Приглашает автор - Илья Криштул

Здравствуйте, читатели и собратья по перу! Уважаемая Татьяна Викторовна пригласила меня поучаствовать в этой прекрасной рубрике, обвинив в скромности, и я с удовольствием согласился, дабы снять эти обвинения…

Я родился и живу в Москве, где…

«…очень много добрых людей. Несмотря на телевидение. Злых редко когда встретишь, а добрые повсеместно. Доброта, она ведь в генах у русского народа сидит, она нам по наследству передалась, от пращуров. Она просто так исчезнуть не может. У москвичей просто доброта поглубже забралась, жизнь-то посложней, чем где-нибудь в Костроме-Коломне. Но если вечерком с ножом выйти, поймать москвича и этим ножом поскребсти, доброта сразу вылезет. Он тебе и кошелёк отдаст, и мобильный, и сумку свою сунет – на, носи, пользуйся, не жалко! Потому что человек добрый. И людей любит, и животных всяких, и рыбок, особенно осетровых пород. И взгляд добрый, и лицо в целом. Но не в понедельник с утра. И не во вторник. И не в среду… Вообще не на этой неделе.» (из рассказика «Добрые люди»).

(Кремль в Измайлово, Москва)

Я очень люблю этот город. Его улицы и переулки, площади и проспекты, и особенно его жителей и гостей… Я и пишу в основном про них, про гостей-жителей, про их милую житейскую беспомощность и хамство, дружелюбие и наглость, готовность отдать последнюю рубаху и забрать тоже последнюю.

«Примерно восемьсот семьдесят лет назад по распоряжению Владимира Владимировича Путина была основана столица нашей Родины город-герой Москва. Сначала это был маленький населённый пункт, в котором жила дружина князя Долгорукого с жёнами да местные, которые ещё не знали, что стали москвичами. А, когда узнали, очень этим загордились и придумали сначала прописку, потом регистрацию и три тысячи долларов метр. За это москвичей сразу не полюбил остальной народ и несколько раз сжигал весь город. Жгли все – татары, французы, братья-славяне… Но москвичи отстраивались заново, причём сами, без помощи узбеков и молдаван. В те давние времена они ещё умели это делать своими руками. Секрет строительства домов без участия узбеков и молдаван, к сожалению, утерян...» (из миниатюры «Москва», цикл «Великие города мира»).

А с другой стороны…

Я бы с удовольствием отсюда уехал,

Жил бы в Европе или лучше на островах,

И просыпался б от женского смеха,

От голосов на чужих языках…

Иногда болел бы душевной болезнью,

Как на Руси называли запой,

И вспоминал, как его – железный? -

Занавес. Или какой-то другой…

Я б не страдал без могил и берёзок,

К тому же берёзки можно купить,

Туда привезти, посадить. Стол из досок

На радость туземцам во дворе сколотить…

Взять самовар в лавке у наших,

Возложить перед ним перо и тетрадь

И пересоленный суп черепаший

Деревянною ложкой из миски хлебать…

А потом, отрыгнув, записывать рифмы -

«Россия – косые» и «Русь – я вернусь»,

И размышлять, какие мы скифы

И откуда у хлопца испанская грусть…

Я бы с удовольствием отсюда уехал,

Поселился б в Европе или на островах,

И просыпался б от громкого смеха

Смуглых охотников на черепах…

Мне бы не снились родные могилки,

Только б я думал, встав поутру -

«Вот интересно, а пуля в затылке

Застрянет, если ствол приставить ко рту?»

Что ещё рассказать о себе? Пишу, как вы уже, наверное, поняли, сатиру и юмор, изредка стихи. Увлечения самые простые – чтение, встречи с друзьями, прогулки с детьми по городу, по его паркам… Очень любим парк «Сокольники» — аллеи, рощи, пруды и, конечно, аттракционы. Хотя аттракционы губительны для семейного бюджета…

(За спиной лягушёнка — знаменитый магазин «Детский мир»)

И ещё несколько слов о себе. Учился в Педагогическом институте, работал в кино, ассистентом режиссёра на киностудии «Мосфильм», потом учителем, сейчас домохозяин. Или хозяин дома… Автор двух книг прозы, лауреат нескольких литературных конкурсов. Это пока всё… Спасибо, что уделили мне несколько минут!

Читайте и пишите, и тогда весь мир будет принадлежать вам! И – миниатюра под названием «Здесь и там», ведь «Моя биография – в моих произведениях…».

«Я больше не хочу здесь. Я хочу туда, где звёзды и море, и костёр на пляже, и гитара, и кто-то играет «Машину времени». И пахнет жареными мидиями, и девушка напротив смотрит влюблёно. И я уже знаю, что будет этой ночью…

А здесь я ничего не знаю. Здесь бегают менеджеры, все в одинаково повязанных шарфиках, и дети гор с одинаково злобными лицами. Здесь неоновые ночи, от которых болит голова, а девушки смотрят только в свои телефоны. Здесь убивают за царапину на машине и бьют по лицу за случайный толчок. Здесь шумно и грязно, здесь невкусное мороженое, немолодая усталая жена и старый я.

А там, куда я хочу, там все молодые, и жена, и я, а мои друзья смотрят на нас и смеются. Там за рубль нам наливали банку сухого вина и мы шли на пляж, где валялись деревянные лежаки. Мы их раскладывали, как нам удобно, садились, и снова гитара, только теперь уже Антонов, «Море, море…», и пили вино из банки, и звёзды падали нам прямо в ладони. А невдалеке стояли пограничники и завидовали. Мы, конечно, им предлагали выпить, но они смущённо махали руками и уходили, бряцая чем-то металлическим.

Здесь такого вина нет. Может, оно и есть, но его никто не пьёт. Я давно уже не видел, чтобы кто-нибудь пил дешёвое вино из стеклянной банки и слушал Антонова. Можно, конечно, похожего вина купить, но с кем ты его будешь пить? И Антонова скачать можно, но с кем ты будешь его слушать? Со своими детьми? Они, услышав «Море, море…», понимающе улыбнутся, ничего не поняв, а тех, кто понял бы, уже нет. Уехали, спились, умерли или стали другими и не хотят помнить костёр на пляже с деревянными лежаками. Они и меня-то помнить не хотят, потому что я это воспоминания, а воспоминания отвлекают от бизнеса.

Там у нас тоже был бизнес. Джинсы, сигареты, кассеты… Бизнес в стиле «лайт», как сказали бы сейчас. Но моря было больше. И счастья больше. Продали джинсы, которые чей-то отец привёз из Югославии, вина взяли, портвейна по два двадцать, девчонок позвали… О, какие у нас были девчонки! Голдик, Стропила, Браун, Рюмашка, Дурёнок… Стропила недавно умерла от водки, Рюмашка с десятого этажа улетела под наркотой, Браун в Германии, достопочтенная бюргерша… Ещё Отрада была, Отрадушка, пятый размер, добрая и ласковая. Никого не пропустила, со всеми переспала. Потом замуж вышла за бандита, ещё в те годы, и исчезла. Можно, конечно, в «Фейсбуке» или в «Одноклассниках» поискать, но смысла нет. Всё равно не ответит. Не каждый хочет в прошлое возвращаться, как я. У меня-то всё светлое там…

Нет, мы не были ангелами. Ангелы жили среди нас, оберегали и иногда в кого-то из нас вселялись. И тогда тот, в кого вселился ангел, покупал духи и ехал к маме. И шёл с мамой по магазинам, и занимал очередь к прилавку, пока мама стояла в кассу. И ужинал с родителями, а потом смотрел с отцом «Футбольное обозрение». Может, наши мамы до сих пор живы, потому что в нас часто вселялись ангелы?..

А здесь ангелов нет. Какие здесь ангелы, у них же крылья, а и так не протолкнуться, им все крылья потопчут или оторвут. Ангелы ещё петь любят, по-своему, по ангельски, а где здесь попоёшь, если шум везде и ор? Так что ангелы исчезли и появляются, только если беда, чтоб забрать кого-то к себе за небо. Они часто появляются, бед много, то горит что-то, то взрывается, то падает… Но жить здесь они уже не могут. Здесь ангелам больно. Да и среди кого им жить? Среди менеджеров?

А там, куда я хочу, даже слова такого не было. Нет, мы все учились, работали, что-то делали… Кто дворником пристраивался, кто квасом торговал, кто на «вечернем» учился раз в неделю, а днём снег с крыш сбрасывал… Но если компания загулять собиралась и квартира была у кого-то свободная, то всё, все дела побоку. И какие были загулы! Недельные, двухнедельные… Деньги кончались – посуду шли сдавать, а это рублей десять-пятнадцать… И по новой – портвешок, шипучий «Салют» девочкам, ночные Сокольники… И в кино успевали сходить, и на концерты какие-то… А могли деньги подсчитать, дозанять где-то и на море опять же уехать. Просто, в среду после обеда, в плацкарте. И кто-то один «зайцем» наверху прятался. Это потом уже – проблемы в институте, неприятности на работе… А родителям отзванивались, мам-пап, я у друга, мы занимаемся… Хотя родители всё понимали – звонок-то был междугородный. Если кто помнит, конечно, что такое междугородный звонок…

А здесь попробуй загуляй хоть на два дня. Или зайди ночью в Сокольники. Или позвони жене и скажи, что ты на море в среду после обеда с компанией уезжаешь, мол, присоединяйся… Такое услышишь… А там она с тобой с удовольствием ездила. С двадцатью рублями. И с улыбкой, и с влюблёнными глазами, и в том платье, в котором… Помнишь?

А ещё там был буфет на станции с вкусными пончиками, и немытая черешня, и солнце падало в море где-то за домиками, и девушка, которая будущая жена, утром просыпалась потрясённая… Где сейчас эта девушка? Здесь, гремит чем-то на кухне и руки в муке о передник вытирает… А я хочу, чтобы она там была, со мной, и в море умывалась с голой грудью, худая, загорелая и с длинными-длинными ногами… Но её отсюда туда не затащишь…

Да и что мне, сегодняшнему, там делать? С замусоренными мозгами, уставшему от всего – от людей, от вечных кредитов, от нелюбимой работы, от ненужных знаний… Ненужные знания это всё, что нажил, на что истратил жизнь, которая так хорошо начиналась… Или она ещё не начиналась? Может, я всё ещё стою в прихожей, а жизнь, она там, в комнатах? Я многих знаю, которые так и простояли всю жизнь в прихожей… А я сейчас зайду и… Смешно… Я ведь давно прошёл все комнаты, я давно спел все песни, я мало молчал и много говорил, я любил и не любил, я плакал и смеялся, я часто врал и редко не врал и я снова подхожу к входной двери, только уже с обратной стороны… И я знаю, что будет за ней. Я знаю, что веселье заканчивается слезами, пьянка – похмельем, любовь – ненавистью, а жизнь – смертью.

А эти ребята – молодые, красивые, шумные, беззаботные — не знают. Небесные длани лежат у них на затылках. И не надо им мешать и учить их не надо. И все мои знания ничего не изменят… Они не нужны там никому, мои знания. И я сегодняшний там никому не нужен. Слышите, как волны накатывают на берег? Как шуршит галька? Лучше этого звука в нашей жизни ничего не будет…

Я уже многих из них похоронил, вот из этих, поющих на пляже Антонова, «Море, море, мир бездонный…»…

Пусть поют. И пусть я пою среди них. Но не сегодняшний, а тот…

Не надо возвращаться в свою молодость. Надо её, улыбаясь, вспоминать.

Вот только вспоминать уже не с кем… И улыбаться я давно разучился…

Слушай, бармен… А налей-ка мне стаканчик моря! Того, коктебельского, лета восемьдесят четвёртого года… Сколько тебе лет? Двадцать? Я постараюсь не завидовать… «Море, море, мир бездонный, пенный шелест волн прибрежных…»…

С уважением — Илья Криштул