Москва (диптих) Вне конкурса
Московскому другу
Кому именно — поймет сам
Вода Москвы-реки от памяти свинцова:
От бунтов соляных, замоскворецких рыл,
Лубянских молодцов и пиджаков отцовых:
Был сорок первый год, и сорок пятый был.
А площадь у Кремля тверда и крутолоба,
Окраска кирпичей, как водится, красна,
И смотрят из бойниц глаза рябого Кобы -
Ему не умереть, пока живет страна.
А ты, московский друг? Ну как тебе живется?
По-прежнему один — со всеми и ничей?
Я твой смешной щенок со взглядом инородца,
Случайное дитя рябиновых ночей.
Когда твоя ладонь мою ладонь накроет,
Две линии судьбы сливаются в одну.
Не надо. Я из тех, кто не придет из боя.
Плыви, ты можешь плыть, а я пойду ко дну,
Ведь линия судьбы течет с моей ладони
В речушки деревень и реки северов,
Где все еще живут раскольники и кони,
Где кроме: «Пить, сестра» — других не надо слов.
А здесь галдит сарынь в продымленном кружале,
И Спасские часы считают наши дни...
Булыжная Москва, жестокая, чужая,
Раскосая, как я — храни его, храни.
И еще про Москву
А на Москве — свинец и олово, и отголоски заварух:
Пойдешь налево — снимут голову, направо — душу заберут.
Налево, Петь?
Кто ищет сдобного — найдет в ночи булатный нож:
Удрать сумеешь с места Лобного, так на Лубянку попадешь.
Направо!
И душа растаяла: веснушчат, низок и щербат,
Дом неприкаянной Цветаевой кивает крышей на Арбат.
А дальше — звончатой шкатулочкой звучит последнее прости
В Кривоколенном переулочке...
… читай-ка, Петь: «Ве-не-ви-ти...»
Ах, изнутри, кроваво-горлово, поётся песенка сия!
Петрович, слышишь, как оборвана трель молодого соловья?
Коротенькую спичку вытянуть, недосказать, недокипеть –
За что так рано, Веневитинов? Нам не узнать…пошли-ка, Петь.
Пахнуло — страшное, весеннее… куда нас ноги привели?
Вот в этой церкви Вознесения венчался Пушкин с Натали.
Пачули смешивались с ладаном, «спасибо» вязло в «гран мерси» -
А свечи гасли, кольца падали, как вечно будет на Руси.
Москва, ты дань берешь богатую: с кого душа, с кого башка.
Бегут над Яузой кудлатые щенки-растрепы — облака,
К водице мордочками тянутся, закат гоняют над рекой...
Душа моя в Москве останется, чтоб данью шастать по Тверской.
Исеть ей вечно будет блазниться, про Барабу писаться стих:
Должник и данник — это разница. В долгу свои, а дань с чужих –
Чужие вечно ищут пряника, а пряник взял да был таков…
Зачем Москве так много данников? Побольше б надо должников.
Чуть-чуть поблазнило, зашаяло: «На Моховой идем, встречай!» -
Там Веневитинов с Цветаевой шагают к Пушкиным на чай,
И тают, пропадают заревом в московском небе, в синеве…
… держи меня, Петрович, за руку, чтоб не пропала я в Москве.