Камбала. Часть 2. Камбала. Глава 1.

Часть вторая. Камбала

Глава I. Учебка

Всех призывников уже тогда, как и сейчас свозили в областной призывной пункт в г. Батайске, откуда и производилось распределение по родам вооруженных сил и частям всего великого Союза. Здесь призывники проходили контрольную, самую строгую медицинскую комиссию. Иногда было, что она браковала по здоровью призывников и их отправляли домой или до того, как результаты осмотра будут в пределах нормативов и призывник мог быть призван уже в следующем призыве, через полгода. Как смог Саня Ганшин обмануть эту комиссию через 2-3 дня после меня, не знаю, но прошёл как-то.

Первый день, как правило доедали припасы из дома, которые разрешили с собой взять, при условии того, что будут в течение кратчайшего срока «уничтожены» по назначению. Давились домашними курочками и копчёностями от души. Кто-то разнюхал и передал через забор деньги, что ему принесли спиртного. Кого ловили, кому удавалось и здесь «догнаться». Большую часть первого дня провели на лавках, расположенных в ряд в виде аллеи. Вызывали периодически то одну, то другую команду, кроме медкомиссии, в баню, где также и подвергали «зверской» дезинфекции всей одежды. Тогда ещё не переодевали в солдатскую робу, как сейчас и до места назначения мы ехали в гражданской одежде.

Одну ночь переночевали на нарах в казарме, второй день пошёл. За кем-то приезжали «покупатели», т.е. представители тех войск и частей, куда требовалось пополнение и постоянно происходила перекличка и сбор призывников по командам. Одни не задерживались и суток, другие «куковали» по два-три дня, ждали своей участи. Наш состав поезда сформировали к концу второго дня пребывания. И, когда мы уже собрались в казарме приземляться на нары, прозвучала команда строиться.

Строем повели на вокзал и распределили по вагонам. В каждом вагоне был старший по вагону, военнослужащий. Переходы между вагонами замыкались и всякое движение было запрещено. Поезд шёл в сторону Краснодара. Утром в Краснодаре к нам присоединили еще несколько вагонов и состав направился в сторону Крыма. Переправа через Керченский пролив на пароме была интересным событием, возможно ещё и потому, что на пароме я переправлялся первый раз в жизни. Ещё много чего мне придётся делать впервые и не всё то, что придётся мне делать впервые будет нравиться.

Нас уже везли по живописным местам Крыма, Керчь, Симферополь. Я ещё не знал, что мой земляк, которого я провожал на два дня раньше до моих проводов, попал в войска химзащиты именно в Симферополь. А мы направлялись в славный город Севастополь, город морской славы и доблести.

Правда, первый же отзыв передаваемого матросского фольклора гласил – «Севастополь – город камней, бля… й и бескозырок», хоть и грубовато, но правильно. И раз я уже затронул эту тему, то первое знакомство с городом было при выходе строем за территорию 11 Учебного отряда подводного плавания, куда я был определён в качестве курсанта в 7-ю учебную роту мотористов, мы выходили на ул. Героев Севастополя, которая направо поднималась мимо памятника матросу Кошки и учебного отряда надводного плавания в сторону мемориального комплекса Малахов Курган, мы сворачивали налево и шли по булыжной мостовой вниз к Южной бухте.

Здесь, кроме причаленных к пирсам подводных лодок были установлены учебные суда и другие сооружения для отработки учебных задач по отработке умений использования спасательным изолирующим снаряжением подводников ИСП-60 и испытания в барокамере на различную величину избыточного давления от одной до 10 атм.

Что я смог отличительного заметить при первых же переходах, так это было то, что я с удивлением отметил, что такого количества женщин-водителей такси я до этого нигде не видел. Это меня удивило даже больше, чем то, что видел в г. Новочеркасске – несметное количество автомобилей уходящей эпохи «Москвич-401».

Но это я далековато скакнул по времени. С чего же всё начиналось? Старшина учебной роты выдал нам обмундирование. Помещение, где располагалась рота, располагалось на втором этаже здания. При входе, слева располагалась баталерка, где хранились личные вещи, т.е. одежда и обувь, предусмотренная для различных времен года по формам от №1 до №6 и оружейная комната. Справа расположены были умывальное и туалетное помещения. Дальше было спальное помещение, где стояли в два ряда и в два яруса кровати. Я выбрал себе кровать на нижнем ярусе слева, напротив окон, выходящих на север, с видом на плац и строения, которые для меня пока были загадкой.

Конечно, режим, распорядок напрягали, хотя я, в отличие от этих «желторотых» пацанов, на пару лет был старше и жизнь чуток больше меня закалила, чем их, «закалкой в нескольких средах». «Чем она лучше от закалки в воде?» —спросит читатель. То, что подвергается закалке имеет предпочтительнее внутреннюю структуру, чем после закалки в одной среде или в воде, «оно» становится хрупким и от нагрузки может лопнуть, «не прогнётся» ни на микрон.

Первые дни казарма запахами походила на парфюмерную фабрику, выпускающую самые дешевые одеколоны, зубную пасту и ваксу для обуви. Почему? Так, без проблем, «как два пальца об асфальт» на раскаленном от жары плацу, так и тут в то время, когда ближе к отбою наступало «личное время», начинала работать пивнушка под названием «У парфюмера». Это ещё что, вот лето будет к июлю склоняться, тогда посмотрим, как будут пальцы эти драить палубу. Да, пора привыкать к терминологии морской. Обрез, «машку» в руки и гальюн драить. Обрез – тазик, «машка» — швабра, гальюн – на корабле гальюн и в казарме гальюн. «Привыкай, салага!» — это я сам себе, чтобы хорошо «дошло через руки то, что через голову не доходило».

Но всё по порядку. Почему парфюмерную фабрику напоминала казарма? Как бы вам объяснить не просто, чтобы вы не обиделись, что я вам разжёвываю, как непонятливым, не говоря уже об эрудиции, Боже упаси. А если замудрённо, запудрено, с выпендрежом говорить, то найдутся те, кто осудит словами: «Ну и нафиг «выёживаться? Шо, такый умный, чи шо?»

Попробую найти «золотую середину». Вы знаете способы варки яиц, особенно свежих, чтобы они хорошо потом чистились? В холодную воду? Чушь. Вот как-то моя бабушка, услышала такое, что яйца нужно окунать в холодную воду, чтобы они хорошо чистились и, видимо, что-то упустила. Короче, захожу я в кухню, когда находился «в свободном полёте» между институтом и службой, вижу бабулечка моя берёт куриные яйца, опускает в миску с водой, перелаживает затем в столовую ложку и опускает яйцо аккуратно в кипящую в кастрюльке воду. Я постоял и понаблюдал. Процесс повторялся до тех пор, пока, все, приготовленные в варке яйца не оказались в кипятке, но предварительно окунались в холодную воду.

— Ба, а Вы «закаляете» яйца, только как-то не так, как я по металловедению учил, — удивился я.

— Мине умни люды подсказали. Вот попробую. А-то яйца куры не успевают нести, та и хтось их в магазин, наверно сдае, там же за десяток 67 копеек дают, если два десятка, то и на бутылку хватит, да?

— Да, бабуль! И на закусь останется.

— Ну я и смотрю, шо це, в сидалах яйца не задерживаются. Чую, закудахтала курыца, иду – снимаю, ище тёпле яйцо.

— Може, крысы, ба, тягают?

— Та и крысы, токи на двух ногах, «крысятники».

Да, Бог с ней, бабушка уже девятый десяток шёл. А вот другой метод я вам подскажу. Когда вода закипела, перед тем как покласть яйца, капаете 3-5 капель одеколона, лучше «Тройного» или «Кармена», но после «Тройного» яйца в три раза лучше чистятся. Ну, как вам мой рецепт? Я и же об этом. Супер! Да, чуть не забыл, с дозировкой осторожно, а-то и вовсе скорлупки могут раствориться, потом удовольствия не получаешь от процесса очистки яйца. Отец мой говорил: «Яйцо съесть – нужно умом снесть». Во, как! Учитесь у человека с незаконченным, но всё же высшим образованием. А это, я вам скажу, много значит. И вы потом сами убедитесь, если с одного раза не убедил.

Так, вот. Как только время ближе к отбою, бегут вчерашние пацаны, а сегодняшние курсанты в бытовые комнаты, туалет и умывально-обмывальные процедуры принимать и, как обросшие за день кругом щетиной, станок с собой, одеколон, лосьон иногда или ещё что из косметических средств в полотенце завернутые прут. «Красота требует жертв» — не я первый сказал.

— Бушь? – спрашивает меня сосед по койке с верху, Саня из Одессы.

— Не, спасибо, я не брился ещё, да и у меня есть «Ландыш».

— Ты, чё?! Это же вещь! Огуречный лосьон, лучше не придумаешь, — не унимался Саня.

— Да, не нужно, вдруг аллергия, я им никогда не пользовался.

— Какая аллергия, тезка? Я тебе, чё, мазать предлагаю? Вмазать! Будешь? Пока предлагаю, а то любителей хватает.

— Ты, чё? – мне дошло, что братуха предлагал мне бухнуть.

— Всё ж лучше, чем вон, смотри, сколько флаконов из-под «тройчатки» и «Шипра» в кандейке наставлено. А тут и догонишься и закусь сразу и не придерешься, огурцом пахнет.

Поясню сразу, что кандейка, это ёмкость повыше обреза, т.е. не укороченная обрезанием – ведро, высокая банка, небольшой бачок и пр.

И мне только сейчас дошло, что это «пёстрое» ароматное зловоние было даже не столько от, как правило пустых и часто закрытых на пробки флаконов, а «перегар» от тех, кто уже успел «принять на грудь». Что было после того, как любители парфюма начали ходить в туалет. Утром можно было проводить учения по ГО, без применения слабо действующих отравляющих веществ. Когда мы и «сильнодействующие» уже на себе испытали и ничего, не берёт.

Вы спросите, что и ничего не было? Ну, как так ничего? А учения по «отбою-подъёму» — это разве ничего? А драить палубу и всё подряд, чтобы блистало, «как у кота» то, что между ног. На флоте должен быть флотский порядок. Правильно? И я говорю – правильно.

Вот только тут не принято сдавать своих товарищей для того, чтобы тебя не трогали, и чтобы наказание понёс только провинившийся. Так ни-зя! Хотя, вшивость, она проявляется и в здоровом стаде, если одна из овец заразилась этой гадость где-то в той «овчарне», где её не обрабатывал нужным способом овчар.

Вот и пришло время познакомить вас с командованием, которые стали на несколько месяцев, в зависимости от воинской специальности, от 5 до 8-минашими и отцами, и матерями. Если кто-то спросит, а почему сейчас на подводных лодках срочники не служат, то ответ сам-собой напросился — а, когда же они будут служить, если срок определен одним годом?

Командиром 11 учебного отряда подводного плавания был у нас капитан 1-го ранга Иванов. Командир части, в которую и входила наша рота курсантов, обучающимся по специальностям электромеханической боевой части БЧ-5: мотористы, электрики, трюмные был капитан 3-го ранга Броншнейн, заместитель командира части по политической части являлся капитан-лейтенант Осипов О.А. Далее, чтобы не заниматься излишней тавтологией, просто назову тех еще командиров, которые с нами «нянчились» больше всех, мичман Копылов, старшины 1-й статьи Шульга, «второстатейный» старшина Коломиец – непосредственно мой комвзвода и третий старшина, которого я к сожалению, а может и к счастью не запомнил. Видимо ничем ни хорошим, ни плохим не отметился, в отличие от названных.

Больше всех, как мы говорили «зверствовал» Шульга. Этот «первостатейник» был, пожалуй, чуть ниже меня ростом или так, мне казалось, и это, скорее всего было вот из-за чего. Когда он кричал на нас до хрипоты осипшим голосом, голосовые связки дрожали, и он так вкладывался в команды, что плечи значительно выпирались вперёд, что было даже «антиподом» строевого командира и голова как-то одновременно опускалась ниже из-за того, что втягивалась, «привязанная» как будто к плечам, как японская игрушка с качающейся головой.

Он при этом становился еще ниже, но от того не был менее грозным. Даже казалось, что он, как удав сейчас выбросит голову и проглотит всех, кто ему попадётся в тот момент на пути. По имени его, конечно не звали, не положено, даже в разговоре между собой звучало только Шульга, Шульга. Справедливости ради, то часто даже было за что и, если не было за что, всё равно, «чтобы служба мёдом не казалась», однозначно, нужно было.

И он, я вам скажу справлялся с этой задачей на 120%. Строгость, чистота в кубрике (я начинаю понемногу добавлять термины из морского лексикона, в большинстве своем общепринятые на флоте), опрятность заправки коек, порядок в тумбочках – это в основном его заслуга. И, опять же, как не наказать всю роту, не взирая на то, кто виновен, за открытие «цирюльни» с применением избыточного количества парфюма не по назначению.

Наказание последовало незамедлительно – «под ноль» всем. Кто-то засмеётся, ведь, итак, все лысые были, полмесяца, максимум, как призваны. «Ого! — скажу я вам, — вы заросли, братцы».

— Побрить всем головы! – звучал приказ.

Вот теперь, когда мы друг другу резали головы, уже изрядно подтупленными лезвиями, дезинфицировать порезы нечем было, всё выпили, практически. У кого не успели «спионерить» флаконы, мы прятали, где только возможно.

Старшина 2-й статьи Коломиец был моим земляком, судя по тем меркам, сколько от Севастополя до Боковского района моей области и между моим селом и его родиной – разов в пять ближе, чем сюда в южный крымский город, где расположена главная военно-морская база Черноморского флота. Он был родом из донских казачьих районов области. Возможно, и потому поставил командиром отделения в моем отделении Лёху, который был тоже казаком и примерно из тех же мест, что и Николай Коломиец. Старшина был, в отличие от Шульги спокойнее, сдержаннее, высокий, стройный, с хорошей выправкой и мягким, хоть и командным голосом. Когда узнал, что у меня незаконченное высшее образование, немного на военной кафедре даже пришлось промаршировать, он как-то в редкой откровенной беседе предложил мне стать командиром отделения.

— Не моё это, товарищ старшина 2-й статьи, — по уставу ответил я, — не получится у меня командира, — добавил, вспомнив неудачную попытку стать военным офицером.

А вот Леха, просто рвал, как молодой жеребец из-под себя почву. Он был моего года, как и старшина Коломиец, успел окончить какой-то техникум сельскохозяйственный, то ли в г. Шахтах, то ли в Новочеркасске, жениться на последнем курсе и, как признался, они с женой ждали ребёнка. Был он, в отличие от меня, выше ростом, но незначительно, поплотней комплекцией, носил рыжие усы и свою цель вовсе не скрывал, он хотел после окончания учебки, проявив себя, остаться служить здесь, чтобы не попасть на действующие корабли флота. Возможно, что это был своеобразный инстинкт самосохранения. Вдруг чего, а с как жена с ребенком и без кормильца. Это уже мои, конечно домыслы.

Что касается общения с теми, с кем пришлось делить «тяготы и лишения», то могу с чистой совестью сказать, сходился легко и непринуждённо. У меня душа была открыта для всех, не было на ней тёмный от грязи пятен и скрывать что-то я не собирался, был общителен и, при необходимости мог разговорить даже «затворников».

Мою неординарность и большие успехи в изучении специальных дисциплин и особенно на политзанятиях не могли остаться не заметными, в первую очередь замполитом Осиповым. Как-то после занятий, он попросил меня остаться, приказав командиру взвода:

— Ведите курсантов в казарму, курсант Иванченко останется со мной. Затем прибудет в расположение самостоятельно.

— Есть, тов кап…лей! – глотая буквы слов, отрапортовал старшина Коломиец и дал команду строиться «в колону по три».

— Я вот по какому вопросу попросил тебя, Саша, остаться, — как-то не по уставу, тепло и по-домашнему начал Олег Алексеевич.

Посмотрев в мои глаза пристально, в ожидании того, будто из них, как из объектива фотокамеры «птичка должна вылететь». Но этого, естественно, не произошло. Я выдержал испытывающий взгляд, у меня, пока перед замполитом «косяков» не числилось, успевал на «отлично», нарушений дисциплины и устава не было.

— Мне нужен помощник, мой заместитель по взводу, согласен быть заместителем замполита?

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант! – почти без раздумий и пытаясь, как требовал устав, прижать руки «по швам», принял стойку, как при команде «смирно» и чётко ответил, подумав «забавно, зам зама».

Замполит, одобрительно похлопал по плечу, улыбнулся и пригласил присесть в учебном классе на стул, придвинутый к первому, сразу за преподавательским, столу, за которым, как правило сидели те курсанты, которые желали выслуживаться, «намозолив» глаза командованию и в первую очередь преподавателям. Сам занял привычное место за столом напротив.

— Твои обязанности будут заключаться в том, что ты будешь частично освобождён от уборочно-хозяйственных работ в казарме и на территории, но при этом тебе вменяется в обязанность подготовка учебного класса к политическим занятиям. Ты будешь обязан перед началом занятий развешивать политическую карту мира на доску, разлаживать первоисточники классиков марксизма-ленинизма или материалов съездов, речи генсека, но об этом я подробнее потом расскажу и дам план занятий, а ты определишься, с первоисточниками для конспектирования, в первую очередь. Ты же изучал историю КПСС и философию в институте?

— Конечно! – довольный тому, что меня окунают в привычный некогда учебный процесс, как рыбу в воду, опомнившись, добавил, — виноват, товарищ капитан! Так точно! Изучал. У нас лекции читал по истории КПСС доцент Леонтьев, участник войны, слух на войне из-за контузий и ранений потерял. Мы могли на лекциях шуметь, как угодно – он не слышал. А цитаты без конспекта давал и указывал даже из какого тома В.И. Ленина или другого классика, с указанием страницы. Вот память была у него… Простите! Виноват!

— Ничего страшного. Расслабься, — улыбаясь моим воспоминаниям, замполит спросил, — согласен? Справишься?

— Так точно! Будьте уверены, справлюсь.

— Вот и договорились. Я дам команду, чтобы тебя в нужное время, за полчаса до занятий будут отпускать. И, если будешь готовить политинформацию для сообщения насущных тем и событий в мире, то и в другое время можешь воспользоваться учебным классом для подготовки. Только не злоупотреблять моим доверием.

— Нет, не буду, — уже по-простому, по-человечески ответил Олегу Алексеевичу, — я согласен. Разрешите идти?!

— Идите, курсант! – улыбаясь мне вдогонку с пониманием того, что я не подведу.

Мы обживались в учебном отряде. Кроме изучения уставов, политзанятий, занимались строевой подготовкой, изучали устройство подводной лодки, проводили занятия и тренировке по БЗЖ (борьба за живучесть) и конечно, дизели. Из всего, что я перечислил, только устройство ПЛ и знания с практическими навыками по борьбе за живучесть мне приходилось узнавать что-то новое, досель неизвестное, а остальное никакого труда не представляло.

Знакомясь ближе с теми, с кем связала судьба, начинал понимать, что дураков, в прямом смысле, на флот не берут. Этот вывод я сделал из того, что более трети из состава взвода тех же курсантов-мотористов были призваны или после окончания техникума, или мореходного училища, а также каких-либо курсов при военкоматах. Остальные имели полное среднее образование.

Только двоих я знал тех, кто не имел 10-летки: первый после 8-ми классов окончил курсы трактористов и успел поработать, как и я, но не в колхозы, а в леспромхозе, а Михаил Вартанян, армянин из краснодарского края, окончив курсы поваров, поработать успел даже в кафе и неплохо зарабатывал, по его рассказам, но не признался здесь, иначе бы он сейчас был в другой роте и учился готовить не суп харчо и шашлыки для гражданских любителей армянской кухни, а для всего учебного отряда №11 в г. Севастополе макароны по-флотски. Он не хотел париться в прямом смысле.

— Приду со службы, меня дядя обещал в хороший ресторан устроить на работу по знакомству. Готовить «мамалыгу» в 200-литровых котлах – это не моё, никакой фантазии и творчества не нужно, а все три года стоять в душной кухне камбуза – увольте, не хочу. Лучше буду мотористом.

— Миша, а может передумаешь, станешь через годик начальником камбуза вместо мичмана Кушмира, он уже всех достал своей посудомойкой. Прошлый раз, когда на кухню взвод заступал, ты картошку чистил? Повезло, а я на посудомойку попал. Так он, гад, трижды нас с одесситом миски заставлял перемывать – «жирные, — говорит, пробуя своей толстой волосатой рукой «задницы» мисок, пытаясь их поднять за эти самые «задницы», — жирные, перемывайте, караси поганые!» Это не мы караси поганые, а он морской ёж тогда, нет, лучше пусть будет ядовитым иглобрюхом – вот его истинное лицо.

После этих моих характеристик начальника камбуза, вотчина которого, по злому стечению обстоятельств находилась как раз под нашей ротой, на первом этаже, с входом с тыльной стороны, ему точно икнуться должно было. Но больше всего Мишу рассмешили не названия диковинных морских рыб шаровидной формы, которой они достигали, для придания себе пугающего вида перед противниками, раздувая свои внутренние полости газами или специфическими жидкостями, а то, как я изобразил его, раздув до вылупа очей щеки и прислонив к груди растопыренные пальцы, изображающие одновременно и морского ежа и пальцы мичмана, при проверке алюминиевых мисок на чистоту. По его мнению, обезжиренная, тщательно вымытая миска сама должна прилипать к его пальцам и пальцы не должны скользить по ней. Но скольжение же зависело от силы прижатия его пальцев, увеличивающих силу трения. Мы же в институтах учились, не в кулинарном техникуме, которые для него были, что для Марса Плутон.

А потом посмотрев на закатывающего от смеха Мишу и серьёзно сказал:

— А из тебя мичману хорошая замена получится: и рука также пухлая и волосатая, и есть явные признаки процесса «вздутия», одного только не хватает…

Я резко умолк, а Миша, перестал смеяться и настороженно спросил:

— Чего не хватает?

— Обрезания! – не задумываясь, как отрезал, ответил я и при этом движением показал, как бы я ему это делал.

Ой, братцы, я чуть не пожалел, что это сказал. Он бросился за мной, но догнать не сумел, а почему, я попробую объяснить. Всё это происходило не в казарме, не в курилке и не столом для приёма пищи на камбузе, а в потаённом месте, выдавать которое, в случае крика и преследования меня, с целью проучить «за язык» принесло бы обоим большие неприятности.

Мы уже знали все окрестности и расположения объектов на территории. Лучше всего, конечно, знали то, что было почти под носом. За нашей казармой в 20 метрах, чуть наискось от входа в зал для приема пищи камбуза, находился объект «Х», о котором я чуть позже расскажу подробно. Еще глубже, если уходить от камбуза и одновременно от объекта «Х» находился учебный корпус, где мы проходили практические занятия по устройству судовых дизелей и затем, позже отрабатывали запуск, обслуживание и остановку дизеля. Когда там работали дизели, было, конечно, очень шумно.

Еще дальше, в самом конце территории учебного отряда, если смотреть по отношению к въездным воротам и КПП, объект – огороженный колючей проволокой и со сторожевой вышкой внутри склад ГСМ, где хранились в больших наземных емкостях топлива и масла, в первую очередь для работы учебных двигателей, а может быть и наоборот, во вторую, а в первую очередь для заправки автомобилей, расположенных в боксах гаражей также по периметру территории, если двигаться по часовой стрелке. Но между складом ГСМ и гаражами, незаметный со стороны был бассейн с 25-метровой водной дорожкой, обнесенный высокой металлической сеткой. Туда попасть было даже трудней, чем на тот же склад ГСМ.

Но кому-то посчастливилось служить здесь, обслуживая оборудование бассейна. В июньскую или июльскую жару лучше даже заниматься уборкой у воды, чем стирать подошвы «гамнодавов» на раскалённом плацу. Пришло время объяснить, что я имел ввиду назвал как-то не совсем прилично. Но из песни слов не утаишь, так мы называли «гады», хорошо скажу еще по-другому – «прогары» — теперь понятно? Это все названия одной и той же обуви — ботинок матросских, юфтевых или хромовых, выдаваемых в качестве обуви для рабочих форм одежды.

Что слева от казармы располагался большой строевой плац, я уже говорил. За ним, по диагонали от расположения нашей роты, был учебный корпус. Параллельно нашей казарме, но за плацем и ниже еще были казармы других рот, и санчасть.

А теперь хочу возвратиться к таинственному объекту «Х». С ним мы познакомились еще тогда, когда нас переодевали в форменную одежду и все, кто не отправлял гражданскую одежду домой, а таких было большинство, так как старались одеваться так дома, чтобы не жалко было с ней расстаться, мы её сбрасывали здесь. Дело в том, что весь город Севастополь расположен большей частью на возвышенности, по отношению к морской акватории и трудно было найти каких-нибудь площадок с идеально ровной в горизонтальной плоскости поверхностью, если она не выполнена с применением технический средств, планированием. Здесь также, сразу за нашей казармой с камбузом начиналось возвышение, в которое как бы врезалось сооружение, длиной не менее 30 метров и шириной около 12-15. От основания стены возвышались метров на шесть. Сверху этот «бункер» был укрыт пологой крышей, с уклоном от нашей казармы в сторону учебного корпуса и других зданий, включая и штабное здание. Входом в этот «бункер», представляющий собой полуподвальное помещение, были большие металлические двухстворчатые ворота. От поверхности кручи до крыши со стороны нашей казармы можно было дотянуться рукой.

Если подняться на эту кручу под самую вершину, открывался замечательный вид, было видно практически всё. Это была, пожалуй, самая высокая точка на территории учебного отряда, не считая верхних этажей нашей казармы, которая также располагалась на возвышенности. А, если присесть или того лучше прилечь на теплой, прогретой южным жарким солнцем каменистую почву, долго остывающей даже ночью, то увидеть тебя ни откуда будет невозможно. Идеальное место для игры в прятки. Но, если застукают здесь, то и убегать уже некуда.

Не знаю, кому первому пришла такая идея, скорее всего, Сане одесситу, с которым я кентовался и не только потому, что мы спали рядом, если судить по вертикали, но и потому, что он был приколистом, а оно заключалось в том, чтобы разведать несметные «сокровища» этого бункера. А то, что говорят, что все одесситы таковы, я могу не согласиться, потому что второй одессит, по национальности болгарин, Степан, был в противоположно Сане, больше молчуном и более серьёзным парнем.

Как-бы-то не было, но я оказался среди тех «морских пиратов», которые смогли пробраться внутрь. Для этого нам пришлось немного поработать физически, с применением подручных средств, типа куска металлической пластины, арматуры или ещё чего, которые мы использовали, как инструмент для разборки верхнего ряда камней, из которых были сложены стены. Нас интересовала та часть, на которую опиралась сама скатная крыша. Мы проделали небольшой лаз, чтобы было в него пролезть. Все немалое пространство бункера было завалено не сокровищами, о которых мы, хоть и в шутку, мечтали, а всяким хламьём: кроватями, старыми тумбочками, шкафами, сломанным инвентарём и исправным, который находился в близости от входных ворот. Там же вблизи ворот, но изнутри, конечно, была огромная куча ветоши, которая еще недавно была нашей одеждой, а теперь с помощью её мы моем в помещениях, чистим оружие и т.п.

Спуститься туда даже было проблемно, так как нужно было спрыгивать сверху с приличной высоты и не просто, а на этот хлам внизу. Но и здесь не нужно было применять все инженерные знания, которые, хоть ещё в виде зачатков, но присутствовали в моей голове, один курсовой проект по ТММ чего стоил. Ни много ни мало, а вот к тому, что я сидел здесь на этом косогоре и планировал авантюрный план, ТММ имело самое прямое отношение. Ну, Бог с ним. Думать нужно.

Вот, ещё будучи студентом бытовал у нас такой поучительный анекдот, ну и раз я вспомнил о нём, то придётся рассказать или меня правильно не поймут в противном случае. И так, необитаемый остров. Бродят по нём двое, обезьяна и попавших туда, неведомо как студент. Обезьяна притомилась, кушать хочется, видит дерево и на нём бананы висят, но высоко. Прыгала, прыгала – не достать.

Села обезьяна под дерево, почесала бестолковку: «Думай, обезьяна, думай!» Вскочила сияющая, нашла палку, сбила бананы, наелась и пошла довольная.

Идет изнеможденный студент, видит бананы висят. Прыгал, прыгал – ни как. Сел и думает: «Думай, студент, думай…» Потом вскочил на ноги и произнёс:

— Чё там думать? Прыгать надо! Кушать очень хочется.

Вот и весь сказ.

А, если честно, ну что тут сложного: нужно туда опуститься, а оттуда подняться. Только, чтобы не получилось, как в другом анекдоте, когда мужик залез высоко на дерево, а слезть страшно. Просит помощи. Идут два колдыря:

— Во, гля, а мы третьего ищем, будешь?

— Буду, буду! Только снимите.

Мужики нашли верёвку, вспомнив, что недавно одного чудака пришлось из колодца вытягивать, закинули один конец тому, что на дереве был:

— Держи!

— Держу! – отозвался мужик с дерева.

— На раз-два и…

Сдёрнули мужика с дерева, только он пить не захотел.

Сделали вывод из рассказанных мной анекдотов и решили, что нужно подготовиться.

В другой раз, уже подготовленные, мы вдвоём спустили третьего. Тот соорудил баррикады, взгромоздившись на кои, можно было вернуться обратно. Потом спустились все и соорудили надежную конструкцию, одновременно забаррикадировав, как можно хаотично её со входа, создав естественный бардак. Благо, «строительного» материала было в избытке. Там скрутили, там связали, там перекрыли, подставили.

Вторым делом стало сооружение непосредственно «бункера», с таким условием, чтобы мы могли видеть всё в округе, через щели над створками ворот проход вдоль нашей казармы от самого входа до камбуза, из которого, даже здесь слышались запахи и можно было определить, что готовится. Лучше всех это умел делать Миша Вартанян и хуже всех у него получалось выбираться обратно. Потому, после второго спуска в бункер, ему было отказано, «закрыта виза» на очередное погружение в мир «кайфа». Он, если и кайфовал, то только «на атасе» сверху, прислонившись спиной к стене бункера.

Вот и замкнулся первый описательный круг, замкнувшийся своим началом от беседы с Мишей поваром и обсуждении начальника камбуза до того же Миши, который, если имел желание «шлангануть» от физзарядки или какого-то скучного мероприятия, оставшись незаметным для руководителей тех же мероприятий.

Человек ко всему привыкает. Привыкали и мы, обживались, находили методы, как увильнуть, при возможности. А порой в поте лица даже показывая пример самоотверженного труда. Как «масть ляжет». Ну, а к теме бункера я ещё возвращусь чуть позже, а сейчас, чтобы не набивать оскомину, отложу накопившиеся мысли, в виде «полуфабриката», оставив, как вино «на отстой», чтобы осадок мути выпал, и можно было насладиться в большей степени, чем от сумбурности рассказа, несколько более или менее отшлифованным и стройным, по максимуму правдивым, и точным в хронометрической последовательности событий, рассказом о ничем не отличающейся от судеб многих тысяч и тысяч других курсантов жизни.