Казанское

Черти нынче вьюгу завязали, чтоб доехать — бойся да молись...

А в лесах вокруг большой Казани ягод-то, наверно, завались.
Кровь июня выступит под елью, окропит Ометьевский лесок...
Стать бы мне какой-нибудь Гузелью, наполнять тихонько туесок,
И смотреть задумчиво и дико, ягоду закинув в алый рот,
Как усы бросает земляника, чтоб не сгинул земляничный род.
Золотая, жирная, косая, шелковая, хищная земля,
Далеко усы свои бросает алый куст Московского Кремля!
Пропитал запекшуюся память горьковатый земляничный вкус:
Помнишь, как садовник — Грозный Ваня — прикопал в Казани крепкий ус?
Приросло: вот выдерни, сумей-ка, пробуй… не выходит? так-то, брат.
Русь, ты вся — татарская жалейка, на морозе звонкое рахмат.
Ваня Грозный, ты б дошел до точки, взвыл бы от соломенной тоски,
Если б видел: на твоем кусточке Кул Шариф роняет лепестки.
Что ж, цвети. Вот знать бы, что потом-то — ягодки какие, так их мать?
Что в лукошки собирать потомкам, чем ушедших предков поминать?
Стать бы мне какой-нибудь Гузелью, знающей лишь, ягоды почем,
Жить своим хозяйством и постелью и не думать больше ни о чем:
Разве что соседку звать заикой да лапшу разделать на доске...

Не бояться алой земляники в Горкинско-Ометьевском леске.