Камбала. Часть 1. Дядя Саша. Глава 13, 14.

Глава XIII. Рыба мечет икру

Далее события, которые могут быть упомянуты с большой долей правдивости и достоверности, будут датироваться, начиная с осени 1974 года по конец весны 1981-го. Приятного прочтения! Нет, я не ухожу. Я остаюсь с вами до самого последнего листа этой автобиографической повести.

Позади «третий трудовой» семестр, как в ВУЗе называли производственную практику. Не все, конечно, ехали на целину или стройки, как бытует мнение о романтике студенческой жизни. Стройка для строителей, прокладка железнодорожных полотен – для железнодорожных специальностей. А мы будущие инженеры-механики после второго курса должны были закрепить знания, набраться умений и опыта, пока еще не управления производства, не руководства трудовых коллективов, начиная со звеньев, бригад и по возрастающей, а просто освоение рабочих специальностей и заодно, изучение серьёзного производства, глазами и рабочего и уже будущего специалиста.

Если местом моей первой производственной практики был родной колхоз, то вторая была на большом и известном на всю страну заводе ХТЗ (Харьковском тракторном заводе). Теперь, если представить, сколько технических ВУЗов в стране и сколько производств, серьёзных производств с показательной энерговооруженность, механизацией и автоматизацией производств, то можно понять, какая трудная задача стояла во взаимодействии, по налаживанию связей и заключении долгосрочных договоров. Это не то, что сейчас, не вставая с кресла за компьютером можно столько дел «наворочать», что, как говорил А. Райкин «10 институтов с профессорами и доцентами» за годы не «разволочёт».

Но, нужно отдать должное, что в «застойные» времена всё работало, строилось и возводилось, заводы и фабрики, тот же завод КамАЗ, строительство которого было начато в 1970 году было объявлено ударной комсомольской стройкой. Сколько рук там было задействовано, тысячи и десятки тысяч.

«Ростсельмаш», гордость нашего донского края всегда с распростёртыми руками принимал специалистов технического профиля для сельского хозяйства, в основном, инженеров-механиков, инженеров-ремонтников, которых и готовил нах институт.

Практика в красивом и чистом городе на востоке Украины, была интересная и запоминающаяся. И не только знакомством с заводом и работой на производстве. Главное же не в том, чтобы заработать побольше денег, а чтобы хорошо провести время. Как можно забыть: площадь им. Дзержинского, вторую по величине площадь в Европе, если не ошибаюсь; парк культуры и отдыха им. Максима Горького; канатная дорога и это не в Геленджике где-то; строящееся открытым способом метро; а какие девочки там, братцы, увидел – не забудешь.

После лета всегда учиться немного лень, а тут еще то, что не может быть проходящим… Да, нет, сейчас не о музыке, которая, конечно вечная. Я о любви, она, разве не вечна, пока существует род людской. Наташка из Новочеркасска, 16-летняя девчонка, она же далеко и для поддержания «жара угольков» пока хватало длинных и чувственных, а иногда наивных писем, мечтателя, хоть и «классика» в определённых кругах, под прозвищем Дядя Саша.

Люда, пухленькая, невысокого роста ученицей ещё 9-го класса понравилась мне, когда шла со своей подругой, неизменно, мимо нашего общежития. Было ли это случайностью? Пожалуй, так как это был ближайший путь от их школы, сейчас она № 14, а тогда не помню таковой ли была, но её здание располагалась под прямым углом к нашему общежитию и мы могли в простой театральный бинокль, при открытых в теплый период окна видеть, что происходит в классах.

Миха, бывалый ловелас, после того как увидел впервые меня, провожающего Люду домой, а она жила в многоэтажке на Дубках, выпалил умышленно при свидетелях:

— Иду с Тимерязевки от своей зазнобы мимо парка, смотрю, Дядя Саша навстречу и кого-то «несёт». Ну, как-как? Под мышку взял, как конспект по сопромату и несёт. Идут навстречу. Когда поравнялись, глянул на то, что под мышкой, не поверите – Жадница!

— Чего? – не поняв, спросил «ЗАЗ»ик, это чё, погоняло или чё?

Все, кто был, пожалуй, а я, так в первую очередь, догадались, над чем или кем прикалывается Миха, кроме меня, конечно.

— Ну, Жадница или Задница – не велика разница, — заключил он и повернувшись ко мне, подмигнув, добавил, — так же, а, Дядя Саша?!

Я слегка замялся и, наверное, даже покраснел слегка. Ведь, в отличие от других наших одногруппников, которые становились ежедневным поводом для разговора из-за каких-то, ну очень отличительных от нормального, в наших понятиях, поведения, манере одеваться даже или отношению к различным жизненным аспектам, типа «бабтист» — это не любитель баб, как можно подумать «тискающий баб», а напротив – боявшийся, до потери сознания девушек, человек. Ну, «штангист» или «гиревик» — эти прозвища говорили сами за себя. Но, а то, что кто-то меня так «подковыривал» мог, пожалуй, только Карась. На то он и карась.

Действительно, Люда было небольшого роста и Миха совершенно не врал, что я её брал за шею под мышку. А иначе, мне нужно было приседать, чтобы обнимать за талию. А девичьи прелести от того, видимо, выглядели слегка или даже не совсем слегка великоваты для данной по росту фактуре.

Так и прижилось, что Люда и Жадница – эта девушка, с которой я встречался. Это еще хорошо, что пацаны не называли, изменив первую букву на созвучную ей. А так, как-то все привыкли и стали ассоциировать это прозвище с однокоренным «жадная».

Из-за этого, иногда можно услышать было шутку:

— Ну, что, Дядя Саша, Жадница жадничает? Не даёт тебе?...

Это, пожалуй, единственная девушка, с которой я встречался, хоть и не очень долго, была блондинка. Больше я не припомню белокурых дам. Были или чернобровые казачки, или хохлушки с каштановым цветом волос и разными оттенками, но не такими, как сейчас – можно встретить и синие, и зелёные волосы, кто на что горазд.

Из дисциплинированного студента я постепенно превратился в обычного, со своими «косяками», мог со своим лучшим другом, после ночных приключений, проспать первую пару лекций, порой, вместо второй или третьей пары, сходить в столовку и позавтракать. Но сказать, что был таким, на котором клемма негде ставить под перечнем «косяков» сказать не могу, да и не было такого.

Вот сейчас, сравнивая моих студентов с собой, хоть и разница-то эпох в полвека, хочу сказать, что я бы сейчас был в десятке лучших из группы. Что значит время. И как меняется всё. Да, что там говорить, страны целой не стало, самой большой по территории страны, самой могущей по многим показателям. Где наш Великий Советский Союз! Где?

Я как-то говорил о некоторых изменениях в моем духовном мире, что касается веры и отношения к религии. Один из ярких примеров из жизни атеиста.

Вела у нас научный атеизм дочь заведующего кафедры, будущего профессора исторических наук Зайдинера В.И. Но прежде, немного расскажу, какую я работу в своей знаменитой и часто отличающейся не всегда хорошими поступками 21-й комнате. Началось с того, что я приобрёл церковный календарь. Всегда внимательно следил за праздниками и старались, по возможности их отмечать. Часто обряды были придуманные или упрощенные из общепринятых.

Что касается постов, то он у нас, как начался с первого дня учёбы и прерывался лишь на несколько дней в году, когда мы попадали домой и на каникулах. Короче, любой священник мог позавидовать нашей сдержанности и терпимости, если можно было так назвать извечное недоедание, отсутствие практически мясных блюд (хлебные же котлеты – не мясо?!)

Больше всего всем нравилось, когда я объявлял:

— Уважаемые обитатели кельи № 21, миряне, братья и … братья, прослушайте важного сообщение. Сегодня такого-то числа, такого-то месяца и года от Рождества Господня, великий праздник.

— Слушаем, отец наш, Протоиерей Александр. Слушаем и повинуемся!

Дальше шло краткое знакомство, что это за праздник и как его следовало проводить, что льзя, чего ни-зя делать в этот день. Позволялось прогулять даже занятия, дабы не грешить.

У моей бабушки было несколько божественных книг, видавших виды, передаваемых из поколения к поколению и имевшие изрядно потрёпанный вид. Просьбы дать мне одну книгу «напрокат» были отклонены, видимо бабушка понимала, что это может быть проявлением нечистой силы, которая во мне вселилась. Но всё было намного прозаичней. Во мне смешалось желание познать больше о том, к чему был определённый интерес и всё тоже желание пошухарить.

Сказать, что наша комната была центром духовной культуры не могу, но то, что явно отличалась лояльным отношением к религии, как минимум – это точно. Иногда нам удавалось приобщить и других жильцов общаги, пусть не полностью к религиозным традициям, а культивированных из религии и адаптированных к нашим условиям.

И вот настало время «Х». Иначе его ещё называют временем «трындец». У нас по научному атеизму был экзамен. Евангелию я у бабушки не выклянчил на экзамен, но готовился к экзамену по современному изданию, не помню чьём, но называл книга «Библия для верующих и неверующих». Она меня привлекла тем, что там было и научное мнение ученных и часть тех церковных канонов, которые из-за «абсурдности» атеисты не рассматривали. У меня было редкое право выбора, верить или не верить.

Это было очень тяжело потому, что многие доводы с позиции церкви для меня повторным открытием Америки. У нас и в селе не было церкви и в районном центре в то время. Сейчас, благо, везде восстановили или восстанавливают и строят новые храмы.

Бабушка ездила пару раз в год молиться на Украину, в соседнюю Донецкую область. Благо, что электричка ходила, да до неё нужно было 25 км на попутках добраться. С собой она брала оклунок (наполовину или даже меньше наполненный мешок) отборных и просеянных подсолнечных и тыквенных (у нас их называли кабашных) семечек. Там на месте, гостя у своей старшей дочери, бабушка их жарила и продавала шахтёрам: утром спешащим в шахтный забой, а после смены домой. Это для того, чтобы оправдать стоимость проезда туда и обратно и не быть никому обузой, в плане материальной.

Я имел наглость взять книгу на экзамен и не как шпаргалку, под полой или ещё как, а в открытую положив её на стол. Преподаватель, отобрав, конечно, сразу книгу (благо, что не выгнала вообще), решила устроить мне экзекуцию. Кроме того, что я ответил, как предполагал на «отлично» на вопросы билета, а это были только цветочку, на меня посыпался град вопросов.

Отбивался достойно. Сказать, что на все ответил – не скажу, а на некоторые ответил не так, как хотела она, преподаватель. Анализируя прошлое и сопоставляя то время с настоящим, а себя ставя на её место, «зуб последний даю», что без «пятерки» за такие «истязания» студент бы с экзамена не ушёл. Но, что было, то прошло. Прошло время, когда я уже обучался на заочном отделении, тодаже институтские преподаватели помоложе и особенно работники учебной части удивлялись:

— У вас, что даже экзамен по атеизму был? – смотря на меня, как на прокажённого.

— Был! Да, ещё какой…, — вспоминая «экзекуцию» вспоминал я.

Конечно подробности «экзекуции» я им не рассказывал, а лишь одаривал довольной улыбкой, при воспоминании тех давних «баталий» в борьбе за «государственную оценку», которой называли часто «три» балла, удовлетворяющую всех, кроме моего гордого юного самолюбия, которое очень сильно при этом пострадало.

Ещё об одном «поединке» хотелось мне поведать из-за того, что он имел, если не роковое значение в моей судьбе, но много изменившей обстановке и ставившей «крест» на Дяде Саше, в качестве героя повествования. Жизнь на этом, конечно же, не закончилась, а лишь эпопея Дяди Саши, который остался лишь в воспоминаниях одногруппников, одно-курсников и не только, а также всех тех, кто меня знал таковым и при встрече называл именно так и не иначе.

Вот, если бы, через полвека кто-то остановил где-то меня и с небольшим сомнением, предположительно больше, чем утвердительно, спросил:

— Дядя Саша! Это ты?! Мама родная, сколько лет прошло. Жив ещё, старина! – я бы был бесконечно рад и счастлив встретить старого, доброго знакомого. Мы бы ещё долго сидели где-нибудь в теплом уютном кафе и вспоминали годы юности, прекрасней которых жизнь не придумала.

***

Третий курс – пик обучения в институте. Бытует много поговорок на этот счёт, приведу некоторые из них. Говорят: «Закончил третий курс – можно жениться». И многие студенты этим спешили воспользоваться, хотя не обязательно, могли это торжественное мероприятие и один из самых серьёзных шагов в новую, пока неизведанную жизнь, мог сделать на 4-м или выпускном курсе. А кто-то терпел вовсю до защиты дипломного проекта.

Вторая немного изменённая, но с тем же смыслом: «Сдаю сопромат и сразу женюсь».

Есть много расшифровок, которые бытуют в студенческой среде. Вот, например, слово студент, расшифровывается, как, Сонное Теоретически Умное Дитя Естественно Нежелающее Трудиться. Ещё задолго до 3-го курса слышал выражение для дисциплины «Теория механизмов машин», сокращенно ТММ, как «Тут моя могила». И как многие смеялся, а зря. Это выражение было предвестником неприятностей.

Дисциплины, подобно «Технической механике», одной из составляющих которой являлась ТММ, «Сопротивление металлов» и «Детали машин», были теми, которые были очень трудны в изучении из-за множества формул и расчётов при решении задач, выполнении курсового или дипломного проектирования, но необходимы для будущего инженера-механика, и я это понимал, мало того, они мне нравились, как всё, что связанно с механикой, начиная с физики, да и с математикой я тоже дружил, чего не могу сказать тоже о высшей математике, где дело обстояло несколько иначе.

Третий курс был ещё интересен по-своему и тем, что начинались занятия один день в неделю по курсу дисциплин под кодовым названием «Р-2», а если рассекретить, то это занятия по военной подготовке. В этот день мы с утра и пока не закончатся занятия ходили в солдатской роде старого образца, в гимнастёрках и галифе, в кирзовых сапогах и, конечно подпоясанные армейским ремнём, не считая брючного.

Кто-то скажет: «С чем боролся – на то и напоролся», имея ввиду, что от военного училища сам себя освободил, а поносить сапоги-то, всё равно пришлось. Первый день «военки», как кратко называли занятия, запомнился особо.

Думаю, что об этом стоить рассказать чуть подробнее. Нам всем объявили, что на занятия, которые проводились в новом корпусе института, на третьем этаже. Учебные классы занимали не весь этаж, а только половину и, которая была отделена металлическая решёткой с проходом на котором было организован пост дневального у тумбочки, как и положено в армии в казармах. Нужно было приходить без опозданий, одетым по уставу в выданную накануне форму и главное, было требование к внешнему виду – коротко постриженным… Вот это обстоятельство, когда большая часть студентов за два года успели отрастить патлы, прошлась «как серпом по…», но доскажу поговорку выдержкой из другой «… по тому, что плохому танцору мешает».

Надо, значит надо и почти все дружно заняли очередь к Вове «цирюльнику». А вот о Вове хочется рассказать поподробней, ему и главы будет мало, так как таких «уникумов» земля рожает не часто.

Глава XIV. Хиромант

Вова был уникум не только в умении хорошо подстригать, но он был еще «ворожеем», ворожим, умеющим гадать не только на картах, а по руке. Вспоминаю его часто, хоть я и не верил тогда, но он мне точно предсказал судьбу на 10 лет вперёд, указал даже имя будущей жены и имена двух детей, которые должны были родиться и всё в «десяточку». Но это же я мог вспомнить потом, когда всё произошло так, как он предсказал.
Ещё одно хобби у него было, которое чуть не закончилось для него, если и не трагически, но неприятностью, после чего, он решил с этим наглухо завязать. А хобби было вот в чём. Хотя, прежде, чем начать вас знакомить с новым хобби, я хочу вспомнить его же рассказ о случае, который произошел с ним, ещё будучи дома, до институтских лет.
— Была у меня собака, Тузик (кличку его четвероного друга я не помню, но пусть будет Тузик). Пока был щенком, таким лохматым колобком, виляющим хвостом, было всем забавно, мы все его ласкали и кормили, как в деревне принято, отходами после еды и случалось костями, подсобное хозяйство-то держали, было чем кормить. Да, деревня — не город. Отпустишь на ночь, он побегает, где у него желание только есть, а утром выходишь — он или в будке, или возле неё виляет хвостом.
Когда вырос, стал псом средних размеров. Но мы не знали, умеет ли он лаять вообще на кого-то, только хвостом вилял и скулил иногда. «Зачем такая псина нам на дворе нужна? — постоянно сетовала мать, — только через неё спотыкаться, да убирать то, чем нагадит...».
А я слышал от кого-то, что для того, чтобы собака стала злой, нужно ей хвост укоротить или уши подрезать. Подумал, дай-ка я сделаю из тебя настоящую сторожевую собаку. Уши не стал трогать, а поймал и отхватил ему кусочек хвоста. Пока хвост заживал, Тузик из будки глаз не казал. Потом, проголодался и стал выходить, когда меня во дворе нет.
— Ну, чего ты тянешь? Стал твой Тузик «цеповым» псом или нет? — с нетерпением спросил я Вову, уж хотелось побыстрее услышать результат, а вдруг и самому в жизни когда-то пригодиться.
— Нет, одного раза не хватило.
— А, чего ты ему сразу «по самое не балуй» не отхватил, а, казацюра? — домогался с вопросами к Вове.
— Да, что я, садист какой-то, что ли?!
От этих слов мы все закатились покотом от смеха, а Вова безмятежно продолжал:
— Брехня, думаю, сделаю я из тебя злющего пса и на калитке повешу табличку...
— Осторожно! Злой хозяин! — со смехом опередил я Вову, но тот, не обращая внимание на смех, продолжал:
— Я ему ещё отхватил немного, ну так, сантиметров пять, наверное...
Мы уже захлёбывались хохотом со слезами, с таким чувством, что ты слушаешь или смотришь пародию на фильм ужасов, когда страха, как такового нет, из-за осознания того, что это несерьёзно и нереально. Но до конца было непонятно, шутит ли Вова или говорит серьёзно, так как он выражением мимики лица это никак не высказывал.
— Прошла неделя, а результата нет. Во, гад, думаю, что партизан, его пытают, а он молчит. Ладно, отхвачю на сей раз сразу полхвоста — куда ты денешься, залаешь, ещё как. Он сильно упирался, я его за цепь вытянул, заранее подтянул колоду, на которой мать курам бошки отсекала, топорик заточил, что с одного маху, а-то прошлый раз раза три пришлось кромсать. Надёжно зажал его ногами, левой рукой натянул хвост и вжик — полхвоста в руке.
Мы не знали, что нам делать и куда деваться. Смеяться не было сил. Даже страх начал вкрадываться в сознание, похоже, что он не врёт-то.
— Ой, погодь, Вован, дать отдышаться, — закатываясь со смеху и катаясь по кровати, еле произнёс, срываясь на новый приступ смеха «ЗАЗ».
— А, что, я уже всё рассказал, — сказал Вова и притих.
— Как, всё? — удивился Коваль, — и, что стала собака злючей? — уже серьёзно спросил он рассказчика.
Всё затаили дыхание, как в цирке, когда наступает тишина перед кульминацией, при исполнении опасного трюка и слышна нервная барабанная дробь. У нас барабанной дроби не было, но нервы были на пределе.
— Да! — спокойно ответил, Вова, — эффект был и ещё какой. Не то, что лаять, Тузик даже покусал...
— Кого? — хором в догадках спросили мы.
— Ну, как кого? Меня, конечно.
Что творилось дальше передать невозможно. Истеричности, запалу и продолжительности хохота мог позавидовать сам великий Карандаш, выступление которого мне посчастливилось увидеть 10-летним мальцом.
— А за какое место? Ты же его между ног зажимал, когда экзекуцию устраивал? Он тебя за то, что в промежности и хапнул, да, Вова? — спросил, хихикая, Коваль.
— Не-а, за ноги покусал, собака, — серьёзно ответил Вова.
Вот, что другое, а погоняло «живодёр» не хотелось ярлыком навешивать на его грудь, изрядно отмеченную заслугами и теми редкостными способностями, что у других, как и у меня и зачатков не было. А вдруг, он нас просто разыгрывал и всё, что он рассказал — чистой воды вымысел. Не знаю, он «разоблачаться» не стал и через время и истинная правда об этой, можно сказать страшной и одновременно смешной истории.
Ну, а теперь продолжу рассказ о новом хобби Вовы или неизвестных способностей доселе, которые открывались прям перед нашими глазами. Мы были свидетелями и тут не может быть домыслов, считать это правдой или вымыслом. Уверяю вас – абсолютная правда.
Кто помнит и не только по фильмам автоматы для газированной воды – это, как бы сейчас сказали бренд той эпохи, о которой я рассказываю. Какое было удовольствие, в жару испить стаканчик охлажденной сладкой, с сиропом или чистой без сиропа газированной воды. Они стояли через каждые триста метров и, как правило, не одиночными автоматами, а спаренные и даже по три, а где-то и по четыре в ряду. Иногда к ним собиралась очередь. Каждый аппарат был укомплектован единственным гранённым стаканом, и никто тогда не думал о том, что можно чем-то, от кого заразиться. Простого ополаскивания стакана под струйками моечного устройства было достаточно, перед тем как наполнить его шипящей живительной жидкостью.
Вова, как будущий механик, внимательно изучил устройство автомата изнутри, в то время, когда обслуживающий оператор настраивал аппарат перед запуском, подключал баллон с углекислотой или самым ценным, сиропом, который устанавливался внутрь в трёхлитровой банке и периодически заменялся. Вова проследил путь монеты от монетоприёмника до клапана или того устройства, которое срабатывало, при ударении в него монеты весом 3 грамма, что соответствовало массе 3 копеек или 1 грамма – вес копейки.
Своими мыслями ни с кем не поделился, но как-то вечером пригласил нас:
— Пацаны, пошли газировочки попьём, — предложил он нам, просунув свой курносый нос с внушительного размера, совсем не детским лицом в приоткрытую в нашу комнату дверь.
— Вова, не пошёл бы ты… сам куда знаешь со своей газировочкой, не время газировку в 10 вечера хлестать. Ладно там, если в жару. Да и деньги на ветер, без пива, — «отсандалил» его мой дружбан Саня Котов, — а, что твои с 18-той не хотят уже с тобой водиться.
— Да, ну их, этих гиревиков, штангистов, баптистов и трезвенников, — с недовольством высказался «хиромант» о своих «сокамерникам», соседям по комнате, конечно, — «с ними каши не сваришь», так, что нет желающих? Угощаю! – добавил Вова.
И эти слова были самыми главными в определении того, стоит идти или не стоит, из-за лени и вообще.
— Я иду! – живо отозвался я, — а с сиропом газировкой угощаешь?
После кивка Вовы, все спешно засуетились.
— Можно и прогуляться перед сном грядущим, — согласился «ЗАЗ», — Коваль, идёшь? Если не идёшь, дашь свои «колокола»?
— Час, разогнался, — ответил Вова и стал натягивать спешно свои моднючие брюки в стиле «колокола».
— Я вас на улице жду. Покурю пока, — сказал «цирюльник», «хиромант» и еще, чем сможет сегодня удивить нас Вова, мы не догадывались.
Дружно в приподнятом настроение, из-за того, что нам предстояло, как говорится «упасть на хвоста», дружной компанией двинулись, мимо кинотеатра «Комсомолец» (переименованный впоследствии на кинотеатр «Зерноград», чем кому-то наша комсомольская юность помешала не знаю), третьего общежития студентов, пункта ДНД, обогнули здание клуба им М. Горького, не выходя на ул. Ленина, а пройдя метров 20 по тенистому тротуару, мы оказались у бойкой точки трёх автоматов для газированной воды.
В это время сеанс в кинотеатре уже шел с полчаса, а по улице Ленина то и дело прогуливались небольшие компании молодежи. Видя скомкивавшуюся компанию из пятерых, неизвестно в каком состоянии и с какими намерениями компанию, чтобы миновать возможные неприятности, переходили по поперечным, асфальтированным переходам с тротуара на широкую и хорошо освещенную улицу.
— Ну, угощай, богатый «Буратино», — засмеялся ставропольский Санёк, держа уже успевший побывать под струями стакан. На одном из автоматом стакана уже не было. Такое иногда случалось, чаще всего из-за того, что выпивохи взяли «взаймы», чтобы «раздушить поллитруху» портвейна и неумышленно, а от того, что им было уже очень хорошо, просто забыли там, где распивали.
— Я за Саней занял, — присоединился в очередь с ожиданием пиршества Коваль.
— Стоп! — сказал Вова, банкующий на пирушке, — так дело не пойдёт! Так, ты, — он указал на «ЗАЗ»ика идешь на угол клуба и следишь за пунктом ДНД, если что – кричи «шухер» или «атас». Саня, — обратился к моему лучшему другу Котову, — ты самый длинный, просматривай «горизонт» вниз, в сторону института. Вова, ты и Дядя Саша остаётесь со мной, пока, а потом поменяете тех, кто на «атасе». Пацаны, прикрывайте меня с боков.
Мы, как под гипнозом выполняли приказы, не иначе, «хироманта». Вова достал откуда-то, как факир «из ничего» еле заметный реквизит. Если бы он не блеснул на слабом свету, пробивавшемся через густую листву деревьев, то мы и вообще ничего не увидели, а когда поднёс к светящемуся автомату, мы увидели чётко уже стальную проволоку толщиной около 2 миллиметров, длиной около полуметра, изогнутую «полумесяцем».
Вова вставил проволоку в разрез приёмника монет и стал погружать её в «чрево» автомата, медленно и уверенно, как будто он делает это не первый, а сотый раз. При этом у него было выражение лица, как у опытного «медвежатника», который на слух определяет, в какую сторону продвинуть или повернуть отмычку. Когда, как мы догадались, проволока во что-то упёрлась, он сделал резкое движение и автомат сработал и полилась порция сиропа, затем разбавляя её газировкой. Мы выпили по стаканчику с удовольствием.
Прошла смена караула. Вова проделал такую же махинацию ещё несколько раз. Если была угроза «спалиться», звучал условный сигнал и мы, делая безмятежное выражение лица, сполоснув стаканчик, просто отходили в сторону – вдруг кто-то сильно хочет попить, бывает душа горит, её тушить нужно.
После очередного перерыва, Вова, стоявший задумчивым, видимо что-то прокручивая у себя в голове, заявил:
— Так дело не пойдёт.
— Что, что случилось, казак, — накинулись все на нашего щедрого угостителя. Мы только в кураж вошли.
— Так дело не пойдёт, мы же не лошади, много воды не выпьем. Будем менять тактику, — выдал Вова, видимо уже зная, что будет делать.
Подозвал меня и дал краткий инструктаж. Почему меня? Это вполне объяснимо. Во-первых, мы с ним не раз ездили на футбольные матчи в Ростов-на-Дону, на стадион СКА, где хозяин, команда СКА кого-то принимала в гостях.
Во-вторых, Вова, единственный, кто составил мне компанию, когда у меня еще не было в Новочеркасске девушки по имени Наташка, ещё около года назад съездить в город Донского казачества, где училась моя двоюродная сестра, её проведать и просто развеяться.
В-третьих, будучи в г. Харькове на практике, он согласился со мной прокатиться по местам «боевой славы» и не только отдать почести памяти местам, где проходили ожесточённые сражения на «Курской дуге», поездкой на электричке в г. Курск, но и дань памяти менее славному моему поступку, когда я провожал девушку Галю в Прохоровку, при том не купив билет, видимо в кармане было пусто или «на авось», а Галя за меня оплатила проезд.
Мы провели в Курске почти сутки, ужинали, как белые люди в ресторане, ночевали в гостинице «Курск» в номере «люкс». И всё для того, чтобы знали наших, чтобы доказать, что мы можем не только краснеть, признаваясь проводнику, что «я студент, денег нет» и показывая вместо документа пропуск на завод ХТЗ. А всё потому, что мы перед этим получили зарплату на заводе и решили прогулять денек-второй, и чтобы практика запомнилась. И она, бесспорно, заполнилась, раз я до сих пор мог бы в подробностях рассказать те события, но сейчас не об этом.
Я должен был вовремя убирать с места под трубкой, из которой изливался сироп в момент переключения автомата на подачу газировки. Вова, в процессе «выкачки» или как мы потом назвали «доения» автомата, на ходу пришёл к тому, что стакан можно не убирать для слива газированной воды в канализацию. И в очередной раз, когда я пытался убрать с наполненным наполовину стаканом с сиропом, остановил мою руку движением и жестом руки и сделал расчётливый повторный запуск автомата.
— Ну, ты, Вова, в натуре маг! – только и смог произнести я с удивлением.
Процесс «доения» автомата пошел быстрее. Напившись до слипания губ сиропа, что после пришлось пить чистую газировку, чтобы убрать эту, ставшую приторной сладость. Возвращались в общагу «навеселе», как будто процесс превращения глюкозы сиропа в этиловый спирт, происходил с применением неизвестного катализатора. Что другое, но все студенты из химии точно вынесли формулу спирта, а если ещё подумать, то и формулу брожения можно было вспомнить:
C6H12O6 – 2C2H5OH + 2CO2.
Кто ещё не забыл химию понимает, что одна молекула глюкозы образует две молекулы спирта и понятно почему, если просчитать атомарный состав. Спирта, по традиции бьют в голову, а углекислый газ, удаляется из организма, вызывая некое ворчание.
Мы были в этот вечер просто шокированы новыми способностями Вовы Усикова, он, оказывается, ко всем своим способностям добавил и подтвердил высокий разряд «дояра», «дояра» автоматов газированной воды, а точнее сказать, сиропа из автоматов.
На другой день уже из нашей компании никого уговаривать не пришлось, добавился ещё Паша комсорг, тоже, человек с потрясаемым юмором, весельчак и часто, организатор различных, совсем не по комсомольской линии, мероприятий. И ещё кто-то или из комнаты Вовы-«дояра», или из «пятиместной» двадцать пятой комнаты, где и проживал сам Паша.
На этот раз мы «губу раскатали» широко, взяли с собой трехлитровый баллон, опустив её в сумку, для маскировки. И была выработана стратегия, по которой мы долго не «светились» на одном месте, а перемещались по всей центральной улице Ленина, от вокзала до гостиницы «Юбилейная», где было наибольшее количество точек с автоматами.
На этот раз «трофейная» банка была доставлена в общагу, не столько для угощения ленивых «собратьев», а в качестве доказательства и упрека – «а вам, слабо?» Но всему, и хорошему тоже когда-то приходит край.
Вова вошёл в кураж, а мы уже обпились, что на сироп смотреть не хотелось. И тогда он привлек в качестве «подельников» кого-то новеньких. И не знаю, как всё же получилось, чей в том был косяк, но это уже не важно. Главное, что Вова «спалился» с поличным.
А дело было, как рассказали, примерно так. Подошли к тем же автоматам в тенистой аллее у клуба им. М. Горького. Видимо, никто и подумать не мог, что опасность их поджидает не от гуляющих по тротуару в этот вечерний час, а оттуда, откуда никто не ожидал. Словно Джин из кувшина, после нескольких удачных воздействий на «соски дойной коровы», из-за автоматов бесшумно вышел с разводным газовым или, как его ещё называют «бобковым» ключом оператор, который уже с ног сбился заправляя аппараты сиропом.
Он ловко ухватил Вову, который так увлёкся своей работой, что и не заметил, что «подельников», как ветром сдуло, при первом дуновении шухера и, конечно, никто из них не смог даже крикнуть Вове, все спасали свои ничтожные душонки, а лучше сказать то, откуда ноги начинают расти.

Мужичок, хоть и не громило, но крепкий и, главное цепкий, надежно удерживал одной рукой за трещавшую уже от упорства Вовы, рубашку, а другую занес над его головой со словами угрозы и ликования:

— Попался, ворюга?!

Хоть и трудно заподозрить нашего супермена Вову в трусости, он таким не был, но от неожиданности, всегда прагматичный или, как мы говорили, «прошаренный» чувак, и представить не мог такой свой косяк, ответил дрожащим голосом:
— Га-га-газировочки хо-хочу!
Мужик даже оторопел от таких слов и послабил хват, чем и воспользовался наш удалой казак из Мартыновского района. Вова свернул за клуб, а там в полутора сотне метров и наша общага.
Смеялись мы долго, но с сочувствием, потому, что наш товарищ пострадал не из-за своей преступных планов, которым рано или поздно всё равно пришёл бы конец, а в основном из-нас, его товарищей и, в первую очередь тех, кто не обеспечил ему надежный тыл.

***
А теперь возвращаюсь к тому, с чего начал знакомство с занятиями по военной подготовке. Комната, в которой жил Вова-«цирюльник» была попросторней нашей, как и другие угловые, она была шире, прямоугольная и посередине комнаты было больше свободного от коек и тумбочек места. Здесь Вова и организовал поголовную стрижку, подобно тому, как стригут новобранцев.
И мне только сейчас пришла в голову мысль, что его способность к стрижке могла быть следствием того, что он из того восточного района области, где, как и в Кашарском, Зимовниковском, Орловском районах, было развито в те годы овцеводство. Возможно, что кто-то из родственников или знакомых показал парню, как стригут овец, а ему понравилось.
Вот примерно так о нас с моим неизменным другом Саней думал подполковник в первый день занятий по «военке» выведя нас к доске по тому поводу, что мы единственные, кто не подчинился требованию подстричься. Он тыкал в нас пальцем и обзывал почему-то «обезьянами», лучше бы «овцами», было бы немного правдивее. А обезьянами обычно называют тех, кто кривляется. Но мы такого не делали. А как хотелось ответил, ох как хотелось ответить этому отставному подполковнику, но… Мы были советскими студентами и наше воспитание, насколько бы мы разбалованы не были, не позволяло это сделать.
Вердикт был таков – к следующему занятию в таком виде нас не допустят.
Ура! Такой клич чуть не вырвался из нашей груди. Мы еще неделю могли «красоваться» со своей шевелюрой и, главное, целых три раза сходить на танцы такими, как нас привыкли видеть. Крайний раз был среда, когда были танцы, а в 8-00 четверга мы должны были быть, как стриженные овцы. И как меня после этого будут узнавать, как Дядю Сашу на тех же танцах, я не представлял. Но об этом думал меньше всего. Главное – неделя впереди наслаждения и приколами над исполнительными товарищами.
Отрывались мы с Саней, как перед смертью. Можно подумать, что в ночь со среды на четверг мы не добровольно пойдём в Вовину цирюльню, а нас поведут, как на расстрел.
Вова уже неделю ходивший без удовлетворения своих духовных потребностей наслаждением от лишения своих товарищей возможности принадлежать в той группе молодежи, для которых мода была желанием не отстать от жизни и не быть тем, на которого тыкали пальцами, лишь потому, что он отличался и одеянием и прической от общей пёстрой толпы.

А выделяться можно было дозволенными, а иногда и не совсем дозволенными способами и методами, поставить себя чем-то отличным и в плане неповторимости, и в плане созвучия с оценкой «отлично». Быть лучшим – это не совсем то, что и носить суперскую обувь на неимоверно «крутой» платформе и не «самопалок», а заводскую. И даже не красивой, кудрявой, как у меня причёской, не бигудям благодаря, а подарку Создателя, а то, что он вложил в мою душу, в моё создание, в мои умения общаться, принимать решения и другого, что замечают во вторую очередь, но что становится во главу угла потом.
Вова всю неделю нас доставал, не давая прохода, даже угрожал, что, если не успеем до 22 часов, он ложится спать и подстригать не станет ночью. Нужно было знать Вову хорошо, чтобы понять, что он блефует. В жизни не упустит возможность обкарнать нас, даже если среди ночи его разбудим.
Когда нас с Вовой вместе напёрли ночью, из-за того, что его «домочадцы» уже отдыхали, а мы только заявились после танцев и провожаний девушек после их, пришлось идти в нашу более тесную комнату. Одна просьба была Вове высказана – «не шинкуй волос, срезай, по возможности подлиннее».
Для цирюльника, просьба клиента – закон. Все волосы собрали в пакеты аккуратно и мечтали заказать себе парики. По 19 лет уже было, а мы, как дети наивные, Боже мой. Но смотреть в зеркало было не только непривычно, смешно. Один только человек торжествовал по-настоящему и от души. Это был «хиромант», «ворожей», «дояр» и конечно, классный цирюльник. Возможно, тогда я уже подумал, а чем я хуже. И последние, почти 40 лет подстригаюсь сам. При том, мне и зеркало практически не нужно, стригусь на ощупь. Да и не только это ремесло освоил, не считая своей основной и главной специальности.
Не беря вообще себя во внимание, скажу, что поговорка «талантливый человек талантлив во всём» права. Я этим неоднократно сталкивался. Видимо, так Богу угодно, а кому-то даже обидно, что одному всё, а другому, к сожалению «дырочка от бублика». Вот так и герой повести, а по сути, простой парень, которых тысячи и тысячи, а вот повезёт ли их в жизни встретить или нет, вот в чём вопрос.

Продолжение следует.

Предыдущие главы 11, 12 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-1-djadj...