Камбала. Часть 1. Дядя Саша. Глава 11, 12.

Камбала. Часть 1. Дядя Саша. Глава 11, 12.

Глава ХI. «Козлова балка»

Явно нам пока что везло. Обычно, пассажиры, рассчитывающие ехать в вагоне, особенно ночью, стараются уединиться своим «кланом» родных или друзей, чтобы вести разговорю или приватные беседы и другим не мешать, и минимизировать возможность их подслушивания, даже не специально, а из-за близости расположения кресел.

Но это не для нашего случая. Эти две хорошенькие девчонки и не то, что красавицы и, конечно, не страшненькие, обычные девчонки-провинциалки, как и мы с Саней, чего уж там греха таить. Спереди них, одно место было занято какой-то пожилой женщиной, а сзади, как раз свободны. Мы, долго не думая, плюхнулись в них, снимая на ходу перчатки и расстегивая куртки.

Лица наши сменили пигментный окрас, видимо от перепада температур и, возможно, в какой-то степени, ещё хорошо державшегося внутри горячительного, возбуждающего и призывающего к общению напитка. Чтоб не делать ему рекламу, называть название марки данного эликсира бодрости не буду.

— Как могут такие девчонки-симпатяги и скучать в такой прекрасный зимний вечер? Никак нельзя? – сходу пошел в «разведку с боем» Саня.

— Нет, дружбан, у них, наверное, в сопровождении целая рота охраны, но из-за невозможности находиться с рядом охраняемыми персонами, следят своим недремлющим оком из соседних вагонов. Угадал? – поддержал попытку разговорить девочек, своего друга.

Девчонки кокетливо и чуть стыдливо даже, захихикали, прикрывая свои пухленькие губы и порозовевшие щечки руками. Видимо, им уже успела надоесть изрядно скучная дорога без веселых попутчиков в течение, как минимум двух часов, пока они ехали из Ростова.

— Нет, брат, девочки явно не мои землячки. Таких красавиц я бы не смог не приметить. Я прав, вы же из Цимлянска, не домой едите?

— Нет! Мы учимся в Гиганте, в техникуме, — наперебой охотно ответили девчонки.

— Небось, на модельеров учитесь?! А-то шмотки из-за бугра достали, дорого. А вы нам по блату пошьёте, да? – съязвил Саня.

— Нет! – серьёзно ответила девушка со светлыми волосами, — у нас сельскохозяйственный техникум.

Увидев какое-то разочарование, хотя оно было нами умышленно натянуто на лица, добавила:

— А вы знаете, как назывался изначально наш техникум?

— Не домом невест, случайно? – пошутил я.

Азово-Черноморский техникум агромеханизации, во! – выпалила блондинка.

— Круто! – почти хором произнесли мы, — наш и сейчас так называется, только институт, слышали? – продолжил Саня.

Теперь «мяч» был доставлен на поле наших новых знакомых и их очередь была удивляться:

— Какой институт, где он? – пришла очередь заговорить шатенке.

— А там, где мы садились в «экспресс счастливых встреч», — улыбаясь произнёс Саня, — в Зернограде, конечно, наш альма-матер.

— Какую мать ты вспомнил, друг? – шутя продолжал хохлить я.

— В нашем «храме науки», Азово-Черноморском институте механизации сельского хозяйства, — не без гордости, естественно, произнес Санёк.

— Знаешь, что, Саня? – да мы забыли представиться – два Александра, — добродушно предложил познакомиться я девчонкам.

— Люда, — ответила блондинка.

— Таня, — призналась, как зовут её подруга.

— Прекрасно! Имена замечательные. Что я хотел сказать раньше, — задумался я, — вспомнил, нам нужно взять шефство над вами девчонки. Ну, если, вернее сказать, института над вашим техникумом, ну и не мешало и лично наше над вами. Вы не против?! – напирал я на продолжение знакомства и серьёзных отношений.

— Поезд у вас будет после полуночи. Темно, страшно, хулиганы в подворотнях везде 20 копеек просят, а вы красивые и одни. Другое дело, когда рядом будем мы, ваша надёжная охрана, — не унимался Саня, — уговорил вас проводить до общаги или где вы там живёте?

— В общежитии, но вас туда, уже будет поздно, не пустят.

— Да, ладно, — отвечал я Татьянке, — нас и в своё уже сейчас не пустят. Так, что из-за этого не вешаться же?

Девчата заулыбались. Видимо и у них в общежитии, как и у нас, для входа после 23 часов служили окна или, может быть, запасные выходы.

— Мечётка! – утвердительно проговорила женщина, не вмешиваясь, естественно, в разговор молодых, но, думаю, вспомнив молодость и начала поспешно собираться.

Знакомство со словоохотливыми студентками явно ладился, и мы были очень довольны, а я Сане ещё и благодарен за идею, что выбрали сегодня такой, в некотором смысле экзотический для зимы, способ знакомства в пассажирском поезде. В нашем молодёжном «оазисе знакомств и свиданий», средь угрюмых лиц пассажиров в вагоне и пустых мест, всё громче и громче доносился смех и шутки, а Саша откровенно пожалел, что не прихватил с собой свою любимую гитару-шестиструнку, подаренную мамой на его шестнадцатилетие за его сильное желание заниматься музыкой.

Мы уже подумывали, как бы нам с девчонками поменяться местами, чтобы удобнее вести беседу. Я знал Сашино неизменное кредо – он любил блондинок, да и сам был белобрысым парнем, мне, хоть волосы со временем стали каштанового цвета, а с детства я себя помнил ещё рыжим и с множеством веснушек на лице, нравились темненькие девочки. Эти вещи и обсуждать не нужно было, мы друг друга уже за полтора года хорошо изучили.

И тут, как говорится «на самом интересном месте»:

— Граждане пассажиры! Проверка. Просьба предъявить свои билеты, — объявила, вошедшая в вагон проводница, о существовании которой мы уже напрочь забыли.

Мы уже прикинули, что следующая станция Егорлыцкая, вернее станция Атаман, а станица, где она расположена Егорлыцкая. Видимо это название связано с историей донского казачества. Здесь казаков называли маныческими, по названию реки. Между Зерноградом и Ростовом располагалась река Кагальник, и казаки там были кагальницкие. И так повсеместно. Вот только я не слышал выражения зерноградские казаки, по названию города, реки-то в Зернограде не было. А называть по названию, которое было еще до строительства города, железнодорожной станции или остановочного пункта, которое изначально имело название Верблюд – это уже слишком как-то не красиво.

Говори-не говори, а приехали, как говорится. Эх, если бы у нас в кармане был бы, хоть один рубль на двоих – мы бы были в тот момент самыми счастливыми. Проводница выводила нас в тамбур, торопясь, приговаривая, что скоро остановка и там она нас ссадит. Мы с грусть поворачивали головы назад, где остались скучать две наши симпатичные девчонки, с которыми только успели познакомиться и даже не обменялись адресами. Они нас провожали сочувствующими взглядами и тоже, как мне казалось, как минимум, с нами им было в разы веселее коротаться время скучной поездки и в разы. Но, не судьба, значит.

***

Мы спрыгнули с трапа вагона и не на перрон, как ожидали, а чуть ли не в сугроб, нанесенный практически до самых рельс. Вместо освещенной площади перед вокзалом, нашему вниманию предстало одинокое, видавшее виды, служебного здание с темными окнами и одинокий фонарь, излучающий слабый свет.

— Какая это станция? — еле успели спросить у проводницы, убравший трап и закрывающей двери.

— Это «Козлова балка», остановочный пункт, — успела ответить, не очень вежливая, судя по тому, что в такую погоду и практически, как у Пушкина про ямщика, проводница.

Поезд тронул. Стало так тоскливо. Глухая ночь, вокруг не души, не тарабанить же в стекла окон, что бы проходчик открыл нам погреться. Сам-то он небось в натопленной «курняком», углём, которым часто снабжали железнодорожников, судя по дыму из печной трубы, комнате, а тут, хоть плачь.

Обойдя вокруг строения, за которым располагалась лесополоса, а за ней поле, сплошь покрытое глубоким снегом. Звёздное небо, окрепший значительно мороз, да ещё и после теплого вагона поезда давал о себе знать.

Первую мысль – разжечь костёр, отбросили почти сразу по тем причинам, что искать сухие ветки под глубоким снегом – занятие бесполезное, ломать с деревьев в темноте тоже не безопасное, можно было и глаза выколоть и в ботинки, как минимум снега набрать. Нужно было искать убежище.

Единственной постройкой, кроме дома проходчика, был сарайчик. Он, как и дом видал виды и за долгие годы и похилился, и крыша прохудилась, и даже задняя стена частично вывалилась наружу. В какой-то степени от ветра такое убежище спасти могло, конечно, вернее защитить как-то. А от мороза – это вряд ли.

Протиснувшись в полуоткрытую, занесенную и примёрзшую в таком положении дверь, мы стали пристально всматриваться в темноту, изредка зажигая, из-за экономии, незаменимого в данном случае предмета – спички. Справа были навалены дрова и кое-какая мебель, превратившаяся в рухлядь: пара сломанных стульев, этажерка, тумбочка, ещё что-то, кроме сгоревшего на жарком огне, пока хозяин обходил километры пути, чайник. Пару старых книг нас даже заинтересовали больше всего. Нет, не заниматься читкой книг под звездами мы собирались, а использовать их, как легко воспламеняющийся материал.

Слева располагалась куча угля, большей частью фракций «семечки» и, как я ранее предполагал, «курной». Меня заинтересовало что-то необычное, по форме ящика сверху кучи, как раз под провалившейся крышей.

— Саня? – окликнул товарища.

— Чё нашёл, Дядя Саша? – приблизившись ко мне вплотную, отозвался он.

— Ты мне присвети…

Я не успел договорить, как перед лицом увидел увесистый, больше из-за того, конечно, что в перчатке и от неожиданности ещё, его кулак перед самым лицом:

— Под какой глаз? С превеликими удовольствием. – ржал прямо мне в лицо друг Саня.

Я тоже не удержался от удовольствия поржать, чтобы разрядить ту обстановку, которая нежданно и негаданно, как гром среди ясного неба над нами нависла.

Успокоившись от нахлынувшего, как спасительная волна, не затягивающая на глубину, а как казалось, помогающая нам выкарабкаться из сложившейся ситуации, смеха, я попросил:

— Саня, спичками присвети, не под глаз, а чтобы я под этим глазом где-то сам себе доской с крыши «фингал», вместо «фонаря» не поставил.

— Понял! – уже серьёзно, снимая перчатки и доставая спички, сказал дружбан.

Нагибая голову, я пробрался под крышу сарая и стянул волоком тот ящик, что меня приманил в темноте. «Включил» задний ход и сполз назад по осыпающейся куче угля.

Саня зажег еще одну спичку, я отстегнул удерживающие крышку зажимы и приподнял осторожно. Боже мой! Патефон, перед нами был патефон, звук которого я слышал до этого еще где-то более 10 лет назад в родном селе. Тогда у нас электричества в селе не было. Отец, один из продвинутых по тому времени, «крутой» сейчас бы сказали, приобрёл радио, еще не транзисторное, ламповое, конечно, а то, что требовало большого напряжения переменного или постоянного тока и питалось оно от громоздких сухих батарей, которые занимали всё свободное под столом, на которым было установлено радио.

А вот под патефон мы «отплясывали» 7-8-летней детворой на дне рождения у сестры. Как мне этого не хотелось, но старика подсмеиваясь, подстрекали, мол покажи класс, жених. И таким образом провоцировали нас, несмышленых, под патефон танцевать.

Я проверил, он был с заправленной иглой, знал, где в пенале находятся запасные. Главное, на нём была установлена пластинка, изрядно запылённая, несмотря даже на то, что была прикрыта крышкой. Видимо давно тут пылилась или угольная пыль такая вездесущая.

Я радовался ничуть не меньше, чем Джон Сильвер, нашедший некогда клад на острове. И сейчас было единственное желание, поскорее… да, нет, не уехать отсюда – опробовать находку. Здесь это делать не рискнули, захватив находку и несколько книг, перешли через лесонасаждение на полосу, которая по снежным брустверам говорила о том, что здесь была дорога и её после обильного снегопада даже расчищали. Снега было тут поменьше, только свежий, выпавший на днях.

Раздербанили пару старых книг, сложили пучком и подожгли. Погрели остывшие руки, даже перчатки их сильно не спасали. Ветра не было и потому пламя поднималось ровными языками к верху.

Я, со знанием дела, закрутил пружины механизма до отказа, установил иглу на керамический диск и замер в ожидании. Пару кругов ящик, а вернее мембрана, звукосъёмной головки издавала треск и затем случилось чудо. Нет, не выросло у оленя вместо рог или между ними вишнёвое дерево и не расцвели в эту январскую ночь подснежники. Просто жизнь и прожитый день не потерял своего значения и важности в осмыслении тех вещей, которые раньше и на ум не приходило. Оказывается, что мы живём и не замечаем того прекрасного, что можем просто растоптать, не замечая, как росток травы, пробившийся сквозь трещину асфальта, как улыбку старушки, которой мы дали упасть, вовремя придержав за руку на скользкой дороге или вот это, разве это не чудо?!

На второй стороне, я уже не помню, какая из русских народных была песня, но из-за того, что она сильно была повреждена, игла съезжала, почти с самого начала, потому нам пришлось довольствоваться одним шедевром. А когда мороз стал сильно пробирать, мы пустились в пляс. Согласитесь, что плясать под музыку в разы лучше, чем просто прыгать, спасаясь от холода.

Нам предстояла длинная ночь испытания на стойкость и выносливость. И, не знаю, как бы мы с этим справлялись, не будь этого чуда, музыки, которую мы раньше и слушать бы не захотели (в детстве наслушались по одноканальному проводному радио или на клубных концертах). Даже месяц смеялся и потешился над нами, а мы смеялись в лицо январскому морозу и, похоже, что он был бессилен в этом противостоянии. Мы одержали не столько над ним победу, но и в чём-то над собой.

Саша знал ориентировочное время прибытия поезда, только один вопрос мучил и не давал покоя – а остановится ли он по графику в обратном направлении или нет. Мы гнали от себя ту мысль, что проводница упросила машиниста просто притормозить на этом полустанке, чтобы просто нас наказать. Хотелось верить, что это не так.

— Да, не помню я! – отвечал на мой вопрос Саня, утром первым не мой поезд идет, мой же ближе к обеду.

Оставалось ждать раннего утро и, главное, не прозевать его. Мы-то были метрах в 100 от остановочного пункта. Но то, что было тихо и звук приближающегося поезда будет слышен издалека, нас успокаивал. Спать, конечно, никто не собирался. Заснуть в такой мороз – равносильно, сами знаете чему.

Глава ХII. «Шизгара» 50-х годов и сингл 90-х

Хоть снег, упавший на землю, являлся своеобразным глушителем звуков, характерных для приближающегося поезда, но стук колёс был отчётливым, и мы задолго еще, подхватив «трофей», и с нетерпением ожидали его приближения на заснеженном перроне. Луч яркого света прожектора локомотива прорезал темень раннего зимнего утра, заставив искриться и плясать кристаллики снежинок сугробов, сложенных трудягой восточным ветром из калмыцких степей в бурханы высотой не менее метра.

Тормозные колодки издали характерный звук при остановке и даже показалось, что поезд немного начал скатываться назад, как бывает с автомобилем после остановки, если отпустить педаль тормоза. Мы бегали глазами вдоль вагонов, но ни в одном из них двери не открывались. Нам ничего не оставалось делать, как стучать в двери случайно выбранного вагона, из-за того, что они были ближе всего к нам. Сердце начало тревожно биться. Пора было и Господа вспомнить нам, студентам-атеистам.

Сонная проводница, сначала выглянула через стекло, а затем начала открывать дверь. Поднимаясь в тамбур вагона, толи от холода, толи от того, что могли еще остаться «куковать» в этой, не зря видимо названной кем-то для посмешища Козловой Балкой, со стучащими зубами промолвили:

— З-з-д-р-р-равствуйте! С-с-спасибо!

— Здравствуйте! А утро-то, видать недоброе?! – ответила улыбающаяся женщина лет пятидесяти, примерно.

Наученные горьким опытом, не заходя даже в вагон, мы начали проситься, вкратце рассказав о наших приключениях-злоключениях.

— Ох, уж эти горе-любовники! Идите в вагон, грейтесь. Когда будете работать, тогда и отдадите за проезд, — пошутила она по-доброму, по-матерински.

Бывают же и добрые люди, думали мы, проходя в вагон и несколько раз высказав доброй женщине благодарность за чуткость и сердечность. Вошли в спящий полупустой вагон и первым делом отогрелись чуток. А когда зубы перестали стучать, молодость и желание пошухарить взяли своё.

Проведя перчаткой по крышке нашего драгоценного трофея, на котором изморозь превратилась от тепла в капельки воды. Я привычно накрутил рукояткой пружину. Саня предупредительно и с юмором остановил меня:

— А прогреть разве не нужно? – и после моего отрицания с улыбкой, добавил, — тогда, маэстро, «Шизгару» на всю!

Больше всего меня поразило выражение «на всю», это же не граммофон, где можно при помощи трубы-резонатора направлять звуковые волны в нужное направление. Но я не стал поправлять друга, тем более что он начинал играть импровизированную роль. Да и практически всегда мы разыгрывали маленькие спектакли, без предварительно написанного и тем более отрепетированного сценария, а полагались лишь на импровизацию. И очень даже неплохо это у нас получалось. А может быть мы пошли не в т от ВУЗ обучаться, тем более что Саша замечательно играл на гитаре и не просто, а владел нотной грамотой.

Но не об этом сейчас. Шизгару, так Шизгару и я аккуратно опустив иглу на пластинку, отпустил тормозок. Люди и так уже только чутко дремавшие и больше боролись с желанием открыть глаза, чем с бессонницей, начали ворочаться и прислушиваться к тому, что говорили «нарушители покоя». А когда зазвучали первые аккорды «Барыни», а не заявленной «Шизгары», которую большинство-то уже знали, а молодежь отплясывали под её звуки на танцплощадках, многие даже повыскакивали со своих мест, чтобы убедиться, а не во сне ли это всё.

Вагон оживился. Зашла проводница, и когда мы хотели оставить музыку, чтобы нас на ст. Мечётинской не высадили, она с улыбкой дала отмашку, чтобы мы этого не делали, и сама присела поодаль, склонив голову на спинку, впереди расположенного сиденья. Вагон уже весь не спал. Всем не была интересна сама песня, старая, как и сам мир народная песня «Барыня-сударыни» в исполнении Марии Мордасовой, а звучание диковинного инструмента. Они-то думали услышать звучание «Шизгары» из динамиков переносного магнитофона, что, конечно, не удивило бы никого.

Доехав благополучно до Зернограда, мы выходили, провожаемые добрыми улыбками радушных, душевных людей, пассажиров самых разных возрастов, с разным образованием и даже национальностей, но когда мы оказались уже на перроне родного города и посмотрели в окна отходящего вагона, то кроме света, притушенных светильников ощутили на себе десяток одобрительных улыбок, они махали нам руками и кто-то даже послал воздушный поцелуй.

Милая девчонка, как я раньше не разглядел тебя, с миленьким личиком и доброй, без всякого сомнения душой, тем, что всегда отличало нас, русских, от людей многих других национальностей – это доброта и широта нашей русской души. И что могло лучше всего её характеризует, как не русская народная «Шизгара», песня и танец «Барыня-сударыня». Я не удержался помахать ей в ответ. А почему бы и нет. Люди должны дарить всем тем, кто рядом добро и улыбки, улыбки с добрыми пожеланиями.

Думаю, что наше настроение можно не описывать, оно было на высоте несмотря на то, что холод и ночь, проведённая в бодрствующем состоянии, привела к трате большого количества килокалорий и требовалось восстановление сил, принятием любой мало-мальски съедобной пищи, так как мы к деликатесам всё равно приучены не были. Мы же не буржуи какие, а советские студенты со стипендией в 40 рублей и скромными желаниями в естественных потребностях: покушать дешево в столовой, купить дешевые сигареты, для настроения принять, перед тем, как бокал-другой портвейна и, если останется что-то, то сводить девушку в кино, а если быть не до уровня Плюшкина экономным, то даже позволить себе угостить девушку мороженным или подарить букетик тюльпанов.

Во, как! Говорил, что потребности слабые, а писал столько, что рука даже устала. Что не говорите, но даже ноша, которая была изначально невесомой, становилась неподъёмно тяжелой. Тёзка брался уже мне помогать, подменял по дороге.

Мы-то и прошли около 100 метров из, примерно 1000, которые разделяли нашу общагу с вокзалом, а может даже чуть больше. Остановились как раз напротив отделения внутренних дел. Входная дверь была изготовлена, не как сейчас, из «бронебойной» стали: нижняя часть из листовой стали, верхняя часть, составляющая две трети двери из стекла, и мы хорошо могли видеть голову дежурного, склоненную на стол в дежурке, также отделённую от коридора стеклянной перегородкой.

Поняв, что это непорядок, не долго совещаясь решили исправить эту оплошность доступными и неприступными средствами. Репертуар, с повторами «Шизгары» за прошедшую ночь приелся. И тут моему тёзке приходит гениальная по её неадекватности и неповторимости вещь, он мне предложил следующее:

— Дядя Саша, а слабо сбацать «Барыню» на немецком языке, на слова тут же сочинённые?

— Не слабо! Только одно условие, ты немецкий получше моего знаешь, ты будешь запевать, а я на подпевке. Идёт?!

На том и порешили. Но, гитары у лучшего гитариста второй общаги не было, но без музыкального сопровождения – это не песня, а коровье мычание. Без лишних слов, я готовлю «фонограмму плюсовку», а вокалист Саня Котов разминает озябший голос.

Ой, братцы, если бы была возможность записать эту импровизацию, сочиняемых на ходу сочиняемой на ходу песни, под классический шедевр русского народного творчества, на немецком языке, да ещё с выбором слушателей в лице дежурных МВД, которые не просто проснулись ошарашенные, они на всю жизнь запомнили этот наш концерт без фортепьяно, само пьяно и без оркестра, сами были, как маэстро. Саша, знающий толк в ритме и не только, начал отсчёт, перед вступлением:

— EinsZwei, — потом посмотрел в сторону дежурки и продолжил, — Polizei,

DreiVier, Komandir…

И он запел, я вторил ему и вместе, в два голоса вытягивали припев. Такое девство, конечно не могло оставить равнодушными ни гражданских людей, но, к сожалению, их не было рядом, ни служивых, к счастью, они продирали глаза и с любопытством всматривались через стекла на улицу, где выступали современные «Бременские музыканты». Представляю, как они там ржали, хоть и ни фига не понимали в этих немудрённых словах. Хотя, трудно найти человека, не знающего счёт один, два, три на немецком.

Я сейчас почти уверен, что нас в то ранее утро всё-таки кто-то записал на «бабинник» переносной, а иначе как можно объяснить, что немцы через много лет после этого записали нашу песню и выдали, как свою. Вотеётекст:

Eins Zwei Polizei
Drei Vier Grenadier
Funf Sechs Alte Hex
Sieben Acht Gute Nacht

Ja Ja Ja Was ist los? Wasistdas?
(repeat)

Перевод звучит так:

Раз, два, полиция,
Три, четыре, гренадер,
Пять, шесть, старая ведьма,
Семь, восемь, спокойной ночи!

И так повторяется трижды, а потом идёт припев из одной строки:

Да, да, да. Что случилось? Что это?

Так вот, я поинтересовался в инете, Фабио Фриттелли (итал.Fabio Frittelli, более известный как Mo-Do), написал и исполнил наш сингл только в 1993 году, т.е. практически через 20 лет, после того, когда оставшийся без заслуженной славы, мой тёзка и известный в определённых кругах музыкант, написал слёта и исполнил её при описанных мной обстоятельствах и изначально, с одним, а потом и разбуженным вторым слушателем в лице сотрудником МВД.

Братцы, я понимаю, что много лет прошло, но если вы, используя всё же, имеющееся на вашем вооружении подслушивающее оборудование и средства слежения, смогли записать наш концерт, то полученный гонорар, за проданный материал можете оставить себе, пусть правда восторжествует. Я вас прошу, расскажите правду. Вам за давностью лет ничего не будет, тем более что вы давно уже не работаете в этой службе. Хотя, бывших «ментов» не бывает. Короче, пусть справедливость восторжествует. Вы же, надеюсь, русские и были, как минимум патриотами нашей большой Родины.

Я сказал всё. Всё хорошо. Alles ist gut.

***

Я хотел поставить в этом в этом повествовании жирную точку. Но потом, подумав, решил, что читателю будет интересно знать, что случилось с бесценным кладом, трофеем, доставшимся мне в морозную январскую ночь на полустанке «Козлова балка». И вкратце сообщали, что жизнь её была не столь долгая, сколь мне хотелось, но она честно служила мне: и в курилке в общаге, когда мы развлекали её жильцов экзотичной музыкой; и, когда я оставил учебу, переведясь на заочное отделение, то свой трофей не бросил на произвол судьбы, но и домой не повёз, а оставил в Матвеевом Кургане у своей бабушки. Я смог настроить так скорость вращения диска, что мог проигрывать и грампластинки современные со скоростью вращения 33 об/мин. Благо, что старых пластинок было много.

Уйдя на службу, я доверил своей бабушке хранить раритет, как зеницу ока. Но, но, но… Как добродушная бабушка могла отказать своему правнуку, которому было 2-3 года в желании покататься на вращающемся диске. Надежная техника легко справлялась с этой работой.

А когда это занятие наскучило моему племяника, раритет превратился просто в дрова. Уж с таким усердием он трудился над чем-то обидевшим малыша патефоном, с помощью небольшого топорика, что бабуля поохав, решила, что будет лучше, если я, придя со службы, не рвал душу над плачевным видом его, сдала его на свалку.

Вот такой нерадостный конец оказался в этой истории. Но не стоит расстраиваться друзья. Жизнь хороша и жить хорошо, как говорили знаменитые герои добрых советских комедий. Будем жить!

***

Я, Иваныч, и мой герой Дядя Саша, объединились вместе и это объединение, не союз какой-либо, не укрупнённая организация за счёт нескольких небольших – это слияние в одно единое целое двух представляемых в повести участников событий и диалогов в единую телесную оболочку. Некоторые из моих уважаемых читателей удивлённо скажут: «Как так? Такого быть не может потому, что не может быть никогда». На что я вам отвечу: «Может, ещё как может».

Если серьёзно, то вы, бесспорно догадались и давно о том, что Иваныч и Дядя Саша – это и есть ваш покорный слуга, как часто любят говорить даже те, которым даже это словосочетание вызывает мурашки и зуд не только по спине, по всему телу. Но не о них сейчас речь, хотя бы о тех депутатах, которые лишь прикрываются такими красивыми высказываниями.

Что касаемо меня, как «слуги покорного», то во многом выражение правдиво, это по поводу слуги. Я, без зазрения совести могу сказать, я очень искренне верю, возможно и утопически верю, что служу простым, «рядовым» служащим в той сфере умственного труда, плодами которого являются работы в области литературы в жанре прозы или поэзии.

До новых встреч. Дядя Саша и я, являющийся связующим звеном между тем далёким временем, когда я был молод, как Дядя Саша и сегодня, когда Дяди Саши, как такового, для широких кругов общества уже нет, а племяники вообще никак не называют, не проведывают потому как, сейчас я дедушка Саша, не книжный герой, а самый настоящий дедушка четырёх внуков, моих любимых и дорогих.

А там, как знать. Возможно и то, что Дядя Саша припомнит ещё какую-нибудь занимательную историю, а я с удовольствием её с вами поделюсь, непременно и незамедлительно. До новых встреч!Bis bald.

И это не только потому, что являюсь членом Российского союза писателей, а считаю, что мой скромный труд станет той небольшой крупицей, которая наряду с работами других творческих людей ляжет не просто пылью на полки отечественной литературы, но и надеюсь, что займет своё скромное место в ряду наших современников.

А по поводу покорного, даже не знаю, как полно раскрылся характер Дяди Саши, насколько он может быть лояльным, покорным или непокорным – судить вам. У меня с ним, конечно, очень много общего и за десятки лет, он, постепенно становясь Иванычем изменился. Но, с другой стороны, если не смотреть на внешние отличия, вот так подумаю и скажу сам себе: «Какой там дедушка Саша или Иваныч? Дядей Сашей я был, им и остался, в душе, конечно, да и в некоторых поступках».

Описанные события происходят на протяжении периода с август 1972 г. по июль 1974 г. Это я для того, что можно было проверить достоверность некоторых аспектов или событий, в которых мной были допущены ошибки. Если таковые всё-таки обнаружатся, прошу простить. Это не умышленно, а из-за свойств человеческой памяти забывать или искажать что-либо во временных рамках или по существу не имеющих в то время место в географическом понятии пространства или в принципиальном. Хотелось быть максимально правдивым и к историческим особенностям того периода времени, и к внутреннему миру Дяди Саши.

Возможно, я ещё вернусь в творчестве к этому промежутку времени в написании мемуаров, рассказов, повествований или романа. А сейчас, забегая на перёд хочу сказать и как я не раз уже повторялся, что оставить какую-то интригу и недосказанность, чтобы заинтересовать вас, дорогие читатели, скажу только одно, что дорога от поступления абитуриента Сани в институт, до защиты дипломного проекта и получения диплома инженера-механика было долгой и тернистой и благополучно соединилась с главной дорогой жизненной цели только в далеком, от описываемых событий 1986 году.

Когда уже перед защитой, в учебной части просматривали мою зачетную книжку, с удивлением констатировали: «Ого! Вас еще Миронович учил инженерной графике, профессор Зайдинер вёл лекции по научному коммунизму, руководитель курсового проекта по экономике отрасли Баранчук, говоривший, что моя фамилия не переносится, а директором еще Коптев был? Это история в лицах.

Когда мы встретились в июне 2017 года на 40-летие после выпуска в Зернограде, нас в институте приветствовал тот же, профессор, доктор исторических наук, Зайдинер ВикторИзарович. А когда я поинтересовался, жив ли наша легенда института с сожалением узнал, что он скончался на 98 году жизни в марте этого года. Жаль. А как жаль наших одногруппников, «боевых» товарищей «5-й гвардейской» группы. То, что я знаю, уже двоих нет из тех семерых, что встречались три года назад.

Эх, жизнь наша. Но я надеюсь и верю, что мы ещё обязательно встретимся и вспомнишь нашу молодость. И Дядя Саша, проучившийся в рядах этой прославленной группы не полных три года, тоже будет. И как знать, может быть на полке произведений Иваныча, кроме многочисленных томиков его авторских стихов, появится ещё одна книга повестей и рассказов, нет, чего там мелочиться: любить, так королеву, а если писать, то роман, конечно.

Мы «гвардейцы», мы прорвёмся!

продолжение следует

Предыдущая глава 10 - http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-1-djadj...

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
16:24
266
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!