Камбала. Часть 4. Метаморфоз. Глава 8.

Глава VIII. «Притирка»

Утром я уложил сложенные и приготовленные вещи в коляску моей «старушки», как называли такую первую «двухкотловую» модель мотоцикла «Ява», она была, как девушка миниатюрна и в разы красивее от своей старшей сестры «Явы» с 12-вольтовым электрооборудованием, более сильным мотором и в разы менее красивыми формами. Формы старушки были идеальны, просто Венера, среди мотоциклов. Ударил, как и предполагалось мороз, ветровое стекло покрылось изморозью. Шутники в таких случаях говорят: «А, что у тебя в салоне печка не работает». Конечно, для езды на мотоциклах, тем более на расстояние более 40 км, это уже не вид транспорта. Можно и лёгкие застудить. Ветровое стекло, хоть и задерживает ветер, но от мороза не защищает.

Хотелось ехать, как я привык, быстро, но я сдерживал себя, из-за того, что все части тела, незащищённое от потока встречного ветра, начиная от колен, были ледяными. Тогда я сбавлял скорость и ехал помедленнее. К родителям я приехал в половине десятого. Попив горячего чая, отправился на вокзал, чтобы уехать в Таганрог електричкой.

Можно было остаться у родителей дома и отогреться, как следует, но я не знал ещё, какая там дисциплина на заводе и как может повлиять день прогула на мою отработку, как на службе «наряд вне очереди», только протяженностью на целый месяц. Больше всего мне не понравилось, что завод располагался далеко от железнодорожного вокзала и приезжая на электричке, необходимо было ещё около получаса добираться на трамвае.

Я попал на место командировки в обед, даже сразу после обеда, так будет точнее. Меня ознакомили с расположением всех служб в сборочном цеху, кто мой мастер цеха и познакомили с одним из сменных мастеров. Начиналась эта трудовая неделя с первой сменны, следующая со второй. Меня определили пост сборки наклонных камер жаток комбайна СК-6 «Колос». На этом комбайне мне пока не доводилось участвовать в уборке урожая, только я их обслуживал в колхозе и досконально изучал, конечно же в институте. Когда проходили институтские практики, у меня не было возможности побывать на этом заводе или на «Ростсельмаше» в Ростове. Но я был на тракторном заводе и имел хорошее представление о крупных производствах.

В принципе, режим труда и отдыха меня устраивал, два перерыва на перекур до обеда и после по 10 минут и, собственно, сам обед на полчаса. Кормили в столовой хорошо. Хотя, со столовой колхозной и сравнивать нельзя. Там питание было просто шикарное. А так меня всё устраивало. Нужно было вставать рано, в половине пятого утра, что бегом успевать на электричку и возвращаться тоже пятичасовой. В итоге получалось, что работа вместе с дорогой и пешей прогулкой на вокзал и с вокзала занимало в пределах 13 часов. И времени после не оставалось почти ни на что. Как люди могли в таком режиме работать годами не понимаю.

Утром обе утренние десяти вагонные электрички были всегда забиты, люди, что селёдки в консервных банках, кто не успел занять место, стоя ехали целый час на работу, чтобы там отстоять смену и возвратиться снова и при этом постараться чего-нибудь с завода «прихватизировать», а проще говоря, вынести, тогда таких называли «несуны». От того, что они забивали не только тамбур, но и вагоны всякими свёртками, упаковками, связками того, что пригодится в домашнем хозяйстве, от водопроводных труд с завода «Красный котельщик» и деревянных реек с мебельного комбината, до того, что было скрыто в сумках и даже под подкладками одежды. Какое было время, такие и люди. Я знал мужика, который в цеху скидывался на выпивку, выпивал со всеми, а все пустые бутылки после этого собирал и нёс домой. С него смеялись: «Ты так и дом построишь на бутылках». Шутки-шутками, но если посчитать, то, если со стройки ежедневно уносить пару кирпичей, общим весом 5 кг, вполне подъёмно, то через пять лет такого «собирательства» получалось: 50 штук в месяц, в год, с учётом сезонности работы, где-то 400-500, а за пять лет 2000-2500 кирпичин. Можно «хибарку построить.

Что-то это я на эту тему заговорил? Да, просто вспомнил рабочие электрички. Меня это не интересовало. Я жил у родителей, где меня накормят, спать уложат, разбудят на работу, как раньше в добрые времена работы до службы, только тогда мне мама ещё и сумку в поле собирала. Сейчас такая надобность отпала, и я ездил налегке, что для меня было важно. Ещё со студенческих лет ненавидел езду в общественном транспорте, когда ты везёшь, к примеру, сумку продуктов и не можешь с ней протиснуться по проходу и стоя, необходимо её постоянно держать в руках, чтобы не затоптали.

Я не понаслышке слышал, а практически сталкивался с такими проблемами на производстве, когда водитель, тракторист или комбайнёр, получив новую технику лазил с ней и под ней ещё целую неделю, а-то и больше, что всё проверить, протянуть резьбовые соединения и прочее. А здесь увидел из-за чего это происходит. Например, за целый день на сборке руки устают от гайковёрта, он выкручивает буквально руки, а если уменьшить усилие затяжки, нагрузка на руки уменьшится, а гайки и болты будут не затянутыми. Не идёт по какой-то причине болт в резьбовое гнезда, из-за проблем с самим болтом, что чаще или забитой в корпусе резьбы – удар кувалды и нет проблем, болт влетает туда, как гвоздь, а будет-ли держать «безрезьбовое» соединение – это уже проблема того, кто получит технику для эксплуатации. Там в редуктор не положили смазку, там что-то не натянули, не отрегулировали – так сойдёт. Вот такое отношение к труду мне не нравилось. От того и качество страдало очень, оно было только в призывах на плакатах.

Депрессивное состояние не только не проходило, а наоборот, усиливалось и усиливалось в геометрической прогрессии. Возможно, что этому способствовала безысходность положения и принудительный характер работы, как наказание. Я имею в виду, не цеховое начальство, а то, что не я выбрал по желанию эту работу, а то, что это мера вынужденная. Это меня сильно угнетало. Я мог достигать больших успехов и работать с огоньком, когда то, что я делаю, приносило мне удовольствие. Погода тоже не способствовала позитивности настроения. Но главная причина, на которую потом наслаивались все остальные – это моё духовное состояние, душевные раны, которые я будоражил ежедневными мыслями и от этого оно кровоточили и не заживали. И наступил тот момент, когда я выпустил из рук «повода», которыми управлял и держал себя на пути праведном.

Следующую неделю, работая во вторую смену, приходилось днем уезжать и приезжать ночной двухчасовой электричкой домой. В цеху работа отличалась от первой смены меньшей суетой, шумом и наличием начальников, которые в обеих случаях, кроме сменного мастера, который восседал в застеклённой будочке и, в принципе, оттуда обозревал весь участок сборки. Требовалось немного времени, чтобы привыкнуть к этому режиму и это было не так трудно. Труднее было отсыпаться днём после смены и, как правило сон заключался в промежутке от 02-30 до 08 часов утра максимум. Спать днём я не привык. Даже в садик не стал ходить, так как там заставляли после обеда спать.

На соседнем с моим постом сборки работал слесарь из с. Ряженого, звали его Васей. Вася был юморной парень, немного с причудами, но, а кто из нас без этого. Вася был на пару лет старше от меня, не женат и жил с матерью. Я не лез в его личную жизнь, он в мою, говорили, как все малознакомые люди, о погоде, анекдотами новыми делились, о работе и всё такого рода. В первую же смену, перед ночным обеденным перерывом, Вася предлагает:

— Саня, а что мы будем обедать «на сухую»?

— А ты, что принёс что с собой?

— Нет, зачем, тут же в ста метрах от нашей территории винзавод. Слева, метрах в пятидесяти от проходной через забор перепрыгиваешь, то место не обойдёшь, видно, намощено, чтобы легче сигать и ниже, верхний ряд кирпичей разрушен. Да, нет, я сбегаю. У тебя есть что-нибудь?

— Есть трояк.

— Давай! В самый раз. Без меня не ходи в столовку, я мигом.

Вася побежал, а я остался его ждать в раздевалке. Пожалуй, не более двадцати минут понадобилось моему новому товарищу, чтобы вернуться со счастливой улыбкой. Я представил, как Вася с тремя бутылками, которые он поочерёдно извлёк из-за пояса перебирался через высокий забор и не побил и, не выдержав, спросил:

— Вася, а как ты умудрился с таким количеством пойла за поясом, донести всё в целости и сохранности?

— Навыки, брат, не пропьёшь. Они, родимые, как магнитом к моему телу липнут, будешь насильно отрывать – бесполезно, только с кожей можно.

— Ну, ты, чудак!

— Который на букву «М»?

— Ну, зачем ты так. Я даже и не подумал, я в смысле юмора. Люблю людей с юмором, мне его сейчас так не хватает.

— Давай по пузырю вмажем, пообедаем, а третьим потом «догонимся».

Вася лихо присосался к бутылке и выпил за раз больше половины, оторвался, сморщился, занюхал рукавом спецовки и глянув на меня, произнёс:

— Чё ты смотришь, тяни, не грей. Или слабо с горла.

— Брат, я в увольнение как ходил, чтобы не «спалиться» патрулю, брал в магазине бутылку 0,7 литра и где-нибудь за углом, в подворотне залпом за раз выпивал. Но то были портвейны, а это плодово-«выгодная» «бодяга», небось, от неё такой духан «фонит».

— Нормальная вещь, «Абрикосовый аромат», закусывать не нужно.

Я сделал то же, что и мой, буду называть вещи своими именами, собутыльник и меня замутило. Такой гадости я вообще в жизни не пил. А когда отошёл, спросил:

— А там только такое продают?

— Да! Я же не в гастроном бегал, а на ближнюю проходную винзавода, там на вахте ящиками продают по рублю бутылку. А мне нравится или привык.

Мы допили и пошли обедать. Бодяга, то бодяга, а дело своё делала, а главное, что настроение заметно приподнялось. Вот так, попробовав раз, другой – понравилось и спиваются люди. Хотя я с этим уже знаком. Ещё со студенческой скамьи баловался с друзьями, а вот будучи в Новочеркасске в «Школе женихов», там точно до полусмерти упивался. Ох и попили мы там винища, мама родная.

Аппетит, приданный выпитым, сделал дело своё, мы поели от души. Спускаясь со второго этажа административного корпуса, где на третьем была наша раздевалка и душевые вниз в цех невольно расслабленный высказал Васе свои ощущения после обеда, хотя по времени его лучше ужином назвать:

— Ой, какая лень. Вздремнуть потянуло.

— Без проблем. Ложись в бункер, лучше в несобранный до готовности, чтобы тебя не увезли с ним на сборку и поспи полчаса-час.

— Да нет. Перебьёмся. Сейчас, поработаю, пройдёт.

— А я так делал и не раз.

Участок, хоть и не так бойко, как днём, но создавал рабочую производительность. Я посматривал на электронное табло у выхода из цеха, где указывали число выпущенных за смену, собранных комбайнов и видел, что вторая смена процентов на двадцать выполняла объемов работ меньше. Не знаю, может вот такая, как у меня расслабленность из-за времени, когда организм готовится уже к отдыху, толи многие из слесарей балуются, как и мы с Васей дешёвой продукцией Госкомвинпрома. Ну, да ладно, работать надо.

Вспомнил анекдот тех времен: «Приехала на завод комиссия, чтобы провести опрос рабочих на тему «Алкоголь, как к нему относиться».

Спрашивают у слесаря-сборщика:

— Можно вам задать вопрос? Вы как относитесь к алкоголю?

— Нормально! Борюсь!

— А вот, если бы вы выпили сто грамм водки, вы бы смогли работать?

— Конечно!

— А стакан водки?

— Безусловно, что за вопрос?

— Ну, а если бутылку водки выпьете, сможете работать?

— Ну я же работаю! Что за вопросы?

— Вы сказали, что «боритесь». Как это понимать?

— Водка – зло! Правильно? А со злом нужно бороться. Я ней борюсь, но сколько не пью, её от этого меньше не становится».

Пили все, пили везде, пили много – это неопровержимый факт. Ещё один факт вспомнился из недавнего прошлого. В колхозе, откуда я приехал работал водителем мой тёзка, Александр Николаевич. Мы с ним ежедневно встречались на улице «Мясной», он бежал в гараж, где раздавали наряды и получали путёвки, а я шёл ему навстречу на планёрку в правление. Он был значительно старше меня, но иначе, как тезка он меня не называл, я по началу называл по имени отчеству, а потом тоже перешёл на простое и понятное – тёзка. Мы здоровались и он, неизменно, хватаясь за сердце, каждое утро говорил одно и тоже:

— Тёзка, как мне херово.

— Чем могу помочь? – изначально, не зная причину этого, спрашивал с желанием принять участие в спасении человека, оказании скорой медицинской или ещё какой помощи.

— Ой, как мне херово! Вчера було и гарно було, а сёдня. Ох и фигово. Срочно нужно «толчок» сердцу дать, срочно.

И он продолжал свой путь. Не знаю, со всеми он делился своей болью и причиной её, но знаю другое. Александр Николаевич, пока не опохмелится, никуда из гаража не выезжал. Он находил уйму поводов и поломок, которые нужно было устранять. Работал он на автомобиле ГАЗ-52, грузовом, с тентованным кузовом и приспособленным для перевозки людей. Чаще всего его маршруты были по колхозу или району, а иногда случались и в Таганрог, и в Ростов.

Вот, опохмелившись и не одной рюмкой, поехал он в Таганрог, по каким-то делам повёз людей. В городе, пока его пассажиры управлялись с делами, а ему уже становилось всё хуже, он, найдя «забегаловку», заглянул в неё и «дал толчок сердцу».

На обратном пути, проезжая пост ГАИ, его остановил инспектор. «Вот, Александр Николаевич», приехали. Приготовил документы и ожидал инспектора. Тот представился и отстранив документы, которые тыкал ему водитель обратился с необычной просьбой:

— Выручай, пожалуйста!

— Бензина нема, нам лишнего не дают.

— Нет, стаканчика у вас нет? Собрались вот с товарищами того-этого, а не из чего.

— Ох и нищета. Держи! Сколько из него родимого перепито, не сосчитать. Дарю! Береги, как зеницу ока, как свой жезл, — подал, протерев сначала ветошью стакан, невыветрившийся ещё с утрешним запахом водки.

Вот и сейчас я вспомнил этого незабываемого человека, который мог стать героем многих анекдотов и баек и подумал, а мне тоже так не далеко до того, что придётся по утрам «толчок сердцу» делать. И понимая, что это не выход, я повторял тоже, за что ещё с утра ругал себя. Вот такое бывает непостоянство мнения. Благо, что с работы я приезжал поздно и редко с кем в это время приходилось говорить, всё, как правило спали. Брат уехал со своей зазнобой в Хабаровский край, я даже не понял «с какого перепугу» она его туда потянула. Писал, что там снега по самое «не балуй» и китайцев, переходящих нелегально границу, «как собак недорезанных» и ещё то, что можно хорошо заработать – за одного пойманного китайца 50 рублей дают. Но, забегая наперёд скажу, после Нового года брат приехал назад сам. Он-то и нужен был этой стерве, чтобы помощь ей переехать через всю страну и деньгами и физической силой, как грузчик. Наивный всё же человек, мой брат.

Наши попойки были уже традиционно ежедневными и на сегодняшний день другого способа забыться я не видел. Поел, поспал, отработал, выпил и всё опять по кругу. Когда кто-то начинал говорить о девушках, как провёл вечер и прочее или, упаси Господь, если спрашивали: «У тебя кто-нибудь есть?», мне просто становилось плохо и даже невыносимый ранее запах «Абрикосового аромата» казался после таких слов мне, что медовый сироп.

Почему отец, очень сильно любивший маму, сильно ревновавшим её, так как она была красивая женщина и всегда на виду, активная и жизнерадостная, общительная и привлекающая к себе мужские взгляды, часто уходил в запои? Может быть, у меня наследственное? А вот о дедушке отец говорил, что он и все деды того поколения, родившиеся ещё задолго до выстрела Авроры и начала ХХ века, они не пили, как пьют сейчас, часто, много и запоями. Казалось бы, люди, выполняющие тяжелый крестьянский труд, должны были расслабляться, да и жену погонять не грех бы, чтобы покладистей была или чтобы согнать зло из-за каких-то неурядиц. Так, нет! Не были они такими. В крайнем случае, начиная с середины тридцатых годов, которые отец хорошо помнит, мужики собирались не часто, сидели за столом, обсуждали проблемы, пили и пели песни. Но всё было как-то тихо и мирно. Да и не валялись мужики на улицах, как сейчас можно увидеть. Вот вам и цивилизация, ё-моё.

***

Большую часть заработанных на заводе денег я проездил и просто пропил. Да у меня и цели не было, чтобы копить деньги, собирать для чего-то. Зачем? Жизненный стимул застыл стрелкой указателя на «нуле».

До Нового года я получил расчёт в колхозе. Какие ещё могли быть препоны? Честно отработал месяц. Предстоял теперь выбор места работы. Но выбор в то время был сложен не в отсутствии вакансий, а наоборот в их изобилии. Кругом доски объявлений были завешены самыми разными объявлениями и везде в организациях расклеены подобные «Требуются». Хотелось работу по душе, как у меня была в колхозе – это то, чему я учился, что мне нравится, что я умею и буду выполнять с удовольствием.

В «Райсельхозтехнику» тоже требовались специалисты и рабочие. Зайдя в кабинет управляющего, который оказался добродушным человеком, выслушав меня, спросил:

— А почему «незаконченное высшее»? Что не даёт, девки или это? – и он показал известным всем жест, означающий «выпиваешь?!»

— Сам не знаю, в колхозе, знаете, как времени не хватает, не-то, что на учёбу, да и как-то после службы не решился пока.

— Знаю, я знаю, до этого кресла работал в соседнем с твоим колхозом, в колхозе Куйбышева главным инженером. Вот закончил бы, у нас и заведующий тракторными мастерскими на пенсию вот и на СТО энергонасыщенных тракторов требуется инженер-диагност. Но есть и для тебя работа, раз механиком работал, справишься. В службу СТО требуется инженер-комплектовщик, работать придётся с инженерными службами колхозов по обеспечению их ремонтным фондом, но не запасными частями с завода. Тебе нужно будет принимать на реставрацию узлы и организовывать на месте их восстановление. Подробнее тебе Александр Петрович объяснит тебе, если согласен. Это мой заместитель, он этой службой заведует. Зарплата пока не очень, но у нас, если не главный специалист везде потолок 160, у тебя будет 130, плюс премиальные.

— Хорошо, спасибо. Когда можно приходить устраиваться?

— Да сразу после праздника и приходи. Принесёшь документы в отдел кадров, я предупрежу.

Мне пока и этого хватит, молодому и неженатому. Не у родителей же на шее сидеть в мои почти 25 лет. Но эти «почти» ещё прожить нужно. Праздник для меня был одним из самых грустных за всё время. Я никого не знал, ни с кем даже знакомиться не хотелось. Сидел дома и крутил днями магнитофон. Почему у нас нет мужского монастыря, я сейчас бы ушёл туда. Ни пьянок тебе, ни гулянок, а только кротость и почитание Слова Божьего, церковных канонов и заповедей. Главное, там нет тех, кто нарушают наш душевный покой, женщин. Праздники были в тягость и только спиртное делало мысли туманнее и совсем о другом. Хотелось быстрее выйти на работу, вдруг, интересная работа меня затянет и отвлечёт от тягостных мыслей.

Моё место работы находилось в тракторной мастерской. В одном из цехов у меня был свой уголок. Я получил измерительный инструмент, халат и металлический запирающийся шкаф для ремонтного фонда. Больше всего рабочего времени мне приходилось находиться в токарном отделении, где работал самый опытный токарь и рационализатор Петрович, второй токарь, работающая в основном по изготовлению метизов, болтов, штуцеров и прочего, Зина, женщина лет сорока и фрезеровщик, он же и строгальщик Гриша, он был лет на пять постарше меня. Для выполнения ремонтных работ на специализированном оборудовании я обращался в механический цех. Нельзя было обойтись и без электро-, газосварщиков, медника, слесаря топливной аппаратуры.

При заказе каких-то работ, я изначально делал это, как полагается: шёл к начальнику мастерских, объяснял, что мне надо и кого нужно будет задействовать в работах, а он, посмотрев наряды от заказов, которые делал инженер дефектовщик на ремонтируемые в мастерской трактора, обычно говорил: «Ну, может быть, через неделю приступим. Оставь заявку и потом напомни мне», а это означало, что через неделю всю повторится. Посмотрев на мой кислый вид, добавлял: «А ты пойди в механический. Там Катя токарь такую работу сможет сделать, если не загружена».

В механическом цеху примерно та же история, им колхозы, совхозы или птицефабрики заказывали большие партии работ, что было выгоднее, чем разносортная по номенклатуре работа. Через два-три дня меня начинали доставать заказчики, а я, как в той бане «а воз и ныне там». Что же делать, что же делать, «думай голова – шапку куплю». Эврика! Я заметил, что все станочники и сварщики в первую очередь выполняют даже не ту работу, что им заказывает Николай Сидоров, инженер-дефектовщик мастерской, а ту, что приносят со стороны, как «шабашку». За шабашку с ними нужно было расплачиваться, как повелось, бутылкой или несколькими, в зависимости от объёма работ. Ага, всё ясно.

Я подхожу к Петровичу, как старшему в токарном отделении и говорю:

— Петрович, мне нужно выполнить срочную работу.

— Всем нужно что-то срочно. Иди к Фёдоровичу, скажет – сделаем. Но у меня работы, делай – не переделать. Спроси Зину, она больше языком работает, чем резцом.

— Зинаида Васильевна, вопрос «на засыпку», как бы нам решить вопрос такой деликатный, с меня причитается, конечно, — начинал уже путаться я, — короче нужно наточить вот таких деталей, — и я передал ей эскиз детали с размерами, которые сто раз перепроверил, чтоб «не лохануться».

— Саша, что это за хрень? Ты мне деталь дай, что ты мне бумажку суёшь, забуду, руки ей от смазки вытру и выброшу.

— Есть и деталь. А эскиз вы в тумбочку с косметичкой рядом положите и детали тогда красивше будут, но не красивее вас, конечно.

— Ой, ой! Прям-таки. К обеду бутылочку вина принеси, в наш магазин к Райке хороший портвейн завезли. Сделаем, раз срочно, сделаем, будь спокоен.

Я оставил деталь и эскиз и не теряя время, пошёл в магазин, расположенный под боком от предприятия, метрах в пятидесяти от проходной. Когда я вернулся, Зина так и стояла и лялякала с Антониной Федоровной, полной невысокой женщиной, лет за пятьдесят, тоже когда-то работающей токарем, а сейчас по здоровью перевели в инструментальную кладовую, которая располагалась сразу за станом Петровича.

— Саша…, Иванович, ну что там у нас?

— Как договаривались, всё имеется.

— Петрович, туши керогаз. Пора перекур делать.

— А-шо, е-е-е?

— Е-е! – подражая Петровичу сказала Зина, — пошли, — позвала меня за шкафы в дальнем углу цеха, которые были установлены не к стене, а из них была выстроена стенка, а за ними и стеной помещения образовывалась ниша, шириной метра на полтора. На маленьком столике стояли стаканы и в газете, скорее всего была закуска. Видимо я не первый, кто был тут гостем.

Выключив станок, надвинув очки на лоб, к нам семенил Петрович.

— Проставляешься? Молодец! Будет толк, а вот её Тошик, — тыкая рукой в Зину, — сколько ему не делай, никогда ничего не поставит.

— Да, ладно тебе. Я за него ставлю. Петрович, не гони пургу, — отозвалась Зина.

Я уже подумал, что там буду лишним.

— Ну чего ждём? Насыпай, раз позвали? – Петрович начал нервничать.

Я достал сразу две бутылки. Одну Зина взяла и положила в шкаф. Я нагрел капроновую пробку спичкой и снял её с горлышка.

— По сколько наливать? – спросил у Петровича.

— По половине, — ответил тот, держа уже стакан в руке.

Я налил Зине столько же. Она взяла в руки и улыбаясь смотрела на меня:

— Женить тебя нужно. Мы поищем тебе невесту. Парень ты видный. У меня две дочки, но они ещё малые, в школу ходят.

Петрович одним залпом опрокинул стакан, утёр губы грязной ладонью и засеменил к станку, бухтя себе под нос:

— Некогда мне. Работать нужно. Все бегут, Петрович надо! Петрович, срочно! Хоть разорвись.

— Саша, не слушай ты его, он всегда такой. А сам-то, чего? Наливай. У нас предателей нет. А надо будет, прикроем, если чё. Не переживай, вот сейчас выпьем с тобой за знакомство и начну делать.

К концу дня, забрав детали выполненного заказа, проверив визуально одну из них, что заметила Зина:

— Можешь не переживать, я их уже без малого лет десять точу, мне твои чертежи не нужны, размеры на память знаю.

— Спасибо, Зинаида Васильевна!

— Саша!? Просто Зина. Что я такая уже старая? Мне и сорока нет.

— Хорошо, Зина. Молодая и красивая.

— Ну, вот и на комплимент от молодого напросилась. А, Петрович?

— Чего ты, не понял, — не отрывая глаз от обрабатываем детали спросил Зину. Не мешайте мне. Сейчас человек придёт, а у меня ещё не готово…

Таким же Макаром к концу недели я познакомился со станочниками: тётей Катей, которая просила также называть себя Катей, ей так очень нравилось, хоть и было за пятьдесят, она начинала работать в СХТ с Тоней инструментальщицей; Саня – токарь; Аркадий многостаночник и фрезеровщик на трёх станках, зуборезчик, на протяжном станке и на любом, где не попросишь, всё мог – профессионал; Виктор и Андрей – токари и также многостаночники. А вот начальником у них был мой бывший одноклассник и его, в отличие от Кати, нужно было называть не иначе, как Александр Николаевич. Ну да и Бог с ним. И опасаться нужно было, как предупредили меня мужики. Вот так, как говорят: «хочешь проверить человека – поставь его начальником». Я даже не о строгости на производстве, но сделать вид, что он меня не знает – это слишком.

Какая разница, если сравнить двух Александров, один заместитель управляющего, на нём практически всё производство технического обслуживания тракторов, сельхозмашин, оборудования животноводческих ферм, нефтехозяйств, человек 300 в подчинении работников, но он простой и душевный, может и поругать, и похвалить, но всегда как-то по-доброму. Его подводить не хочется. Второй – мой одноклассник, рост 190, а нос дерёт ещё выше. Хорошо, хоть не мой начальник. Я бы не вытерпел и высказал бы всё в первый день ему в лицо.

Закончилось трудовая неделя. Я лежал дома на диване, анализировал всё, что произошло на работе, как я знакомился с людьми и кто чего стоит. И только сейчас пронял, что я за всю неделю не вспомнил за Татьяну. И всё. Мысли сразу перебежали, как предатели в другое полушарие и начались страдания под хорошую музыку, записанную на магнитофон. И я, грешным делом, подумал: «Неужели это уже неизлечимо?»

***

Пришла весна, обновления в природе не могли не затронуть мою душу, но не настолько, чтобы бы я стал, как юнец прыгать от счастья и кричать на весь мир восторженные слова признаний или ещё что-то, по содержанию слов и темпераменту можно было безошибочно сказать – точно, весна на дворе, даже, если бы вы не выходили из комнаты с зашторенными окнами несколько месяцев и потеряли дням счёт. Но всё же солнце и увеличенный световой день тоску разгонял, но не более того. Лопнувшая в душе позитивная струна, настроенная когда-то давно на лирический лад, требовала замены. Но заменить её и настроить мог теперь очень умелый специалист или вовсе не специалист, а обычное, как когда-то свалившееся на меня счастье, случайное или неслучайное, а судьбоносное, но в один миг, как под кузнечным молотом, изменяющая форму бытия и её содержание одновременно. Кто-то скажет: «Да он – псих!» Возможно, он прав, но я именно так видел то, что может меня вернуть к той жизни, когда не только весна была мне в радость, всё было в радость. Но пока ничего этого не было.

У меня появилось много друзей и товарищей. Из тех, с кем я общался больше всех, кроме тех, кого называл и нас связывали ещё и производственные вопросы были: Саша Родимов, инженер-технолог из моей же службы СТО Т, на два года моложе меня, но собирающийся весной жениться; Петя Царёв, мой одногодок и тот, с кем я поступал в военное училище, но он провалил экзамены, но потом успел закончить Сальский техникум, получив диплом техника-механика; Виктор Василенко – токарь СТО Т, был на год от меня старше и другие.

Отцу на работе давали земельные наделы, и мы выезжали сначала на посадку картофеля, а потом на прополки. Благодаря этому, я хоть немного бывал на природе, мог спуститься к реке Миус, вдоль которой были наделы, посидеть у стремительного её течения, помечтать и даже забыться на время. Зимой я отводил душу на охоте, что было проще, чем поехать на рыбалку, для рыбалки я выбирал тихие заводи, на реке не любил ловить. Обязательно найдётся кто-то, кто подсядет и начнёт доставать расспросами и всякой ерундой, вплоть до тихого сопения за спиной. Я хотел быть наедине, наедине с природой. Природу я воспринимал позитивно, людей на её фоне – нет. Мне хватало общения на работе, а другие, даже пикники меня больше раздражали, чем расслабляли.

Анекдот об охоте: «Сидят мужики и спорят у кого была лучшая охота.

Первый хвастает:

— Иду на охоте и вспомнил, что патроны дома забыл. А тут на меня волк лося гонит. Я открыл ружьё, там два патрона. Я подпустил их поближе, чтоб не промахнуться, прицелился – выстрел и лось, как подкошенный падает. Волк, не желая со мной делить дичь, прыгает на меня со своим страшным оскалом. Я стреляю в него, и он падает замертво сверху лося. Ох и охота была! Хотите верьте, хотите нет.

— Да, что там волк. Я пошёл на охоту и уже в лесу понял, что ружьё дома забыл. Потянул за поводок, а на нём ошейник без собаки, сбежала. И тут слышу рёв медведя. Что делать? Я на дерево залез и сижу. Он меня унюхал и лезет за мной на дерево, на весь лес орёт. Я выше, и он выше. Гляжу дупло и там пчелиный рой мёд стережёт. Я смекнул, что к чему и пчёлам говорю: «Я не за мёдом, это медведь за медом лезет. Фас его! Как вылетели пчёлы, как начали его залить. Закусали до смерти. Вот то была охота!

Пришла очередь хвастаться армянину, который и ружья никогда не видел:

— Да, чьто ви гаворите? Какая эта Ахота? Вот у меня была Ахота. Она такой бэлый, такой красывый, такой маладой. Я такой вот, как есть вэсь красавчик. Она голый и я голый. Ей Ахота и мне Ахота! Вот это Ахота!!!»

А жизнь-то не стоит, как бы нам не хотелось. Родители бухтят, не понимая, что я сиднем сижу с ними, мол так досидишься, что всех девок разберут. Я на это не реагировал. Ну были у нас на складах две-три девушки не замужние, но не то – ны Ахота мне их. А куда-то идти неохота совсем была.

Лето. В июне как-то зашёл к Пете меднику по поводу ремонта радиаторов. А он мне сразу с порога:

— Давай быстрее неси, если срочно нужно. Выписывай припой, бензин, ну сам знаешь что. Если оба бачка распаивать для чистки, то две палки припоя.

— Петя, а что за спешка. Ты, что в отпуск уходишь?

— Нет, на уборку еду, комбайны будем готовить. До уборки уже меньше месяца осталось. Главный инженер приезжал, торопил.

— Не в Казахстан, случайно едете?

— Шутишь? В колхоз «50-лет Октября», в Марьевку или Соколовку, не знаю в какую бригаду.

— Во, как? Так вы на мою родину едите, а я ни слухом, ни духом?!

— А ты оттуда?

— А кто командует этим делом? Набрали уже, кто поедет.

— На два комбайна точно набрали. Мы с Саней Киреевым, что на нефтебазе был и Саня ещё с комбайнового цеха штурманом у Николая из цеха УАЗ. Больше не слышал.

— Хорошо, Петя. Разбирай. Сейчас принесу материал и наряд выпишу. Спасибо!

— За шо? Как сделаю, скажешь.

— За информацию, Петя.

Я бегом к Александру Петровичу:

— Александр Петрович, прошу вас, отпустите меня на уборку. Ну, вот не знаю, как мне вас уговорить. Это моя родина, я там вырос, на уборке на СК-4 штурвальным ещё там работал. Комбайн знаю, как свои пять. Отпустите.

— Саша, присядь, — наливая из графина воду в стакан и смотря на меня удивлённо сверх очков, протянул мне стакан воды, — выпей, остынь.

— Спасибо, не хочу. Я на уборку хочу. Я остался колхозу должным, от колхоза учился, теперь нужно долг отдать.

— Ты посмотри только. А тут, что работать не нужно.

— Нужно, но там я больше пользы принесу. Александр Петрович, поговорите с главным, пока ещё не поздно.

— Похвально твоё рвение. Я подумаю. Ступай, в конце дня зайдешь.

— Спасибо, Петрович!

Я нашёл мужиков, которые, как и Петя собирались на уборку. Расспросил их, те, кто не первый раз ехали на уборку.

— Каждый год от нас работали три экипажа на «Колосах». Но один комбайн думали списывать. Если не списали, то тогда просись, поедешь с нами и штурвального только ищи, — ответил Саша из комбайнового цеха.

Уже что-то вырисовывалось. Если Петрович до вечера не решит, завтра с утра иду к главному или управляющему. Отпустят, я же не на курорты собираюсь.

В конце рабочего дня, постучав в дверь кабинета заместителя управляющего и не услышав отзыва, тихонько открыл дверь и зайдя моча присел на ближний из стоявших в ряд стульев. Александр Петрович не поднял даже головы и не посмотрел, как обычно делает, сверху очков. Закончив писать, закрыл и отложил папку в сторону.

— Заявку писал на запчасти «Кировцам» в Зерноград. Ну, что? Отстоял я тебя. Иван Николаевич кого-то туда уже наметил, но я смог уговорить. Учти и не подведи. Да и у главного наш правовед-адвокат просила сына взять штурвальным. Боится, что он без отца растёт и за лето разбалуется совсем, тем более ему «Восход» купила. Возьмешь его к себе?

— Хорошо, Петрович. Возьму, конечно. Спасибо вам огромное. Не подведу!

На другой день я передал дела на время командировки тому, кого по приказу назначили подменить с совмещением должностей. Это был Петр Дубовской, начальник СПТО, обслуживавших «химиков», трактора «Райсельхозхимии», прикреплённой к нашей станции технического обслуживания тракторов (СТО Т).

Затем в конторе встретился со специалистом, решающей трудовые и другие спорные вопросы организации, адвокатом, если короче. Она была довольно молодой разведенной дамой, воспитывающей единственного сына.

— Я прошу тебя, Саша, можно так тебя называть? Спасибо! Так вот, я попрошу присмотреть за моим сыночком. Он разбалован, я сама виновата, жалела. Но из него нужно мужчину делать. Может там трудности его закалят.

— Постараюсь. Вы не беспокойтесь я присмотрю и наших мужиков попрошу, вместе-то глаз больше. Всё будет хорошо.

— Вот и ладненько. Когда вы едите? Он хотел на мотоцикле ехать, хоть я и отговаривала, а он ни в какую.

— Пусть едет, если права есть. А-то на уборке ГАИ будут везде и всюду стоять.

— Есть, есть.

— Ну, тогда пусть к половине восьмого подъезжает сюда. Мы все мотоциклами едем, двумя тяжелыми и у меня «Ява». Вот только флага не хватает для мотопробега.

Я был в приподнятом настроение. Вот чего мне не хватало, даже адреналин зашкаливает. В родное село поеду, в колхоз в котором работал до службы. Как много воспоминаний. Первая загонка в пахоте, первый прокос на комбайне, первые уроки езды на автомобиле – всё это было здесь, на моей малой, но такой дорогой сердцу родине.

Продолжение следует.

Предыдущая глава 7 — http://pisateli-za-dobro.com/kambala-chast-4-metam...