Редакционный портфель. Выпуск № 8. Марк Шехтман

Сегодня ведущий рубрики Игорь Исаев знакомит читателей с творчеством замечательного поэта Марка Шехтмана, живущего в Израиле.

Стихи Марка оставляют удивительно целостное впечатление, которое трудно разложить на отдельные составляющие. Они являют собой редкий сплав большого таланта, редкого мастерства, богатой языковой палитры; всегда наполнены мелодией, глубоким смыслом, внутренней энергией. Они неизменно мудры, выверены, полифоничны; к ним хочется возвращаться и возвращаться, всякий раз открывая для себя что- то новое. Марк из тех Поэтов, у которых можно и нужно учиться!

Слово Мастеру:

«Подготавливая резюме для этой публикации, я столкнулся с привычной проблемой: говорить о себе хорошо мешает скромность; говорить плохо мешает самолюбие. Поэтому я решил ограничиться лишь краткой конкретикой того, что красиво называется «творческой биографией», но предварив её важным замечанием: я был и остаюсь воспитанником и поборником русской культуры, её этических, эстетических принципов и творческих принципов, закреплённых в литературной классике.

Писать стихи я начал с детства. За довольно долгий период изданы семь сборников моих стихов, в том числе, и недавний «Полёт на трапеции» (Санкт-Петербург, 2024).

Подборки моих стихотворений опубликованы в альманахах, коллективных сборниках и журналах: «Интерпоэзия», «Радуга», «Плавучий мост», «Ялос», «Русский Глобус», «Идель», «Новый континент», «Ассоль», «Провинция» и др.

Мне довелось быть лауреатом различных поэтических конкурсов, победить в конкурсе «ПТИЦА-2018», в международных конкурсах им. Игоря Царёва «Пятая стихия-2019» и «Пятая стихия-2022», в международном конкурсе «Солнечный ветер-2023» и др.

В 2018 году я награждён дипломом Ялтинского поэтического фестиваля «За вклад в русскую литературу».

А теперь пришло время стихов.

Марк Шехтман

СТИХИ О СМЫСЛЕ ЖИЗНИ

Кем-то созданы в день накануне священной субботы,

Мы очнулись и сразу за дело взялись нешутейно!

Мы придумали бомбы, компьютеры и луноходы,

Мы придумали Пушкина, Канта, Ньютона, Эйнштейна.

.

Мы придумали Бога. Он вышел, по правде, не бог весть

Как удачно, но всё ж мы челом ему, веруя, били.

А потом мы придумали правду, свободу и совесть,

А вот что с ними делать – об этом мы как-то забыли.

.

Мы придумали рабство, концлагерь, войну и расизм,

Вазелин и парады для гордых, обиженных геев,

И фастфуды для янки, и лейб-дураков для России,

И джихад для ислама, и вечный погром для евреев.

.

Мы придумали цезарей, фюреров и президентов,

А потом – заодно уж! – как воду вычерпывать ситом.

И назло Голливуду с букетом его хэппи-эндов

Мы придумали сказку о бабке с разбитым корытом.

.

Но зачем нам всё это? И царь иудейский в печали

Молвил: – Всё суета! – и поник своим царственным носом.

Я так думаю, те, кто когда-то и нас создавали,

Тоже никли носами над бездной простого вопроса.

.

Для чего мы живём? И неважно, кто выше и старше,

Если общая тайна незнанья над нами нависла:

Для чего мы живём? И да здравствует равенство наше! –

Наше горькое равенство разума в поисках смысла...

СТИХИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

Когда с немотой нас поженит великая сводня,

Вам Завтра расскажет, какими мы были сегодня,

И вывесит ценник всех наших стихов и улыбок,

Ненужных побед и прекрасных, блаженных ошибок.

.

Из дальних пределов, при жизни, увы, недоступных,

Уже не исправить наме́рений, слов и поступков,

Но вы, молодые, явите чуть-чуть милосердья

К нескладным итогам излишне большого усердья!

.

Ах как мы старались! Искрили мозги и суставы!

И правы мы были, когда были вовсе непра́вы,

И чушью задорной свои заполняли тетради,

А если и врали – так только лишь истины ради!

.

Но знали мы точно, что избраны веком и словом,

Что именно нам суждено прикоснуться к основам

Глубин и галактик! – и не было большего страха,

Чем тихо и сонно рассеяться горсточкой праха.

.

День близок к закату. Свои собирая котомки,

С улыбкой мы просим вас, дерзкие наши потомки,

В безвестное Завтра летящие под парусами:

Судите тогда нас, когда поумнеете сами!

.

И знайте, что ваши успехи, ошибки, тревоги –

Они не начало – они продолженье дороги.

Пройдите свой путь, оглянитесь и тихо вздохните,

И стих напишите, и детям его расскажите...

ПОЛНОЛУНИЕ

Безмолвней Бога, арфы многострунней,

Мир осияв от выси и до дна,

Жемчужиной с гирлянды полнолуний

Упала в небо полная луна.

.

И мир опять явился первозданным,

Очищенным от суетности дней,

И воздух стал светящимся туманом

В коронах зачарованных ветвей.

.

Я знал, пред полнолунием немея,

Восторженной душой пластаясь ниц,

Что все колоссы, сфинксы, колизеи –

Лишь метки на полях его страниц,

.

Что перед мощью лунной партитуры

Ничтожны эры, страны, города,

Аттилы, чингисханы и тимуры,

Людские миллиардные стада,

.

Что в вечной череде её пульсаций

Рассеются, как одинокий вздох,

Движенья льдов, столпотворенья наций,

Шаги геологических эпох.

.

Всё это так… Но в круге скоротечном,

Где, чуть взойдя, заходят наши дни,

Дано лишь людям тосковать о вечном! –

И потому я Вечности сродни.

АДАМ И ЕВА В АДУ

Сто бомб багровыми усмешками

Мир превратили в прах и пыль.

Планета стала головешкою

Диаметром в семь тысяч миль.

.

Её клубящиеся живностью

Селенья, воды и леса

Огнём и радиоактивностью

Война убила в полчаса.

.

Мир умер. Но в часы безлунные,

Не видимы ничьим очам,

Два призрака, навеки юные,

Здесь проплывают по ночам.

.

Сквозь зданий остовы отвесные,

Сквозь покорёженный бетон

Скользят, навеки бестелесные,

Две памяти – она и он.

.

Их шелест – о чудесном августе

И о медовом сентябре,

О мире, полном тихой радости,

О поцелуях на заре.

.

Не ведают две тени белые

Ни бед, ни боли, ни тревог.

И что им небо обгорелое,

Где вместе с миром умер Бог?

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

Не гасите Вечные огни

И имен не трожьте полустёртых.

Помните, что в памятные дни

Это пламя собирает мёртвых.

.

С тёмной и безвестной стороны

В час, как успокоится округа,

Сходятся солдаты той войны,

Видимые только друг для друга.

.

Знать, не всё осталось позади,

Если к прежним тянутся пределам,

Кто в х/б с дырою на груди,

Кто в комбинезоне обгорелом.

.

Редкими медалями звеня,

Выйдут к обелиску в старом парке,

Сядут у гудящего огня,

Выкурят привычно по цигарке.

.

Оглядятся: пламя, и звезда,

И цветок на мраморе положен...

Если ходят правнуки сюда,

Значит, этот мир не безнадёжен.

.

Значит, верен ход его светил.

Встанут и движением коротким,

Как на фронте около могил,

Вскинут руки к каскам и пилоткам.

.
Помолчат и скроются в тени,

Где тысячелетья тихо тают.

Не гасите Вечные огни.

Мёртвые такого не прощают.

ОЧЕНЬ ПРОСТАЯ ИСТОРИЯ

Историю вычитал я одну

В подшивках старой газеты,

Как с фотографий в большую войну

Художник писал портреты.

Ушёл с попавшей под немца земли,

Осел в деревеньке куцей,

И карточки бабы ему несли

Сынов, что уже не вернутся.

,

– А поновей фотографии нет?

– Нет, милый. Одна такая… –

И с давних фото писал он портрет,

Мальчишкам лет прибавляя.

Он лица им рисовал повзрослей,

Где надо – ремни и лычки,

И подписью всё заверял своей,

Но это так, по привычке.

.

Плакали бабы:

– Совсем как живой

Мой Петя!.. Гришенька!.. Вовка!.. –

Платили репой, картошкой, мукой.

Он брал, хоть было неловко,

Поскольку сие малеванье считать

Нельзя искусством бессмертным!

А после войны он вернулся опять

К выставкам и мольбертам.

,

Писал. Но зритель, увы и ах,

Картин не баловал взглядом,

А те портреты в красных углах

И ныне с иконами рядом.

И кто ни зайдёт, перекрестит лоб

На парня с улыбкой бравой...

Ушло столетье, зарос окоп

Под Прагой, Брестом, Варшавой.

,

Но верит в деревне и мал, и стар:

Портреты не с фото затёртых

Писал художник, а был ему дар

Видеть живыми мёртвых!

Господь его святостью, знать, наделил,

Хоть вроде бы прост был ликом...

.

А он беднел, опускался и пил,

Не ведая, что велик он.

ПОРТРЕТ ПАЛАЧА

Есть знакомый один у меня,

Вроде дальняя даже родня:

Доктор физики, холост, угрюм,

Гладит сам себе чёрный костюм,

А рубахи ему не с руки –

Гладит только лишь воротники.

Он приходит под вечер, и с ним

О политике мы говорим,

О хоккее, и как всё не так...

Пьёт он только хороший коньяк

И готов обсуждать до утра

Время Грозного или Петра.

О себе – никогда, ничего.

Знаю, кафедра ценит его,

Но он мнителен, резок и зол,

И с коллегами дружб не завёл,

И корит лаборантку при всех

За короткую юбку и смех.

,

Снова поздняя ночь на дворе.

Снова наш разговор о Петре:

Царь ли страшен? Страна ли плоха? –

И, не ведая в этом греха,

Доктор скажет:

– Чтоб всё изменить,

Надо было казнить и казнить!

(Площадь. Дыба. Кровавый настил...

Он бы всех несогласных простил,

Но, увы, уравненье добра

Не решается без топора!)

.

А потом он уходит домой,

Очень искренний, очень прямой.

А за ним будто тень в клобуке,

Кровь на лезвии и на руке...

БАЛЛАДА О НЕКРАСИВОМ АКТЁРЕ

Бывает, что жребий порою ленив,

Что песня не сразу поётся...

Актёр был талантлив, но так некрасив,

Как мало кому достаётся.

.

То ль в генах какой-то пошёл перекос,

То ль ведьма сыскала в копилке

Невзрачные глазки, бесформенный нос

И раннюю плешь на затылке.

.

Коллеги, поскольку актёрская рать

Блеснуть остроумием рада,

В курилке шутили: «Чтоб леших играть,

Ему даже грима не надо!»

,

Театр безжалостен. Он – колесо,

Что мелет и судьбы, и роли.

Актёр некрасивый испробовал всё

В своей театральной юдо́ли.

.

Безмолвный слуга, и солдат-инвалид,

И некто в массовке меж прочих;

Ещё он исправно таскал реквизит,

Когда не хватало рабочих.

.

Но как-то с нуждою смешав озорство,

Изрёк театральный патриций:

– Лир за́пил. Постой-ка, дружок, за него

На паре-другой репетиций...

,

Актёр из массовки ступил на порог

Измены, гордыни, печали:

– Дуй, ветер! – и рухнул на всех монолог,

И все, обмерев, замолчали.

.

И словно бы бездна раскрылась за ним,

Монархом, что изгнан из дому,

И был он судьбою и ликом своим

Подобен безумью и грому.

.

И вновь тишина, будто кто-то простёр

Над сценой покров эфемерный,

И всё повидавший заплакал суфлёр

В своей коробчонке фанерной.

.

Потом отгремел – громогласен, цветист! —

Финал, и как на́ берег с судна,

Со сцены спустился великий артист,

И всем было страшно и чу́дно...

БРОДСКИЙ И РЕЙН В ВЕНЕЦИИ

Шли два поэта древним городом,

Два разных – как лицо и лик.

Один, немного схожий с вороном,

Был славою равновелик

Палаццо с именами гордыми,

Мостам в отметинах времён,

Химерам с каменными мордами,

Ажурной строгости колонн...

.

Но мало уделял внимания

Им гений и лауреат.

Он не обдумывал заранее

Улыбок, реплик и цитат,

И потому звучал естественно

Его небрежный говорок,

Порой сменяемый торжественным

Напевом чуть картавых строк.

,

Стихи читал он просто вроде бы,

И так читал их он один,

Отторгнутый от русской родины,

Но с ней мучительно един.

И боль, таланту соразмерную,

Себе, быть может, вопреки,

В стихи он прятал – как, наверное,

Калека прячет полруки.

.

Второй же сбоку брёл стоически,

Вставляя фразы невпопад.

Он не был личностью одической

И дома вырастил свой сад.

Но и его планиду пёструю

Шторма кидали вверх и вниз,

И стрелы, хищные и острые,

Лишь чудом мимо пронеслись.

,

Он выжил между лютой стужею

И пыльной горечью разрух...

И я не знаю, чья же лучшею

Была судьба у этих двух.

.

БРОДЯЖИЙ АНГЕЛ

Залатаю дыру

На Вселенной я.

Вот и ночь полнолунно-светла.

Залатаю,

Чтоб драгоценная

Наша жизнь в неё не утекла.

.

Не из шерсти и жил

Будет скручена

Нить для рваной, иззубренной тьмы,

А из песен,

Душою наученных,

И тогда станем вечными мы.

.

И как будто в Храм,

Прямо в гости к вам

Я пойду, молодой, но седой,

По дорогам, по сёлам,

По мостикам

Над небыстрою русской водой.

,

На мосту постою,

И как сквозь слезу –

Лодка, сеть, золотое весло...

Там кувшинками всё

Поросло внизу,

Сверху звёздами поросло.

,

Постучусь к рыбаку.

Он откроет дверь,

Угостит и едой, и питьём,

Скажет мне, что, мол,

Близко Бог теперь,

И поэтому всё путём.

.

А ко времени

Разойтись нам как,

Хлеба с рыбой положит в мешок.

И приму я дар...

Будь здоров, рыбак!

Всё и впрямь у тебя хорошо.

.

РУССКИЕ ЖЕНЩИНЫ НА ПАСХУ

Христос воскресе!… Плакали и пели,

Убогим клали сласти и рубли,

Близь церкви умывались из купели,

Наполненной от матери-земли.

.

И крестным ходом, со свечой из воска,

Брели под колокольный перезвон,

В своих платочках, светлых и неброских,

Похожие на лики у икон...

.

Я их – и постарей, и помоложе,

Счастливых и у горя на краю

Несуетно хранящих имя Божье –

Немало повидал за жизнь свою.

.

И, чуждый этой вере от рожденья,

Я, выросший вдали от слова «Бог»,

Дивился связи силы и терпенья,

Чьего единства я постичь не мог.

.

И мне далось не логикой, не мерой,

А будто взмахом изумлённых крыл:

Бог если был, то был силён их верой,

А если не был, всё равно он был!

.

Несли они не страх, не покаянье,

Но тихое величие своё,

И был их Бог – любви иносказаньем,

Прекраснейшей метафорой её.

HOMOPOETICUS

Нахлебавшись лиха, славой не согреты,

Доживают тихо русские поэты.

В кривенькой слободке после всех скитаний

Мрут они от водки и воспоминаний.

.

Слушать старика мне довелось когда-то.

Он ронял, как камни, имена и даты,

Говорил спокойно, что судьбой не вышел,

Что писал достойно, что на зоне выжил.

.

Анечка и Боря слушали, хвалили...

Славен путь их горький, а его забыли.

Не вошёл в анналы! Лишь пылится где-то

В тощеньких журналах дюжина сонетов.

.

Были в жизни дали, чуждые пространства,

Только не совпали сердце и гражданство.

Был, как все, приличен, сыт и осупружен,

Но в таком обличье стал себе не нужен.

.

Ведь кому расскажешь, что твоя дорога

Там, где словом свяжешь мир, себя и Бога?

Мир, себя и Бога – и чтоб жребий сбылся...

Не судите строго. Он таким родился.

.

СТИХИ ГАЛАТЕЕ

Ocтaвь Пигмалиона, Галатея!

Талантом, как недугом, одержим,

Над замыслом заоблачно немея,

Земному он становится чужим.

.

Он в мраморе свои виденья прячет,

Как будто бы надеется опять

Изведать богоданную удачу –

Любовь из невозможного создать.

.

Оставь его! Иди! Там ждут Афины!

Там целый мир! Hу чтo жe ты? Иди!

Сильны мужи и юноши невинны...

Повелевай – волнением груди,

.

Капризом бёдер, зовом лoнa, властью

Влечений, изгоняющих покой…

Ночной жасмин благоухает страстью,

И дышит негой сумерек левкой,

.

И роза зачарованно запела!

Иди же, Галатея!

… А потом,

Когда поймёшь – душа окаменела, –

Вернись для пробужденья в этот дом,

.

Где нежность – не разменная монета,

Где камню повелели – Оживи! –

И где любовь есть продолженье света,

А тело – продолжение любви,

Где вишнями колышется аллея,

.

Где за окном цикада голосит...

Вернись к Пигмалиону, Галатея!

Никто другой тебя не воскресит.

МОДИЛЬЯНИ РИСУЕТ АХМАТОВУ

Так – белых птиц над океаном

Неразлученные сердца...

Александр Блок

,

Модильяни рисует Ахматову.

Крут и нежен изгиб бедра.

Поцелуи на коже матовой

Не успели сгореть с утра.

С покрывала запястье сброшено,

Руки то́нки, узка кровать...

Долго, долго любовное крошево

Будут оба перебирать.

.

Будут души их пальцами памяти

Вновь тревожить мгновения те,

Что остались в парижской замяти,

B монпарнасовой суете,

Где на трёх по четыре гения,

Где равны бродяга и франт,

Где в абсенте ищет прозрения

Каждый новый босх или дант!

.

… Столько глав у любого романа,

Сколько их любовью дано.

Возвратится в Россию Анна,

Амедео женится, – но

Дрогнет строчкой горестно-нежной

Стих её через много лет.

У него вдруг линией прежней

Отзовётся чужой портрет.

.

Много бед у века двадцатого

Уготовано им… А пока

Модильяни рисует Ахматову:

Руки то́нки, кровать узка.

,

АЗИАТКА

Из соблазна сделанное тело,

За молчаньем – затаённый взрыв.

Азиатка искоса глядела,

На шелка ладони уронив.

,

Вся была – как омут или вьюга,

Как костёр, как юная княжна,

Как камча – опасна и упруга,

Как прикосновение – нежна.

.

Нет, не сон, хоть и могла бы сниться! –

В памяти всплывают невпопад

Жеребёнок рядом с кобылицей,

Стены юрты, розовый закат...

.

Дикий ангел золотистой масти –

Так она парила предо мной,

Заслонясь молчанием от страсти

И отгородившись тишиной.

.

И родными всей её повадке

Были степь и сумеречный свет.

Вот и всё об этой азиатке

Из страны моих далёких лет.

,

ГАРРИ ПОТТЕР 30 ЛЕТ СПУСТЯ

Опустив на витрину магический стенд

С «Лучшей в мире едой для собак»,

В размышлениях, как провести уик-энд,

Гарри Поттер заходит в кабак.

Раньше рыжий хозяин, простая душа,

Гостю бурный выказывал пыл,

Лучшим элем поил и не брал ни гроша,

А потом про восторги забыл.

,

Да и только ли он? Гром ликующих труб

Ненадолго озвучил судьбу.

Всё прошло. И не прячет лысеющий чуб

Застарелого шрама на лбу.

Тёмный Лорд позабылся, как тягостный сон:

Кто-то… где-то… у нас… не у нас...

То ли Поттер его, то ли Поттера он, –

Кто ж, помилуйте, помнит сейчас?

,

Было время – любой пятиклассник учил

Тему «Гарри и Лорд», но затем

Педсовет при Министре её исключил

Из числа обязательных тем.

Да и в школе волшебников тоже твердят,

Мол, избыточен список наук!

Зелья, магия… Главное – корм для щенят,

Кобелей и беременных сук!

,

Жизнь при корме собачьем пуста и смешна.

Что осталось в ней – грустный вопрос.

Дети писем не пишут, стареет жена

И спивается вроде всерьёз.

Пьёт помалу, но медленный этот процесс

Посильнее магических сил.

Вот и Рон, нализавшись, к дракону полез.

Тот принюхался – и закусил.

.

Гарри Поттер глядит в заоконную мглу.

Ничего, он привычен к теням.

Гарри Поттер садится за столик в углу,

Надвигает фуражку на шрам,

И неспешно бутылку до дна осушив,

Он себе признаётся опять:

Жаль, что Лорд Змееустый ни разу не жив.

Вот бы встретиться, потолковать...

.

ПОРТРЕТ ПРОРОКА В МОЛОДОСТИ

Во дворце фараона прохладен бассейн,

Тишина опахал и услада ковров...

Ты ещё ни к чему не готов, Моисей,

Ты к великой и горькой судьбе не готов.

Ты неглуп, но пока беззаботен и пуст,

Ты царевич, ты выше похвал и обид! –

И такому ли явится пламенный куст,

Из которого Яхве с тобой говорит?

.

Лучше ласка рабынь и послушливость их,

Ловчий сокол и свита за правым плечом,

Чем однажды увидеть у стен городских,

Как твоих соплеменников гонят бичом.

Лучше жалких отринуть и слабых забыть,

Как предписано кодексом рангов и каст,

Чем, раба защищая, капо зарубить, –

И тобою спасённый тебя же предаст...

.

… Будет жизнь беглеца и пастушья сума,

И не знает ещё ни один звездочёт,

Что погибнут младенцы, что спустится тьма,

Что кровавыми волнами Нил потечёт,

Что пойдут за тобой через дали пустынь

Не колонны героев, а толпы рабов,

Для которых похлёбка дороже святынь!

Моисей, ты ещё ни к чему не готов...

.

Но в обещанный рай, так похожий на ад,

Ты бредёшь по тропе, еле видной в пыли,

Где столетья спустя столько орд и армад

Станут прахом Святой заповедной земли.

А толпа позади тащит ропот и ложь,

Боль, надежду и страх за полтысячи лет...

Ты до края дойдёшь, но за край не зайдёшь

.

И в пустыне умрёшь, исполняя Завет.

И в последнюю ночь, в свой предутренний час,

Уползая за круг обветшалых шатров,

Ты прошепчешь во тьму угасающих глаз:

– Ты прости меня, Боже… Я был не готов.

ПРОЛОГ К ИЗВЕСТОМУ РОМАНУ

На вершину Бро́кена в безлунье,

Где на ша́баш багровеет мгла,

Как-то раз прабабушка-ведунья

Молодую ведьму привела.

.

Юный чёрт на узенькой шпажонке

Мясо жарил, как на вертеле,

Для косящей, худенькой девчонки,

Лихо танцевавшей на метле.

.

Но куда значительней персоны

Обращали взгляды на неё:

Бесы, маги, тёмные бароны –

Опытное, хищное зверьё.

.

Щерились клыки, скрипели жвалы,

Сыпались заклятья, капал яд...

Правильно прабабушка сказала:

– Страх почуют – в жабу обратят!

.

Оттого она ещё задорней

Тьму взметала, будто простыню.

Усмехался сам Великий Чёрный

Наглости безродной парвеню.

.

Он-то знал, чего ей это стоит –

Без могучих близких и друзей

Колебать извечные устои

Ша́баша и всех его князей.

.

Озорует! Но какие губы...

Будто не боится ничего! –

И в холодной, неизмерной глуби

Дрогнуло бездушие его.

.

Сузились зрачки калёной стали,

Приподнялся бро́ви полукруг,

И мгновенно перед ним предстали

Трое ко всему готовых слуг.

.

Был он повелителен со свитой,

Как тому и надлежало быть:

– Зваться сей плясунье Маргаритой,

Жить в Москве и прошлое забыть.

.

Отыскать у предков юной девы

Голубую кровь и царский дом,

Без которых титул Королевы

Невозможен на балу моём.

.

Господа, к утру закончить дело...

– Да, Мессир, – осклабился Фагот.

– Да, Хозяин, – клацнул Азазелло.

– Пустяки! – мяукнул Бегемот.

.

Взмыли в небо три метеорита,

Расступилась над Москвою мгла,

И сказала утром Маргарита:

– Кажется, я что-то проспала!

.

Щёлкали дрозды в рассветной сини,

А потом на город пала тень,

Как когда-то в Иерусалиме

В тот ниса́н, в четырнадцатый день...