображены шагающие ноги мужчины в брюках на фоне Эйфелевой башни. «Марк шагал в Париже». Честно говоря, Китано так ничего и не понял. Ноги как ноги…

          Необычно выглядела графическая серия из шести рисунков под названием «Антимир». Висели они по три в ряд на черном стенде с серебристыми точками, возможно, обозначавшем звездное небо. Картины были выполнены на стандартных листах бумаги формата А4 и помещены в серые пластиковые рамки. В первом ряду располагались: многоточие – жизнь, двоеточие – повторяющаяся действительность, круг с точкой внутри – одиночество. Во втором: запятая — очередная ошибка, знак вопроса — смысл жизни, точка – смерть. Знаковая символика напомнила Мацухиро, как японские или китайские каллиграфы при помощи одного-единственного иероглифа могли высказать больше, чем тысяча слов. Один взмах кисти… И вся жизнь.

В конце выставки была помещена гигантская фотография половины яблока, сердцевина которого покрыта замысловатой сетью трещин. Когда Мацухиро и его подружка подошли ближе, то увидели, что абстрактный узор трещин преобразился в силуэты мужских и женских фигур, а черные косточки оказались обугленными «башнями-близнецами». Надпись на табличке гласила: «Апокалиптический портрет Нью-Йорка, или Кровавый урожай демократии».

— А вот это, пожалуй, единственное, что меня зацепило, — произнес Китано. — А все остальное, или почти все, похоже на свалку шедевров на заднем дворе психиатрической больницы.

— Мацухиро, ты просто ничего не понимаешь в современном искусстве! — с обидой в голосе возразила миниатюрная подружка.

— Почему же? — удивился Китано.  - Зачем мне какие-то суррогаты, когда настоящий шедевр со мною рядом.

Мики расцвела, громко чмокнула Мацу в щеку, прильнула к его могучей груди и прошептала:

— Ты самый лучший!

Обернувшись на выходе Мацу, по горло переполненный «прекрасным», еще раз бросил взгляд на название «Современное искусство постмодернизма». Ниже находилось скромное пояснение, что организатором и спонсором выставки является Примо Деус.

Глава18. Смерть Дракона

Как полированная поверхность зеркала отражает все, что находится перед ним, и как тишина долины разносит даже негромкие звуки, так и человек, изучающий каратэ, должен очистить свой ум от себялюбия и злобы, чтобы подобающим образом реагировать на все, что встретится на его пути. В этом смысл иероглифа «кара» — "пустота" в слове «каратэ».

Сэнсэй Гитин Фунакоси,

основатель стиля Сетокан.

Джиткундо предпочитает бесформенное, так как может принимать любые формы. Джиткундо не имеет стиля и подходит для любых стилей. В результате джиткундо использует все пути и не связано ни с одним из них. Забудьте о победе и поражении, забудьте о гордости и боли. Дайте вашему противнику коснуться вашей кожи, и вы проникнете в его плоть. Дайте ему проникнуть в вашу плоть, и вы сломаете ему кости. Дайте ему сломать ваши кости, и вы возьмете его жизнь. Не заботьтесь о своей безопасности, положите свою жизнь перед ним.

Брюс Ли, основатель стиля Джиткундо.

Можно быть желтым и сладким, как мед, можно быть мягким как сливочное масло, можно быть незаметным и податливым под ногой, как песок пустыни. А можно быть еще желтым, как змея, которая молниеносным броском убивает свою жертву, или ярким, как солнце, которое испепеляет все вокруг.

Алекс Танака не стеснялся быть желтым. Более того, он хотел быть желтым. Да, он японец и всегда будет японцем. Только в самих японцах живет настоящий самурайский дух. Это стержень из сплава мужества, чести, бесконечного самоусовершенствования и презрения к смерти. Об этот стержень ломается любой меч.

На самом деле у восточных народов есть только небольшая желтизна кожи, которая не очень заметна, и объясняется лишь небольшим изменением количества меланина. Хотя он слышал некоего проповедника, который объяснял, что сначала все люди были черными от грязи и тогда Господь решил пустить их в реку, чтобы люди могли помыться. Первые, которые прибежали, были самыми инициативными и расторопными, они успели отмыться добела и стали белыми людьми. Вторыми к водным процедурам приступили будущие азиаты. Воды в реке становилось все меньше, и они успели слегка ополоснуться. А вот наименее радивыми, самыми ленивыми и безынициативными оказались африканские племена. Они пришли, когда великая божественная река практически иссякла, и они успели окунуть в нее только кисти и стопы…

Обыкновенный расистский бред.

Алексу больше нравилась легенда о том, что Бог-гончар создал людей из глины, а чтобы они были тверже, решил их обжечь в своей печи. Сначала получились белые люди, потому что Создателю не терпелось посмотреть на свой труд и он вытащил их слишком рано. Они получились мягкими и мало отличались от исходного материала. Затем Творец набрался терпения и стал ждать, или он задремал под пение райских птиц, но когда вытащил следующую партию венцов природы, они оказались угольно-черного цвета. Черные люди были слишком твердыми и хрупкими. А вот третья партия получилась в самый раз — золотистого цвета. Достаточно твердые там, где нужно противостоять ударам врага, и достаточно гибкие, чтобы противостоять ударам судьбы. Похожие на самурайские катаны.

Чтобы стать по-настоящему желтым, надо слиться с природой, и тогда она перельет в тебя свой божественный желтый свет. Начиная с десяти лет, Алекс выпивал ежедневно стакан морковного сока и несколько раз в неделю пил свежевыжатый сок из цитрусов. С шести лет он занимался 4 раза в неделю в додзе* своего отца. Будущий самурай должен уметь защитить свою честь и своих близких.

Его отец, мастер традиционного каратэ, ездил дважды к основателю окинавского стиля Ки-ко-сенкай Масутацу Ояма. В додзе как святыня, висела надпись, сделанная самим сэнсэем его отцу: «Тоби га така о уму»*. Стены зала украшали портреты знаменитых сэнсэев и их изречения. Была здесь и необычная реликвия, заключенная в серебряную рамочку. Она никаким образом не относилась к боевым искусствам. Это была книга Гарри Гаррисона «Мир Смерти». Каждый раз, заканчивая тренировку, Алекс кланялся не только великим мастерам будо, но и книжке, и всегда произносил неизменную фразу: «Я помню».

Тот вечер, когда они вместе с другом приехали за книжками, навсегда остался в памяти японца. С тех пор прошло почти двадцать лет. И хотя его друг стал крутым копом, ему даже на шаг не удалось приблизиться к разгадке смерти библиотекаря.

Бен пару раз в месяц посещал зал «Желтый Дракон из Киото», где устраивали полноконтактные спарринги; как он сам говорил — чтобы не потерять форму. После окончания Беном полицейской академии Алекс поначалу часто спрашивал, как идут дела, но постепенно такие разговоры сошли на нет.

Название клубу дал еще отец Алекса. Сколько лет прошло… Вот маленький Алекс бегает в стареньком застиранном кимоно, доставшемся ему от старшего брата. Пот струится по его лицу, дыхание напоминает дыхание загнанного зверя, который, хотя и попал в ловушку, будет сражаться до конца за свою жизнь и свободу. Губы еле слышно шепчут, как мантру: «Ос, ос, ос» *. Это слово постоянно заставляет его двигаться, будто кто-то невидимый накачивает его тело энергией. Сам иероглиф «терпи» напоминал Алексу лицо с бисеринками пота. Разбивая кулаки о макиваре, – «ос», растягивая мышцы, – «ос».

Однажды после неудачного спарринга отец рассказал ему старинную притчу. Юный ученик спросил великого мастера: что самое главное требуется, чтобы стать настоящим бойцом. «Тренироваться каждый день по шесть часов? Отказаться от всех удовольствий? Не бояться смерти?». Учитель ответил: «Ничего из перечисленного. Есть только одно правило, и оно называется «Весы вечности». На одной чаше весов слово «падать», на другой — «подниматься». И так всю жизнь: падать и подниматься!» Таков был ответ учителя. Падать и подниматься, падать и подниматься!

Сколько раз отец ставил его в кумите* с более сильными спарринг-партнерами, приговаривая при этом, что жизнь — это не соревнования по борьбе. В ней нет весовых и возрастных категорий.  Никаких щитков и накладок. Ты не будешь ходить по улице в мотоциклетном шлеме. Используй всегда свои преимущества!

Но самое главное — еще два слова, которые постоянно повторял отец всем своим ученикам: «Иссико кэмэй» *. Именно им обязано так называемое «японское чудо». Вот откуда успех всех этих «Sony», «Akay», «Nissan», «Honda» и еще десятков японских фирм, положивших европейский и американский рынок на лопатки. Само слово "Япония" стало гарантией качества.

И, конечно, знаменитый кодекс самураев «бусидо». Путь воина. Хотя правильнее было бы перевести «дорога войны», так как первый старокитайский иероглиф «бу» означает войну — стилизованное противостояние разящего топора и руки, которая пытается остановить смертельный удар. Восточный вариант «Si vis pacem, para bellum» *. А второй иероглиф «до» — дорога, напоминает джонку*, плывущую по океану жизни, где в роли самой лодки выступает человек. Именно он выбирает свой путь!

Однажды старого мастера спросили, какой стиль боя наиболее эффективен. Он покачал головой и сказал: «Удары и блоки похожи, потому что руки и ноги у всех одинаковы. Все зависит от двух вещей. От воли — как упорно ты будешь тренироваться. И от твоего ума — как и когда ты сможешь это применить!»

 *****

Бену не всегда удавалось вырваться в додзе, чтобы потренироваться. Как правило, возникали неотложные дела. Все было до неприличия просто. В Лос-Анджелесе, впрочем, как и в любом другом городе, всегда кого-то убивали. Так что даже при ненормированном рабочем дне нельзя было все успеть, тем более раскрыть преступление немедленно.

Но каждая тренировка придавала ему не только бодрость и силу мышц, но и возвращала его в прошлое на чудесной машине памяти. Тогда, еще подростком, он верил в торжество добра. Добра с большой буквы… И с кулаками! Каждый день, встречаясь с новым преступлением, Бен считал, что выходит на бой со злом во всех его проявлениях. И, несмотря на то, что периодически терпел поражения, продолжал вызывать зло на бой.

С годами эта вера тускнела, как чернеет от времени серебро. А тренировки помогали ему возвращаться в прошлое. Снимать патину времени можно было только при помощи своего пота.

Сегодня наконец-то он решил оставить все свои дела и прийти в «Киотский Дракон». Как обычно по средам после восьми вечера, в зале не было тренирующихся. Последняя группа учеников ушла полчаса назад. Лишь Алекс Танака стоял в центре зала и сосредоточенно выполнял замысловатое ката. Крамер невольно залюбовался отточенными движениями сэнсея. Блок следовал за ударом, каскад движений поражал невидимых противников, которые нападали со всех сторон. Танака выполнил серию высоких ударов ногой, потом внезапно присел на левую ногу и, вытянув правую, очертил согнутой стопой молниеносный круг на татами. Потом то же самое проделал в зеркальном отражении. Не останавливаясь, он нанес высокий уромаваши и замер, закрыв глаза. И вдруг услышал несколько хлопков. Алекс резко повернулся, тело мгновенно приняло боевую стойку. Но увидев перед собой друга, расплылся в широкой улыбке.

— Бен, как же я рад тебя видеть! Что, соскучился по нашим спаррингам?

— Еще бы, просто жить не могу без твоих синяков! Кстати, а что это была за последняя комбинация ударов?

— Вижу, тебе понравилось. Я ее назвал: «Рассерженный дракон бьет хвостом». Два нижних удара по типу подсечек называются «Железная метла», а третий — обычный уромаваши.

— Красиво!

— Поверь мне, не только красиво, но и эффективно при работе с несколькими противниками. Но я еще недостаточно отточил все движения… Что же ты стоишь? Мы просто теряем время. Даю тебе две минуты, симпай*!

          Через пару минут Крамер стоял в стареньком кимоно, подпоясанном вылинявшим от времени черным поясом.

— Бен, почему ты никак не купишь себе новое? — в очередной раз задал вопрос сэнсей.

— Мне его подарил учитель пятнадцать лет назад вместе с этим черным поясом! — с серьезным достоинством ответил Крамер.

Лицо Танаки вновь озарилось улыбкой. Только на этот раз в ней появилась хитреца. Он погрозил пальцем другу.

-  Решено, на твой ближайший день рождения я подарю тебе новое кимоно!

— Домо аригато, сэнсей! * — сказал Бенджамин и низко поклонился.

Танака поклонился в ответ. При этом его лицо приняло торжественно-серьезное выражение

  — Хорошо. Даю тебе десять минут на произвольную разминку. А потом повторим несколько эффективных связок.

Бен бегал по залу, подпрыгивая и вытягиваясь вверх, шел гусиным шагом, делал передние и задние кувырки, растягивал мышцы, совершая высокие махи ногами. Через несколько минут волосы Крамера слиплись от пота. Он тяжело дышал, согнувшись и уперев руки в колени. Неожиданно он получил сильный удар в спину и, не удержавшись, упал на бок. Через мгновение Бен уже был на ногах, встав в защитную стойку. Перед ним стоял улыбающийся сэнсей.

— Никогда не расслабляйся, если ты не один. Настоящая война начинается вдруг.

— Тоже мне, Сунь Цзы*! — обиженно заявил Крамер, потирая ушибленное место.

— Так, давай повторим три связки руками. Первая — боковой внутренний блок справа. Потом боковой внутренний блок слева и этой же рукой урокен учи* в висок. Посмотри на движения со стороны.

Скорость движений была столь высока, что Бену все увиденное показалось одним движением.

— Я не смогу сделать так быстро.

— А тебе и не надо. Как говорят у нас: «Если хочешь сделать быстрый удар, научись его делать медленно!»

          Бен повторил десять раз движения в воздухе. Однако сэнсей не был доволен.

— Бенджамин, ты должен это не понять, а увидеть в своей голове. Как будто там, где у тебя лоб, находится маленький киноэкран и тебе показывают твои же движения. Попробуй!

Крамер представил себе экран, на котором очень четко показывались движения. Он повторил их.

— Вот, совсем другое дело. А теперь я провожу два удара в корпус, а ты, блокируя их, потом контратакуешь.

Они повторили еще несколько связок. Потом сэнсей заставил нанести не меньше пятидесяти ударов ногами по ручной макиваре. Бен с трудом держался на ногах от усталости, темные пятна пота обрисовались под мышками. Танака, не обращая внимания на состояние ученика, произнес:

— А теперь короткое кумите. Удары только открытой ладонью по всему телу, кроме паха.

Через пять минут Бену показалось, что он попал под «хлопательную машину». При этом он всего лишь три или четыре раза попал по корпусу соперника.

— Мате*! — объявил сэнсей и недовольно добавил: — Бен, ты должен тренироваться чаще. Жду тебя на следующей неделе, без отговорок! А теперь в душ, и чтобы через десять минут твоего духу здесь не было. А то я сам из тебя сделаю макиваре.

*****

Бен только что ушел. Алекс поставил стул напротив застекленной рамки с книжкой внутри и повел с ней молчаливый диалог.

— Еще один день, еще одно кумите. Поговори со мной, мистер Джефферсон. Мне уже почти столько же лет, сколько было тебе в нашу последнюю встречу. Что же случилось с тобой?

Он не заметил, а скорее почувствовал, что он в зале не один. Танака резко повернулся. На татами стоял человек в черной полумаске и красном китайском костюме.

  — Мы закрыты! Что вам здесь нужно?

—  Танака-сан, — с почтением поклонившись, обратился к Алексу незнакомец. — Готовы ли вы к смерти?

— Эй, вы! Не знаю, что за идиотский маскарад вы затеяли. Здесь серьезная школа боевых искусств, а не шутовской балаган!

— И все же, Танака-сан, я пришел, чтобы убить вас.

— Послушайте, у меня никакого желания нет биться с вами. У меня даже нет повода воспринимать вас всерьез.

— Есть, и он находится сзади вас.

Японец удивленно обернулся, но за спиной никого не было. Кроме…

— Да, да. Именно это я и имел в виду. Двадцать лет назад вы так трогательно плакали…

— Значит, это были вы! Зачем, зачем вы это сделали?

— Вы все равно не поймете. Я просто решил вам помочь сегодня поставить точку в ваших сомнениях и жизни!

Лицо Танаки окаменело. Алекс в два прыжка оказался на татами и нанес серию молниеносных ударов ногами. Ноги порхали, как смертоносные крылья бабочки: маваши*, уромаваши, йоко-гири* в прыжке.

Незнакомец легко уклонился от казалось бы неминуемых ударов, каждый из которых мог привести если не смерти, то к серьезной травме. Незнакомец сделал несколько круговых движений и застыл в странной позе. Его руки были согнуты, при этом кисти были опущены вниз, а пальцы собраны в щепоть, напоминавшую клюв птицы. Все тело противника медленно покачивалось, словно в трансе.

Неожиданно незнакомец перешел в атаку, сделав три косых удара ногами. Его атака натолкнулась на гидан-бараи*. Обычному человеку в самом благоприятном случае можно было рассчитывать на поврежденную надкостницу, а худшем — на перелом голени. Одно было однозначно: человек не мог бы не только ходить, но и стоять на ногах, после такого удара. Видимо, незнакомец не знал об этом. Он сделал несколько круговых движений своими загнутыми «клювами». Несмотря на жесткие блоки, один удар слева прошел и попал в грудную клетку Алекса. Танака поморщился от боли, но быстро занял классическую стойку кокуцу-дачи*, через мгновенье поменяв ее на дзенкуцу-дачи*.

  — Богомол умрет первым! — решительно выдохнул Танака и прыгнул.  В прыжке он нанес удар-молот, пытаясь попасть кулаком в темя противника. Ночной гость неожиданно присел на одно колено, при этом выкинув обе руки вверх, как бы скользя по руке Алекса. Сокрушающий удар упал в пустоту.

Таинственный противник сделал кувырок. Его стойка была очень низкой. Кисть правой руки служила подставкой для локтя левой. Кисть левой руки была открыта и совершала медленные круговые движения, напоминая кобру, раскачивающуюся перед смертельным броском на своем хвосте.

— Даже если богомол превратится в гадюку, я все равно раздавлю эту тварь.

Танака обрушил смертоносный град ударов на своего противника: урокен справа в висок, три прямых удара в грудь, ребром ладони в шею слева и еще один тэццуй*.

Однако незнакомец легко уклонился от ударов, а затем немедленно перешел в контратаку. Его руки, словно змеи, извиваясь, обползали защитные блоки японца, нанося тому болезненные «жалящие» тычки в грудь и живот. Алекс почувствовал, что ему становится все труднее дышать.

Дыхание японца становилось все более частым и прерывистым. Напротив, его смертоносный визави был свеж и полон сил. Его стили менялись с калейдоскопической частотой. Казалось, что он неуязвим!

— Ну что, Танака-сан, — спокойно спросил гость. — Вы готовы умереть?

— Ты сдохнешь первым, проклятый хамелеон!

— А теперь немного настоящей экзотики. Кулак деревни Лянь, — как ни в чем не бывало сообщил незнакомец.

И тотчас же на Алекса обрушились с разных сторон четыре удара в голову, все движения были сделаны настолько молниеносно, что слились в одно. Два из них, обошли поставленные Танакой блоки и попали   ему в голову. Алекс зашатался и помотал головой, чтобы отогнать наползающую темноту.

— Этот удар называется «Четыре пьяных брата», — с улыбкой пояснил незнакомец.

Танака попятился и, падая, спиной опрокинул подставку для мечей. Поднимаясь, он оперся на упавший меч и встал. Взяв левой рукой за ножны, он обнажил катану и, опираясь на ножны, как на палку, шатаясь пошел на противника. Незнакомец сделал быстрый шаг в правую сторону, при этом выставив согнутые в локтях руки, будто хотел за них спрятаться от разящей стали. Затем неожиданно резко опустил кисти рук на руку японца и сильно ударил локтем по запястью. Рука, сжимавшая меч, разжалась. В то же мгновение, как меч упал на татами, мишенью стала шея Алекса. Ребро ладони незнакомца перерубило ему дыхательное горло.

  — Этот блок называется «Плачущий старик», а удар — «Поцелуй ветра».

Алекс зашатался, колени его подогнулись и он упал, уткнувшись лицом в татами. Тело еще судорожно дергалось, пытаясь задержать уходящую из него жизнь.

— Я окажу тебе честь, Танака-тян*!

          Незнакомец поднял меч, подошел к Алексу и, подняв за волосы безвольно висящую голову, практически невидимым движением меча отсек ее.  Затем аккуратно протер рукоятку меча и положил его рядом с японцем. Проделав все это, кровавый гость взял небольшую кожаную сумку, которую принес с собой, и достал оттуда хирургические перчатки и набор скальпелей. Встав на колени, убийца развязал на обезглавленном теле пояс и распахнул кимоно. Глядя на торс с идеально желтой кожей, он оценивающе покачал головой.

— Сейчас ты оставишь кое-что на память...

Выполнив задуманное, незнакомец встал и внимательным взглядом окинул зал.

— А еще, пожалуй, я заберу на память вот это. Надеюсь, ты не будешь против, Танака-тян? — и он взглянул на обезглавленного противника. — Так и знал, что ты не будешь возражать.

Убийца снял со стены рамку с застекленной книгой. Закутавшись в плащ, незнакомец выключил в зале свет и, открыв дверь, стал частью расползающейся черной ночи.

Глава19. Рождение Бога

Бог — такой же художник,

   как другие художники.

      Пабло Пикассо.

У Бога много имен. Говорят, что коэны, еврейские первосвященники, служившие при Втором Храме в Иерусалиме, знали полное имя Бога и, произнеся его полностью вслух, могли разговаривать с Творцом напрямую.

У него тоже было много имен. Но до того, как стать Богом, он проделал долгий земной путь.

Легенда начиналась так. Мальчик любил рисовать, причем с самого раннего детства. Карандаши заменяли ему любые игрушки. Его первым карандашом стала мамина помада, которую в возрасте трех лет ему дала подержать мать, чтобы прекратить рев. Малыш провел по стене этой маленькой волшебной палочкой, и на стене остался ярко-красный след. Он перестал плакать и зачарованно смотрел на чудо. Стена была абсолютно белой, как снег, и вдруг от его прикосновения появилась линия. И хотя мать сильно ругала как за испорченную помаду, так и за испорченную стену, малыш не плакал. Так в нем впервые начал зарождаться ХУДОЖНИК.  

Мальчик рос весьма необычным ребенком, который предпочитал всем развлечениям и занятиям рисование. Он рисовал с каждым разом все лучше и лучше, в то время, пока другие дети только учились рисовать.

 И все же мать беспокоила некоторая замкнутость и недетская серьезность сына. Чтобы понять, что происходит с ее ребенком, она отвела малыша к известному детскому психологу Лунцу. Она хотела определить, насколько ее ребенок отстает в развитии. Пол Лунц попросил маленького мальчика нарисовать все, что тот захочет, предполагая, что через пять минут получит типичную детскую мазню. И когда мальчик протянул ему листок, изумленно произнес:

— Да ты гений! Настоящий Леонардо да Винчи!

          Психолог объяснил матери, что обычный ребенок в три года рисует неровный круг, в четыре — крест, а в пять лет уже может нарисовать квадрат. И только к шести годам он начинает с трудом, с ошибками в пропорциях рисовать людей. Люди на таком рисунке асимметричны, у них может не хватать ушей, носа или же быть по шести пальцев на руках. На рисунке малыша был изображен маленький домик с окошками, из трубы валил дым. На крыльце сидела полосатая кошка и умывалась лапкой. Рядом с домом росли маленькие цветы и большие деревья.

  — У него необыкновенная зрительная память, он обладает художественным чутьем. Я прошу вас оставить мне этот рисунок. Я хочу показать его своим студентам-психологам как свидетельство феноменальных возможностей детского мозга.

С тех пор у мальчика появилось второе имя. Мать, рассматривая его рисунки, гладила сына по голове и повторяла с любовью: «Мой маленький Лео».

Мальчик рос, но был малоразговорчив. В основном его общение со взрослыми оказывалось весьма специфическим. Он, например, говорил: «У меня кончились карандаши», или: «Мне нужна точилка», или: «Купи мне еще альбом для рисования». Что интересно, раскрашивать он не любил. А вот рисовать!..

Однажды мать повела его на выставку классического искусства. Они провели там больше восьми часов. Пришлось пообещать, что она купит сыну набор масляных красок, если тот согласится пойти домой. Еще бы: они провели на выставке почти целый день, который, кстати, был ее единственным выходным. Было ему тогда всего девять лет.

В десять лет он свободно владел кистью и рисовал все подряд. И вдруг ему случайно попал в руки потрепанный альбом датского карикатуриста Херлуфа Бидструпа. Подражая его манере, мальчик нарисовал несколько карикатур на своих соучеников, подписав английскими инициалами любимого карикатуриста Н.В. Так у него появилось третье имя. Среди его шаржей был портрет одного мальчика, который отличался не только своим ростом и силой среди сверстников, но и тем, что имел садистские наклонности. В особенности он любил мучить животных. Как-то раз маленький художник увидел, что садист поймал котенка и, обмотав ему хвост промасленной тряпкой, поджег. Бедное животное выло и пыталось содрать с себя горящую ветошь.

Мучитель был нарисован с кошачьими ушами и горящим хвостом, однако лицо было настолько безукоризненно прорисовано, что не узнать его было нельзя. Хулиган, по достоинству оценив портретное сходство между копией и оригиналом, сильно избил художника. Травматолог, рассмотрев рентгеновский снимок, на всякий случай наложил гипс из-за подозрения на перелом левой руки. На его вопрос к маленькому пациенту, как тот себя чувствует, мальчик ответил серьезно: «Я хочу быть сильным».

Мать задумалась над словами сына, но ничего особенного не придумала, кроме того, что мальчик должен хорошо кушать и делать зарядку. Однажды, когда она возвращалась поздно вечером домой, к ней пристало трое хулиганов. В тот самый момент, когда она поняла, что спасения ждать неоткуда, между ней и преследователями появился маленький китаец и, буквально как вихрь, разметал здоровенных детин в течение минуты. И так же внезапно исчез. Она все же узнала своего спасителя. Перед ней мелькнула аккуратная заплатка, которую женщина когда-то своими руками наложила на его изношенную черную куртку. После этого события спасенная и старый китаец безмолвно улыбались друг другу, но никогда не упоминали этот случай.

Больших денег у нее не было, да и сын не отличался здоровьем и силой. Искать подходящего тренера, а тем более платить за частные уроки? Увы, ей это было не по карману. Однако мать нашла выход. Она пришла к тому самому старику-китайцу и рассказала о своей проблеме.

Старый Ли Пен сказал, что сможет «научить мальчика кое-чему», да так, что впредь больше никто и никогда его не обидит. Но сначала он должен взглянуть на своего будущего ученика.

Через несколько дней мать привела к Ли Пену щуплого мальчика лет десяти. Старик, едва взглянув на ребенка, отвел мать в сторонку, чтобы поговорить. Во время короткой беседы он выразил сомнение в том, что мальчик сможет упорно тренироваться. И еще нужна хорошая зрительная память, чтобы запоминать сложные движения.

Мать тяжело вздохнула и побрела к сыну.

— Извините, это вам!

 Кто-то потянул китайца за рукав куртки. Старик удивленно повернулся и увидел, что мальчик протягивает ему лист из тетрадки. На нем с фотографической точностью был выполнен портрет старика.

— Но это же невозможно! Ты видел меня всего несколько мгновений, а потом я стоял к тебе спиной. Я беру тебя в ученики, Шен-Би*!

Шен-Би стало четвертым именем юного гения.

 Действительно, не прошло и трех месяцев, как уроки китайца принесли первые плоды. Верзила решил вновь проучить этого долбанного малевальщика на глазах у всех, но, промахнувшись, попал кулаком в стенку и потом провел в гипсе пару месяцев. Теперь бывший обидчик с опаской обходил свою бывшую жертву.

Мальчик буквально на лету запоминал экзотические движения. Его взгляд становился кистью, а мозг полотном. Старик знал множество боевых стилей, среди которых были и те, о существовании которых большинство американцев узнало лишь из гонконгских боевиков. Китаец также владел искусством Дим Мак*, которому обучал своего единственного ученика. Он показывал ему и такие экзотические стили кунг-фу, как "Пятилапый тигр", "Слепой нищий", "Брызги скалистого водопада".

— Это все из кино: сюррикены, ножи и металлические штыри. Ты должен уметь метать все, что  у тебя находится под рукой!

С этими словами старик молниеносно схватил одну из пустых бутылок и сбил пролетавшую над мусорным баком ворону. Вторую бутылку он разбил о кирпичную стену и, низко пригнувшись, метнул один за другим пять бутылочных осколков в старую деревянную дверь. Все они воткнулись на разную глубину. Потом старик вытащил из кармана с десяток двенадцатидюймовых гвоздей и, вертясь волчком вокруг собственной оси, метнул в ту же дверь. Гвозди образовали круг вокруг осколков.

Мальчик восхищенно присвистнул.

  — И еще запомни: каждый иероглиф — это система ударов и блоков. Вот, смотри: иероглиф «Опасность». И он сделал в воздухе несколько молниеносных движений. – Или, например, иероглиф «Счастье».

Руки и ноги, как молнии в ночном небе, вычерчивали свой смертоносный рисунок.

— Всегда наблюдай за животными, они естественны в своих движениях. Поэтому человеку и понадобилось оружие, чтобы хоть как-то уравнять шансы. А теперь возьми нож и попробуй меня ударить в живот. Не бойся за меня. Бойся за себя!

С этими словами старик вытащил из кармана филиппинский балисонг. И прокрутив со свистом одну створку рукоятки, как пропеллер, вручил изумленному ученику открытый нож.

— Ну, давай! Покажи, что ты умеешь.

Мальчик стоял в нерешительности.

— Если ты выполнишь удар хорошо, то получишь хорошую кисточку.

          Когда ученик услышал это, в его глазах вспыхнул интерес. Он нанес резкий удар снизу-вверх, целясь ножом под ребра. Старик легко уклонился от удара. При этом его левая рука с вытянутой вперед раскрытой ладонью, казалось, начала жить самостоятельной жизнью. Она, как змея, начала скользить вдоль руки ученика, в которой был зажат нож. Кисть старика добралась до плеча Шен-Би. Используя суставы, как рычаги, старый китаец заломил руку ученику в локте. Ладонь старика жестко зафиксировала плечо мальчика. Потом без всяких усилий двумя пальцами старик забрал нож.

  — Этот прием называется «Змея, ползущая по бамбуку».

Однажды, когда они вместе исполняли тао* на заднем дворе дома в небольшом закутке для мусорных баков, мальчик обратил внимание на странную татуировку на левом предплечье старика. На нем было три скрещенных треугольника.

— Что это? — спросил мальчик, указывая на полустертое от времени изображение.

— Это подпись смерти.

— А что смерть может подписывать?

— Приговор, — тихо сказал старик. И добавил: — Продолжим тренировку.

Только спустя десять лет, умирая, он ответил на вопрос ученика, заданный много лет назад, и рассказал свою историю.

 Старик был киллером у триады*. Много кровавых поручений ему пришлось выполнить. И лишь однажды он не выполнил приказ перебить всю семью строптивого бизнесмена, включая трех маленьких детей. Бизнесмен отказался от покровительства клана.  Киллер даже попытался спасти детей, но врагов было слишком много…

Вся семья погибла. Ему, получившему множество ранений, удалось бежать. Почти месяц он провел в пещере в горах, питаясь дикими фруктами и родниковой водой. Разжевывал в кашицу листья и прикладывал их к ранам.

Но триада была беспощадна и всесильна. Когда он возвращался под утро в свое убежище из ближайшей деревушки, где под покровом ночи раздобыл несколько крупных морковок и луковиц, на него напали трое молодых киллеров. Тех самых, которых он обучал. Их пришлось убить.

— Наверное, трудно убить человека? — спросил ученик мастера.

— Нет, — тот покачал головой. — Убить легко, жить потом с этим трудно.

Ли Пен понял, что пока, он находится в Китае, ему придется постоянно опасаться за свою жизнь. Ему удалось тайком пробраться на Аомынь*, а оттуда в Гонконг*. И уже там, в порту, спрятавшись в глубине трюма с бананами, он сумел отправиться в Америку. Там ему удалось раствориться в огромном людском океане, как крупинке соли.

— Я прошу тебя об одном, — учитель закашлялся и, переведя дыхание, продолжил, — применяй то, чему я тебя научил, только для служения добру.

Произнеся эти слова, старик умер.

*****

Все эти годы мальчик прилежно учился в школе, ежедневно занимался по утрам со своим старым учителем и рисовал, рисовал и рисовал. Мать относила рисунки и картины в антикварную лавку через два квартала. Они пользовались спросом. Через несколько месяцев хозяин магазина пожелал лично познакомиться с талантливым мальчиком.

  — Искусство подделки не менее древнее, чем сама живопись, — именно так начал свою лекцию старый антиквар. — Увы, в этом грехе были замешаны многие великие скульпторы и художники еще до того, как стали знаменитыми. Например, гениальный Микеланджело охотно подделывал скульптуры своего учителя. Были и те, кто рисовал копии с собственных картин. Например, крепко сдружившийся с Бахусом русский художник Саврасов. Он буквально за гроши написал несколько десятков копий со своей знаменитой картины «Грачи прилетели». Способов фальсификации великое множество. Первый, наиболее примитивный, заключается в том, что в какой-нибудь лавке старьевщика или в антикварном магазине типа моего покупается оптом куча старых рисунков. На обороте пишется автограф кого угодно из более или менее известных и пользующихся спросом художников. Автограф немного затирается, а для большей достоверности добавляется дарственная надпись. Потом свежеиспеченное произведение искусства сдается в другой магазин с прибылью в сотни процентов. Реставраторы, у которых рыльце в пушку, промышляют тем, что подписывают безымянные полотна автографами мастеров с подходящим стилем и манерой письма, либо просто заменяют подпись. Есть еще и другой вариант фальсификации — так называемое оживление картин. За исходный материал берется, к примеру, старинный унылый пейзаж. И на нем, допустим, рисуют прекрасную обнаженную девушку в венке из полевых цветов. И вот уже новое творение приобретает другое имя, скажем, «Лесная нимфа». А вот создание подделки с нуля – это высший пилотаж, состоящий из нескольких этапов. Для этого нужна целая команда, и она у нас есть! Прежде всего, нужен подлинный холст или деревянная доска. Именно подлинные, без всяких компромиссов. Поэтому двое из нашей команды постоянно разъезжают по разным небольшим аукционам, а то и просто посещают различные антикварные лавки и блошиные рынки по всей Европе, скупая по весьма умеренным ценам практически никому не известных художников XVI-XVIIIвека. Лучше всего пользуются спросом соотечественники великого Андерсена. Из них получаются весьма неплохие голландцы и фламандцы. Для придания подлинности изготовления будущему шедевру все краски со старых холстов соскабливаются, сортируются и потом вновь будут пущены в дело путем их смешения с более современными. Конечно, сегодня есть и специальные лаки, которые способны искусственно состарить картину. Но это рано или поздно может всплыть. Художники-реставраторы, которые занимаются такими подделками, прекрасно знают, что мало состарить картину в специальной печи. Надо еще и подделать кракелюры – маленькие, похожие на паутинку трещины в лаковом покрытии полотна картины, которые надо забить старой пылью. А ею можно разжиться или у археологов, или у антикваров-старьевщиков. Потом, когда картина полностью готова, для нее создается легенда. Таким образом, высококачественная подделка по плечу только команде из пяти-шести профессионалов. у нас есть эта команда.

          Юноша внимательно слушал.

— Сначала ты будешь Питером, а фамилия у тебя будет Брейгель. Жил ты более четырехсот лет назад. Ты должен чувствовать и жить так, как тогда жили. Именно так ты сможешь стать тем, кем стали они. У художников, практически у всех, есть свои немые периоды, то есть время, когда они ничего не рисовали. Это могло произойти как в результате творческого кризиса, так и еще по тысяче и одной причине. Но основные причины две: запой или сумасшествие. Когда художник выходил из кризиса, менялась и манера письма. Так вот, Питер Брейгель-Старший, также известный под прозвищем «Мужицкий», был голландским живописцем, можно сказать: мастером жанровых сцен. Если бы не слава отца, вряд ли мы бы знали сегодня о его менее именитых сыновьях Питере Брейгеле- Младшем («Адском») и Яне Брейгеле-Старшем («Райском»). В 1551 году Брейгель был принят в Антверпенскую гильдию живописцев и поступил на работу в мастерскую к Иерониму Коку, печатавшему и продававшему гравюры. В мастерского Кока художник впервые увидел эстампы с картин Босха, которые произвели на него такое сильное впечатление, что он нарисовал собственные вариации на темы этих картин. Хозяин смекнул о возможной прибыли и даже не гнушался подделывать подписи на гравюрах. Так, гравюра «Большие рыбы поедают малых» была продана с подписью знаменитого нидерландского художника Иеронима Босха. В 1560 году Брейгель пишет картину «Падение Икара», — и после этого перерыв почти на два года. И вдруг в 1562 году появляются весьма странные картины, напоминающие по манере письма великого Иеронима Босха: «Падение мятежных ангелов», «Безумная Грета» и «Триумф смерти». После этого Брейгель ничего подобного не пишет. Возможно, он перенес какой-то психоз и у него были видения, такие же, как у Босха. Вот тут мы и используем твой талант живописца и восполним пробел. Я достал шкаф в одной голландской деревне. Он ровесник Брейгеля, ему лет четыреста пятьдесят. В нем прекрасно сохранились полки. А также я по случаю прикупил с десяток работ очень малоизвестных датчан и голландцев приблизительно того же времени. Ты соскоблишь каждую краску в отдельную баночку, потом мы добавим туда немного красок из XVII-XVIIIвеков, если не хватит. И примемся за работу.

Позднее художник постоянно менял свое имя. Его звали Иероним Босх, Гюстав Доре, Винсент Ван Гог, Анри Тулуз-Лотрек, Жан Огюст Энгр, Рене Магритт, Сальвадор Дали… В калейдоскопе меняющихся имен и перевоплощений он забыл самое первое имя, которым нарекла его мать. Оно стало ему просто ненужным.

Система была отлажена, как швейцарские часы. У них не было имен, просто номера с первого по пятый. Только старик-антиквар знал их настоящие имена. Немец и голландец работали в паре и были скупщиками картин на малых аукционах, но основной их целью был сбор информации о богатых частных коллекционерах и их коллекциях. После получения информации антиквар выбирал, какую картину писать номеру три. Так Шен–Би получил свое очередное имя, точнее, — порядковый номер, на этом криминальном групповом портрете. Параллельно историограф и консультант одной из венецианских галерей создавал легенду для каждой картины. Потом картина, пройдя через ряд малоизвестных галерей в Европе, как бы случайно приобреталась парижским галерейщиком. И, наконец, опять в работу вступали немец с голландцем и в кулуарах аукционов, опять же «случайно», вели разговор о том, что видели интересную картину в одной из парижских галерей. «Похоже, кисти самого Энгра или Ван Гога. Конечно, цена кусается, но у настоящего ценителя эта жемчужина, несомненно, украсит коллекцию».

Система проработала безотказно лет десять. Двадцать процентов, которые он получал с каждой картины, позволили ему купить шикарную квартиру-студию и отложить на черный день кругленькую сумму. Но однажды немца застукали в Гамбурге с малолетней проституткой. И он пошел на сделку со следствием: чтобы закрыли дело, сдал своего напарника-голландца, а заодно и антиквара. Тут подключился Интерпол, и антиквар, которому было за восемьдесят, сдал всех. Последним должен был стать номер три.

Как-то, гуляя в горных окрестностях Лос-Анджелеса, Шен-Би обнаружил небольшую пятиметровую пещеру. Он сразу понял, что она может стать его надежным банковским сейфом на черный день. Художник, узнав, что их грандиозная афера рухнула, навестил старика с бутылкой хорошего коньяка. Выпил с ним пару рюмок, а затем Дим Мак сделал свое дело. Наутро, когда старик должен был давать признательные показания и объявить главного фигуранта дела, он неожиданно умер от обширного инфаркта. Как говорится, стресс и возраст сделали свое дело.

Казалось бы, все нити, ведущие к художнику, были оборваны. Но какой ценой! Шен-Би остался без работы. В самом деле, не идти же ему рисовать портреты на пляже!  И тогда он нашел гениальный выход. Он начал рисовать миниатюры, которые имели бешеный спрос. Прежде всего, – размер. Он должен быть идеальным: все миниатюры имели стандартный размер 156 на 66 миллиметров. В этот период его кумиром становится эмигрант из большевистской России, малоизвестный художник-график конца двадцатых годов Сергей Макроновский, который свой патриотизм сумел выразить в портретах отцов-основателей могущественной державы. Справедливости ради, надо сказать, что, скорее всего, такой художник никогда не существовал. Но всегда трудно расставаться с иллюзиями…

Шен-Би не впервой было перевоплощаться. Ведь для того, чтобы достичь мастерства этого русского, надо было влезть в его шкуру. Сначала надо во всех тонкостях нарисовать портрет бывшего землемера Джорджа Вашингтона. За ним последовали бывший адвокат Томас Джефферсон, бывший почтальон Авраам Линкольн, бывший секретарь Вашингтона Александр Гамильтон, бывший судья Эндрю Джексон, кровавый генерал Улисс Грант, явно далекий от своего хитроумного греческого тезки, и, наконец, изобретатель кресла-качалки Бенджамин Франклин. А когда он достиг такого уровня, как Эммануэль Нинджер*, то понял, что следующий шаг — искусство гравировки.

Через несколько лет у него был собственный  «монетный двор». Качество продукции было отменное, и в клиентах недостатка не было. В основном это были колумбийские и мексиканские наркокартели, несколько группировок якудза и даже русские.

Только один раз его обманули, когда пришел заказ из России на два миллиона долларов. Он получил предоплату — пятьдесят тысяч. Но когда груз пришел в одесский порт, клиент, ссылаясь на «низкое качество» товара, сказал, что отказывается от сделки, и исполнитель может забрать назад всю партию. Вот только надо приехать в Россию и заниматься этим самому. С тех пор он отказывался иметь дело с русскими.

В конце 2006 года на него вышла полиция. Один из второстепенных персонажей из колумбийского картеля, некий американский гражданин Ален Маккормик, месяц проживал в роскошных апартаментах отеля в Дубае, а расплатился пачкой фальшивых долларов. Один из владельцев гостиницы приходился дядей начальнику криминальной полиции, и дело было взято на особый контроль. На допросе с пристрастием Маккормик признался, что получал чемоданчики с фальшивыми долларами у одного человека в Лос-Анджелесе для переправки в Картахену. Встречи происходили на мусорной свалке. Лица его Маккормик никогда не видел, так как тот всегда оставался в тени. Когда Ален спросил, почему тот так уверен в качестве своей продукции, поставщик протянул ему обрывок картона, на котором был изображен сам Ален. Лицо было прописано до мельчайших подробностей. А незнакомец сказал: «Это мой сертификат качества». Ален заказал для портрета серебряную рамку и повесил у себя дома.

Потом была экстрадиция в США. На квартире был произведен обыск и найден тот самый портрет. По оценке нескольких экспертов, только выдающийся художник мог за считанные минуты сделать такой портрет. И тут старый полицейский припомнил, что много лет назад была раскрыта международная группа по подделке картин, которой руководил один антиквар. Он должен был давать признательные показания, но внезапно умер. Поэтому имя художника так и осталось неизвестным. Дело было прекращено.

Криминальный психолог рассказал, что, когда он изучал курс детской психологии у профессора Лунца, тот показывал рисунок какого-то гениального мальчишки. Но как искать иголку в стоге сена?

И все-таки один молодой выпускник полицейской академии оказался достаточно упорным. Он добился разрешения вдовы профессора и просмотрел весь архив. Нашел рисунок мальчика и карточку с его данными. Конечно, по указанному адресу никто не жил уже давно. Но полицейский съездил на кладбище, где была похоронена мать художника, и обнаружил свежие цветы. Портрет матери был нарисован и выгравирован с такой тщательностью, что казалось, — она сейчас сойдет с мраморной плиты и предложит кофе. Полицейский установил там видеокамеру, и результат не заставил себя ждать. Через пару месяцев художник был арестован. При обыске обнаружены клише. На одном из заброшенных заводов стоял сам печатный станок.

Он навсегда запомнил день, когда к нему явился этот офицер и предъявил ордер на арест. Потом был суд.

—  На основании законов штата Калифорния суд присяжных признал виновным Макса Шварцкопфа. Он приговаривается к восьми годам тюрьмы. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит.

И молоток судьи Краузе глухо ударил по деревянной подставке.

 Так Макс вспомнил свое первое имя, полученное еще при рождении.