Камбала. Часть 4. Метаморфоз. Глава 4.

Глава IV. Метаморфоз

У меня ещё с институтских лет прижилась и осталась на всю жизнь привычка включать «внутренние часы». Я не знаю, как работает этот весь биологический механизм, но он меня практически никогда не подводил. Я мог «завести» эти самые мифические часы от нескольких минут, от 10-15 до нескольких часов 2, 4, 7 и не важно, как я буду это делать, но существовало два основных метода. Первый метод заключался в том, что я запоминал в какое время мне нужно было проснуться, при этом я зрительно представлял положение часовой и минутной стрелки, при которой должен «включиться» организм в бодрствующее состояние. Второй метод отличался лишь тем, что я не представлял циферблата, а внушал себе несколько раз, делая про себя повторение количества минут или часов, которое я должен спать до пробуждения.

Идя по коридору, я уже «включал» для себя таким образом свой «внутренний будильник». Александр Павлович уже не спал, брился своей электробритвой перед маленьким зеркальцем на чехле для бритвы.

— О, пропавший гуляка явился. Мы хотели с утра в розыск подавать.

— Всё нормально, Павлович. Вы Толяну передайте, я сегодня на работу не ходок, пусть сам, если хочет идёт. А у вас как с Колей ладится работа?

— Да не очень. Он, хоть и моложе намного, но такой медлительный. Бог дал мне партнёра.

— Александр Павлович, а вы не знаете, что сделать нужно? Скажите ему на полном серьёзе, что напишу домой, когда письмо будете писать, что он загулял тут, по бабам каждый день бегает. А для пущей убедительности скажите, что я его сблатовал. Он мнительный парень поверит. Только не говорите, что его жене, а своей отпишите, а бабы же больше двух дней не вытерпят, чтоб не растрезвонить на всё Крюково. Если не хочет того, пусть шустрит получше. Я спать. Скажете, пусть мужики не будят. Я сам поднимусь, когда нужно будет.

Я спал и где-то далеко слышал приглушённый, как пропущенный вместо выхлопных газов через автомобильный глушитель разговор в комнате, а потом настала тишина, вот она была хлеще, чем звон церковных колоколов. Спать хотелось, но «часовой механизм» уже запустил привод век и начал проворачивать «без запуска пока» разум, дыхание стало чаще и ритмичнее, я открыл глаза и посмотрел на часы – 7-52 они показывали. «Скорее всего эти часы спешат на пару минут, чем мои «внутренние» биологические», — подумал я и, не валясь, резко поднялся.

На этот раз потратил больше времени на чистку зубов, после того, что мне пришлось вчера дегустировать, это было необходимо, умылся и быстро переоделся. Глянул в зеркало – красавчик!

— Доброе утро всем! – подходя к посту вахтёра, довольно громко произнёс, чтобы, как минимум одна из двоих обратила на меня внимание, та, которая сменялась.

— Доброго утра и вам! – ответила женщина, которая принимала нас в первый день. А, что это ты сегодня со всеми не пошёл на завод?

— Я в ночную работал. У меня было особое задание и его необходимо было начать не раньше и не позже тогда, когда сойдутся две звезды, название назвать не могу – секрет, одна из созвездия Рак, а вторая из созвездия Рыб. А закончил ровно в момент появления на небосводе Венеры.

В конце повествования подмигнул Танюше. Та заулыбалась и отвернулась, видимо ей был больше понятен смысл моих таинственных слов, чем Вере Николаевне, которая заступала на сутки. Не мешая процедуре передачи смены, я вышел на улицу, присел на скамью, что располагалась слева от входа, закурил, щурясь от яркого утреннего солнца, слепившего глаза.

Минут через десять вышла Таня с дамской сумочкой в руках и нарядном платье. На работе на неё было другое, видимо переоделась. Она остановилась рядом со скамьёй и улыбаясь спросила:

— Не передумал? Тогда пошли, я уже свободна.

— …, как птица в полёте?!

— Почти!

Я быстро вскочил на ноги, и мы пошли по тротуару к ближайшей автобусной остановке, она же была и крайней на этом маршруте. Мы вошли в автобус и, хотя были свободные места, остановились на задней площадке, держась за поручни и смотря друг другу в глаза.

— Пойдём, присядем. Ехать прилично нужно, ноги устанут.

Присели рядом на одном из задних двойных кресел. Я по старой привычке изучал маршрут, мы молчали. Вот уже проехали ту остановку, где мы выходили шумной компанией, дальше я пока что ещё ни разу не ездил.

Таня, заметив, что я внимательно слежу за маршрутом, спросила:

— Знакомые места?

— Нет, никогда ещё раньше не был.

— А нашу не проедешь, она крайняя на маршруте.

— Далековато, если пешком придётся, — забывшись, вслух произнёс то, что хотел просто подумать.

— Ты о чём?

— Да, говорю, далеко, если опоздаешь на последний автобус пешком идти.

— Зачем идти, есть же такси. У нас, хоть и небольшой, но город всё-таки, не деревня.

Автобус сделал круг «почёта» вокруг разбитой между двумя сторонами проезжей части большой клумбы со цветами и остановился на остановке. Мы вышли и перешли улицу в противоположном от движения при развороте автобуса направлении и пошли в сторону домов-близнецов, одинаковой этажности и внешнего вида, в которых, с непривычки можно и заблудиться, не зная номера дома, аккуратно прикреплённым к углам домов.

— Это микрорайон, где живут в основном атомщики. Ты знаешь, что у нас здесь градообразующей является Ленинградская атомная электростанция?

— Теперь знаю. А ты тут при чём? – не мог я понять слова Тани об «атомщиках».

Таня улыбалась, но мне не ответила, а я не стал настаивать на том.

А здесь, в отличие от центральных улиц города, где архитекторы и дизайнеры хорошо потрудились, чтобы по максимуму сохранить многолетние сосны, придав композиции статус «город в лесу», а не «лесонасаждения в городе», было с этим похуже из-за огромных объёмом строительных работ, приведших к выкорчёвке большинства «аборигенов» местного бора, величественных сосен.

Мы вошли во двор, окруженный со всех сторон домами, прошли через детскую площадку, срезав напрямик расстояние и вошли в подъезд. Здесь на первом этаже и располагалась квартира Тани и, я даже ещё не знаю, а одна ли она тут живёт… Планировка квартиры была практически такой, в какой мне пришлось по случаю побывать в прошлую ночь.

— Ты, наверное, кушать хочешь? Сейчас, присядь на диван, я быстренько приготовлю.

Я сел в диван. Он, как я понял был и местом для сна, так как квартира однокомнатная и разместить тут много мебели не получилось бы. Было, конечно, тесновато среди платяного шкафа, секретера с посудой, книжных полок, телевизора в углу и ещё чего-то, что меня в общем-то не интересовало. Моё внимание привлекло другое, на диване с краю лежала водолазка и она явно была мужская, даже, если судить по размеру. Кроме того, за стёклами секретера и на столешнице присутствовали вещи, которыми явно не пользуются женщины, даже жанр художественной литературы говорил о том, что женщинам они мало интересны должны быть.

— Таня, ты замужем? – с неким удивлением и немного с расстройством спросил я, не видя реакцию хозяйки, так как она была на кухне.

— Саша, да я же тебе ещё в общежитии пыталась сказать, а ты мне «не может быть, я вижу взгляд искрящийся незамужней девушки»… Да, я замужем. Я тебя сильно расстроила? — Таня вышла из кухни в фартуке и в руках держала нож, которым совсем недавно, видимо, что-то шинковала и остановилась в дверях на кухню, испытывающим взглядом смотря на меня.

— Я надеялся, что ты не замужем. Было бы для всех проще и лучше. А где же сейчас муж?

— На работе. Он работает инженером атомщиком на АЭС, это ему дали квартиру, когда мы два года назад поженились. Мне двадцать лет уже, а ты думал девочка?

— Разве это возраст, двадцать лет? Мне уже 24, а я ещё и не жил. Ты такая молодая и красивая девушка.

— Ага, девушка…

Я сидел и думал: «Ну почему всё так? Когда встречаешь человека, к которому сердце само рвётся, он занят – почему?»

Таня позвала на кухню.

— Присаживайся. Легкий завтрак, горячего некогда готовить, да и ждать тебе – не резон. Вот колбаска, салатик свежий нарезала, короче, что видишь и нравится, то и будем кушать. Да, сейчас. Ты что предпочитаешь, крепкое или…

— Крепкий, Таня, крепкий и горячий твой поцелуй – самый лучший напиток, который я бы предпочёл, а, если нет, то всё равно что-нибудь покрепче, если есть. Что-то мне нужно выпрямившиеся извилины закрутить. Извини за борзость. Я гость, а сам командую.

— Нормально. Я же сама спросила. Есть водка, правда начатая немного. Мы-то не очень, а на всякий случай… Вот этот случай и настал.

Я разлил в предложенные рюмки водку.

— За знакомство!

— Да. За знакомство! – ответила Таня.

Мы выпили, закусили и наступила минута молчания, каждый обдумывал ситуацию. Мне показалось, что Тане не совсем удобно стало, что она сказала о муже и она, как я понял хотела объяснить что-то, но я прервал её:

— Прошу прощения за наглость, но разреши, с твоего позволения мы выпьем ещё. Твой тост.

— Чтобы всё было хорошо!

— Хороший тост. Чтобы у нас всё было хорошо! – изменил немного формулировку я.

Она не могла этого не заметить, но промолчала и мы выпили. Вот теперь у меня прорезался аппетит и я, сдерживая себя, чтобы не глотать с жадностью пищу, как баклан, быть за столом посдержанней. Мне не хотелось говорить, и я ждал, что Таня заговорит первая.

— Саша, чтобы ты меня не осуждал. Мы с Колей сейчас живём просто из-за того вместе, что жильё общее, даже, как муж с женой не спим давно. Не знаю, почему я вышла за него замуж. Он интеллигентный человек, красиво ухаживал. Ему уже 28, но это же не страшно, если люди любят друг друга и с разницей в 20 лет живут.

Таня часто вздыхала, на глазах то и дело накатывались слёзы, которые она, отворачиваясь, смахивала салфеткой. Это было видно явно, что ей тяжело об этом говорить.

— Таня, может потом расскажешь, зачем себя травмировать?

— Нет, я решила, что сейчас.

— Хорошо, только успокойся, хорошо? Я тебя пойму, постараюсь понять уж точно.

— Я вскорости после свадьбы забеременела, но счастья материнства мне испытать не получилось…, мальчик родился мёртвый.

Таня заплакала, и я был вынужден подсесть ближе к ней и обняв за плечи, прижать к груди, чтобы она поняла, что не одна и её боль передаётся и мне в плотном контакте. И действительно, вскорости, Таня перестала всхлипывать, вздохнула глубоко и продолжила.

— Врачи сказали, что причиной этого могла быть работа мужа, связанная с получением в каких-то дозах радиации. Не знаю, так это или нет, но у нас и в постели не всегда всё получалось. Извини меня за подробности, но ты должен меня понять, а потом можешь обсуждать или презирать меня, как решишь, так и будет.

— Таня, мне многое уже сказали твои глаза за такое короткое время, что мы с тобой общаемся с сегодняшнего утра. Я тебя прижал и моё сердце приняло боль твоего сердечка. Я даже не думал тебя обсуждать, как баба базарная. Ты правильно сделала, между нами, не должно быть кривотолков, если мы будем общаться. А я хочу с тобой общаться, если ты позволишь. Ты мне очень нравишься.

— Саша, и ты мне понравился сразу. Я даже тебя ревновала, хотя совсем не знала, когда ты пришёл от какой-то женщины и даже до этого знакомы не были.

— Серьёзно? А женщина, о которой ты сказала – это совсем не серьёзно.

— Пойдём в комнату, я на кухне потом уберу.

Мы сели на диван. Таня потянулась к журнальному столику и включила магнитофон.

— Спасибо, Таня! Обожаю музыку, она чудодейственна, может и успокоить, и взбодрить, и дух поднять, и настроение, и на подвиги сподвигнуть, пробудить даже дремавшие чувства.

— Да, ты прав. Я тоже люблю расслабляться после смены вот так, — и Таня при этом плюхнулась спиной на диван, ноги при этом оставались на полу, из-за того, что я занимал значимую часть дивана и мешал их положить, Руки она попыталась раскинуть в стороны, распластавшись ласточкой, но получилось так, что правая свисла с дивана на пол, а левой руки принять горизонтальное положение помешала спинка дивана. От такого неловкого положения Таня засмеялась очень задорно, возможно, что сто грамм выпитого позволили ей расслабиться и пригнать грустные и даже скорбные мысли.

— Давай, я встану, а ты удобно положишь ноги и вздремнёшь немного, а я буду тебя охранять, сидя на коврике напротив?!

— Нет, нет, что ты! Если не против, я положу ноги тебе на колени?

— Сочту за честь. Тем более, что, если ноги приподнять, кровь сходит и они быстро отходят от усталости.

Таня положила медленно и аккуратно ноги мне на бедра и мне стало так приятно, что я стал гладить их сначала, как это делают мурчащему от удовольствия котёнку. Таня прикрыла глаза и лежала неподвижно. Я поочерёдно массажировал пальчики и ступни обеих ног, а затем, чтобы никаким частям ножек не было обидно, стал гладить, сначала голени, а потом всё выше и выше.

Во мне бурлили гормоны, неуёмное желание с трудом сдерживалось моим некогда прагматичным разумом, который переставал меня слушать, меня всего забрало страстное желания обладать этой молодой женщиной и попытки отговорить себя, как я это мог делать раньше в таких ситуациях, не давали нужного результата. Я осторожно стал наклониться к её лицу с закрытыми по-прежнему глазами, только тело немного вздрагивало, когда я прикасался подушечками пальцев к новым и новым, неизведанным мной ещё, её замечательным частям молодого девичьего и, возможно, не избалованного нежными ласками тела и сам начинал плыть в нирване чувств, пребывая в неге блаженства и упоения души, только сердце при этом билось всё чаще и чаще.

Таня приоткрыла глаза, посмотрела с нежностью и воспринимая происходящее с удовольствием, прошептала:

— Поцелуй меня…

Она тем самым сама опередила события, дав понять, что ей тоже приятны мои ласки и хочется наслаждаться ими ещё и ещё.

Но целовать я начал не с губ. Проведя ладошкой от бедра, вдоль талии выше, заодно поднимая платье. Таня поняла моё желание, приподнялась, оторвавшись от дивана и я без труда после этого снял платье. Таня запустила свои руки под мою рубашку и провела по телу выше пояса, по тому месту, которое мужики привыкли называть грудью или «пресс», но не живот. Я одним рывком двумя руками снял через голову рубашку. Теперь я ощущал уже не только пучками пальцев, а всем своим телом нежность её кожи, её тепло и даже самые слабые пульсации не только вен, но и клеток тела.

Эмоции волной несли меня поднимая выше и выше, и уже не морской штормовой волной, а в виде цунами готовы были обрушиться в том неистово страстном порыве, от которого уже нет спасения и пути назад. Наверное, чему суждено произойти, то непременно произойдёт, знают все, но всё же где-то там далеко я слышал еле уловимый моим обостренным на этом момент слухом и не только, обонянием, ощущениями, что кто-то насмешливо и с укоризной качает головой и говорит:

«А ты, морячок, изменился. Ты превращаешься из обросшей ракушками камбалы, уютно лежащей в придонном иле в «монстра» морского, в спрута, который готов даже «порвать» любого в достижении своей цели, для удовлетворения своих плотских желаний. Я тебя не узнаю. Ты уверен, что поступаешь правильно?» – я узнал его, это был мой внутренний голос, который я давно уже не слышал, может быть из-за того, что моя жизнь текла плавно и безмятежно, как степная речка, русло которой даже в летнюю засуху могло пересыхать.

«Ты прав. – Включив «запасной канал» связи, по которому мог говорить только я, как телефоны в кабинете первых лиц государства, имеющие только одного абонента, — я не обижу её, будь спокоен в этом, наши желания обоюдны и мы сейчас растворимся друг в друге. Уходи! Я прошу тебя, уходи! Поговорим после, хорошо? Не мешай моему счастью, я так давно не получал даже элементарного женского внимания и ласки, не говоря о… Уходи!»

«Хотел тебя предостеречь от опрометчивых шагов, но вижу, что «любовь слепа», а разочарования в жизни неизбежны, в чём ты уже не раз убеждался. Я не прощаюсь, ты обещал со мной поговорить. А может быть ты познакомишь меня с её внутренним голосом. И вам будет хорошо и нам приятно обсуждать ваши поступки, причём вас при этом не отвлекая, а?»

«Ты ещё здесь?!»

«Всё! Меня уже нет».

Я прикасался к бугоркам её упругой груди кончиком языка и лаская их, и периодически мульчируя булочки поцелуями ощущал кошачий изгиб стройного тела мостиком, при этом её тело, своими клеточками притиралось к моим и я оказывался, как на гимнастическом снаряде. Не обделяя внимания ни одной квадратной линии (1 кв. линия = 6,452 кв. миллиметра) того богатства, которое вот так неожиданно, просто свалилось на голову, я добрался до шеи и ушек. «Какая же ты вкусняшка!» — думал я и за какие-такие заслуги, в качестве аванса, может быть.

Уста – кульминационный вместе с веками глаз пункт «приёмо-сдаточного акта». В уголках губ был собран неповторимый, индивидуальный вкус, а рельеф их, как и отпечатки пальцев индивидуальны. И, если парень не узнал по поцелую нескольких девушек свою единственную, если ему при этом завязать глаза, то значит, она не та единственная. При поцелуе губами мы можем улавливать феромоны противоположного пола, и обмениваться биологической информацией, которая обрабатываются нашим мозгом в фоновом режиме. Конечно, когда мы целуем свою желанную женщину, мы об этом не думаем, но всё это происходит на подсознательном уровне. Думаю, что сейчас мой внутренний голос закатывается от смеха слыша это и всей своей мимикой показывает мне: «Не отвлекайся, целуй, целуй её. Когда ещё тебе такое счастье «привалит»?! Господи, прости!»

«Сканировав» отпечатки нижней и верхней губ и проверив их на эластичность в продолжительном «засосе», после которого пришлось продолжительное время их разглаживать «в чадящем режиме» языком и нежными прикосновениями губ, до тех пор, пока рисунок на «сканере» и по факту не стали идентичны. Её реснички постоянно щекотали кожу моего лица и мне приходились их усмирять поцелуями, при которых они покорно прикрывали серо-голубые глаза, из глазниц которых по щекам периодически скатывались слезинки.

— Таня, ты плачешь?

— Плачу, Саша, от счастья.

— Я выпью все твои слёзы и тебе ничего больше не останется, как улыбаться. Ты, знаешь, что у тебя красивая улыбка?

— Нет, ты мне это говоришь первый. У меня никого, кроме Коли не было. Даже в школе пресекала все попытки ухаживания за мной. Я была, как загнанный в клетку зверёныш. Не хочу об этом вспоминать. Ты устал? Нет?! Так в чём дело? Я хочу! Я хочу тебя, как никого и никогда. Бери меня, я твоя. Ты хочешь меня?

— Я сдерживаю себя из последних сил. Я готов тебя сейчас заглотить не пережевывая, как анаконда косулю.

Что я говорю? И самому стыдно от этих слов.

— Ты так голоден?

— Да! Я так хочу тебя сильно, сильно. Какое это счастье?! Боже, мой!

…

— Мать моя, любимая женщина! Время уже четыре часа?! Ну, ничего себе, день прошёл, а мы и не вздремнули почти.

— Уже и не вздремнём. Через полтора часа муж приедет. Как никак, муж-не муж, а кормить нужно. Мы не разведены с ним пока. Он платит за квартиру, даёт деньги на продукты, а я готовлю и кормлю, и обстираю одежду его. Нужно, хоть супчик приготовить. И ты кушать хочешь?!

— Я тобой сыт, мне другая еда не к чему. Ты самая вкусная, аппетитная – деликатесная, в общем, что других и слов не найду.

— Ты тоже, сладенький мой.

Таня перевернулась и легла мне на грудь. Кончики возбуждённых грудей касались моей груди, было щекотно и очень приятно. Она расставила руки, уперлась ими в диван ниже моих подмышек и немного раскачиваясь, поняв, что прикосновение её грудей приносят мне удовольствие, улыбалась и пристально смотрела мне в глаза.

— Ты не отводишь взгляд – это хорошо.

— А почему я должен отводить взгляд, тем более, если смотрю на замечательную девушку? Мне нравится на тебя смотреть. Нужно с тебя портрет написать. Я в институте немного баловался этим, всех своих, с кем жил в комнате общежития изобразил, правда не портреты, а дружеские шаржи.

— Нет, этого не нужно. Извини, Кудряшка, мне нужно вставать.

— Как ты меня назвала?

— Кудряшка. У тебя же волосы такие красивые, вьющиеся.

— Ты заступаешь через двое суток на третьи? Мы же увидимся ещё, как минимум в общежитии?

— А куда же мне деваться, я же не буду от тебя избегая, работу прогуливать. Конечно. А успеешь соскучиться?

— Да я ещё до автобусной остановки не успею дойти и уже соскучусь. Ты двери на засовы закрывай сразу, как выйду, а то вернусь и тогда точно меня уже не выгнать, «выпаду в осадок».

— Пока нельзя, я ещё замужняя жена. А ты, получается, любовник?! Никогда бы ещё вчера не поверила, что у меня вообще когда-нибудь вот так всё получится.

— Жалеешь?

— Нет, Саша. Наоборот.

— Мне можно тебя поцеловать? – спросил я не без иронии, конечно.

Таня закатилась хохотом.

— Не прошло и полгода после того, как, да?

— Говорят, что «лучше поздно, чем никогда».

— Ты, юморист. Нельзя!

— Если женщина говорит – «нет!», то это означает «да!», но попозже. Так?!

Танюша опять заразительно рассмеялась:

— А, если я скажу – «да!»?

— Тогда, — и я больше ничего не говоря, прижал к себе девушку и упивался долгим страстным поцелуем.

— Да, отпусти ты меня! – отпуская от себя Танюшу и отмахиваясь от неё руками, произнёс в шутку, — прилипла – не оторвать.

— Да, ничего я…, ну зачем ты меня заводишь? Я же повелась.

— Я буду часы считать до нашей встречи. Пока!

— Пока! Я тоже буду ждать этот час, Кудряшка.

***

Каждые выходные мы ездили на электричке в культурную столицу, чтобы чего-нибудь посмотреть. Но это у нас получалось плохо. Наш коллектив, состоящий из четырёх человек, по факту можно было поделить пополам. В первую половину входили Павлович и Николай, оба были «тяжелы на подъём» и вытащить их, тем более что нужно было весь день, практически находиться на ногах, было очень трудно. Но первые разы это получалось ещё сравнительно легко.

А, что касается того, чтобы, как все люди, пройти по Эрмитажу или по другому музею – это была трагедия. Всё, что получалось, это прогулки по Невскому, вдоль рек и каналов с многочисленными скульптурными композициями, посещение «Медного всадника» и здания Адмиралтейства, Васильевского острова, каретный двор, ботик Петра I и ещё, конечно Сенатская площадь – вот примерный перечень посещаемых мест. Потом мы выбрали уютный бар на Невском, где, облюбовав его в первый день, потом он был включён в перечень обязательных, при каждом визите в Ленинград.

На вторые выходные мы с удовольствием посетили Петродворец, действующие фонтаны, целые каскады, красивые скульптуры и дворцы. Но всё это больше интересовало вторую половину нашего маленького коллектива, Толю и меня. Из-за чего мы часто не могли прийти к чему-то общему. Конечно, в Сосновом Бору было всё проще. Мы выходили, когда были свободны, только с одной целью – попить пива. И здесь противоречий никаких не было.

Вкратце один такой поход на пиво чуть не закончился трагически. Началось всё с приготовления, когда речь зашла о желании прогуляться в свободное от работы и учёбы время, а для этого подходили не обязательно выходные, а и дни, в которые мы до обеда занимались, а в остальное кто чем хотел, тем и занимались. Те, кто хотел заработать побольше, выходили на работу, мы чаще всего отдыхали, ходили по грибы и на рыбалку на АЭС, там вода из реактора теплая выходила, и рыба «гревшаяся» у волнорезов на пустой крючок ловилась. И нам удавалось налавливать столько мелкой, но жирной рыбешки, что через три-четыре дня она уже вяленная была готова к пиву.

Места здесь грибные замечательные и грибники из Ленинграда в выходные дни сразу до половины, находящихся в вагонах пассажиров «высыпались на перрон, иначе и не скажешь и начиналась «гонка» за грибами. Мы же толку в них не знали и когда возвращались довольные собрав грибов, которых на роту бы хватило, нас остановил опытный грибник и процентов 80 от всех собранных грибов, выбросил, как непригодные в пищу или откровенно ядовитые.

Итак, о пиве. Мы сложили вяленую рыбёшку собственного улова и собирались посидеть, пока всю рыбку не закончим.

— Да тут на бочку пива хватит, — заключил Александр Павлович.

— Ну, если на пиво налегать, то да. А есть люди, берёт целого леща и пару кружек пива, леща сжирает, а пиво ещё и остаётся, — включился в разговор Толик.

— Да то, не любитель пива, а любитель пожрать, — опять отозвался Павлович.

— Будучи студентами, мы брали человек на 15-20 два цимлянских леща и кружек по шесть пивасика, неспеша в удовольствие с рыбкой пивали. Часика два удовольствия получали. Не пьянки ради, а разговора для, — включился и я в спор.

— А, пацаны, что там шесть бокалов, трёхлитровая банка пива – это норма для слабаков. А вот ведро выпить слабо? – не унимался любитель пива, выставляя на показ свой «аргумент» и даже поглаживая его руками, — у вас же животы к позвоночнику приросли, оттого и детские дозы выпиваете.

— Павлович, а я слышал, что, кажется чех выпил 10,5 литра, но важно за сколько. Я, может быть за сутки тоже выпил бы, а он за три минуты всего. Вот это мужик, что лошадь пьёт.

— И я выпью, ну не за три минуты, конечно, может быть за тридцать, точно не знаю.

— Может за три дня…, — «подколол» Анатолий.

— Не верите? Давайте заспорим, что выпью ведро за…, не за время, а так, чтобы ни разу не вставать и не отливать, за один присест за столом. Идёт?!

— Александр Павлович, мы не спорим, что из нас «дохляков» вы выпьете больше всех, а может даже и перепьёте всех нас вместе взятых, если Коле только понюхать будет достаточно, но мы с Толяном будем до последнего сопротивляться, а «стоит ли овчинка выделки?» — пытался успокоить я обычно спокойного человека, но если ему «попала шлея под хвост», то пиши пропало.

Павлович бухтел уже сам с собой, и мы перестали его трогать: хочет – пусть пьёт. Правда никто из нас не верил в то, что он выиграет спор.

— Если проиграю, вам ведро пива ставлю, — подытожил условия спора Павлович.

— Павлович, а зачем нам ведро пива, если мы к тому времени уже и без него будем упитые от души, нам по три-четыре бокала в самый раз, успокаивал я любителя пива.

— Ладно, даю деньги, а вы, когда заходите, тогда и попьёте. Идёт?

— Ну идёт! Только, может не будем спорить, а культурно посидим, а, мужики? – предпринял я последнюю попытку убедить Павловича отказаться от затеи.

Что запомнилось из хорошего именно здесь, в Сосновом Бору, так это то, что в отличие от нашего даже областного города Ростова-на-Дону, здесь не было недостатка в пивбарах. Они не были на сотни пьянчуг, а на два-три десятка, максимум и, из-за того, что их было достаточно, очередей и толкучки, как у нас не было.

Они были построены так, чтобы клиенты не сидели под палящим солнцем и в тоже время дышали чистым воздухом, насыщенным фитонциды, получаешь при этом истинное удовольствие. Когда мы заказывали пиво, Толик, не упустил возможность ещё раз уколоть Павловича:

— Слышь, Сань, а ты сразу двадцать бокалов возьмешь или как? Может будешь нам, как официантам на чай, после пива, давать и мы заработаем и будем тебе пиво поставлять? Вы как там на счёт «не вставая» и это имели ввиду?

— Ну, желаете подносите, я не встану тогда из-за стола, пока не выпью. Но сразу я возьму четыре бокала, а потом подносите.

— Вот, это другой разговор и разночтений не будет.

Взяли Павловичу четыре бокала, себе по два. Присели за столик для четверых удобно и предались приятной процедуре пития.

Процесс питья пива не любит спешки, а Александру Павловичу нужно было «спешить неспеша». Развернули рыбку, принялись её очищать и причмокивая пивком перебирать рыбёшку за рыбёшкой.

Павлович выпил две кружки залпом. Крякнул и принялся за третью кружку, когда мы ещё и вкуса пива не попробовали. Если бы это была спортивная игра, то после того, как он освободил третий бокал, у нас у всех было отпито не больше, чем по полбокала. Затем мы по очереди, как и договорились подносили сразу по два бокала. Пока всё шло хорошо и успешно любитель пива вырывался в лидеры.

Хоть это, возможно и не точное определение, ведь он не с нами соревновался, а по большому счёту сам с собой, желая доказать самому себе и нам, конечно, что он сможет то, что нам «слабо». Хотя мы и так признали, что в этом «спорте» ему равных и так нет, среди нас, конечно.

Когда мы допили второй бокал пива к Павловича входил в «зачёт» восьмой бокал, т.е. четыре литра пива. А времени прошло не более получаса. Но ведь время могло для него сыграть и злую шутку, мы это понимали, да и он сам, конечно. А потому, сильно не расслаблялся, как мы могли себе это позволить. Мы курили и старались не заострять своё внимание на споре и, как бы его и не было, только, когда Павлович просил «ещё!», кто-то поднимался, чаще я или Толик и приносили ещё пару бокалов. Хочу отметить, что любитель пива ко всему ещё и не курил, потому отвлечь свои мысли, как делают курильщики было не на чём.

Коля после двух бокалов не захотел продолжал пить, а сидел со скучающей физиономией и по этому выражению было понятно, что он уже не прочь и домой и поваляться в койке, просто вздремнуть. Если бы поддались на его зевоту и тоже поднялись, то спор по техническим причинам был бы нами проигран. Мы с Толей взяли ещё по два бокала. «Хорошо сидим, однако», — такая мысль приходила уже и не раз. Пиво под рыбку, пусть не донского или цимлянского леща, но под рыбку, пойманную собственноручно – это что-то. О чём думал Александр Павлович, мы не знали. Он был сосредоточен на одном, выиграть спор и доказать нам, салагам, кто тут есть настоящий русский богатырь.

Двенадцать бокалов были опустошены, времени прошло менее часа и даже у нас, после 3-4 бокалов появлялась мысль – «а не отлить ли нам?» Говорили и о рыбалке, и о работе немного, но больше диалог происходил между Анатолием и мной. Павловича старались не отвлекать от его цели, не сбить настрой и даже дыхание.

Четырнадцать бокалов! Павлович почти не ел рыбу, не тратил на её очистку драгоценное время, только иногда брал щепотку соли в рот и запивал пивом. Пятнадцать бокалов! Мне казалось, что пиво уже плещется в животе тёзки, как в ведре на коромысле девушки вода.

Шестнадцатый бокал был выпит с трудом и сравнительно долго, что говорило о том, что некуда, практически. А может быть это такая тактика? Мы же этого не знали, а он нам ничего не говорил. Но нам и говорить не нужно было. Мы стали замечать, что Павлович менялся в лице, казалось, что ещё один-два глотка и вода польется из глаз, они стали постепенно выпираться из орбит. Мы понимали, что он пил через силу, переступая через самого себя. С трудом допивается семнадцатый бокал и притом пиво начинает литься мимо рта, хоть и тоненькой струйкой.

У нас появилось предчувствие непоправимого.

— Павлович, хватит! Ты победил, мы верим, что сможешь. Хватит! – просил я его.

— Действительно, Саня, хорош! Выиграл, мы признаём. Да, Коля?

Коля кивнул. Ему было по большому счёту всё равно, так как он пофигист.

— Нет! – скорее стонал Павлович, чем говорил, ему было тяжело.

Оставалось всего три бокала, но, не дай Бог, один из них станет не крайним, а последним. Я взял парный с семнадцатым восемнадцатый бокал и произнёс тост:

— За победителя! Ура! – отпив пару глотков, передал Толе.

Толя, проделав подобный ритуал, передал Николаю, который молча сделал также пару глотков. То, что осталось на дне, передали чемпиону. Павлович, чуть не заплакал, допил пиво, медленно привстал и шоркая ногами по полу беседки, где мы сидели, осторожно переставляя ноги, побрел в сторону гальюна.

Рисковое это занятие, я вам скажу спор. А часто ещё бывает и трагическим. Как-то слышал, как кто-то, решив установить рекорд по выпитой за время воде, упал замертво. Упаси, Господи, всех и от мыслей таких. Но традиционно чаще всего умирают от водки. Она и лечит, и калечит.

***

Но всё хорошо, когда хорошо кончается. Напряжение спало и вспомнил о Тане. Думала ли она обо мне, вспоминали ли? Что-то изменилось у нее в отношении с мужем или нет? Если муж не дурак, а он, точно, не дурак, то мог заметить и изменения, произошедшие в Татьяне. А она, уверен, их скрывать не сможет, они проявятся в чём-то. Но на сколько прозорлив её муж, Николай, об этом я смогу узнать совсем скоро, уже завтра утром. Нет, не утром, если пойду на работу, то уйду до её смены. Да, что я голову забиваю? Но ведь не выходит из головы, как только остаюсь один на один с собой и сразу о ней думаю. На работу нужно идти, чтобы время быстрее пролетело до вечера, а там…, что Бог даст.

«Эй, где ты есть? – вспомнил я недавние слова моего внутреннего голоса, — ты уже не хочешь со мной поговорить? Или ты любишь меня отвлекать в самый неподходящий момент?»

Я прислушался к себе – тишина.

«Ты меня и монстром называл, да? А это почему, из-за того, что я такой страшный или из-за другого? Если ты думаешь, что я превратился в душевного монстра, то в чём это проявляется? В том, что я вот так просто, с первого взгляда влюбился – это тебе не понравилось или что?»

«Ну, вот и вспомнил обо мне, — отозвался хитрющий мой внутренний голос или, как тоже будет правильно – моё второе «я». – А я был уверен, что ты скоро обо мне вспомнишь. Загадал я тебе загадку?»

«Скажи, неужели я так плох был с девушкой? Нет, не так – я обидел девушку, ты так считаешь?» — пытался я поставить вопрос «ребром», но у меня это почему-то плохо получалось.

«Ладно, раз самому не доходит, придётся, как котёнка, нагадившего носом ткнуть в его же «дерьмо». Ты же узнал о том, что девушка замужем до того, как?! Почему её до греха довёл? Ведь мог же, просто попрощаться и уйти?» — всё колол и колол меня упрёками духовный близнец.

Казалось бы, он-то прав. Мог я совладать с собой, чтобы не произошло то, что произошло? Если бы желал себя остановить, то – да. Но я же желал обратного, я её желал и желал непреодолимым желанием, мне казалось, что это судьбоносное событие, от него не уйти, оно должно было произойти и произошло.

«Это ты так себя успокаиваешь, оправдывая свой поступок? Молодец! Я же говорю, раньше ты никогда бы этого не сделал, даже если всё решала одна секунда, ты бы предпринял всё, чтобы всё было достойно. Я тут пообщался с её внутренним голосом, мы сдружились. Знаешь, с ним интересней говорить, чем с тобой. Мы очень хорошо друг друга понимаем», — не унимался внутренний голос.

«Согласен! – впервые за это время я с ним согласился, — мне тоже с ней намного приятней разговаривать, и мы друг друга даже без слов понимаем, не то, что с тобой. Ох и зануда ты!»

«Неблагодарный, я тебя предостерегаю от опрометчивого шага, а ты… — сердился мой духовный наставник, но не в лице духовного Отца, священника, а в лице моего белого Ангела. – поступай, как знаешь, тем более первый шаг уже тобой сделан. Учти, после какого-то из них наступит «точка невозврата», ты это должен знать».

«Прости, мой добрый Ангел! Если бы не ты, я даже не могу представить, что со мной бы было, вообще. Сам понимаешь, никому не нравятся нравоучения, даже, если они в благих целях именно только для тебя индивидуально. Я рад, что ты подружился с её Ангелом. Теперь точно нам скучно не будет. А, что ты лично о неё думаешь или Ангел её, может быть открывал тебе какую тайну?» — поинтересовался я.

«Знаю, конечно, но сказать не могу. Одно могу сказать, что черни в ней нет, она такая, какой тебе представляется. Так что можешь принимать всё, что вылетает из её прекрасных уст, как «чистую монету», безгрешное она дитя, я хочу тебе сказать. А пострадала не из-за своих грехов, а из-за греха другого человека, который имеет место в её судьбе… Я много уже лишнего тебе сказал. Всё! Пока мы не распрощались, подумай о грехе, это один из семи страшных грехов, за которые Господь наказывает. «Не прелюбодействуй!» — заповедь гласит» — наступила тишина, которой я, почему-то был не очень и рад.

У меня было желание поговорить ещё с моим добрым Ангелом, но он посчитал, что и так слишком много со мной возится, как с маленьким мальчиком. Как меня интересно Таня называла – Кудряшка, так никто и никогда меня не называл. Ещё почти сутки я её на буду видеть. А это и хорошо, успею соскучиться сильнее и тогда…

А, что тогда, что? Не знаю, просто сильно хочу её видеть, ласкать, целовать, любить. Вот, я уже о любви заговорил. Мой Ангел был прав, ох, как он был прав. Я сейчас не тот, что был ещё год назад, да, что там год, неделю назад. Я меняюсь внутренне, да и уверен, что и внешне. Если это любовь, то она отражается на облике человека и это могут заметить те, кто тебя хорошо знает и может увидеть эти серьёзные изменения, проявляющиеся внешне. Любовь красит человека – это точно.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 3 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-4-metam...