​Камбала. Часть 4. Метаморфоз. Глава 6.

Глава VI. Судьбу не обманешь

***

Может ли счастье быть у человека постоянно, ежедневно и всю жизнь? Я уже слышу ропот недовольных людей, недовольных моим глупым вопросом. Ну, раз кто-то так считает, то я и отвечу, может быть глупостью – может. У каждого из нас понятия и критерии счастья разные. Я вчера был в апогее счастья, я был самым счастливым человеком в мире, а сегодня счастья досталось в разы меньше. И, если я был разбалован счастьем, то восприму это, не столь значительное счастье, как невезение и несчастье.

Человек, в принципе, неблагодарен судьбе за элементарные блага, которыми он пользуется ежедневно. Мы должны со дня рождения и до самого последнего вдоха благодарить Господа, благодарить своих родителей, что они дали нам жизнь – разве это не счастье? Это счастье, которому нет, не придумана шкала измерения его величины, ну не количеством же лет его измерять? Можно прожить короткую, но очень яркую жизнь и быть счастливым, даже на смертном одре улыбаться с издёвкой «женщине с косой», потому что она жизнь может отнять, а счастье, которое было в этой жизни, никогда.

На паперти сидит нищий, он ничего в жизни хорошего не помнит, потому что с самого детства вынужден побираться, питаясь со свалки, в лучшем случае пользуясь сердобольностью людей, бросающих монеты, а иногда и страдая от их грубости, издевательств и даже побоев. Мир жесток, и мы это знаем. И он часто несправедлив, так как не всегда распределяет всё по заслугам. Миром правит капитал, который не любит сентиментальничать, но люди, которые, хоть и редко, но встречаются и среди очень богатых людей, которые не грабежом и нечистыми махинациями добились всего, что имеют, а непосильным трудом, умом и предприимчивостью. У них тоже может быть не зачерствевшая душа и они не бросят пару монет нищему, а построят приют для таких, как этот нуждающийся в постоянном питании, уходе, в элементарном тепле и человеческих душ в том числе. А сегодня этот нищий счастлив, что его на свалке, где он ночует, не загрызли собаки, а такой же, как он бедолага по несчастью не отнял кусок чёрствого хлеба, а одарив беззубой улыбкой, грязными руками, но от души протянул, наоборот, этот кусок хлеба, как оторвал от себя, видя, что тому совсем худо. И это от того, что в них ещё не всё человеческое убито, в них осталось то, что всегда отличало человека от животного – душа. Он грызёт сухарь и чувствует себя счастливым.

Мы, люди цивилизованные, разбалованные благами прогресса и тем, что для достижения всяческих благ и даже удовольствий, нам не приходится тратить столько сил, как физических, так и духовных, чтобы получить то, чего нам хочется. И сегодняшние «пределы мечтаний» ими уже не будут, так как запросы за это время возрастают. Мой отец в далёком 50-м году прошлого столетия был одним из самых счастливых людей, потому что ослушавшись своего отца, моего дедушку на деньги, вырученные за проданную корову, он купил не хату для своей молодой семьи, так как только женился, а легковой автомобиль и он был вторым автомобилем находящемся в частных руках в целом районе. Сейчас, если бы я купил самолёт, то никого бы так не удивил, как он мог в те далекие годы быть счастливым.

Когда-то люди были счастливы, отстояв в бесконечной очередь и купив дефицитный товар, кто-то доставал настоящие, завезённые контрабандой джинсы, а кто-то достал по цене, равной его месячной зарплате виниловый диск ливерпульской четвёрки. Я помню свою радость и счастье, когда мне подфартило вытащить на удочку сазана, который, когда я счастливый и босоногий не бежал, а летел с ним домой, держа под жабры, его хвост волочился по земле. Счастье первого поцелуя помнят все – это не забывается.

В жизни много было огорчений, но грешить тем, что меня настигло несчастье, нельзя. Несчастьем может стать катастрофа, сгоревший кров, гибель родных или близких. Но говорить, что я несчастлив, когда у тебя есть кров, руки и ноги, ты можешь заработать на хлеб и есть силы и желание сделать свою жизнь чуть счастливей, чем сейчас – это не несчастье, это жизнь и трудности, которые необходимо преодолевать.

Мне вчера просто, как на голову свалилось столько счастья, что я не в силах был его до конца осмыслить и понять – за что мне такое счастье? А сегодня, естественно, этого не будет, я же не стану ныть, что я сегодня несчастен. Того счастья, что свалилось, некоторые за всю жизнь не видят. А потому, справедливости ради, не будем Господа гневить, а выскажем Ему благодарность и будем славить за то, что Он принял за наши грехи, сколько боли и страданий испытал, что мы до смертного венца должны быть Ему за это благодарны. И, мало того, позволив нам совершить сладостный грех, не карает сиюминутно, как разъярённый Зевс своими молниями за эти грехи, а даёт время, чтобы мы осознали всё, приняли в этой ситуации единственно правильное решение. Семейными узами люди себя связывают, заключая брачный союз в ЗАГСе, а духовные союзы заключаются на небесах. И не всегда это одно и тоже.

«Когда тебе трудно, ты бегом и живо ищешь со мной встречи, совета, делишься своими проблемами, да? А, когда летаешь чуть пониже дозволенной лишь нам, Ангелам, высоте, то забываешь, тебе не до того. Хоть бы спросил, а что там добрый Ангел Татьяны о тебе думает. Эх, ты, даже затрудняюсь, как тебя назвать. Раньше всё было просто – Камбала и всё. А теперь нужно или рептилией называть или амфибией, даже не знаю», — отозвался впервые после того, как отказался держать нам свечки, мой Ангел и мой внутренний голос в одном лице.

«Что-то рептилией не хочется, зови лучше Ихтиандром, человеком-амфибией, а мою девушку тогда придётся звать очаровательной Гуттиэрой. Как твой новый друг, Ангел хранитель Татьяны не будет против?» — ответил я незамедлительно, учитывая заслуженные обиды, высказанные в мой адрес.

«Добрый Ангел не против, главное, чтобы ты не обижал хранимую им девушку, иначе, как он заявил, тебе несдобровать. Усвоил?» — ответил мой Ангел.

«Хорошо! Не думаю я её обижать, пусть расслабится. Ты же меня знаешь. Разве нет? — ответил я с лёгким раздражением, — до коли ты меня учить намерен?»

«Не столько учить, сколько предостерегать от опрометчивых шагов. Если бы я тебя не знал, а-то знаю же», — напомнил мои метания последних лет 6-7, пожалуй.

«Я тебя понял и не обижаюсь совсем, как в прошлый раз. Давай жить дружно?» — вспомнив высказывание Кота Леопольда из мультфильма, предложил я.

«Я только тем и занимаюсь, если ты не заметил. Когда я с тобой воевал? Ты можешь свою упёртость проявлять, что я ничего с этим поделать не могу, а я, по определению грешить не могу. Я же не Лицифер и не только, не превращался в змею, чтобы тебе и Татьяне для искушения яблоко предложить, но даже свечку не держал, отказался – грех это, а я – Ангел, не изгнанный, как этот Демон из Эдема, а честно и добросовестно исполняющий свои обязанности. Понял, Ихтиандр во плоти, грешник неисправимый, на самом деле». – Подвёл итог мой Ангел.

А ведь снова прав был Ангел, хоть я в этом себе не хочу признаться, а ему, тем более. И это уже не есть хорошо. Что-то я сам себя начал уже стенать – это, видно, не к добру или наоборот?

«Ты, прав! Прости!» — искренне признался я Ангелу.

«Не у меня, у Всевышнего проси прощения. Бывай здоров, «мой господин» и не кашляй», — усмехнулся мой внутренний голос.

«А, ты, шутник ещё, оказывается!» — заметил я в данном случае наставнику моему.

«С вами поведёшься, еще не того «нахватаешься», так и до греха не далеко, а хотелось, хоть до пенсии доработать», — вздохнул Ангел.

«А, когда у тебя выход на пенсию?» — не понял я.

«Да, тогда, когда и у тебя, — улыбнулся во мне внутренний голос, за глупый вопрос, заданный мной, — ты на ус-то наматывай, браток, а теперь не тревожь меня глупыми вопросами и сам не делай глупостей». – Ангел умолк, но и мне нужно было теперь немного побыть самому с собой, без внутреннего голоса и кое-что осмыслить и принять, может быть решение, если этот вопрос вообще разрешим.

***

Я жил на «военном» режиме, два дня в обычном трудовом ритме и третий по установленному графику на занятиях. И через два на третий день заступал, как когда-то во время службы на вахту, на сутки. Всё, что у меня получалось, это вздремнуть после работы пару часов и, из-за того, что мы немного с Таней «насытились» друг другом в первые дни, когда образовывался «перенасыщено-сладкий эликсир любви», который мы самолично готовили и в дальнейшем даже позволяли короткий, но такой же сладостный сон, продолжением которого была явь, также похожая на сон, из-за того, что сильно походил на счастливую сказку.

Иногда даже приходилось не выходить на работу, из-за того, что сонный слесарь-сборщик является потенциальным нарушителем техники безопасности, при работе на потоке, а это чревато неприятностями, как минимум. Благо, что у нас был свободный график работы: можно было и за день две смены оттарахтеть и не выйти совсем, нам командировочным это позволялось, так как мы были тем резервом для завода, который и давал необходимые проценты перевыполнения плана. Я не вникал в их бухгалтерию, это мне было неинтересно, но там явно что-то химичили, как и всюду, собственно говоря, в то время.

Таня старалась накормить меня вкусным, самостоятельно приготовленным заранее ужином, разогретом потом на кухне в общежитии. Я же, зная её слабость к сладкому, старался угодить десертом. Спиртное было не каждый раз, во время наших свиданий, да оно могло лишь стимулировать только на начальной стадии нашего знакомства. А сейчас было такое ощущение, что мы прожили по неизменному режиму, как счастливые молодожёны на протяжении уже двух месяцев. И чтобы это месяц был «медовым» и полностью равняться 30-ти ночам вместе, нам нужно было провести так же ещё один месяц. Иначе говоря, всё время нашей командировки.

Не каждый раз, но иногда, я так же провожал Таню со смены домой, но в том случае, когда уже решил прогулять работу. И всё, с первого взгляда шло хорошо, мы были счастливы и беззаботны. Таня на глазах рассвела. «Любовь красит женщину», — это выражение было и остается верным и как никогда актуальным. Она стала лучше одеваться на работу, я не замечал её в плохом настроении и это могло только радовать. Видимо, кто близко был знаком со мной, заметил подобные изменения и во мне.

Но в этой череде приятных изменений было ещё одно, которое не могло не волновать. Во время смен Тани, к ней на работу стал наведываться её муж, Николай. Мы вынуждены были с ним познакомиться, так как он приходил или приезжал после 20 часов, сидел на вахте и принимал участие в карточных турнирах и после 22 часов уходил. Я, как мне казалось, не подавал вида, что у нас было и происходит уже на протяжении более, чем двух месяцев, но он часто оценивающе рассматривал меня, но при этом расспросов не устраивал. Я подумал, что это было проявление ревности, из-за того, что среди присутствующих, только я по возрасту мог подходить в качестве претендента в любовники Татьяне и был не дурён собой.

Николай, конечно, казался старше меня, да и не казался, а был на 5-6 лет старше и еще глубокие залысины говорили о приближении раннего облысения. Хотя, это ещё не говорило напрямую о его возрасте, так как служившие со мной братья в 18 лет имели почти такие же проблемы. Он был русоволосым, ростом среднего, как и я, с виду крепко сложенный и подтянутый человек. Даже его взгляд выдал присутствие ума, не говоря о разговоре. Речь была, как говорят «поставлена», грамотная с каким-то специфическим наречием, которое мне было знакомо даже по службе, так говорили толи псковичи, толи новгородцы. Он казался сдержанным, как культурный молодой человек и без необходимости не засорял, как другие наш социум пустой болтовнёй. И в целом, даже у меня, знающего кто это, к которому я должен был ревностно относиться, было о нем приятное впечатление. Хотя, как часто бывает, человек в обществе – паинька, а дома совсем другой. Но и об этом Таня о нём ничего не рассказывала. И в последнее время всё меньше его вспоминала, как это было раньше.

— Таня, а супруг и раньше к тебе на работу так ходил, — поинтересовался я, когда мы остались одни.

— Приходил, но не так часто. Я сама об этом думаю, не мог ли он что-то о нас узнать?

— Ну, если бы узнал что-то, то мог устроить, как минимум расспросы, да?

— Не знаю, Саша, не знаю. Может просто скучно, вот и приходит. Он давно со мной в одной постели не спит, ты за это не думай. Может ты ревнуешь мужа ко мне? Я тебе уже объясняла, почему мы не разводимся. Ну, ладно. Бог с ним. Давай ужинать?! Давай, я сейчас быстро разогрею и будем трапезничать.

Таня пошла на общую кухню, а я пошёл покурить. Курил, а сам думал всё о Николае. Даже себя на его место пытался поставить, чтобы понять, что от него можно ожидать. Если бы он был попроще и что-то узнал о наших отношениях с Таней, то уверен, что закатил скандал прям там в вестибюле и при всех. Но он был далеко не такой и даже намного сдержанней, чем я бываю, потому от него можно было ожидать в таком случае чего-то такого, на что у меня сейчас фантазии не хватало и потому что я никогда не был ещё ни в роли ревнивого мужа, ни в роли любовника, как часто обрисовывают такие ситуации в анекдотах.

Я не услышал даже, как ко мне сзади тихонько, по-кошачьи подошла Танюша и обняла сзади за плечи, что я даже от неожиданности вздрогнул.

— Пошли, Кудряшка, я всё приготовила. Сейчас дверь входную закрою.

Я помог закрыть дверь, и мы пошли в комнату отдыха, которая стала мне так привычна и близка, более чем та, в которую меня поселили вместе с моими земляками ещё в августе. Сейчас было начало октября, часто шли дожди, но после них было непонятно, а был ли дождь вообще, только разве что по свежести воздуха. Если у нас после осенних дождей было слякотно, если вообще ничего не сказать, а иногда в непролазной грязи можно было и сапоги оставить, то здесь осадки быстро проходили через песок и ни луж, ни других признаков, разве что на асфальте оставались небольшие лужицы.

Осень никак не наложила на наши отношения отпечаток, а только мысль о том, что придёт время скоро расставаться, всё чаще посещала меня и, уверен, что над этим задумывалась и Таня. Я часто просто отгонял эти мысли, говоря себе, ещё много времени, потом как-нибудь обсудим, как нам дальше быть. А сейчас ещё можно было наслаждаться счастьем быть вместе и тем, что мы молоды и вся жизнь у нас впереди.

Все плохие мысли остались позади. Мы уже привыкли к поздним ужинам и к тому, что после них, сон, если мы думали поспать, наступал не раньше двух часов. Так и сегодня, мы угомонились ближе к полуночи и привычно занялись тем, что доставляло нам истинное удовольствие и мы испытывали друг к другу взаимное желание быть вместе в таком близком контакте, как будто мы отрабатывали стыковку двух космических кораблей в условиях необъятного космоса, «Союза» и «Аполлона». «Стыковка» всегда проходила в штатном режиме и заканчивалась восторгом, бурей эмоций и взаимных комплиментов. И конечно, когда амплитуда страстей затихала на какое-то время, возникала необходимость в проверке всех навигационных приборов, приборов слежения, обработки данных и обязательным являлась «расстыковка», затем выход на запланированную орбиту с новыми параметрами и повторная стыковка. И так до тех пор, когда оба члена «международного» экипажа не принимали единогласное решение – «выполнено на «отлично», экипажу отдыхать». Космических снов вам, «космонавты».

Что-то не спалось, и мы лежали молча, как лыжники, падающие на снег после пересечения финишной линии. Но получить полноценный послеполётный отдых не получилось, его нарушил неожиданный стук в раму окна. И сразу после этого послышался не такой, который был узнаваем уже даже мне, а не только Тане, злой и раздражённый голос её мужа Николая:

— Открывай сука! Я знаю, что ты там не одна. Открывай, иначе окно высажу.

На штору падала тень человека, тарабанившего в раму.

— Прекрати! Сейчас открою, — ответила Таня, как мне показалось, предельно спокойно, потом повернулась ко мне и уже мне также спокойно, — не переживай, я сейчас его провожу.

Таня накинула на себя халат и сверху кофту и вышла. Я понимал, что оставаться полностью раздетым в кровати по меньшей мере нерезонно и поднявшись, набросил на себя брюки и сел на край кровати. Послышался звук открывающегося засова и через пару секунд шлепок, похожий на пощёчину, вопрос Тани: «Ты чего припёрся?» и затем быстрые шаги и в проёме дверей остановился Николай. Но его лицу было видно, что он всячески сдерживает себя и смотрит мне в глаза.

Я не стал подниматься, а сконцентрировался, даже непроизвольно сжал кулаки, готовясь к естественной разборке, потому что второго варианта я в этой ситуации не видел. Мы смотрели друг другу в глаза секунды две, а казалось, что бесконечно долго. Я был готов к любому варианту, а вот смогу ли я ответить, если Николай решит меня наказать, оставался без ответа, так как я понимал, что он имеет моральное право что-то предпринять, как «сторона потерпевшего», как минимум унижение в моем лице его, как главу молодой семьи, в которой произошла трещина.

— Ты не бойся, я тебя не трону, — наконец-то произнёс Николай.

— Да, я, как-то… — начал говорить я в ответ, но он меня перебил.

— Я понимаю, что это её вина, если бы она не захотела, то ничего этого не было. Да я, собственно и не из-за этого пришёл. Мы с ней уже как-то… Я пришёл за ключом, я не могу попасть в дом. У меня там мои инструменты, мне нужно взять паяльник… — говорил Николай и мне казалось, что он так себя успокаивал.

Всё это время Таня молча стояла за его спиной, видимо тоже ожидая развязки. Николай сделал шаг в комнату, я при этом выпрямил спину и расправив плечи, упёрся кулаками в бёдра. Не знаю, может быть мы оба выглядели в это момент смешно, несмотря на серьёзность ситуации. Николай забегал глазами, он, как мне показалось остерегался меня или просто не хотел неловким движением спровоцировать конфликт и драку. Это уже было понятно, иначе уже давно бы произошло то, что обычно происходит. Он повернулся назад, где стояла Татьяна:

— Тань, где ключи? Дай мне ключи. Мне твоего ничего не нужно, я инструмент возьму, — спросил он Татьяну, как я понял как повод, чтобы не входить дальше в комнату, а дождаться, чтобы она подала ключи.

— Возьми в ящике тумбочки и проваливай! – грубо ответила она мужу, после чего он даже отшатнулся от неё и, сделав ещё три шага, оказался ровно напротив меня.

Я так же наблюдал за его передвижением, старясь быть спокойным и ещё до конца не веря, что всё так и закончится. Хоть я и не подстрекатель, но я бы на его месте точно не сдержался, а потом что было бы, это вопрос второй. Я смотрел на него исподлобья, так как он стоял, а я сидел и у него была явно позиция выгоднее, и я был готов в случае нападения увернуться. Но он обратился ко мне со странными словами, которые я точно не ожидал:

— Я возьму ключи в тумбочке? – показывая на тумбочку, за спинкой кровати, у которой я сидел.

Я пожал плечами, мол дело твоё и понял, что он тоже опасался, чтобы я не спровоцировал драку в момент, когда он окажется в менее выгодном положении, нагнувшись к ящику тумбочки и оказавшись почти спиной ко мне. Эх, уважаемый человек и это было максимально правдиво, ведь он мне ничего плохого не сделал и какой был мне резон искать повод для конфликта, тем более сзади. Никогда бы подобного не сделал. Высунув ящик и потарахтев тем, что там находилось, взял ключи и вышел молча из комнаты. Таня пошла следом. У двери они уже тихо о чем-то переговорили, я не понял о чём. Звук засова входной двери и через 10 секунд Таня вошла в комнату.

— Он тебя ударил? – вспомнив шлепок, спросил у Таня, глядя ей в лицо, где не увидел явных следов, пощёчины, как я подумал.

— Всё нормально. Испортил настроение, гад. Думаешь, ему ключи нужны были? Выследил, вот и пришёл, а может откуда-то наблюдал, что тут происходит. Я ему это запомню. Получит он от меня и завтрак и ужин. Пусть давится в своей столовке или в ресторан ходит, — возбуждение Тани было понятно и объяснимо.

— Успокойся, уже всё произошло, ничего не исправишь.

— А, что нужно исправлять? Ничего не нужно исправлять, всё шло к этому и сегодня, и не вчера. Да и ты тут ни при чём.

— Иди ко мне, — я протянул к ней руки, и она оказалась в моих объятьях.

Мелкая дрожь пробегала по её телу. Я не смотрел в лицо девушки, красоту которого испортила грусть и внутренний душевный дискомфорт, который отразился на всегда веселом и счастливом лице Тани, которую я знал ранее, как у ребёнка, которого сильно сейчас обидели. Я не хотел её такую видеть. Мне достаточно было пяти секунд, чтобы по внешним признакам понять, что происходит там в ранимой девичьей душе. Там была горечь, обида, сожаление, что не смогла сейчас высказать всё, что она думает человеку, с которым прожила два года, половину из которых, как чужие люди. Лично я так прочитал то, что увидел на её лице и невольно и мне стало от этого больно.

***

Мы расстались холоднее обычное и причина тому была в том, что нам нужно было обоим разобраться в том, что произошло и как нужно было поступить. Лично я не видел изначально для себя причин, чтобы что-то менять в моей наладившейся жизни, но ведь в данном конкретном случае принятие решения, главный голос в принятии этого решения был, к сожалению, не мой. У меня были желания, пока ещё сумбурные, но всё же мысли по поводу того, как быть дальше.

В своих размышлениях я видел два варианта развития событий: первый, если Таня всё таки на то, чтобы «не тянуть кота за хвост» в затянувшемся «мирном пакте» о совместном проживании с мужем и твёрдо решится на развод; второй, в противоположность с первым, она решит оставаться в браке с Николаем, но тогда автоматически мы прекращаем всячески контакты и они вместе должны решать, как им заделывать те трещины в их отношениях, которые привели к тому, к чему привели. Ещё вчера я был уверен, что она поступит без долгих раздумий, приняв первый вариант. И это бы значило, что автоматически нужно было активизироваться мне, в решении нелегкого, но не терпящего отлагательства вопроса. И я видел его решение только в одном – мы должны были уехать жить ко мне. Там у меня была уже перспектива и вопрос о жилье не стоял бы так остро, как здесь.

В случае принятия её же второго варианта, у меня не было бы никакого выбора и это означало бы – «любовь прошла, завяли помидоры». Если бы у них были дети, то это бы усложняло вопрос и второй вариант выглядел бы очень даже возможен, чтобы не пришлось травмировать и «делить» детей. Для принятия этого решения в большей степени имело значение, какие действия предпримет Николай по сохранению семьи, а он, как человек умный и прагматичный найти какое-то компромиссное решение, узнать которое мне, возможно, будет не суждено. Что это могло быть, мне трудно было представить, но один я мог допустить – это совместное решение наладить отношения и попробовать ещё раз завести себе ребёнка, так как это был один из ключевых моментов конфликта Тани и Николая.

Ещё одна мысль приходила мне в голову и рассеивалась, как мираж в пустыне, но её тоже нельзя было исключать. Ведь Таня высказывание желание иметь от меня ребёнка, да и почему я думал об этом, как не о серьёзном, очень даже возможный вариант, который стоило продумать. А нужно ли думать? Придёт Таня и нужно будет серьёзно с ней поговорить на эту тему. И тут я вспомнил, что у нас были отношения с ней около двух месяцев и, если бы я подумал об особенностях женского организма, то заметил, что на протяжении всего периода, у неё не было, так называемых «месячных». Меня никогда не интересовали знания такого рода, а, наверное и не помешали бы сейчас разобраться в этом вопросе.

Насколько я был осведомлён не из литературы, а из рассказов тех же девушек, то обычно это занимают по крайней мере больше, чем два дня. Я о том, что мы обычно не виделись двое суток. Если возможно такое исключительное совпадение, что «критические» дни в аккурат прошли в то время, когда она была дома – это двое суток, плюс, если быть объективным ещё нужно прибавить еще около 18 часов дня, когда она заступала на сутки и вечера. Хоть и мало погоже на то, что это возможно, но исключать нельзя. А второй аргумент практически перечеркивал эту версию, это то, что мы никогда не предохранялись потому, что это делают, если беременность нежелательная, а для нас она в то время таковой не являлась. Мы любили друг друга и маленький Кудряшка был естественным плодом её мечтаний.

Вот так постепенно, эта маловероятная версия становилась не такой уже и мистической. Хоть я верил всем словам Тани и никогда не подвергал их сомнению, но ведь она могла просто что-то не договаривать, иметь свой секрет даже от меня. Раньше я об этом не думал, а теперь не исключал.

Нужно выбросить все плохие мысли из головы. Бытует убеждение, что мысли материализуются, а мне бы это не хотелось, тем более, если они такие пессимистические. Нужно думать позитивно, но не получалось. А может просто напиться и забыться на время? Это тоже не выход, после этого получаешь ещё одну проблему, как головную боль ещё и от этого, а не просто от думок. Башка может треснуть, как переспелый арбуз. Скорее бы всё разрешилось, так томительно это ожидание.

Я понимал и то, что Татьяна стояла над ещё более сложным выбором, если изначально до этого ещё случая для себя твёрдо не решила, как дальше жить. Хотя она мне и говорила, но это было не совсем убедительно. Сколько могла продолжаться вот такая жизнь со штампом в паспорте в одних стенах, а по факту людей, у которых чувства, если и были изначально, то остыли уже давно, ведь год – это много. И вообще я не понимаю, если бы у них был совместный ребёнок, то можно испытывать временные неудобства из-за этого и терпеть, а так, что держало?

Мысли, вы мои мысли, не дающие покоя ни днём, ни ночью. Может быть они – только пустые хлопоты? Вот я в день, когда Таня заступает на смену не пойду на завод, буду сидеть и ждать её здесь иначе, до конца смены на заводе ещё столько времени буду сходить с ума от неведения. Всё, решено. А сейчас нужно отвлечься. Нет, всё же нужно выпить. Мужиков не хотелось втягивать в авантюру. Молодой Дон Жуан по имени Расул давно уехал на свою Родину. Славик в жизнь не согласится, чтобы просто побухать со мной за компанию. А что остаётся? Напиться самому, как алкашу и спать до той поры, когда всё должно проясниться.

И тут мне пришла идея. Я сказал своим, чтоб не ждали и шли на работу без меня. В принципе, всё общежитие уже знало о том, что произошло в эту ночь, как будто везде были установлены «жучки» и камеры видеонаблюдения, по типу тех, которые я видел по углам высокого каменного забора м колючей сеткой по верху вокруг территории Ленинградского монетного двора.

А был такой курьёзный случай, почему я и запомнил, хоть он и произошёл всего около месяца назад в Ленинграде, когда видеокамеры в те годы были ещё не в моде. Гуляли мы в очередной выходной по Ленинграду и на этот раз решили побродить и познакомиться, хотя бы поверхностно с историческими достопримечательностями, расположенными в Петроградском районе. Посмотрели памятники, посетили легендарный крейсер «Аврору», заглянули и Петропавловскую крепость. Попытались даже по наивности, по-домашнему «раздушить» пару бутылок, приобретенных по этому случаю цивильных спиртных напитков в Александровском саду, но были «удалены с поля до конца игры» пешим нарядом милиции. Но, а что мы сделали? Сидели мирно на лужайке и приготовились отметить это дело так культурно, даже убрав после себя – нет, видите-ли, нельзя. Но, если сильно захотеть, то можно, как гласит поговорка и мы, конечно же нашли укромное место в Петропавловской крепости. Настроение было хорошее, вернее, испорченное инцидентом вновь приобрело смысл, и мы гуляли, сильно не задумываясь куда и зачем мы бредем. Время убивалось, а это главное. Культурно отдыхали, так сказать.

Но наступает тот момент, когда появляется потребность справить свои естественные потребности и не нужно забывать, что мы в культурной столице России. И оказалось, что не один я давно испытываю не совсем комфортное состояние, когда приходится всё чаще и чаще заставлять себя просто терпеть. Первым сдался Александр Павлович, который из-за августовской жары много пил жидкостей, на каждом углу, включая и пиво.

— Всё, «пусть лучше лопнет совесть, чем мочевой пузырь», да и кто нас тут знает, если чё, — вращаясь вокруг своей оси в поиске места, где можно отлить, насторожил нас Павлович.

Мы переглянулись. В словах старейшины было зерно истины. И мы начали искать более или менее подходящее место. Какой-либо рощи поблизости не было, крепостные стены кругом, ну и одинокие деревья, которые даже меня не смогут скрыть от глаз людских, не говоря о Павловиче.

— Во, смотрите, две стены сходятся с тенистый угол, там никого не видно и скорее всего никто не ходит. Айда туда, — взял бразды главного зачинщика провокации тот же Павлович.

Мы обступили высоченные стены, которые даже в послеобеденной время бросали от себя тень и наслаждались блаженством освобождения от тягости физической, получая при этом и душевное наслаждение.

— Мужики, гляньте туда, — и я указал вверх на угол стен над нашими головами и на тут, откуда мы пришли на другом конце стены, — видите? Это видеокамеры, и они ещё и поворачиваются постоянно. Это все наши «псисыкалки» уже в картотеке КГБ. Братцы, надо делать ноги, — шутя, на полу серьёзе констатировал факт.

Больше всех от неожиданности «открытия глаз» на явный факт пострадал тот же Павлович, из-за того, что моментально, интуитивно, задёрнул ширинку, а процесс излияния прекратить не успел. Было и смешно и плакать хотелось. Вот так «рисанулись», мужички провинциальные. Оказывается, это была огороженная высоким четырёхметровым, если не выше, каменным забором, с колючей проволокой сверху по всему периметру и камерами наблюдения по углам, территория монетного двора, толи «Госзнак», толи иначе называлась тогда.

Когда в общежитии наступила тишина, я решил проверить комнаты на наличие мне партнёра, чтобы весело скоротать время. Подёргал несколько соседних дверей – закрыто. Прошёл в сторону выхода и через неплотно закрытую дверь, увидел на кровати лежачего человека, стучать не стал, а осторожно открыл дверь, но сделать это совсем тихо не удалось, так как дверь была скрипучей.

На звук, высунув из подушки голову, посмотрел на меня с подозрением и недовольством из-за того, что не дают ему элементарно поспать, мужчина, с прищуром посмотрел на меня в положении, лежа на животе сверху одеяла с полуоборотом туловища и шеи.

— Чё надо? – хрипловатым голосом спросил он.

— Ищу компанию, выпить хочется с кем-нибудь, хлеще не бывает, а все на работе.

— Не все! Я-то туточки, — живо вскочив и приняв вертикальное положение, присев на кровать, отрапортовал жилец этой комнаты, которого я знал только в лицо, — а я тебя знаю, ты из 12-й, да?!

— Да, из 12-й. Своих не хотел отрывать, они в основном все правильные. Так, что, поддержишь меня в этом деле или ты не того, — я жестом пальцев показал всем известный жест, щелчком указательного и того, что между ним и большим, пальцами по шее ниже подбородка.

— Как это не? Я от вчерашнего не отойду никак. Сам думал, как поправить здоровье.

— Но время-то только половина девятого, в гастрономе-то с 11 только продают, — вспомнил я и немного пригорюнился.

— Деньги есть? А-то я вчера спустил почти все, — спросил, мой новый знакомый, — я решу этот вопрос. Тебя как кличут?

— Саня я.

— Я Валера. А ты, что не знаешь, что у нас тут на месте можно решить этот вопрос?

— Как это? Не знаю.

— Сегодня кто на вахте?

— Тётя Зина, а что?

— Отлично! Я сейчас оденусь и глаза продеру, а-то видуха… А ты за деньгами беги. Водка пойдёт?

— Конечно, лучше не придумаешь. Я сейчас.

Валера умылся, продирал глаза полотенцем. Потом начал натягивать на себя спортивные брюки, висевшие на спинке кровати, натянул футболку и прихлопнув себя по животе, хотел тем самым показать, что он готов.

— Сколько возьмем, одну или сразу литру?

— Лучше сразу, а-то у тёти Зины может закончится и что делать потом? – заключил Валера.

— У неё же с наценкой она?

— Да, по семь бутылка.

— Держи вот, на две, — я передал коллеге по несчастью 15 рублей, — думаю, что закусить найдём, а если нет, я сбегаю в ближний магазин.

— Да есть что-то в холодильнике. Присаживайся, я пулей.

Валера оживлённый вышел в коридор, а я осмотрелся. Комната на четыре человека и одно окно, также выходящее к лесу. Через три минуты Валера зашёл с сияющей улыбкой небритого лица и вытянул из-за пояса две бутылки «Русской».

— Я сейчас, — вспомнив, что у нас тоже что-то есть перекусить, пошёл в свою комнату.

Не густо, но кусочек «Краковской», консервы в томатном соусе, несколько рыбёшек, оставшиеся после пива и половина белого батона хлеба, я собрал и пошел в восьмую комнату. Валера разложил на столе всё, что нашёл у себя. Ему сильно горело и он, как только я вошёл, сорвал с горлышка «бескозырку» разлил в уже приготовленные стаканы.

— За знакомство!

— За знакомство! – подтвердил я.

Водка, выпитая на пустой желудок, продезинфицировала пищевод и желудок и очень быстро я почувствовал первые признаки присутствия в организме алкоголя. Прошло уже полчаса, а я совсем не думал о том, о чём, страдая от недопонимания, ломал себе голову с самого утра.

— После первой и второй промежуток небольшой, — произнёс Валера и налил ещё по одной, — первая чего-то не взяла.

Мы выпили ещё, закусили. Валера подошёл к окну, открыл форточку и спросил:

— Куришь? Кури. Я повременю, пока не полегчает.

Я закурил, Валера подсунул пепельницу из консервной банки. И как-то всё становил на места, может не на те, где находились до этого, но прекратились душевные мытарства, я почувствовал себя расслабленно и был спокоен.

— Ты что здесь делаешь, Валера?

— А, с женой скандалили, разошёлся. Дочка маленькая, ей три годика. Плачу алименты, а то, что не проедаю, пропиваю. Мне 26 лет и кажется, что кроме, как на такую жизнь, уже и рассчитывать нечего.

— Да, брось ты! Молодой ещё совсем, все образуется, встретишь ещё женщину, жену и хозяйку, которая будет тебе борщи варить. Я моложе от тебя на немного, не женат, видимо ещё не готов к женитьбе. Хотя ещё вчера думал, что уже созрел. Не судьба, значит.

— Вот и я о том же. Не судьба А, где она эта судьба? И Алёнку жалко, доченька-красавица. Час покажу, у меня фото есть. Это она в садике, уже летом этого года. Скажи, красавица?!

— Конечно, Валера, красавица. Ты, видимо сильно пил или бил жену?

— Не-а, чтоб бить – пальцем не тронул, а пить – это да. А, кто её сейчас не пьёт. Но зарплату старался всю домой приносить. Но, не без того, троячок оставить на пропой. Зудела, зудела и подала на развод, говорит: «Не могу больше с пьяницей жить. Ребёнку незачем все это видеть».

Закурил и Валера и теперь сизое облако плавно окутав комнату, поднималось кверху и затем теснилось у форточки, создав своеобразную очередь, чтобы вырваться на свободу.

— А ты из-за чего, с утра, чтоб водку со мной хлестать? Тоже вчера было «хорошо»?

— Не стану грешить, до поры до времени вчера было всё хорошо, но потом произошло, как бы и незначительное землетрясение, но этого видимо было достаточно чтобы появилась трещина в отношениях, я это чувствую, не знаю, чем, но чувствую или ощущаю.

— Тоже связано с женщиной? Вот видишь, я и говорю, что женщины – зло! Без них лучше, правда? – рассуждал Валера.

— Нет, брат, не ври сам себе, без них фигово, очень фигово, хотя, соглашусь, что и с ними может быть не сладко. Давай выпьем «За них красивых, за нас неверных», пока это тост вспомнил, — предложил я и взялся сам разливать, пока Валера курил.

Время в разговорах на свободные темы шло быстрее, чем в сомнениях и попытками осознать происходящее с элементами самобичевания, а порой и даже греха нехороших мыслей о других. Вообще-то я скорее противник попоек без повода, чем их сторонник, но считаю, что иногда, для того, чтобы не покрыться изнутри душевной плесенью от заумства и занудства, а также и примерного поведения, дабы чуть принизить гордыню свою, совсем даже не вредит, а на пользу вот такой простой, известный в народе на Руси ритуал, под названием «не пьянки ради – поговорить хочется».

Часики тикали, мы планомерно по горсточке изливали друг другу то, что не давало покоя, мучило, терзало и эти бесовские проделки, если не огнём, то спиртом нужно было изгонять. Конечно, дело не доходило до сокровенного и личного, зачем нужно это знать чужому человека, а вот его примеры из практической семейной жизни и мои философские умозаключение приобретали вместе законченное целостное объяснение некоторым жизненным аспектам, по которым часто у многих возникают вопросы, требующие сбора материала, осмысления его, анализа и на основе из уже умозаключений и выводов. Даже первоначальное утверждение «женщины – зло», к завершающему тосту из первой бутылки звучало так примерно, как слова из песни, которые в начале разговора соответствовали началу песни, где утверждалось, что «…они всю жизнь нам разбивают сердца, от них мучения нам без конца…», а на этом этапе, даже Валера в обсуждениях со мной был согласен с текстом второй части песни, которую замечательно исполняла группа Стаса Намина «Цветы» и звучавшая на всех танцплощадках страны, наше мнение сошлось уже к следующему:

«…

Мы вам честно сказать должны,
Что девчонки больше жизни нам нужны,
Ну кто нам скажет, что приходит весна?
Ну кто покоя нас лишит и сна?

Кто разбудит в душе любовь?
Кто заставит в мечту поверить вновь?
Кто поцелует нас хотя б иногда?
Кто жизнь свою разделит раз и навсегда?!

Припев: А как без них прожить, А ну скажи, скажи.
Без них -то мы куда? Да просто никуда!
Не даром все века их носят на руках!
И мы опять готовы руки подставлять.

…»

И вот только сейчас, я вспомнил о Тане о том, что вчера произошло и том, что терзало мой беспокойный разум с того времени и вплоть то того, как я оказался в гостях у того, кому нужно также было излить накипевшее на душе, даже не важно кому, важно, что его выслушали, поняв, в чём-то поддержали, а с чем-то не согласились и даже переубедили, да и сам я отвёл разговором душу. Проблема, неразрешимой так и стала, но на душе стало спокойно, волнения рассосались, разбавились чистой жидкостью, но на этот раз не слезами, водкой.

***

Утром, когда я ожидал что на суточную вахту заступит Таня и уже планировал, что мы найдём время и поговорим не после «отбоя», а с утра, чтобы успокоить душу, которая трое суток была не в ведении, что же могло там произойти ещё после того, как Таня уехала домой после смены, холодно со мной попрощавшись в общежитии и попросив даже не провожать до автобусной остановки.

Зашла тётя Зина, дежурившая сутками раньше. Поздоровавшись, на мой вопрос ответила:

— Я не знаю, мне комендант позвонила и сказала, чтобы я вышла из-за того, что Татьяна заболела. Больше я ничего не знаю.

Вот это да, что же могло произойти? Напрашивалось то, что это болезнь может быть только прикрытием чего-то, что я вскорости узнаю или не узнаю уже никогда. Даже такую мысль я стал допускать. Меня предчувствие подводило, но очень редко и скорее всего и в этот раз не подводит. А так хотелось ошибаться. Этот тот редкий случай, когда действительно хотелось ошибаться и завтра, теперь в качестве отработки за тётю Зину выйдет она, моя Татьяна и всё опять будет как прежде. Хотя я теперь был уверен, что как прежде уже никогда не будет. Ничего в нашей жизни не повторяется, даже копия, если присмотреться имеет свои характерные, хоть и малозаметные отличия. А здесь, отличия начали проявляться буквально сразу и такие существенные.

Что делать, опять искать Валеру, который с большой уверенностью и вчера продолжал то, чем мы с ним занимались днём ранее. Нет, теперь уже не нужно. Тогда нужно было, а сейчас нет. Пойду я лучше и отвлекусь трудом, припоздаю минут на 20-30 – это не смертельно, мастер будет только рад подогнать план, тем более что у нас заканчивалась командировка и даже нас по многочисленным просьбам «трудового крестьянства» обещали рассчитать на неделю раньше, хотя командировки отметят тем числом, каким и нужно было. Это в основном просили мужики, которые постарше, чтобы иметь возможность побыть дома ещё несколько дней, порешать вопросы подготовки к зиме домашнего хозяйства и отдохнуть прежде, чем «запрячься в трудовую упряжь».

Можно было, конечно, просто поехать домой к Тане и, если она дома, выяснить всё из первых уст, как говорится. Но понимая, что сейчас и ей нелегко, попытка разузнать может быть понята, как подталкивание к действию, а я этого никак не хотел. Сомнения, сомнения и сомнения мучали меня, не давая покоя. И даже начал думать о том, что так много счастья и сразу, что выпало нам – не может быть вечным, бывает так, что на море полный штиль и гладь и она стабильна на протяжении какого-то продолжительного времени, но не может быть, чтобы волны, набрав силу, вдруг остановилась на набранной амплитуде, в её апогее и так продолжалось час-два, сутки – это невозможно. Так же невозможно держать страсть наших любовных отношений на таком накале, который не способны долго время выдерживать ни лампы накаливания, ни человеческие отношения.

Когда через два дня на смену вновь пришла тётя Зина, я уже не спрашивал, она сама меня затронула.

— Не знаю, что там у вас произошло, но Таня взяла отпуск за свой счёт, говорят, что из-за того, что кто-то из родителей приболел и она к ним поехала. Может и так, но мне кажется, что тут что-то другое. Я её хорошо знаю, она хорошая девушка, но в жизни невезучая. Хоть ты её не обижай.

— Тётя Зина, даже в мыслях никогда ничего подобного не было, она для меня всё. Так переживаю за неё. Спасибо вам, вы добрый человек.

— Храни тебя, Господь! – проговорила женщина в ответ и одновременно наложением на меня крестного знамения со словами, — «Во имя Отца… и Сына… и Святого Духа…Аминь».

Я улыбнулся, подумав: «Неужели выражение «что Бог даёт, то к лучшему» и в моем случае право? Может быть, Господь, таким образом хочет сберечь жизнь и не одну, а сразу две? Неужели у наших отношений нет будущего, нет перспективы и компромисса? Неужели я Таню больше не увижу и это её решение? Возможно, Николай, смог поставить ультиматум или ещё что-то, до чего у меня даже не получается даже «зацепку» найти...».

На неделю раньше, как и предполагалось, нас всех рассчитали. Мы втроём взяли билеты на завтра, рейс на Ростов в 9-40. У нас были в карманах деньги, мы уже, кто хотел и было кому, накупили подарков и сувениров. Анатолий предложил мне посидеть напоследок в рестораны «Дюны», и я не мог отказаться. Как бумерангом, всё у меня закрутилось с того памятного дня, когда в результате первого посещения этой достопримечательности г. Сосновый Бор, я впервые увидел и познакомиться с той, с кем провёл столько счастливых моментов, исчисляемых десятками часов в сумме и что завтра уже будет историей, а сегодня я буду прощаться со всем, что меня с городом связывало.

Анатолий был со своей подругой, которая пришла на прощальный ужин. Он заказывал постоянно музыку и танцевал со своей Кэти, как он называл Екатерину. Я сидел степенно и просто пил и ел, думая об одном – о ней.

— Я поеду, попрощаюсь с Таней, — сказал я Толе, когда он присел с Кэти за столик.

— Саня, ты выпил, я боюсь, что ты можешь наделать глупостей. Может не нужно?

— Толя, а когда? Мы завтра рано уезжаем. Я себя клясть буду всю жизнь, если не узнаю хотя бы то, с ней всё хорошо. Я её целую неделю не видел, даже больше. А у тебя есть с кем ты будешь сегодня прощаться. До свиданья, Кэт!

Я подошёл и поцеловал ей руку.

Было около 22 часов, и я думал лишь об одном – только бы была дома и с ней было всё хорошо. Выйдя из автобуса, быстро прошёл знакомой дорожкой через детскую площадку, где сидела парочка молодых людей. Я заулыбался. Счастливые какие.

Позвонил в звонок и отчётливо услышал звонок через дверь. Довольно быстро дверь открыл муж Татьяна.

— Николай, Таню можно? Она дома?

— Таня, к тебе молодой человек, — произнося через плечо, захлопнул дверь Николай перед моим, буквально, носом.

Таня вышла серьёзная. Я её никогда такой не видел. Она накинула на себя вязанную кофту и на ногах шерстяные вязанные носки в домашних тапочках.

— Таня, здравствуй! – я пытался улыбаться, но получалось очень плохо.

Она один раз глянула мне в глаза и затем стояла, опустив их, смотря в пол.

— Таня, объясни, пожалуйста, что произошло в отношениях между нами? Разве так сильно повлияло на всё то, что муж уличил тебя в неверности. Но ведь у вас и так было всё шатко. Сейчас наладилось? Я буду счастлив, если буду знать, что ты счастлива, но пока в это не могу поверить. Ответь мне? Не молчи.

— Что я тебе отвечу, Саша. Мы решили с мужем всё начать сначала, попробовать… Саша, не рви мне душу. Уходи!

— Таня, ты меня гонишь? Я пришёл с тобой попрощаться. Но, может быть, ты решишься, и мы уедем с тобой, будем жить и любить друг друга. Таня?! Ты меня слышишь?

— Саша, уезжай. Будь счастлив! Не поминай меня лихом.

— Таня, но ты же тоже меня любила, что произошло?

— Саша, мне и так очень тяжело. Прошу тебя, оставь меня.

— Таня, это же не до завтра. Это навсегда!

— Значит, судьба такова моя. Прощай, Саша! Прости меня!

Я попытался обнять Таню, но она, не поднимая головы, освободилась от моих рук, которыми я не мог её держать в таких же крепких объятьях, как раньше. Сердце моё оборвалось. Мне хотелось кричать прямо вот здесь, в подъезде, но из этого лишь вырвался из груди слабый стон души, когда дверь за Таней закрылась.

Я позвонил один раз, подождал. Позвонил ещё и ещё. Долго никто не открывал. Потом открыл Николай:

— Таня плохо себя чувствует и просила не беспокоить, — был его ответ на мои звонки в дверь.

Небо перевернулось и все звезды с него посыпались под ноги. Я ожидал всего, но такого удара, что ножом в сердце, тем более от неё, я никогда не ожидал. Я вспомнил концовку фильма «Человек-амфибия», когда Ихтиандр прощается со своей любимой Гуттиэрой, но даже в той трагической истории его любимая не отвернулась, как это сделала моя Татьяна. Значит, я этого заслужил, а за что – вердикт не оглашён, а приговор приведён в исполнение.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 5 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-4-metam...