Духовный Союз с Мирозданием Божиим. Гл.4,5

                 Духовный Союз с Мирозданием Божиим. Гл.4,5

(На примере поэзии А.А.Тарковского. Посвящается юбилею поэта)

Глава четвёртая «Благословение Небес на труд поэта»

«Адамову тайну» лирический герой открыл… Что же ещё? Почему после «достигнутой вершины» стихотворение продолжается?

Очевидно, потому, вернее, — для того, чтобы показать, как тайна эта воплощается в творчестве – в нелегком, «мучительном труде» поэта. Для этого она и открылась… И вот:

Я любил свой мучительный труд, эту кладку
Слов, скрепленных их собственным светом, загадку
Смутных чувств и простую разгадку ума,
В слове правда мне виделась правда сама,
Был язык мой правдив, как спектральный анализ,
А слова у меня под ногами валялись...

Слова, конечно, «под ногами валяться» не могут – да и относится лирический герой вслед за самим поэтом к Слову с уважением, благоговением даже. И был язык его «правдив, как спектральный анализ», воплощающий«правду саму». То есть, очевидно, с Небес «сошедший» — «посланный»…

И невозможно не увидеть, что преисполнено всё стихотворение аллегории, ассоциаций — прежде всего с зодчим, наверное, раз присутствует «кладка» стихов. А зодчий всё создаваемое должен в единстве созерцать.

И создаётся произведение искусства подобно тому, как возводится Храм. Храм, от родного пейзажа неотделимый, – потому что всё на Руси устраивалось так, как «мера и красота скажет» — красота духовная…

И еще я скажу: собеседник мой прав,
В четверть шума я слышал, в полсвета я видел,
Но зато не унизив ни близких, ни трав,
Равнодушием отчей земли не обидел,
И пока на земле я работал, приняв
Дар студеной воды и пахучего хлеба,
Надо мною стояло бездонное небо,
Звезды падали мне на рукав.

Вспоминается запись голоса самого поэта, строки эти читающего…

А теперь подумаем над тем, что же сказал нам А.А.Тарковский, к полувековому рубежу приближаясь. Кто такой этот «собеседник»? Возможно, в данном контексте — тот же «шестикрылый серафим» — потому что ангел значит, «вестник» Божий, а Серафим – Высший Чин Ангельский.

В «четверть шума», «в полсвета» - возможно, это — аллегория слов Апостола о мутном стекле, через которое ясно видеть невозможно, но возможно к Истине «приблизиться»...

Говорит же устами «приближающегося» к Святости героя в своём последнем романе Ф.М.Достоевский о том, что многое на земле от нас скрыто, но взамен дарована живая связь с Христом. И лирическому герою А.А.Тарковского дарована – потому что он, «не унизив ни близких, ни трав, равнодушием отчей земли не обидел». Потому что «работал, приняв дар студеной воды и пахучего хлеба». Потому что для поэта Россия– «дом, земля и матерь», как написал он в годы великих сражений (См. Благословенное русское воинство. Ч.3. «Историческая и Личная Причастность Бессмертию»)...

А Храм, как известно, воплощает единство Небес и земли – Родины, с которой корнями духовными связан. Оттого и послало лирическому герою – поэту «бездонное небо» звёзды, что «падали на рукав». Даровано ему было Благословение Божие на «мучительный» и любимый труд, ради которого самой жизни земной не жалко...

Потому, наверное, и стихотворение словно не завершено – каких лишений, каких жертв дар поэта, его предназначение нести Слово Божие ещё потребует? …

Глава пятая «От мира в стороне» — во снах и в «зеркале».

Говорить о скорбях поэта, власти неугодного, не будем – об этом сказано, наверное, «сверх меры». Дай Господи, чтобы не повторилось больше.

Беседа же наша посвящена юбилею А.А.Тарковского — потому обратимся к следующему – в данном исследовании произведению, созданному поэтом, приближающимся к семидесятилетнему рубежу. Стихотворению, прозвучавшему в фильме знаменитого сына поэта – Андрея Арсеньевича Тарковского «Зеркало». (Кстати, этот год для него тоже юбилейный). В фильмах режиссёра стихи его отца звучат неоднократно…

Почему зеркало? Потому что образ этот со Свящённым Писанием нераздельно связан и душу человека «отражает».

«Ибо кто слушает слово и не исполняет, тот подобен человеку, рассматривающему природные черты лица своего в зеркале: он посмотрел на себя, отошел и тотчас забыл, каков он. Но кто вникает в закон совершенный, закон свободы…» (Иак.1:23,25).

«Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода. Мы же все, открытым лицом, как в зеркале взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2-е Кор.3:17,18).

Итак, перед нами во многом выстраданное, очень непростое произведение А.А.Тарковского, где зеркало – один из главных, хоть и не единственных образов – в финале:

И это снилось мне, и это снится мне,

И это мне ещё когда-нибудь приснится,

И повторится всё, и всё довоплотится,

И вам приснится всё, что видел я во сне.

Прежде всего – первые четыре строки начинаются с союза «и». Возможно, это — некое «дополнение» к сказанному ранее, возможно – «итог» прожитого – ведь поэту, как говорилось уже, было почти семьдесят.

А ещё, вернее, прежде всего — «снилось», «снится», «приснится»…

В поэзии роль образа сновидения немалая. Речь, конечно, не о «вещих» снах и гаданиях, которым верила знаменитая Татьяна. Поэт говорит, очевидно, о человеческом сознании, о том, очевидно, что должно постичь за пределами «разумного». Не пытается лирический герой «анализировать» собственные сновидения – ясно же, что речь о том, что и глубже, и шире. Ведь человек – «микрокосмос».

Вот и пытается лирический герой А.А.Тарковского – по сути — сам поэт, «микрокосмос» этот постичь, говоря о духовной связи людей вне времени и пространства, о связи – о единстве разума и души человека с разумом и душою Вселенной.

Потому что «повторится всё, и всё довоплотится» — и «передаст» лирический герой познание своё будущим поколениям – в том числе и детям своим.

Написал же он вскоре после рождения Андрея:

Я первый гость в день твоего рожденья,

И мне дано с тобою жить вдвоем,

Входить в твои ночные сновиденья

И отражаться в зеркале твоем.

В «зеркале» — в душе и в сознании...

Итак, зеркало и сны – главные образы произведения. Потому оставим ненадолго строки загадочного стихотворения поэта «постсеребряного» века и уйдём вглубь поэзии, до него созданной:

Сны и тени

Сновиденья,

В сумрак трепетно манящие,

Все ступени

Усыпленья

Легким роем преходящие,

Не мешайте

Мне спускаться

К переходу сокровенному,

Дайте, дайте

Мне умчаться

С вами к свету отдаленному.

Только минем

Сумрак свода, —

Тени станем мы прозрачные

И покинем

Там у входа

Покрывала наши мрачные.

И «переход сокровенный», и «свет отдаленный» — где они? Ясно, что не в привычном времени и пространстве, как и в любом сне.

Только минем

Сумрак свода, —

Тени станем мы прозрачные

И покинем

Там у входа

Покрывала наши мрачные –

написал А.А.Фет, говоря о «преодолении» земного тяготения, суеты земной, что днём тревожит…

Там, в стороне от нас, от мира в стороне

Волна идёт вослед волне о берег биться,

А на волне звезда, и человек, и птица,

И явь, и сны, и смерть — волна вослед волне -

пишет, словно «продолжая», А.А.Тарковский. Вот уж поистине простор для полёта фантазии!

«Там, в стороне от нас, от мира в стороне…» — у Бога мест много – и земля — лишь одно из них – а что Там, разуму человеческому непостижимо. Мы можем лишь «рисовать» себе образы «сквозь мутное стекло» в силу нашего разумения несовершенного, но всё же за пределы притяжения земного стремящегося. Как в иконографии, например.

Написал же П.А.Флоренский, что сознание, «напитавшись впечатлениями мира духовного», «возвращается» и воплощает «увиденное» в образах земных – видимых, слышимых. Кажется, что-то подобное «происходит» и с лирическим героем А.А.Тарковского, у которого слились воедино «и явь, и сны, и смерть», а оттого всё«повторится», «довоплотится», «приснится» — тоже в единстве ...

И прежде, чем продолжить, вспомним великого учёного и поэта века восемнадцатого – думаю, имя его все знают:

Там огненны валы стремятся

И не находят берегов;

Там вихри пламенны крутятся

Борющись множество веков;

Там камни, как вода, кипят,

Горящи там дожди шумят.

Разве не похожи по сути своей созданные поэтом двадцатого века образы на созданное его великим предшественником? Прежде всего тем, что всё «происходящее» Там, а не на земле. «Там» у М.В. Ломоносова тоже «в стороне от нас, от мира в стороне». И повторяется слово это трижды…

А ещё в обоих произведениях присутствует образ волны – огненной или морской — как нечто мгновенное и вечное в одночасье. Волна рассыпается, просуществовав один лишь миг, но на смену ей приходит другая – и так будет вечно.

Но если М.В.Ломоносов говорит о солнце, являющем Величие Божественное, то у А.А.Тарковского образы несколько сложнее. Может быть, символизируют волны Вечность, как только что сказано было, может быть, жизнь человеческую как «миги» существования на земле, в Вечности соединённые. И одно другого не исключает вовсе, а «дополняет»...

«А на волне звезда, и человек, и птица»… Звезда — возможно, та самая, что путь к Началу Спасения указала. Птица – образ, что даже в фольклоре с Раем ассоциируется.

Человек – может быть, первый человек, Творцом созданный. Хотя, может быть, и Пророк. Потому что дальше… Немного позже скажем.

А пока перед нами снова образ снов – на этот раз в поэзии Серебряного века — в стихотворении философа и поэта В.С.Соловьёва:

В сне земном мы тени, тени...

Жизнь — игра теней,

Ряд далеких отражений

Вечно светлых дней.

Но сливаются уж тени,

Прежние черты

Прежних ярких сновидений

Не узнаешь ты.

Серый сумрак предрассветный

Землю всю одел;

Сердцем вещим уж приветный

Трепет овладел.

Голос вещий не обманет.

Верь, проходит тень, —

Не скорби же: скоро встанет

Новый вечный день.

По сравнению с другими приведёнными в исследовании произведениями оно самое радостное, наверное, — и не только потому, что хореем написано. Преддверие рассвета отражает преддверие Нового Вечного Дня – судя по всему, — Воскресения в Жизнь Вечную – оттого и «сердцем вещим уж приветный трепет овладел».

А вся жизнь земная – лишь «сон», «игра теней» по «сравнению» с тем, что Там – в Вечности – в «вечно светлых днях», «отражением» которых жизнь на земле является. Кстати, «отражение» — тоже – образ зеркала…

И вот финал стихотворения А.А.Тарковского. Не говорит поэт о «Новом Вечном дне», но приходит к духовному познанию — познанию того, что жизнь человеческая Вечности причастна:

Не надо мне числа: я был, и есмь, и буду,

Жизнь — чудо из чудес, и на колени чуду

Один, как сирота, я сам себя кладу,

Один, среди зеркал — в ограде отражений

Морей и городов, лучащихся в чаду.

И мать в слезах берёт ребёнка на колени.

Каждый, стремящийся познать, как мы уже сказали то, что пределами, за гранями бытия земного, «был, есмь и будет». И потому образ числа в данном случае словно антитеза Вечной Жизни.

Помните у Н.С.Гумилёва:

Патриарх седой, себе под руку

Покоривший и добро и зло,

Не решаясь обратиться к звуку,

Тростью на песке чертил число.

А лирический герой А.А.Тарковского, судя по всему настрою произведения, обращается к «звуку» — к Слову, что Было в Начале – оттого и дано ему «видеть», то, что «в стороне от нас, от мира в стороне». Оттого понятий «добра» и «зла» никто «под руку» свою «покорять» не смеет. Оттого он «был, есмь и будет»…

Вспоминаются невольно ещё и строки Н.А.Заболоцкого:

Я разве только я? Я — только краткий миг

Чужих существований…

Только если его лирического героя подобные размышления приводят к трагическому, остающемуся без ответа вопросу, к Создателю обращённому:

Зачем ты создал мир, и милый и кровавый,

И дал мне ум, чтоб я его постиг! —

то финал стихотворения А.А.Тарковского более «оптимистичен».

«Мать в слезах берёт ребёнка на колени» — Земля, с которой корнями навеки связан, о которой поэтом столько пронзительных стихов написано, — Вселенная.

«В слезах» - так разве не о чем плакать, на жизнь людей глядя? Но всё-таки «берёт на колени», причастие Вечности даруя. 

(Продолжение следует)