Редакционный портфель. Выпуск № 3. Наталья Тимофеева (Шабло)

Представляет ведущий рубрики Игорь Исаев:

Среди моих знакомых и друзей, так уж вышло, немало людей, сочиняющих хорошие, иногда очень хорошие стихи. Стихотворческий дар – один из признаков одарённого и внутренне богатого человека. Но авторов, чьё творчество можно было бы охарактеризовать словами «это — поэзия», гораздо меньше.
Наталья Тимофеева из их числа. Наташа много лет занималась поэтическими переводами и достигла на этой ниве значительных успехов. В последние годы всё чаще выступает как поэт, и я со всё возрастающим вниманием и удовольствием слежу за её творчеством. Наташа – победитель и лауреат многочисленных российских и международных литературных конкурсов. Мы познакомились в 2020 году в Назарете на конкурсе–фестивале «Арфа Давида» в гостях у замечательных Люды (Люче) и Миши Чеботарёвых и с тех самых пор считаем друг друга «арфическими братом и сестрой». Потому мне особо приятно представитель её читателям. 

По уже сложившейся в нашей рубрике традиции слово автору:

«Я принадлежу к поколению,  воспитанному по принципу: «Лучший подарок — книга». И считаю, что в этом мне повезло. В детстве никто из нас не мог предвидеть, какой спасительной соломинкой окажется эта аксиома в период, когда страна и привычные границы мира с головокружительной скоростью сошедшего с путей локомотива полетят в пропасть… Нас будет ломать и калечить время, но ценности, заложенные классической литературой, окажутся сильнее. Трансформация боли в человеческое начало, в его эмоциональную составляющую с бесконечностью оттенков, озвученных родным языком, объединят нас в единый пласт с мудростью предыдущих поколений, не позволят опустить руки в, казалось бы, безнадежной ситуации. И это станет способом выживания в любые смутные времена. В конце концов, рано или поздно нам, над детскими кроватками которых висели однотипные книжные полки, полагалось дорасти до прочтения тех книг, которые благословением передавались от поколения к поколению. То, что не успевали донести до нас родители, были призваны сделать книги.

Сегодня я знаю точно, что хорошая книга – лучший психотерапевт. Если ты начнешь писать сам, то, разложив любой невроз по полочкам, сможешь перебрать его составляющие и сложить из них вполне симпатичную мозаику – рассказ, эссе или стихотворение, изменив к ситуации свое отношение. Ведь то, что отдано бумаге – больше не ранит тебя, но живет своей жизнью. А твоя боль, твои эмоции становятся созидающими, и ты меняешь минус на плюс, сделав мир чуточку добрее. Неправда ли, неплохо вместо отчаяния ощущать себя садовником, наблюдающим за цветением цветка и корректирующим рост растения? И если однажды ты поймешь, что цветы, выращенные тобою, прекрасны и радуют других, то ты хороший садовник, и ты нашел свой путь в жизни. Остается пожелать, чтобы у каждого из нас жизнь стала богаче на хорошую книгу, прочитанную или написанную, и пусть это научит нас любить жизнь и делится хорошим с другими!

Сегодня я с радостью делюсь с вами своими стихами. Надеюсь, что они сделают ваш день лучше».

Ключница

Я — ключница. Мои ключи скрипичны,
И каждый отворяет двери лично
В пространство неизведанных миров.
Я охраняю тысячу религий
И замечаю маленькие сдвиги
В кардиограммах улиц и дворов.

Вот нотой «до» упал на дно колодца
Булыжник, что вовек не разобьётся,
Вот нотой «си» звучит стрижа полёт.
А вот раскрыты окна. Между делом
На лбу, щеках и шее загорелой
«Соль» солнечного зайчика живёт.

Шумит берёза тихо в ре миноре,
Вьюнок цепляет струны на заборе
За гвозди — поржавевшие колки.
Подтягивай да изменяй созвучье!
Профессий не бывает в мире лучше,
Чем те, что кормят соловья с руки.

Я знаю точно: скрипкой лечат душу.
Лишь вырвется звучание наружу,
Я отлучусь с поста на пять минут
Скрипичный ключ вручить, как лучик солнца -
Пусть он строкою дальше отзовётся
В пространстве, где слова-ключи живут!

Дорисуй тишину

Небо в дальних проблесках грозы -
Чёрные и белые чернила.
Шелест крыльев сбитой стрекозы
Заглушает первых капель сила.
Всё, что подтверждает дважды два,
Выльется в простой пример в итоге.
Капля с неба не достигнет дна,
Но сольётся с лужей на дороге
И другую форму обретёт.
Кто-то в ней потом увидит звёзды.
А гроза всё ширится, растёт,
И озон уже щекочет ноздри.-
Ах, какое таинство небес!
Окрыляет грозная стихия.
Посмотри, взлетает хвойный лес,
Вспышкой веко поднято у Вия,
Кружит в диком танце вороньё -
Древние языческие боги.
А теперь ты дорисуй её -
Тишину, что снизойдёт в итоге.

Лунный дождь

Глотай по капле этот лунный дождь, -
он до земли почти не долетает.
Пусть ворон одинокий с ветки лает,
что до утра ты вряд ли доживешь,
но ты живи, чтоб долго и навек,
и будь при этом сказочно счастливой.
Вот дождь играет с лепестками сливы,
вот розовеет лепестковый снег...
Что ж, этот ненавязчивый момент
и есть минутным счастьем обладанье.
Как золотится лунное сиянье! -
Всех прожитых минут эквивалент.
Пусть отчужденьем полон темный лес:
вранье ворон привычно с голых веток.
Но лунный дождь — он сказочен и редок,
в твою ладонь — сейчас — как дар небес!

Ласточки

У ласточек особенная стать:
в костюмах стюардесс дано летать,
зачёсывая чёлку гладко-гладко.

Присядут рядом, прощебечут: вам
сок яблочный иль красного сто грамм? -
Ах, до чего легка у них посадка!

Идёт успешно плановый полёт.
Вот за собой уверенно ведёт
в потоках ветра ласточка-хозяйка.

Смотрю, как целый выводок птенцов
справляется с полётом молодцом.
А после — нот разбросанная стайка

на проводах о чём-то о земном,
аллегро исполняя над селом,
щебечет, что для счастья нужно малость:

лишь ощути крылатость, как тогда,
когда качели видеть в проводах
по-детски нам с тобой легко давалось!

***

Дышит август медленно и важно,
И цикады лапки шумно трут
На платанах высохших, бумажных.
Кончен день, давно заброшен труд.
Вот и стол с мускатною наливкой,
Где закат в графине утонул.
Брынза, виноград, ещё оливки
Да плетенный из бамбука стул -
Разве не идиллия покоя?
Ласточки щебечут вдалеке.
Человек ещё с палеозоя
Счастье обретает в пустяке
И всегда не вовремя и странно.
Розовое небо, гладь воды,
Горизонта серая мембрана,
Самолётов белые следы…
Тонет время в августе медовом,
Словно неумелая оса.
Я его вылавливаю словом,
Отпуская падать в небеса.

Перелётное время

Перелётное время — оседлость осталась для крыш.
Суета малых ласточек: небо проткнули без счёта.
Ты молчишь, никуда не летишь, ты следишь -
ты зимуешь под крышей — такая земная работа.
И себя приучаешь по капле к чужим холодам,
но своих не допустишь — очаг пламенеет стихами.
Перелётное время. Сентябрь — не протопленный храм.
Как высок его купол, как ширится светом над нами!
Он наполнен не словом, но песнею поздней дрозда:
перелётное дело — уменье прощаться красиво.
А пока не остыла ближайшая к саду звезда,
перелётные яблоки в кожице белой налива
попадают в корзину, как птицы в домашнюю клеть,
чтоб наполнить по капле пространство эссенцией лета.
Запечатана осень в стеклянную банку на треть,
но ещё остаётся её недосказанность где-то...

Вишнёвый сад

Нам завтра обещали снова снег,
как будто вишням обещают смерть,
и сад вишнёвый с вырубкой столкнётся.
Но лепестки без дрожи смотрят ввысь,
и ты на небо тоже оглянись.
Глядишь, и май без снега обойдётся!
Так хочется простейшего тепла,
но, кажется, Земля не так кругла,
чтобы тепло смогло назад вернуться.
Наступит Пасха, грянут холода -
наследная христианская беда,
и причащение дождём на блюдце...
А хочется воскреснуть, как и Он,
и сбросить лепестков остывших сон,
и в летаргию дней не погружаться.
Раз смерти нет, кружить себе пчелой
и знать, что будем вечно мы с тобой
живым вишнёвым садом оставаться.

Рождественский костер

Ветка пахнет дымом и смолой,
Лижет пламя дров сосновых связку.
Рождество бесснежною зимой
У костра рассказывает сказку.
Где-то есть снега и колкий лёд,
Где-то звёзды в небе Вифлеема.
Дух сосны в моём костре живёт,
Освещая контуры Эдема,
Где душе бродяжьей хорошо.
Тишина похрустывает тьмою.
Режет небо звездопад ножом,
Угощая путников кутьёю...

Что есть у нас?

Что есть у нас к началу декабря?
Промерзшая на сантиметр земля,
Три утки на зимовье у реки,
Завёрнутые листьев уголки,
Что осень в терпком запахе хранят
Да инеем в лучах зари горят.
Что есть у нас? Помимо всех счетов?
Какой такой рождественский улов?
— Собака, кружка кофе, тёплый плед,
Сверлящий до полуночи сосед,
Гирлянда, что натянем вдоль окна,
Чтобы была и с улицы видна!
Иллюзия предпраздничный поры
Не для себя, для нашей детворы,
Что выросла, покинув отчий дом.
А что для нас? Что делим мы вдвоём?
— Оранжевый блестящий мандарин
И бесконечность городских глубин,
В которые нырять по одному
Сродни тому, чтобы идти ко дну...

Урбанистический февраль

Не удушающим теплом,
Но лаской февраля холодной
Стекло воспринимаешь лбом
В оконной раме первородной.
Первородящей — так точней
(Ты видишь новый день впервые).
Обрамлены картинно в ней
Река и сосны вековые.
Глубокий снег и вязкий мрак
По длинной кромке небосклона.
И заживающий овраг
Вдоль складки серого бетона.
И то, как птица чертит путь
Концом крыла по небосводу.
Пора. Ты тоже как-нибудь
В февраль войдёшь, не зная броду,
Чтоб словно белый блик стекла
Дыханием в него вонзиться
И формой своего тепла
На полотне отобразиться.

На кончике графита

С утра на проводах слюда небес.
Нахохлился промёрзший за ночь лес,
Ознобом крыш глядит в округу город.
Река шугою дышит, словно ёрш,
И всё во мне — предчувствие и дрожь.
(Остаться дома вновь найдётся повод).

Не выхожу. За рамки и за дверь.
Я — загнанная птица. Или зверь.
В загоне не дают определений.
Гляжу через расширенный зрачок
Как создаёт какой-то паучок
Живую «микросхему» поколений.

Нам с ней по кругу, видимо, бродить.
Прочнее стали, между прочем, нить,
И для неё судьба — за ординату.
Паук своим владеет мастерством:
Когда его случайно впустишь в дом,
То время замирает по квадрату.

Из четырёх углов не убежать.
Вот дверь. Окно. Вот книжный шкаф. Кровать.
Уходит что-то важное из вида...
А впрочем, просто серость и зима.
Пусть за окном весь мир сошёл с ума,
Ты жив ещё на кончике графита.

Мартовский пейзаж

Трава, как кисть художника, дрожит,
но каждый штрих в картину жизни вшит,
и замысел на полотно ложится
с кочевья возвращающейся птицей.
Ей машет ветки тонкое крыло:
пусть не взлететь, но выжить повезло!
И почки наливаются рассветом,
чтоб бабочкой раскрываться в небо где-то.
И оживают улицы и лица,
и витражами облик луж дробится.
Всё ярче и отчетливее звуки.
А пролисок протягивает руки
на ниточке лазуревой капелью...
Ты смешан с этой звонкой акварелью,
ты — часть пейзажа, все его оттенки
у клёна на промоченной коленке.
Ты чувствуешь, как птица зазвучала? -
Весна берёт в тебе своё начало.

Художник Николай Солодов. «Март. Грачи прилетели». Акварель

Энтропия дождя

Заливает душу. Заливает. -
Время ненасытное грозы.
Гром с высот надрывным кашлем лает:
подставляйте вёдра и тазы!
Зонт не раскрывается — что толку?
Не тяни его, как рваный лист.
Душу, что забросили на полку,
доставай, дождя слепой арфист!
Выполаскивай и пыль, и серость
из канвы желтеющих страниц.
Ведь тебе давно грозы хотелось,
без ограничений и границ!
Мокни, мокни, скомканное тело
под картонной крышкой головы.
И кому сейчас какое дело,
что размокнут все твои труды?
Смыть бы всё, залив себя по горло,
потерять заглавие времён.
Вон гроза как тучи распростёрла:
ни фамилий, ни тебе имён!
Только бесконечная стихия,
абсолютность льющейся воды,
где душа — всё та же энтропия
нами обитаемой среды.

Светотьма

На частоколе сохнет ночь. -
Дождь вымочил ее под утро.
А одуванчик златокудрый
пыльцою силится помочь
ей крылья высушить, пока
пришпиленная на булавку
с википедическою справкой
она, как бабочка, легка.

Но вот пожаловал рассвет,
безжалостно лучи вонзая
во все, и тает тень живая,
и синевы полночной нет
ни там, где клокотал ручей,
ни в серости ствола платана.
Лишь частокол — как икебана
скрепленных ветками лучей.

И сам ты — только светотьма,
под обожженной оболочкой
сосуд с сомненьями и строчкой,
что получается едва.

***

Ничего я не хочу взамен:
Ни любви, ни ветра перемен,
Ни особых красочных событий.
Дни мои как гладкая вода.
Под окном — цикорий, лебеда,
Ткёт паук гамак вдоль перекрытий
Убаюкать в сон перед дождём.
Как мы осень с ним переживём?
Будет ли дышать печная тяга,
Если слишком рано холода?
Ляжет снегом белая вода,
В дом вернётся рыжий кот-бродяга.
И — под бок… Чтоб до утра мурчать.
И не скрипнет под котом кровать. -
Невесомы тишина и кошки.
Хорошо, что кот вернётся в дом.
Стынет поздний август над селом.
Звёзды — словно россыпи морошки.
Ничего я не хочу взамен.
Тишина течёт по руслу вен.
В город возвращаться нет причины.
Как же безнадёжно далеки
Красных звёзд кремлёвских угольки
И домов бетонные пластины.
Только шаль тумана надо мной,
Только синий космоса покой,
Хорошо бы с ним в пейзаже слиться!
Стрелок ход в часах остановить.
И плести неспешной жизни нить.
И вязать носки на старых спицах...