Камбала. Часть 4. Метаморфоз. Глава 7.

Глава VII. Вот и всё!

***

Я действительно чувствовал себя, как Ихтиандр, лишенный привычного ареала, привычной среды обитания. Я снова оказался в той ситуации, когда все мои изменения с переосмыслением многих жизненных принципов, сформированных во мне за последний год и претерпевших очень серные изменения в связи с теми событиями, которые изменили и мой внутренний мир, обогатив его, естественно, дав новые импульсы развития и стремления развиваться с воплощением тех идей и жизненных планов, которые были ранее мне не приемлемы, мной отрицались и отвергались, как чуждые, теперь прижились так уверенно на почве новых отношений, изменили меня очень сильно и как я уже признавал, только в лучшую сторону, я просто становился мужчиной, юность, хоть и с запозданием, но осталась позади.

Стрессовая ситуация, к которой я оказался совершенно не готов, хотя у меня было много времени, и я рассмотрел множество возможных вариантов, но такой жирной линии при подведении итогов наших отношений с Татьяной, я явно не ожидал – это был полный шок моего сознания. Я в жизни сталкивался с откровенной неприязнью на грани ненависти даже, хоть и не любовных отношениях, и, хоть это было довольно неприятно, но вполне закономерно, я не говорю о честном признании того, что человек, с которым ты общался и строил планы, возлагал надежды, я имею ввиду сейчас именно девушек, с которыми приходилось встречаться, они говорили: «Извини, я думала, что у нас что-то получится и я тебя полюблю, но не получилось. Ты найдешь девушку, которую полюбишь, и она будет лучше меня. Желаю тебе всего наилучшего!» Что тут можно сказать? Это больно, но честно и после остаются только хорошие и светлые воспоминания об этой девушке, с кем свела судьба на время и расстались по-доброму.

Если бы Таня высказала один или кучу моих недостатков, из-за которых они не желает меня видеть, мне бы было изначально больно это слышать, а затем, когда я осознал, что во многом она была права, то, естественно понял бы и принял, как должное. Я совсем не был зол на нею, не говоря о более высокой степени обиды или даже ненависти. За, что я должен её ненавидеть? За то, что подарила столько счастливым мгновений, часов, ночей, когда я был выше «седьмого неба», я был счастлив, как ещё до этого никогда и не знал, смогу ли ещё найти хотя бы подобие испытанного и того, что никогда не забудется. Я только благодарен ей за это. Но почему она со мной так поступила, этому есть объяснение, но она не захотела открыться передо мной и из-за этого, при последнем разговоре, во время прощания она не поднимала даже глаза. Видимо боялась смотреть в искренность моих глаз, чтобы в чувствах не проговорится. У неё было что-то, что она умолчала, возможно подумав, что так будет лучше, а о том, что так будет в разы больнее, в первую очередь, возможно и не подумала об этом.

Женщины иногда совершают такие поступки, что потом и сами не могут объяснить почему именно так. Хотя и не обязательно женщины. Иногда я себя ловил на мысли, а какой смыл был того, что я сделал, чем руководствовался и сам себе не мог объяснить. Я знаю свою главную ошибку. Она состояла в том, что когда случился инцидент, я сидел и ждал, когда девушка придёт и объяснит, что она по этому поводу думает и решила. А мне нужно было действовать. Может она этого и ждала, проверяла меня, на что я способен. Очень даже может быть. Но то, что ситуацию взял под контроль её муж, Николай, тоже мне представлялось очень возможным. Скорее всего у них состоялось соглашение, если не мира, то перемирия с поставленными условиями, типа семейного контракта.

А, что сейчас? Как говорят, «после драки кулаками не машут». Я упустил возможность свою – это сейчас представлялось уже мне очевидным. Я проявил ненужный в этой ситуации нейтралитет, по принципу «как бы не было хуже», а Николай, перехватив инициативу, довёл ситуацию до логического завершения. Соперник уезжает, скорее всего навсегда и можно приложить старания, что восстановить свой статус главы семью, укрепив в какой-то степени отношения.

Хорошо, что я уже бывал и не раз в подобных ситуациях, но тогда все было в разы проще, чем сейчас. Сейчас всё было намного серьёзней и, из-за этого разрыв был такой болезненный. Было такое ощущение, что без наркоза вырвали, нет, не зуб, а сердце из груди. И с этим нужно было жить. Сколько времени уйдёт на реабилитацию и заживление ран, я не знал, но то, что это процесс длительный знал точно.

***

Дома нас встречали, как иностранных туристов, разве, что не с хлебом, прям к трапу самолёта. И нам потребовалось время на привыкание. У нас был запас дней для отдыха и восстановления, привыкания к тому, от чего успели отвыкнуть. Николай, который добирался, в отличие от нас более двух суток на поездах, приехал позже и ещё через день вышел на работу, чем выдал всех остальных. Видите-ли, соскучился по своём кормильцу, трактору ДТ-54 и не выдержав, пошёл на работу.

У меня же, наоборот, всё валилось из рук и, как Ихтиандр без морской стихии, задыхался в избытке кислорода воздуха, который просто сжигал фибры моей души, как жабры у амфибии. Мне ничего не хотелось я лишь искал тех, кто мне в этот трудный момент поможет. А, кто может помочь лучше, чем родители, которые всегда готовы даже на жертвы, ради своих детей. Я начал задумываться о смене места жительства и серьёзно.

И когда председатель на планёрке снова предложил мне «комсомольское задание» в виде освоения и изучения поливной техники, которую было решено с нового года широко внедрять для усиления кормовой базы колхоза имеющее приоритетное мясное направление, я наотрез отказался.

Самоходная многоопорная среднеструйная широкозахватная дождевальная машина ДКШ-64 «Волжанка» (дождеватель колёсный широкозахватный) производился в городе Волгограде и туда мне предлагали отправиться буквально через месяц. «Кто тянет, того и понукают» — эта поговорка, видимо была обо мне. А мама меня всегда учила: «Научись говорить нет». Эта наука мне давалась сложно. Ну не мог я отказывать. И только то, что я не хотел ничего и никого видеть и помогло мне сказать следующее:

— Нет, Виктор Васильевич, на этот раз – нет! Куда вы меня только не кидали за вот эти полтора неполных года: мастером-наладчиком был, разъездным механиком был, механиком кормодобывающей бригады, оператором шахтной зерносушилки и оператором ЗАВ тоже был, на курсах повышения квалификации и на обучении в Сосновом Бору тоже был. А теперь ещё и курсы операторов «Волжанок». Скажите, кто-нибудь из специалистов ваших может таким послужным списком похвастать? Разве, что под танк не бросали. Вы же знаете, что я подводником служил?

— Знаю, конечно. Ну и что?

— А то, что я тонул в море и потому воды боюсь похлеще чем огня, в котором горел во время пожара на лодке. Вы меня извините, Виктор Васильевич, но – нет и нет! Я вообще собираюсь писать заявление на расчет. Что-то не заладилась у меня личная жизнь, да и сестру стеснять не хочется.

— Ну, я слово держу: женись и четырёхкомнатная квартира твоя. Ну не строим мы одно- и двухкомнатные квартиры, строим семейным. Дам я тебе такую громадину, что ты в ней будешь делать? Паутину целыми днями по углам гонять. Женись и получишь. Что у нас девчат нет? Не верю.

— Что к сердцу пришлась, нет. Вот думаю в Курган перебираться, там цивилизация, может женюсь, скоро двадцать пять, мои ровесники давно поженились, а я…

— Не горячись, подумай. Я не тороплю. Отдохни от командировки, и я надеюсь, что мы договоримся. Согласен, что кадр для села незаменимый, потому и бросаем на прорыв. Ну, а кто, если не вы, молодые?

На том и остановились, каждый остался, как говорят, при своих интересах. «Пора и честь знать, — думал я по дороге от правления в бригаду, которая занимала максимум пять минут, если идти через пустырь.

Забежал ко мне на работу весь улыбающийся Анатолий, цветущий как будяк весной. Он сначала заглянул в конторку и спросив у бригадира, где я сейчас могу находиться, пришёл в производственное помещение зерносушилки, где мы с Павловичем настраивали её на режим сушки. А началось с того, что он там, где-то влез, крутнул и в итоге тонны три семечек не высушили до кондиции посевного материала, а пожарили. Павлович стоял с невозмущенным видом и щёлкал жаренные семечки.

— Короче так, Александр Павлович, давай, подгоняй свой мотоцикл «Юпитер» с двумя котлами, загружай в него мешки с семечками и вези на шахты, в Снежное ближе всего, там семечки у шахтёров пользуются спросом, как и сало, я знаю. Моя бабушка, царствие ей небесное, на Покрова не стало, возила в Харцызск. Знаешь, только пораньше садись на тротуаре по пути шахтёров на шахту, а потом в конце смены. Как продашь все жаренные по твоей вине семечки, отнесешь в бухгалтерию сколько они там убытку насчитают. Но не переживай, ты ещё с барышами останешься. Ну, так как, Павлович?

— Иваныч! Ты, чё! Шоб я и семечки? Я лучше мотоцикл продам и заплачу. Тебе не нужен? Незаменим в хозяйстве.

— Спасибо! Меня «Ява», «старушка» устраивает.

— Так, а может как-то по-другому, а, Иваныч?

— Можно! Сегодня поляну накроешь, но без пива, холодно уже. Проставишься, как положено, а я поговорю с бригадиром перекроем как-нибудь твой грех. А семечки, как отсев пойдут на гранулы. Вот и Толик тоже не прочь поучаствовать в нашем банкете по случаю, — заметив вошедшего Анатолия, обратил внимание Павловича, — вы же, Павлович, ещё с командировки должны. Ну, ладно Колю жена заклевала, мы с Толяном, как положено в «Дюнах» посидели, а вы всё над своим златом чахнете.

— О чём вы тут обо мне и без меня? Привет трудовому народу, — как всегда с позитивом отозвался Анатолий.

— Да вот, тут, Александр Павлович, решил проставиться своим пацанам и тебя вспомнил. Говорит, нехорошо всё же, я тогда спор с пивом проиграл, а не рассчитался. Вот теперь уже не пивом, а водочкой хочет возместить материальный долг и наши моральный ущерб, причинённый нам по его недоразумению, за что просит у всех прощения. Так, Павлович?

Павлович кивнул с улыбкой недоумения. Но дело сделано, добро дано, отступать некуда – но мужским поступком сочтётся.

— Замечательно. Вот и будет время с тобой всё подробнее обсудить, — обратился Толя ко мне.

— А, что за вопросы?

— Вопрос такой, как сказать, щекотливый. Да, собственно, Павлович же в курсе наших сердечных дел в Сосновом Бору. Значит так…

— Подожди, подожди! Ты что-то узнал о Тане?

— Во, как оживился. Не забыл ещё? Она же тебя кинула, если разобраться, а ты…

— Толя, ты мне друг, я тебя уважаю, но не нужно так о ней говорить. Таня этого не заслуживает, даже, если совершила какую-то ошибку, я даже не знаю, она замкнулась. А, что происходит я не знаю.

— Написал бы, что ли ей.

— Нет, она категорично меня оттолкнула. Не могу.

— Фу – ты, ну – ты! Ты меня перебил. Я чё пришел. Я Куклу, ну Лену секретаршу увидел, она мне сказала, что с завода письмо пришло. Они просят разобраться с поставкой нам оборудования. Нужно проверить и составить список поставленных «мест» оборудования и срочно им доставить. Я, как узнал, сразу к председателю с предложением, чтобы слетать туда и разобраться, ну и он дал добро. Короче, я только от «преда», завтра лечу, а сегодня ты мне помоги с этим оборудованием, что у вас разгружали разобраться, а-то мне сложно самому.

— Ох ты и Жук, Толя!

— Чего ты на меня так?

— А посоветоваться со мной, может мне в разы важнее туда сейчас попасть, вопрос может быть жизни и смерти. Вот такой ты, друг, называется.

— Сань, ну чего ты? Я же думал, вы с Таней порвали отношения, а у меня, сам знаешь, там Кет осталась, пишет на имя бабы Клавы, она всё равно слепая, а я забираю, ждёт меня с нетерпением. Ну, извини, брат, если чё.

— Толя, я с Таней ничего не рвал. Я её люблю, как никого ещё и никогда, понимаешь. А что там сейчас не знаю. Переживаю, каждый день и час думаю о ней. Короче, извини за то, что «наехал» на тебя ни за что. У меня будет просьба к тебе, если будешь там, зайди в общагу и, если ничего не узнаешь, я тебе адрес дам, ты проедешь, узнай, пожалуйста. А, я, сдыхать буду, но не напишу. Решил – всё, значит такая судьба. Но я должен быть спокоен, что с ней всё хорошо. Мне она совсем не понравилась, хоть не она, а как она себя вела, когда мы с ней прощались, хоть и выпивши изрядно был, как сейчас помню. Не хорошо мы расстались, не хорошо.

— Хорошо, Саня, все сделаю. Ты же знаешь меня.

— Да и привет своей Кэти от меня передавай. Не повезло и ей в жизни. Вот, хоть ты подаришь ей минуты женского счастья.

— Спасибо, Саня! Передам. Так ты когда сможешь мне помочь, сейчас или позже.

— Давай через парочку часов. Ты же должен там командировочные и прочее оформить пока. А мы ближе к концу работы сделаем тебе список поставленных «мест» оборудования, чтобы ты ещё и заверить печатью успел. А потом, Павлович обидится, если не придешь. Да, Павлович? Заодно и дорожку твою обмоем, чтоб удачной была.

Настроив зерносушилку, дав оператору, Павловичу, наставления и рекомендации, не дожидаясь Анатолия, я пошел с бумагой и ручкой переписывать всё поставленное нам оборудование с завода «Агрегат». Когда Анатолий запыхавшись прибежал из правления с уже оформленными проездными командировочными документами, я вручил ему список.

— Попросишь Лену, она быстро тебе наберет, как следует письмо, с указанием кому, от кого и всего там, она лучше знает. А мы ждём. Как освободишься, подходи. По такому случаю мы можем и раньше начать самое важное событие, которое мы ждали почти месяц, да, Павлович?!

Благо, что Александр Павлович был человеком необидчивым, добряком таким, на нём даже окурки можно было тушить, он будет улыбаться со словами: «Ну, если так нужно, значит нужно!» Он воспитывал двоих славных детей: дочь была взрослой девушкой, хоть и не красавица, но симпатичная курносая, веселая такая, скромная и для того, кто её выберет в жены, будет для того верной женой и отличной хозяйкой – это всё я увидел и прочитал в её голубых, как небо в ясную погоду глазах; сын был меньшим, заканчивал восьмой класс, парень – трудяга, пока отец на работе, всё хозяйство на нём, хорошим механизатором, как минимум будет, технику любит и возиться с ней.

Пока Толя пошёл к секретарше в правление, я вспомнил, что нужно решить вопрос с жаренными семечками. Я зашёл в бригадную, где восседал Владимир Иванович за своим столом. Слева кипа бумаг, справа счёты и счётная машина «Феникс», прямо перед ним пепельница полная окурков, за ним, в правом углу сейф, слева шкаф с папками для документов. Впереди его стола приставлен еще один стол, за которым смогут расположиться человек пять максимум и сбоку, у стен приставлены с каждой стороны по три-четыре свободных стула, необходимых, при проведении общих собраний, когда собирался весь небольшой, но дружный коллектив бригады.

— Как там дела? Успехи есть, Саня? – мы друг друга, когда без подчинённых назвали по имени.

— Всё нормально, Вова, настроили. Я по этому вопросу и зашёл. Что ты думаешь с теми семечками делать, что Павлович пожарил? На гранулы?

— Ну, а куда же ещё? У нас же птичника нет. А, что ты интересуешься?

— Я же думаю, что ты сделаешь всё правильно, чтобы без виновных обойтись, да?

— Давно уже сделал. Не переживай.

— Вот, я знал, что наш Бугор самый лучший.

— Что-то мне не нравится, что ты, как бы «подмазываешься».

— Ну, не совсем, но есть и такое. Я о том, что сегодня бы на час раньше закончить работу, повод есть.

— Повод – это хорошо. Я всегда за, ты же знаешь, за любой кипиш. Так же ты любишь говорить?

— Вот и хорошо. Я тогда с АВМ Сашу пошлю, пусть на моцике сбегает, купит что нужно, ага?

— Давай! А меня не забудете?

— Владимир Иванович, за кого ты меня принимаешь?

Я прошёлся по мужикам, без которых невозможно было представить бригаду, её костяк и предложил, кто сколько может, сброситься в честь нашего Александра Павловича, хоть по рублю. Сам, для наглядности держал «пятишку» в руке, как «замануху» более крупных купюр, чем «деревянные». В итоге собралось около двадцати рублей. Затем я пошёл к Александру Павловичу, который буквально, в поте лица наверстывал сушку семенного материала подсолнечника.

— Как успехи, стахановец?

— Заканчиваю, Иванович.

— Ну, так что насчёт «картошки, дров поджарить»?

— Ты всё шутишь, Иваныч. Ты о магарыче? Так это не заржавеет, только у меня с собой «червонец» всего.

— Вот нам его и не хватает. Давай! А-то, уже темнеет. Ноябрь, не август с пивом и рыбкой. А как ту рыбку называли местные, что ты на голый крючок у АЭС на моле ловил?

— Я и сам не помню, но жирная, зараза. Вот сейчас бы её сюда.

— Ничего, килька в томате тоже не плохо, если водка к ней.

— Это, да!

Летом мы любили организовывать такие мероприятия в старом саду, что был рядом с территорией нашей бригады или на речке Тузлов, где природа замечательная и где забываешь обо всём, о работе и хлопотах. А в середине ноября хотелось в более уютном месте посидеть в удовольствие. Мы собирались в бригадной. Достоинство нашей бригады с производственными помещениями, складами, зернотока и прочими постройками в том, что всё это располагалось на самом высоком месте в селе, вернее на его восточной окраине между правлением колхоза и за ним животноводческого комплекса КРС и полеводческой бригады с другой стороны черед плотину и балку в направление с юга на север, с запада располагался тот самый старый сад, а с востока простирались поля. Когда мы сидели в помещении бригадной, то могли в окна видеть оба подъезда и с юга, и с севера до самого здания правления и территории бригады, расположенных намного ниже. Мы могли, при нежелательном «шухере» за пару минут сделать рабочую обстановку, если нас решать проконтролировать в рабочее время.

Приставной столик, который по обыкновению стоял придвинутый к столу бригадира, выдвинули на центр. Оперативно появились закуска и выпивка. Тесновато, но разместились все восемь человек вокруг стола. По полбутылки на брата спиртного – это не пьянка, а культурное мероприятие. Не было деда Гришки, который любил говорить всегда, как мудрые старики, поучая молодых: «Вы, смотрите там мне, умненько!» Вот мы и сидели умненько в чисто мужской компании. И это тоже один плюс. Мы могли здесь же курить, открыв или форточку или даже дверь, чтобы «повисший в воздухе топор» смог, отлежавшись на полу, «отдышаться», чтобы вновь повиснуть над нашими головами.

Всё было, как обычно, привычно, тепло в плане отношений и расслабляюще действуя на напряженные мышцы, после трудового дня и, главное на душевное состояние. Толя, вспомнив о недавнем разговоре, помахал мне жестом с предложением выйти на улицу:

— Пошли подышим свежим воздухом.

Мы вышли. Небо было на западе в багровом зареве. Видимо предвещая морозную и ведренную погоду на завтра.

— Пока ещё при свежей памяти, ты что-нибудь будешь Тане передавать, если мне удастся с ней увидеться. Но обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы её увидеть. Надо будет, я и в Гатчину поеду, если она там у родителей. У меня командировка на пять дней, думаю, что пару дней у меня будут свободными, если за день на заводу справлюсь.

— Толя, тебе не до этого будет. Не нужно ничего, кроме того, что скажи на словах: «Я её не предавал, ничего в моей душе по отношению к ней не изменилось, а сердце болит неопределённостью. Просто, я её люблю!» — вот и всё. По возможности, пусть расскажет в чём моя вина или что вообще произошло, но это, если сама захочет, не дави, прошу.

— Хорошо, Саня, я понял. Всё передам. Не рви себя, ты ещё жить не жил. «Время раны лечит», пройдёт, не сразу, конечно.

— Спасибо, брат! Удачи тебе! Ты иди, посиди ещё, Толя. А за меня скажи, только не сразу, что что-то мне нехорошо, пошёл домой. Но не сразу. Хорошо?! Держи краба!

***

Я шел в темноте по тропинке, которой часто ходил через сад на «Мясную» улицу. Свет фонарей на территории бригады остались за спиной и от этого, и от того, что старый сад был мрачным местом с заросшими рядами фруктовых одичавших деревьев, небо показалось более ясным с множеством сияющих звёзд. Я шёл на закат, который медленно угас.

«Всё, — думал я, — меня тут ничего не держит, напишу заявление на расчёт. Председатель не хотел отпускать, а значит заставит отрабатывать. Это будут тяжелые дни, когда работаешь, как «из-под палки», я так не привык. Кого Владимиру Ивановичу дадут в помощники, поставив бригадным механиком? Из своих кадров, имеющих хоть какое-либо образование, я не знал. Да, какая разница, найдут. Пообещают квартиру и найдут. Мне не об этом сейчас думать надо, а как устраивать свою жизнь».

Утром у меня отпало желание идти за расчётом. А вдруг, возьмёт пред и подпишет без отработки, рассчитаюсь и Толика из командировки не дождусь, а это было для меня сейчас на первом месте. На второй день, когда я заметил в почтовом ящике письмо, подумав, что сестре или зятю от сестры из Снежного, но не угадал ни разу.

Я взял в руки письмо и мурашки пробежали по телу, потому что было из Ленинградской области, из Соснового Бора, что нетрудно догадаться, но не от Тани, что я в принципе не исключал пока ещё, а от её мужа Николая. На сердце стало ещё тревожнее и самое плохое моментально начало теснить обыденные и позитивные мыли. Что случилось? Что могло случиться, что заставило «рогоносцу» написать своему обидчику письмо?

Я зашел во двор, но не стал сразу открывать письмо, закурил и пытался догадаться, какая причина заставила Николая написать или это написано под диктовку? Покурив и немного успокоив сердцебиение глубокими вдохами и выдохами, зашёл в дом, разделся, сел в кресло и только после этого, открыл письмо. Сомневаться не пришлось, что это письмо именно от Николая, а не Тани, как раньше делали написал просто в отведенном уголке для обратного адреса фамилию и инициалы хозяина. В письме было следующее.

«Здравствуйте, Александр. Вы не удивляйтесь, что Вам пишу я, а не Татьяна, письмо от коей было бы Вам получить приятнее и предпочтительнее. Вы, наверное, думаете, что очень хорошо знаете Таню? Сомневаюсь. Я за два года не смог её узнать и понять до конца. Пишу без её на то ведома. Я предложил ей самой написать, но она наотрез отказалась, не разрешив и мне делать этого, но я ослушался и тому есть причина.

Александр, Таня беремена от Вас. Я в этом убеждён, потому что мы давно не живем вместе, как муж и жена, просто разделяем кров из-за необходимости. Я не знаю Ваши планы, но, если Вы по-прежнему любите Татьяну, то приезжайте. Я не враг ни ей, ни Вам. Если будет нужно, то я уступлю Вам с Таней эту квартиру, хоть она по праву принадлежит мне. Поверьте мне, я никому зла не желаю.

Если захотите, можете мне написать, а лучше, приезжайте.

30.10.79 г. Николай Портнов.»

Я, несомненно, поверил в искренность слов, Николая, которые сначала ввели меня в шок. Ничего себе! Но, с другой стороны я был готов к такому развитию событий, не к письму, конечно, Николая, а к тому, что Татьяна может быть беременной и от этого и психоз возможен, правда не знаю, на какой стадии беременности это проявляется и то, необъяснимое мной поведение её во время моего прощания, когда она были чисто «снята с креста и приставлена» на пять минут предо мной, чтобы снова на нём оказаться.

Но почему письмо не от неё? Я не верю, не хочу верить, чтобы её целью было только то, чтобы забеременеть, а потом можно было, как делает самка богомола и убить самца, т.е. меня, как не нужный элемент. А убить можно и не физически, что еще больше может принести страданий, чем мгновенная смерть. Почему-то, хоть я не хотел плохо о Тане думать, но эти идиотские мысли приходили в голову. Таня, ну почему письмо не написала ты и не хочешь, чтобы я даже знал о том, что у меня тоже скоро может появиться ребёнок, маленький и желанный Кудряшка. Она не хотела меня видеть, как отца будущего ребёнка, но и Николай, если бы собирался простить Татьяне и продолжать жить с ней, воспитывая не своего ребёнка, как приёмного, тогда почему же он написал мне – «приезжай, если любишь». Это противоречит одно другому и у меня голова ломается от того, что я не могу разгадать эту головоломку. Уравнение с двумя неизвестными, к которому добавляется третье – что мне в этой ситуации делать. Сейчас Николай написал собственный сценарий и не спрашивая желания актёров исполнять роли, которые он расписал, принуждает их играть, причём обоих, и Таню, и меня.

В его словах я при этом не уловил и капли какого-то подвоха. Он умный человек и обходительный и всё такое, но как супротив мнения собственной, пока ещё жены, он же не написал, что развелись или разведёмся, а «уступлю квартиру», принимать за неё решение. Сейчас всё зависело от её веского слова, принятого взвешенного решения. А времени на обдумывание у неё было предостаточно.

Выйдя на улицу, чтобы быстрее сбросить жар, в который меня бросило и немного успокоиться, прийти в себя. Не каждый, конечно, в своей жизни получает подобные письма, а от такого «доброжелателя» тем более. Я закурил и когда понемногу разум приходил в состояние чётко понимать, анализировать факты и принимать в итоге решения, я сделал единственно-верное на данный момент – дождаться Анатолия из командировки.

В каком я настроении находился, лучше сказать пребывал, думаю, что понятно и как томительно ожидание чего-то важного, тоже, каждый такое испытывал и не раз. Не зря родилась из этого поговорка «хуже нет ждать и догонять». Сегодня уже 15 ноября, четверг. С понедельника должен Анатолий вернуться. Вот, значит и я в понедельник напишу заявление, а Владимиру Ивановичу уже завтра скажу, чтобы до понедельника свои дела подогнать, материальные ценности передать пока некому по акту передачи, но можно предварительно уже кое-какие процедуры порешать, чтобы потом не было напряга.

Сестре я тоже сказал, чтоб не подумала, что я внезапно убегаю, так как натворил чего-нибудь. Если бы это случилось, она и её муж, мой зять узнали одними из первых на планёрке у председателя. Я и сам понимал, что стесняю их, хоть у меня и отдельная комната, но я всё же здесь не такой уж и желанный гость, как бы я себя хорошо не вёл и даже, если бы не ходил, а летал комариком, всё равно раздражал бы. Нет, ну и сравнение я нашел – комарика. Комарик любого достанет, хоть и крошечный.

Завтра нужно будет найти время, чтобы с мотоциклом повозиться, нет, не получится, темнеет рано, тогда лучше в воскресенье. Вещей, хоть и немного, но перевозить придётся на нём. Да, ещё одно, раз мне предстоит едоком добавиться в семью родителей, то в пятницу нужно не забыть, а это будет послезавтра, выписать мяса. Я, пока был в командировке, они там, наверное, всех своих цыплят перерезали. Хотя цыплята в октябре уже должны быть хорошими, как я помню ещё.

Ну, вот, на завтра и вплоть до понедельника планы выстроены, осталось не забыть и выполнять их. Сходить в субботу в клуб, прощальное турне своеобразное сделать. Хотя, что я собрался со всем и со всеми прощаться. Вот, если заставит председатель месяц отрабатывать и на Новогоднюю ёлку смогу в клуб сходить тогда.

Что я тут оставлял, кроме более чем год молодой жизни, если учесть, что по большому счёту она была беспутной, то много. Приобрёл незаменимый опыт и тем более в разных сферах сельскохозяйственного производства – это большой плюс. Если бы не эта работа, я не попал в красивый молодой город Сосновый Бор и за одно не познакомился с Ленинградом – это тоже плюс. Огромный плюс в том, что я там познакомился с замечательной девушкой, подарившей мне столько прекрасных мгновений, ну горечи разочарования в конце, но это уже не может перечеркнуть всё прекрасное, оно непременно и безоговорочно побеждает и, если бы это был единственный плюс за всё время, начиная с июня прошлого года, то он перебивал бы десятикратно все минусы. Ради этого стоит жить, терпеть, ждать и даже страдать.

В понедельник, после планёрки я положил Виктору Васильевичу на стол заявление.

— Не передумал, значит?

— У меня было время подумать, Виктор Васильевич, и я очень хорошо подумал. Всё-таки я буду рассчитываться. Это уже окончательно и бесповоротно.

— Ну, по поводу окончательного, «скажешь гоп, когда перескочишь». А я думаю, что, сравнив работу на производстве с нашими «курортами», разве не так, ты же полгода из всего стажа отдыхал то в Новочеркасске, то в самом Ленинграде и решишь, что лучше.

— Какое производство?

— Ну ты же в колхозе не хочешь работать, значит где-то работу на промышленном производстве будешь искать в Матвеевом Кургане или Таганроге, так? Ну я не об этом. Везде есть свои плюсы и минусы. Но не буду больше намеками мучить. Нам прислали разнарядку, Таганрогскому комбайновому заводу в осенне-зимний период нужна помощь в рабочей силе. Они же нам в уборку помогали, вот.

— Так я-то тут причём? Я в уборку тоже, сами знаете, самый первый приходил в бригаду и последним уходил, на ЗАВе пыль глотал и обязанности механика приходилось параллельно исполнять, по четыре часа спал и не жаловался. Зачем же вы меня, как будто упрекаете? Они, что мне работу делали? За свой труд они получили.

— Не кипишуй, остынь. Без отработки я тебя не отпущу. У меня даже человека пока нет на твоё место, пока найдём ещё. А ты поработаешь, а там глядишь и придёшь, да и скажешь:

«Правы вы были Виктор Васильевич! В колхозе лучше работать, чем в этом городе. – а потом, опять же в городе квартиры дают? – нет! Придёшь и скажешь, — женюсь я! Давайте ключи от квартиры!»

— Но молодежь почему-то в город начала бежать, хоть им тут и квартиры, и машины и трактора новые дают. Значит чего-то другого не хватает. Может быть, они отработали смену и свободен, ни посевной, ни уборочной и отдохнуть есть где. Ладно, я всё понял. Надеюсь, что не будет, как в сказке про Ивана-царевича потом ещё одно задание, ещё. Вы же человек слова и кодекс трудовой нарушать не собираетесь, а-то на это дело есть «дядя-прокурор».

— Надеюсь, что ты шутишь, не пугаешь?

— Конечно, как я могу.

— Вот и ладно. У Лены возьмешь и ознакомишься, куда и что нужно. И завтра, с Богом.

Вечером приехал Анатолий и эту весть мне первому принес Саня, оператор АВМ с моей, теперь уже бывшей бригады, проезжая с работы на мотоцикле. Хорошо, я, не откладывая ни на минуту бегу к нему. Он же не знает даже, что я рассчитываюсь. Нет, сначала в магазин, бутылку возьму, без неё никак не получится. Быстро оделся и спустился в магазин, благо он был под боком.

— Что ты хотел? – грубо спросила продавец, которая редко с кем была вежлива, — я закрывать собралась.

— Литру водку и… чтобы взять на закусь?

— Сырков возьми или кильки вяленой, — зная, что обычно берут любители выпить на ходу.

— Нет. Дайте мне лучше банку селёдки иваси.

— А съедите?

— Если не съедим, то понадкусываем и принесём назад, — съязвил напоследок и я.

— Якый ты вумный, аж противно, — ответила «ласково» продавщица.

Анатолий обмылся с дороги и собирался ужинать. Жена, открывшая мне, посмотрела на банку селёдки и заулыбалась:

— Вы, что с мужем собрались селёдки нажраться, чтоб я его спать в курятник отправила, да и ты всю ночь воду пить будешь, — учительница наверное не выговорилась за день с учениками, решила и меня чуть «построить», — и что даже по сто грамм не выпьете?

— Ну, почему, если вы угостите, может быть и не откажусь.

— Иди, на кухне сидит, ужинать собирался. Как мне надоело управляться, целых три месяца сама и опять сколько дней, всё сама и сама.

— Ну, извините! Работа, ничего не поделаешь.

— Ага, тебя же не послали, чего его? Небось там кто-то есть?

— Я рвался, а пред сказал, что поедет лучший из всех и послали Анатолия, на него надежды побольше, чем на меня молодого шалопая.

— Ну, да! И-то, так.

— Можно заодно и мне поужинать? – открыв дверь в кухню, спросил у Анатолия.

— О, Саня, заходи. Только я не ждал тебя сегодня. Думал завтра на работу забежать. Бутылки нет, а у неё не выпросишь, — Толя указал в сторону двора, где управлялась жена.

Я приподнял куртку, откуда было видно две «бескозырки» на горлышках:

— Толя, ты меня обижаешь. На, прячь куда-нибудь пока.

— Раздевайся. Присаживайся. – Не дожидаясь, пока я разденусь и сяду рядом, оторвал «ленты» у «бескозырки» и быстро разлил, остальное припрятал где-то за стиральной машиной или в неё.

— За возвращение! – предложил я первый тост.

Мы быстро выпили и закусили тем, что было у него приготовлено на ужин.

— Вот, хорошо! А теперь и иваси попробуем. Сейчас открою.

Я не подгонял Анатолия, столько ждал, а пять минут уже потерплю.

— Ва-у, какая рыба! Под такую закуску грех не выпить, — произнёс Толя, достав начатую бутылку и быстро разлив в стаканы.

— Мой дед, которого я не застал любил повторять, разглаживая усы:

«Водочка и селёдочка – не надо ничего!»

— Он был прав, закуска бесподобная, а мы привыкли, как что огурцом или «Завтраком туриста» закусывать.

— Ой, как хорошо пошла, зараза! – крякнул Толя.

— Видимо потому, что холодная, летом другое дело. Помнишь в Ленинграде как мы горячее бренди хотели в парке выпить, а нас «мусора» чуть не повязали?

— Во, видишь, ты меня водкой и селёдкой тоже так порадовал, что я чуть не забыл, что ты ждёшь от меня. Видел я Татьяну, разговаривал, она опять там же работает.

— Как, опять?

— Ну, тогда муж поднял скандал у комендантши и Тане сказал, чтобы рассчитывалась. А потом она посидела дома, он успокоился, ревновать не к кому, и она опять устроилась. Но, самое главное, не знаю, как сказать.

— Говори, как есть.

— Таня же была беремена от тебя. Да, сама мне сказала.

— Я знаю. А почему была?

— Откуда ты знаешь?

— От мужа её на днях письмо получил.

— Да, ты, что? Ну и что муж, угрожал?

— Наоборот, сказал, что я могу приехать туда и жить с Таней в его квартире, а он уйдёт, так как не хочет мешать нашей любви.

— Господи, что же она наделала?!

— Толя, говоря понятно, что-то я тебя не понимаю. Что наделала?

— Да она же недавно оборот сделала. Ой, дура!

— Что, как же это, а?

— Не знаю, как.

— А, ну да, письмо почему-то долго шло. В Куйбышево, представляешь четыре дня провалялось, в итоге пол месяца шло. Зачем она это сделала? Ведь у нас всё было хорошо…

— Думаю, Саня, она запуталась. Ты бы её видел, она, как с креста снятая была.

— Да, я знаю.

— Что и это тоже знаешь? Зачем просил узнать, раз всё знаешь.

— Толя, не обижайся, я к тому, что точно такой я её видел последний раз. Вот, дура! Ой, какая дура! За что я её люблю?! Толя налей мне полный, пожалуйста.

— Саня, успокойся. Уже ничего, к сожалению, не исправишь. Дело сделано. Она, хоть и говорила, что живём снова с Колей, всё хорошо, но не видно это по ней, не верю я. И ты не верь. Не знаю, не мог он её побить, что «выкидыш» получился?

— Нет, Толя, в это я не поверю, он правильный, может морально замордовал, это могло быть, а ударить – не верю.

— Ну, давай, «за их красивых, за нас неверных!»

— Спасибо, Толя! За это я и без памяти буду, но выпью. Давай!

Мы выпили и после никто не решался, что-то сказать. Наступила минута молчания. Мы даже отложили жирные иваси, которые не резали на кусочки, а планомерно снимали рыбье филе зубами от хвоста до головы.

— Пойдём на воздух или ты ещё обсох, после ванны?

— Нормально. Я тоже хочу освежиться чуть.

Вечер был тихий, ощущалось, что, если не ночью, то утром будет заморозок. Жена Анатолия, управившись на хозяйстве, пошла в дом.

— Иди, иди, нам без тебя спокойнее. Нет-нет! Держи, я где был? Вот «Ленинград» фирменные сигареты в твёрдой упаковке. Ты же тоже там такие курил?

— Курил эти и ещё «Северная пальмира», но они ароматизированные были. Помнишь?

— Остались одни воспоминания.

— А, что же ты о Кэт ничего не говоришь? Хоть в этом у тебя порядок получился?

— Ага, порядок!? Двое суток меня никуда не выпускала. Я же ей телеграмму дал. Она за мной кругом, как собачонка бегала. А потом закрылись «на хате» на двое суток. Она же и продукты закупила, чтобы меня не отпускать. Боялась, наверное, что сбегу. «Оторвался» я по полной, Саня. Ой, извини!

— Да, чего ты, ты-то тут при чём? Ой, Толя, спасибо тебе огромное! Ты мне ситуацию разъяснил. А правда, какой бы она не была горькой, лучше кривды. У меня была надежда, но сегодня умерла. Да, не ты же её убил, мою надежду, не смотри так на меня. Правда, всё, Толя! Вот она была и нету. Такая нереальная любовь только в кино возможна, и она была у меня, не есть, а бы-ла. Толя, у меня ещё одна новость, тоже не весёлая – я рассчитываюсь. Сразу бы после отъезда подал заявление, но тебя ждал и надеялся. Увы! Пойду я, Толя, пока жена твоя сама не выставила.

— Не, не выставит, она только бурчать может, училка, а этим всё сказано. Нет, теперь точно не пойдёшь, вернее пойдёшь, но, как я понял, мы может уже и не будем видеться, а потому пошли ещё выпьем за тебя.

— Может быть. Завтра уезжаю на отработку, «годковская» или «дедовская» работа предстоит, ты в армии служил? Вот на целый месяц пред «закрывает». Может потом и увидимся, под Новый год. Знаешь, о чём жалею? Столько друзей и товарищей я тут нашёл, жалко будет расставаться. Ну, пошли. Ты же не отстанешь.

Так закончилась моя интересная, насыщенная событиями разного толка, где было всё и главное – была любовь, которая не забывается никогда, остается всегда в нашем сердце, ели она настоящая. Поживём – увидим. 

Продолжение следует.

Предыдущая глава 6 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-4-metam...