"Анна"

Так повелось, что у многих известных людей есть своеобразный ангел-хранитель, опекающий их от издержек быта, служащий музой и поддержкой в жизни. Обычно это тихие, скромные женщины, целиком подчинившие себя стилю жизни своих ярких избранников. Но есть среди них и исключения, когда сама муза — талантливый и необычный человек с очень нелегкой судьбой. О такой я и хочу рассказать. Эта женщина – моя бабушка Анна Кривошеева, жена Ильи Петровича Кривошеева, старейшего поэта Мордовии и основоположника эрзянской поэзии.

Аня родилась 16 марта 1911 года в Кустанайской области, в семье донских казаков Петренко Семёна Ивановича и Коломиец Екатерины Александровны. Родилась в мякине, так как мать пряталась там от банды, ворвавшейся в местность, где жили Петренко. Родились две девочки – близняшки. Помочь роженице было некому, да и Катерина, боясь быть обнаруженной, не смела позвать на помощь. Одну из девочек спасти не удалось, ребенок задохнулся в мякине.

…Ане восемь лет. Петренко живут в селе Алексеевка в 160 км от Кустаная. Отец к тому времени служит начальником НКВД в городе. Дом стоит у большой дороги, почти рядом с двором протекает река, через которую перекинут мост. На нем маленькая Аня, когда выдавалась свободная минутка, любила играть и любоваться красотой реки. Однажды, в очередной раз, придя на мост, Аня услышала песню. Пели мужчины. Вскоре показался отряд солдат. Они заметили девочку, и через несколько мгновений она уже беседовала с командиром. Накануне, собираясь на мост, Аня выпросила у мамы очень красивый платок, который Катерина надевала только по большим праздникам. Мать долго противилась, но всё же уступила просьбам дочки. И вот, когда весёлая и словоохотливая девочка уже провожала отряд солдат, она отчего-то закричала командиру:

— Дядя, возьми на память платок! Возьми, дядя!

Тот долго не хотел брать, понимая, что это может быть то немногое, что есть у небогатой хозяйки, но Аня настаивала. Тогда растроганный командир, приняв подарок, сорвал красную повязку с рукава и химическим карандашом написал: « На память Анечке от красных. Командир дивизии Ярославский Владимир Яковлевич. 1920 год».

Подарив на память ленточку, он погладил Аню по буйным кудрям и поцеловал в лоб. А Аня долго стояла посреди широкой дороги с «красным» подарком в руке и все смотрела вслед уходящим солдатам.

А спустя несколько дней в село ворвались бандиты. Жителей согнали к двухэтажной волости. Бандиты врывались в дома, хватали мужчин и гнали их к церкви. Из храма выволокли батюшку и повесили его на воротах волости. Мужчин, оказавших сопротивление, расстреливали на месте. Маленькая Аня запомнила ошалевшего и вусмерть пьяного гармониста, игравшего в момент жуткой бойни на гармошке. Рыжий, веснушчатый, с красным лицом, похожим на раскаленную сковородку, он растягивал меха до предела. Мужчин продолжали расстреливать под аккомпанемент его гармони. Дети, в числе которых была и Аня, обойдя волость и прижавшись к дому, хорошо видели казнь. Затем пьяные бандиты принялись затаскивать девушек и женщин в волость. Оттуда неслись крики, стоны и проклятия. К вечеру всё стихло. Банда скрылась также внезапно, как и появилась. Ночью к волости с тали подъезжать киргизы с подводами, они грузили на них убитых и увозили засело на кладбище. А рано утром, оставшиеся в живых, собрались рыть общую могилу. После захоронения начался митинг. Один из мужчин яростно призывал отомстить банде. В солому, укрывавшую тела убитых, воткнули пику, на которую прикрепили пятиконечную звезду.

Вдруг, вдали показались клубы пыли, поднятой конскими копытами, и в село ворвались те же бандиты. Они избивали плетками и расстреливали всех, кто был на кладбище. Мама, держа Аню за руку, бежала что было мочи. Её длинные смоляные косы растрепались, доставая до земли. За ней и Аней верхом на сером коне скакал бандит. Он схватил Катерину за волосы и потащил на лошадь. Аня кричала, плакала и хваталась за мать, пытаясь удержать её. Но тут подоспел ещё один бандит, и они вдвоем затащили Катерину на коня. Аня запомнила, как роскошные косы матери висели наравне с хвостом коня. Один из бандитов направил лошадь на Аню. Он бил её плеткой, чтобы заставить затоптать ребёнка, но лошадь слишком святое животное, чтобы пойти на такое злодеяние. Она с налитыми кровью глазами вставала на дыбы, вертелась на месте, но на девочку не шла. От ужаса Аня упала и оказалась под копытами лошади. Животное в очередной раз взвилось на дыбы, а Аня, как это часто бывает от страха, впав в то состояние, когда мозг, дойдя до критической ситуации, спокойно начинает замечать детали, увидела, что это кобыла. Девочка приготовилась к смерти. Но лошадь, не смотря на сыпавшиеся на нее градом удары, вдруг перескочила Аню и понесла. Что сталось с седоком – неизвестно.

В горячке от пережитого, Аня вдруг увидела мчащихся всадников с красными лентами на фуражках. Она закричала:

— Дяденьки, спасите маму!

Чудом расценила девочка появление в селе своего знакомого командира, которому подарила мамин платок. Соскочив с коня, он подбежал к девочке. Аня кричала:

— Маму, маму увезли!

К утру привезли Катерину. Она была сильно избита, одежда на ней была разодрана, лицо опухло от синяков. Аня испугалась еще больше, чем когда была под копытами лошади. Через сутки мать очнулась. Она обвела взглядом всех, кто был в доме, и прошептала:

— Ее убили? – и снова впала в забытье.

Аня кричала:

— Нет, не убили. Я вот! Смотри, вот я!

Когда Катерина снова пришла в себя, она взяла дочь за руку со словами:

— Слава Богу, жива!

Спустя два месяца Катерина решила покинуть село, так как муж Семен ушел с красными. Много семей покинуло тогда родные места. На телеги грузили самое необходимое и ценное, а лошадям обматывали копыта войлоком, чтобы сбить банду со следа. Добрались до Волги. Через реку переправлялись на паромах. Катерина была хворая, лицо почернело, губы запеклись. На другом берегу Волги к ней вдруг подошел старичок паромщик и, приглядываясь, спросил, куда она направляется. Катерина назвала село Валява.

— Так я же и сам оттуда! – обрадовался паромщик. А за разговором выяснилось, что они родня. Сын паромщика женат на родной сестре Катерины Ольге, и работает он фельдшером. Так Аня познакомилась с дедушкой Саввой.

Тем временем люди добрались до станции. В поезде Катерине стало худо. Приехав на станцию Воронцово – Городище, Аня с матерью оказались в грязном и душном вокзале, в помещении было многолюдно. Люди лежали на лавках, на полу, ходили по вокзалу и были похожи на мертвецов: так они были худы и измождены.

Наступал 1921-й голодный год.

Разговаривая с каким-то мужчиной, Катерина вдруг узнала в нем соседа, которого очень давно не видела. Она попросила его сообщить ее сестре, что с дочкой находится на вокзале. Встречать Катерину с дочерью приехал брат, который тоже жил здесь. Он привез сестру и племянницу в родной дом. Братья и сестры были очень рады встрече. Совсем больная Катерина попросила накормить ее солеными огурцами …Утром ее не стало.

Аня осталась одна. Жила у теток, пасла коров на Каменной Горе, батрачила. Когда ей исполнилось 11 лет, дядя Петро взял девочку с подругой в Киев. Во время голода Аня дважды избежала жуткой судьбы быть съеденной. Когда в городе оставаться стало невозможно, подружка приняла решение идтив ее родную деревню, где осталась мать. Преодолев изрядный путь, девочки добрались до деревни, но наивность подружки, полагавшей, что в деревне у мамы легче, стала очевидной сразу. Мертвые и умирающие люди и животные лежали на улицах. Мало кто знает, что ужас голода не только в мучительной смерти, а, наверное, самое ужасное, в лишении разума. Люди и животные в прямом смысле ели друг друга. Аня заметила, что мать подружки как-то странно себя ведет. Подруга же, обрадованная встречей с матерью и родным домом, не замечала ничего. Аня обратила внимание, что мать подруги на ночь плотно закупоривает окна, в деревне так не принято. На вопрос женщина ответила, что в деревне неспокойно. Внутренне беспокойство заставила Анну расположиться все же ближе к окну. Вдруг женщина набросилась на дочь, в руке был нож. Обезумевшая девушка отбивалась как могла, Аня же, осознав, что подруге не поможешь, так как женщина уже нанесла ей серьезные раны, выбивала руками и ногами оконную раму. Окровавленная, она выбросилась наружу и понеслась, не чуя земли под ногами. Добравшись до города и кое – как оправившись, Аня искала способы пропитания и заработка. К ней подошел молодой человек и участливо поинтересовался, почему она одна в такое позднее время. Аня купилась на его интеллигентный вид и приняла приглашение переночевать в его доме. Это не было вызвано неосторожностью, молодой человек поведал, что у него большая семья, сейчас вот он дожидается старшей сестры и тогда они вместе направятся к дому, нельзя же такой молодой девушке остаться на улице ночью в городе и в такое время. Аня воспряла духом. Придя к дому, который располагался на самой окраине города, Аня вновь ощутила неприятное чувство холодка под ложечкой. Войдя в дом, она заметили, как за ней следом также закрываются двери на сей раз на затворы. Казалось бы ничего странного в этом нет, но почему же над каждой дверью и окном подвешены маленькие колокольчики? На ее вопрос – ответ: « Такая сигнализация. Дом большой, время неспокойное, дом на окраине, вдруг кто влезет». После ужина, Аню разместили в отдельной комнате. Несмотря на усталость Анну не покидала тревога. Она встала, вышла за дверь и направилась по коридору. Увидела в конце подпол, девушку взяло любопытство и она заглянула туда, приподняв крышку. То, что увидела Аня до сих пор не воспроизвел в самых жутких фильмах ужаса ни один режиссер: в комнате, под светом лампочек, стояли столы и огромные мясорубки, рядом в куче сваленные трупы людей. Как Аня вырвалась из этого дома, она не помнила. Бежала по ночным улицам, не разбирая дороги.Дикий ужас возрос: услышала погоню. Аня надеялась, что забежит в улицу и спрячется в домах, но…как это бывает в страшном кино, поняла, что выскочила на пустырь. Преследователи искали ее с большими фонарями. Поняв, что спасения нет, Аня рухнула на колени и принялась неистово молиться. Вот здесь, по словам бабушки впоследствии, случилось то, что люди называют чудом. Убийцы метались вокруг Ани на расстоянии вытянутой руки, освещая местность фонарями, и …не видели ее. Когда они ушли, замерзнув, а дело было зимой и мороз стоял лютый, Аня встала и увидела, что снег на месте, где она стояла на коленях, растаял. Только потом Аня поняла, для чего в страшном доме висели колокольчики: если бы жертва пыталась найти выход, они бы звенели и человек не смог бы выйти.То, что в те жуткие времена ели людей Аня убедилась еще раз. Сев в поезд, идущий в Киев, Аня купила пирожок с мясом, откусила и увидела верхушку детского мизинчика.На мясо даже смотреть не могла долгое время. …

А уже в Киеве Аня устроилась рубщицей сахарных голов на сахарный завод. И однажды с подружкой шла по улице города, рассматривая красивые здания, магазины, храмы и увидела у одного из зданий толпу народа. Любопытные девчонки решили узнать, в чем дело. Они очутились в зале, битком набитом людьми. На сцене стоял человек, который, смотря на часы, нетерпеливо спрашивал:

— Кто еще желает выступить с рассказом, стихом или песней?

Аню словно кто-то толкнул, и она громко крикнула:

— Я буду читать стихи!

— Хорошо, — сказал ведущий, — проходи.

И вот Аня на сцене. От волнения из головы вылетело все. Она стояла и смотрела на присутствующих в зале. Раздались крики. Надо было или читать или уходить. И Аня собралась с духом.

В снигах, в сибирской сторони,

Глухий, далэкий и холодний,

Стогнав там Вэлэтынь в ярми,

Стогнав обидраний, голодний,-

Ярмо даыло, гнуло вныз,

И кров морозом холодыла,

А Вэлэтынь стогнав и гнувсь,

И ланцюги на нем звенылы.

Вин гнувсь, а нэ до воли встав,

Расправив вмиг могутны рукы,

И кров у жилах ожила

Страдать довольно годы муки…

Что началось в зале! Люди кричали: «Молодец!», «Браво!», « Вот наша смена!»

Казалось, потолок рухнет в зале. Аня испугалась таких оваций и пустилась наутек. Но ведущий перехватил ее, по-отечески поцеловал в лоб и, сняв с руки золотые часы, надел их на руку девочки. Впоследствии эти часы спасут Аню от голода. Она выменяет их на хлеб.

Возвратившись в Воронцово – Городище, Аня устраивается на работу на сахарный завод рубщицей сахарных голов. И проработала там 8 лет. В Воронцово- Городище были открыты ликбезы, куда Аня мечтала поступить. В свободное время она читала книги, какие только попадались ей под руку. Самый ее любимый автор – Тарас Шевченко. Очень полюбилась поэзия. Красотой слога привлекли внимание Кольцов, Фет и, конечно же, Пушкин.

Закончив ликбез, Аня мечтает продолжить обучение. Но нужна была и работа. И вот однажды, проходя мимо тумбы для афиш, она увидела объявление о наборе по призыву комсомола молодых людей в г. Сталино (ныне Донецк) в шахту, в забой. Аня направилась по указанному адресу и, прибавив себе года, получила добро.

В шахте проработала 7 лет, трудилась наравне с мужчинами. Получала хорошие деньги, на которые смогла содержать себя и продолжать учебу без отрыва от производства. Но удача недолго была в подругах. В шахте случился обвал. Много было погибших. Руководство собрало команду по извлечению тел погибших и в надежде спасти еще живых. Анну засыпало породой. Очнулась онаот шума голосов. Её искали. Попыталась крикнуть, но голосовые связки оказались повреждены, и Анна не смогла издать ни звука. Девушка испытала мало с чем сравнимый ужас быть в двух шагах от спасателей и не суметь подать знак. Её ждала жуткая, мучительная и медленная смерть похороненной заживо. Спасатели добросовестно искали ее, высвечивая фонарями.

— Ну, нет ее здесь, — сказал один из них. Его спутники согласились и направились к выходу. Вдруг один споткнулся, задев сапогом за слой гуля…тусклый свет фонарика выбился наружу.

— Вот же она!

Так Анну спас ее фонарик, зажатый в руке. Целый год Аня не разговаривала, оказались поврежденными голосовые связки. После первоначального лечения, шахтком за ударный труд наградил ее путевкой на курорт в город Миргород, город, воспетый Гоголем. Уезжая, Анна и не подозревала, что едет навстречу судьбе.

1935 год. Миргород. Отдыхающие курорта благоговейно слушают молодого человека, стоящего на сцене. Одет скромно, опрятно. Сразу расположили его выправка, жесты, дикция, тембр голоса. Выступающий оказался поэтом. Он читал свои стихи и на русском, и на родном эрзянском. В зале не было тех, кто знал этот язык, но, видно велико мастерство настоящего поэта, раз слушатели на одном дыхании восприняли его стихи.Это и был мордовский поэт Илья Петрович Кривошеев. Среди слушателей ( а выступление происходило на летней эстраде)находилась и Анна. Она еще не знала, что человек на сцене – ее судьба.

Вскоре произошла вторая встреча Ильи и Анны, положившая начало их отношениям.

…Площадка для танцев. Играет духовой оркестр. Анна любуется летним солнечным днем, вдруг:

— Разрешите пригласить Вас на танец…

После танца Илья поцеловал Ане руку. Девушка, не привыкшая к изъявлениям галантности, смутилась. Илья Петрович, видя, как она стушевалась, произнес:

— Вы этого заслуживаете.

И пригласил на прогулку. Молодые люди прогуливались по аллеям парка, беседовали, шутили. Вдруг Илья замолчал и внимательно посмотрел на спутницу. Анна снова смутилась:

— Почему Вы так на меня смотрите?

— Решаю жизненный вопрос. – Серьезно ответил он. – Я не женат, живу в городе Саранске, работаю преподавателем в рабфаке. Дома и на работе дал слово, что приеду с женой. Да еще и странный случай произошел со мной перед отъездом. По пути на вокзал встретился со старейшей преподавательницей немецкого языка и она, оглядев меня, произнесла:

— Привезете жену Анну!

И добавил: — Хорошая примета! Значит, Вы и есть моя судьба. Но, милая Анна, учтите, у меня четверо детей.

Анна рассмеялась и не поверила, но ответила:

— Вот и хорошо, я люблю детей.

Илья Петрович пояснил:

— Конечно же, это не мои дети. Это мои племянники, но воспитываю их я. Как вы на это смотрите?

Анну охватило волнение. Вот так сразу ей делают предложение и кто?! Уже известный поэт, преподаватель! О таком она даже и мечтать не могла. Но нрав у Анны был не простой и после долгого, по просьбе Ильи, рассказа о себе, она спросила чуть с вызовом:

— Вы что, из жалости хотите жениться на мне? Так знайте, я в ней не нуждаюсь!

Илья Петрович взял девушку за руки:

— Вы, просто-напросто, моя судьба и от нее, как и от Вас, я не отступлю.

Рано поутру новость. Свадьба поэта! Тут же родилась масса слухов и домыслов: на ком же поэт остановил свой выбор? Дело в том, что Илья Петрович в силу внешней привлекательности и, как бы сейчас сказали, харизмы, имел немало поклонниц, и весьма завидных. Анна Семеновна впоследствии рассказывала о некоей Ирине, враче с огромными черными глазами, которая была очень влюблена в Илью.

А когда прозвучало имя Анны – это стало сенсацией. Ведь она была так юна. Античная красота невесты вызывала восторженные оценки. До слуха Анны донеслось: «Поэты знают, кого выбирать!»

И так получилось, что гостями Анны и Ильи стали все отдыхающие двух санаториев. Это был подарок судьбы. Анна, так рано оставшаяся без матери, растеряв почти всех родных, получила в качестве гостей огромное количество людей разнообразнейших профессий, занятий и статусов. Молодоженов осыпали розами, дорога от первого санатория до второго была устлана цветами. Зрелище было незабываемым. Начальник санатория торжественно объявил, что после регистрации брака будет дан праздничный обед в честь молодой пары. Ведь это событие – свадьба поэта – впервые за все годы его работы. Молодоженов осыпали поздравлениями и цветами, подарили памятные подарки.

На следующий день, простившись со всеми новыми друзьями, Илья и Анна выехали из санатория. Следующей остановкой стал Харьков. Встретил он их проливным дождем, по причине чего молодые люди, одетые по-курортному, налегке, почти целый день просидели на вокзале. За время ожидания поезда Илья Петрович рассказывал юной жене о своей семье. А когда молодожены подошли к кассе, чтобы купить билет до Мордовии, оказалось, что денег не хватает. Анна вдруг вспомнила, что на здании вокзала висело объявление о приеме волос на парики и шиньоны за хорошую цену. И Анна, обладательница роскошных кос, достигавших земли, направилась, не сказав мужу, по указанному адресу.

Когда Анна развернула косы, собранные короной на голове, куафёр потерял дар речи. На предложение клиентки отрезать волосы, отказался наотрез.

Девушка объяснила, что нужны деньги. «Битва» их продолжалась долгое время и, когда уже в дверь начали заглядывать другие клиенты, потерявшие терпение, Анна обратилась к мастеру с предложением:

— Видите, у вас на столе лежит толстенное стекло? Вот если я сейчас ударом руки разобью его, Вы отрезаете мне косы, если нет – значит, я ухожу.

Невероятно, но стекло разбилось с первого удара. Нужно было видеть, с каким страдальческим видом парикмахер взялся за ножницы.

А когда Анна с облегченной головкой вернулась к мужу, схватился за голову он.

И вот поезд мчится к Мордовии. Чем ближе подъезжали к Саранску, тем радостнее становился Илья Петрович и внимательно следил за настроение молодой жены. Ведь Анне есть с чем сравнивать мордовский захолустный городишко, каким был тогда Саранск. Она была в Киеве, Полтаве, Миргороде. Когда поезд остановился, Илья Петрович произнес:

— Ну вот, душечка, мы и добрались до Мордовии.

Он первым вышел из поезда и, протянув руки, бережно принял жену. Вдруг, к паре подошли два элегантно одетых мужчины и, сняв шляпы, учтиво поздоровались. И почти в один голос, обращаясь к Илье Петровичу, спросили:

— Уж не хозяйка ли твоя?

— Да, да, -сияя от счастья, ответил Илья Петрович. – Знакомьтесь, моя жена Антуанетта (таково настоящее имя Анны Семеновны). Мужчины поклонились, затем проговорили:

— Паро, пяк паро! (Хорошо, очень хорошо! (эрз.)

Это оказались братья Рябовы, один из которых уже был профессор, первый профессор послереволюционной Мордовии. Это были люди высочайшей культуры.

От вокзала до рабфака ехали на извозчике. После Миргорода, Киева и Полтавы, Саранск показался Анне почти деревней. Навстречу приехавшим выбежали четыре мальчика. Они называли Илью Петровича Илька-лелей. Анна одарила их конфетами. Следом встречать вышли брат Ильи Петровича Иван и сестра Александра, а в дома ждала Ефимия Петровна – мама, ставшая впоследствии Первой Народной мордовской сказительницей. Она с большим интересом рассматривала невестку. Ефимия Петровна благословила молодых на мордовском языке, положив им руки, и вынесла благословляющую икону.

Семья мужа очень понравилась Анне. Сразу она попала в мир доброты, скромности и сердечного тепла. Так у Анны началась новая жизнь на новой земле. Квартирка оказалась очень тесной для такого количества человек. Часов в рабфаке у Ильи Петровича было мало, и он преподавал еще в КОМВУЗе и других учебных заведениях. В рабфаке у Ильи Петровича сложились неблагоприятные отношения с заведующей учебной частью Васильевой из-за ее подруги Толстых, безумно влюбленной в Илью Петровича. Эти женщины, включая и сестру поклонницы Ильи Петровича, люто возненавидели Анну. Но, поскольку она была вне их досягаемости, принялись вымещать все на Илье Петровиче. Во время его уроков Васильева наушничала сама или заставляла это делать других. Могла оскорбить. У Ильи Петровича начались боли в сердце и желудке. Анна как могла поддерживала и подбадривала мужа. Мечте Анны о продолжении образования не суждено было сбыться. Денег на обучение в семье было только на одного человека, и Анна уступила их сестре мужа, у которой было четверо детей. К тому же Анна решила пожертвовать своими подарками за ударный труд в шахте: красивой дохой под леопарда и четырьмя отрезами дорогих тканей. Встав на рассвете, Анна отправилась на толкучку, как тогда назывался базар. Конечно же, все было сразу же распродано, и Анна принесла в семью деньги. Вскоре Александра поступила в КОМ ВУЗ.

К этому времени Ефимия Петровна тяжело заболела водянкой и Анна принялась ухаживать за ней, вести хозяйство, помогать мужу, да и мальчишки Александры были на ней, пока их мать получала образование. А вскоре появились и свои дети: Володя и Илюша. В июне 1936 года Ефимия Петровна умерла. Илья Петрович тяжело переживал смерть матери, так что ему самому потребовалось лечение. А на пороге стоял страшный 1937 год.

За стеной квартиры Кривошеевых жил поэт Чумаков с женой Ольгой. Однажды, когда Илья Петрович был на работе, Ольга заглянула к Анне. Та в это время разбирала альбом с фотографиями. Ольга присела рядом. На глаза ей попалось фото, где Илья Петрович еще до революции заснят в форме младшего офицера царской армии. В Казани он закончил еще и военное училище и в этой форме проходил всего 25 дней, как началась Октябрьская революция. Увидев эту фотокарточку, Ольга опрометью выбежала из комнаты. Анна недоумевала. Она даже не успела спросить, что произошло. В это время Илья Петрович возвращался с работы. Ольга же чуть не сбила его с ног. Илья Петрович спросил у жены, что случилось. Когда Анна изложила, грустно усмехнулся:

— Ну, вот, душечка, теперь жди гостей.

— Каких гостей? – не поняла Анна.

— Скоро увидишь.

Едва успев поужинать, семья Кривошеевых услышала стук в дверь. Недобрые предчувствия вкрались в сердце…Вошли трое мужчин. Один из них скомандовал:

— Руки за голову! И принялся обыскивать карманы Ильи Петровича. Все рукописи его, аккуратно сложенные, пронумерованные, книги, которые были в доме на все сокровищ, личные вещи – все было перевернуто и свалено на пол. По рукописям ходили грязными сапожищами (на улице было слякотно). Илья Петрович с побледневшим лицом смотрел на это бесчинство. Анна, видя, в каком состоянии находится муж, обратилась к одному из обыскивающих с просьбой разрешить ему присесть. В ответ услышала злобное:

— Еще насидится вдоволь.

Анна была не из робких. Она резко оттолкнула сказавшего это и усадила мужа на стул. НКВДэшник рассвирепели процедил:

— Что, тоже туда захотела?!

Все многолетние труды Ильи Петровича были скомканы, свалены кучей на брезент и унесены в машину «черный воронок». После этого увели и Илью Петровича. В дверях он сказал:

— Помни одно, я нив чем не виноват. Я вернусь. Хамства на этой земле предостаточно и оно еще долго не переведется. И еще запомни, никому не показывай своих слез, они их не достойны. Береги себя и детей.

После ареста Ильи Петровича Анна осталась без денег, с двумя грудными детьми. Накануне ареста Илья Петрович должен был получить зарплату, а уже арестованный, он не мог оформить доверенность на жену.

Через несколько дней после этого события пришел один из тех, кто арестовывал Илью Петровича в тот страшный вечер. Он сказал Анне, что ей надлежит прийти в НКВД для важного разговора, а если не придет, то это лишь усугубит дело.

Начался допрос. Анну спрашивали, кто у них бывал в доме, о чем говорили. Допрашивающий не верил словам Анны и угрожающе произнес:

— Будешь по-хорошему говорить или я тебя упрячу так, что и черт не найдет!

Анна ответила только: -А зачем искать черта, когда он передо мной стоит?!

— Что ты сказала?!

НКВДэшник вытащил наган, приставил дуло к виску молодой женщины и с такой силой вдавил, что Анне показалось, будто дуло продавило кость. Анна в ярости оттолкнула мужчину так, что он, потеряв равновесие, отлетел в угол комнаты.

— Ну, этого я тебе не забуду! – процедил он сквозь зубы и грязно выругался. Но, несмотря на такое поведение, Анну не арестовали. В кабинет зашел другой сотрудники распорядился, чтобы онашла домой.

Анна не помнила, как вышла и добралась до дома. Ее била нервная дрожь, тряслись ноги и неимоверно болел висок. На допрос вызывали несколько раз. Ко всему прочему Анна носила передачи мужу. Для того, чтобы передать махорку, мыло и чистое белье, нужно было, оставив маленьких детей, идти и записываться в очередь. Примерно в час ночи Анна была 600-ой или 800-ой. А расстояние от дома до тюрьмы- 6 км. Иногда приходилось брать детей с собой. Женщины в очереди жалели Анну, помогали держать детей и, плача, говорили, обращаясь к мальчикам:

— Смотрите, сынки, и запоминайте это страшное время.

Не всегда удавалось отдать передачу. Чтобы подбодрить мужа, Анна сбрызгивала белье французскими духами, подаренными Илье Петровичу. И вся очередь, надзиратели и сокамерники по запаху знали, что принесли передачу Кривошееву.

А между тем нужно было добывать средства для существования. Анне нужна была работа. До нее дошли слухи о несчастье в семье поэта Якова Григошина. Начальник НКВД Н. Красовский сбросил с лестницы его жену, пришедшую просить работу. Женщина сильно разбилась и находилась в больнице. Но это не остановило Анну, ведь иного выхода не было.

Анна подошла к зданию, огляделась – соглядатая не было. На посту пред входом отчего-то также никого не оказалось и она смело поднялась на второй этаж. Увидела на двери табличку с надписью:

«Начальник НКВД – Н.Красовский»

На приветствие Анны начальник не ответил. Анна повторила. Вместо ответа вопрос:

— Ты как сюда ввалилась?! Кто звал? Кто пропустил?

— Никто. Я пришла сама.

Красовский встал из-за стола и, подойдя к шкафу с книгами, извлек сборник стихов Ильи Петровича.

— За него просить пришла?

— Нет.

Такого ответа Красовский не ожидал.

— Тогда чего?

Анна молчала, но не оттого, что оробела, а потому что вычисляла, если вдруг он нападет, куда ему вцепиться.

— Тогда зачем? – Красовский повторил свой вопрос.

— Просить работу.

— Работу, говоришь?! – и с такой силой расхохотался, что Анне показалось, будто он не в своем уме. Отсмеявшись, он произнес:

— Да ты знаешь, что известные ученые, профессора, академики мечтают устроиться полы мыть, да мы не даем имэтого удовольствия!

Анна, потрясенная и возмущенная этой наглостью, злобой и радостью от чужого горя, указала пальцем на пол и сказала:

— Я умру вот на этой половице, но не нагнусь вымыть ее!

— А если из-под плетки?

— Не нагнусь!- Уже со злобой и ненавистью повторила Анна.

— Да ты оказывается смелая…стерва, которая что-то знает, наверное, да?...

— Знаю.

— Что же? – Уже настороженно спросил Красовский.

— То, что мой муж скоро выйдет, а вы займете его место.

— Уверена?

— Уверена, и в другом тоже.

— В чем же еще?

— В том, что вас расстреляют.

Красовский побагровел, забарабанил пальцами по столу, потом с такой силой ударил кулаком по столешнице, что Анна вздрогнула и произнес:

— Со мной еще никто так не разговаривал. Значит, говоришь, расстреляют? А может ты и права.

После этих слов он вдруг протянул ей руку.

Анна ответила: — Я врагам руки не подаю.

— Ты, правда, считаешь меня врагом?

— Да, считаю.

Красовский пристально посмотрел на Анну.

— За твои смелость и прямоту работу я тебе дам. Хотя, признаться, мне тебя жаль.

— А если жаль, отпустите мужа.

— Вот этого я сделать не могу.

Слова Анны, брошенные от отчаяния, оказались пророческими. Николай Красовский (кстати, потомственный дворянин и сын офицера Царской армии ), получивший за свою жесткость прозвище «Палач», был расстрелян в 1939 году. Место его захоронения неизвестно, не реабилитирован.

Красовский сдержал слово и нашел Анне работу в Ардатовском доме ребенка кормилицей. Но на так желаемой работе Анне оказалось еще труднее. Ей нужно было кормить троих приемных детей и одного своего, которому практически ничего не доставалось. Старая няня посоветовала Анне покупать для себя молоко и разбавлять им чай. От этого в груди прибавляется молоко. Но все равно своему сыну питания не хватало. К тому же врачи к сыновьям Анны относились плохо. Главврач Барышников говорил:

— Мы детей врагов народа кормить не обязаны. Мы кормим сирот.

Дети Анны стали прибаливать., а за ней самой установили слежку. Вдруг, спустя некоторое время, Анна заметила странные перемены. Во-первых, прекратилась слежка. Потом, вместо троих государственных детей, она стала кормить одного. Больше молока доставалось сыновьям. Врачи принялись заботиться о детях Анны. Оказалось, что за неимением улик и доказательств, Илья Петрович был освобожден и госприхвостни наперебой принялись подлизываться.

После тюрьмы Илья Петрович был направлен на работу в Чамзинскую среднюю школу. Здесь Кривошеевы жили у брата Ивана, уже больного туберкулезом и Анна боялась за детей, ослабленных после голодания в Доме ребенка. А спустя год Наркомпрос перевел Илью Петровича на работу в Ичалковский район. Но и здесь семья Кривошеевых не встретила покоя. Среди учителей создалась групповщина, строились интриги. За Ильей Петровичем, как якобы за политзаключенным, установилась слежка. За время проживания и работы в Ичалках семья сменила 22 (!) съемных квартиры уже с тремя маленькими детьми. И лишь в начале 60-х годов, уже незадолго до смерти Ильи Петровича, Правительство Мордовии решило построить для поэта дом. Но представители Ичалковской администрации в лице Морозова и Вичкензина вынудили Илью Петровича вложить свои деньги, полученные за издание сборников, а потом, прикарманив их, оформили дом как коммунальный. И Илья Петрович, переживший голод, арест, побои, и выдержавший все это без единого слова упрека, на этот раз расплакался от низости и подлости.

Умер Илья Петрович на 69-м году жизни от рака желудка в 1967 году. Когда его не стало, Анне было 55 лет. Дети выросли, разъехались, и Анна осталась одна в большом доме. Как и бывает в таких случаях, поначалу не забывали коллеги Ильи Петровича по перу, было объявлено, что ему вскоре будет присвоено звание Народного поэта, но…потом обещания быстро забылись. Анна вспоминала, что ночами не могла оставаться в доме одна от давящей тишины и, накинув платок, ходила вокруг дома до самого рассвета.

Прожила Анна Семеновна не мало – 94 года. Жизнь преподнесла ей еще много бед: болезнь и смерть сына, тяжелая болезнь зятя, смерть снохи, уход за большим хозяйством. Но, несмотря на это Анна не забывала главного в своей жизни – хранить память о муже, рассказывать о нём школьникам, студентам, журналистам, выступать на конференциях, печататься в прессе и со своими произведениями (а стихи Анны с удовольствием печатали и центральные газеты и журналы «Крестьянка», «Работница» и др.) и всегда оставаться Женщиной. До последних дней Анну Семеновну помнят с высокой и аккуратной прической, элегантно одетую и всегда оптимистичную.

…Что ж, бумага доносит лишь факты и события. Не всегда можно достойно передать чувства героев, даже если они близкие люди. Ведь нужно их пережить. Такие женщины, как Анна, подарок судьбы тем, кому жизнь уготовила немало испытаний. Они своим жизнелюбием, характером, служили путеводными звездами и опорой. Время обязательно рассудит и расставит все по местам. Конечно, это не всегда служит утешением, ведь скольких бед и лишений можно было бы избежать, если бы человеческие зависть и низость не преобладали над здравым умом.

В заключение хочется перефразировать слова писательницы Е. Криштов: … « те, кто пытался от зависти и глупости мешать жить, стали невольным фоном для жизни великого человека. Они лишь бледные тени, обрекшие своих потомков стыдится своих имен».