Мужики из шестого "В"

Мише Баусову и его маме

Вовка сидел на Серёжиной кровати и говорил утешительным тоном: «Да ладно тебе, Серый, будь мужчиной, в конце концов! Мне вон тоже операцию аппендицита, когда я совсем маленьким был, делали, так я вообще ничего не помню. Один только шрам остался. Хочешь, покажу?»

Он встал, задрал рубаху и уже хотел начать расстёгивать ремень, чтобы показать оставшийся от операции небольшой светло-коричневый рубец с правой стороны, как Серёжа опять скривил губы и начал всхлипывать.

Вовка оставил ремень в покое, махнул рукой и уселся опять на самый край больничной кровати. «Ну, Серый, — опять начал уговаривать он, — ну, хорош нюни пускать! Говорю же тебе, это совсем не больно. Всё же под наркозом делают…»

— Так я это, наркоза… тоже боюсь, — всхлипнул Серёжа, вытирая ладонью глаза, из которых текли слёзы.

Вовка, который своей операции даже не помнил, потому что было ему на тот момент всего два с половиной года, на какое-то мгновение замешкался. А потом вновь принялся подыскивать слова для своего, совсем упавшего духом, друга.

— А главное, знаешь, — дрожащим голосом внезапно перебил его Серёжа, — в хоккей теперь уже точно не разрешат играть.

— С чего ты это взял? – Вовка ещё не потерял надежды уговорить Сергея не бояться предстоящей операции, — может, через год уже всё можно будет.

— Не-е-е-е… — отчаянно затряс тот головой. – Мне уже врач сказал, что придётся чем-то другим заниматься. И он заплакал уже в полный голос.

— Так это же хорошо! – Вовка так и подскочил на кровати, — будешь со мной вместе на баскетбол ходить! Там, знаешь, как здорово? И тренер у нас нормальный, и со взрослыми мы тренируемся. И вообще, знаешь, этот спорт, как его… — Вовка на мгновение задумался, а потом по слогам попытался произнести: «м-ма-ло-т-трам… нет, ма-ло-трав…»

— Малотравматичный, — подсказал ему Серёжа.

— Во! Малотрамватичный, — кое-как проговорил Вовка. – Так что давай заканчивай слёзы лить, а то мне идти надо, математики навалом задали.

— Вовчик, — Серёжка уже устал плакать и попытался принять сидячее положение, — а ты после операции придёшь?

— Конечно, приду, — заверил друга Вовка, — только ты давай прекращай ныть, как девчонка. Что ты не мужик, что ли? — снова пустил он в ход свою излюбленную фразу.

— Мужик, — вздохнул Серёжа, у которого слёзы ещё не высохли окончательно.

— Ну, вот и не реви, — поднимаясь с койки, опять произнёс Вовка. – Пошёл я, пока.

— Пока, — вяло отозвался Серёжа.

— Ты только приходи ещё завтра тоже, — словно вспомнив что-то, крикнул он вслед другу.

Но дверь в палату уже закрылась.

Хоккей, с которым после операции, судя по всему, суждено было расстаться, в общем-то, Серёжу и подвёл. Получив сильный удар шайбой по колену во время тренировки, он едва удержался на ногах, и тут же, почувствовав сильную боль, широко открыл рот, словно старался заглотить побольше воздуха и этим облегчить своё состояние.

Взрослые парни, присутствовавшие на тренировке юниоров, перескочив через борт стадиона, схватили Серёжу под мышки и волоком утащили со льда.

Потом его осматривал врач, нажимая попеременно на разные места на коленке, а Серёжка то морщился от боли, то начинал вскрикивать. Тренировка в тот день для него закончилась, тренер позвонил родителям, и приехавший отец забрал Серёжу домой.

Тогда мальчик ещё не знал, что и лёд, и всю свою хоккейную команду в сборе он видит в последний раз. Нет, потом он, конечно, будет ходить на игры, переживать за ребят, но всё это будет только с трибун. Потому что из игрока он превратится в болельщика.

Боль в коленке не прекратилась ни на следующий день, ни через два, и даже ни через три дня. Серёжа уже боялся наступать на ногу, потому что это вызывало нестерпимую боль. Отёк не увеличивался, но и не спадал, а тут ещё приехавшая из деревни бабушка решила «полечить» любимого внука, приложив к ушибленной коленке грелку.

Серёжа, у которого от заботы бабушки и тепла грелки боль стала уменьшаться, поначалу очень обрадовался. Задремав, он даже не услышал, как в комнату вошёл врач, сопровождаемый мамой, и тихо подошёл к его кровати.

Откинув одеяло, он тот час же нахмурился.

— Кто догадался? – спросил он, кивнув в сторону Серёжиной коленки, на которой лежала резиновая грелка.

— Так, это я, милый, и положила, — поторопилась сказать бабушка, — парень – то ведь совсем замаялся с этим своим коленом.

— Тепло ни в коем случае нельзя прикладывать! — нахмурившись ещё сильнее, проговорил доктор, — ведь Вы только оказали мальчику медвежью услугу.

— Так… — снова начала бабушка, — в старину-то всегда…

— Нельзя! – строго повторил доктор, перебивая старушку.

Потом он принялся осматривать больную коленку, но Серёжка буквально от первых же прикосновений задёргался так, как будто его смотрел не врач, а било электрическим током.

— Рентген нужен, причём срочно, — сказал доктор, — где же вы раньше были?

— Так, — стоявшая рядом мама развела руками, — никто не говорил нам про рентген-то, — мы думали, что всё само со временем пройдёт.

— Само это не пройдёт, — покачал головой доктор, выписывая направление в рентгеновский кабинет. Потом он повторил своё требование -ни в коем случае не прикладывать к больному месту тепло — и ушёл.

Вечером нужные снимки были сделаны, благодаря папе, который на свой страх и риск отлучился с работы, оставив автоматизированное производство на молодого напарника.

После рентгена Серёжу осматривали врачи уже в больнице, где он услышал незнакомые для себя слова «остеосинтез надколенника по Веберу», которых, конечно же, не понял. В этой же больнице его и оставили, и Серёжа думал, что утром его отпустят домой. Но после завтрака к нему снова пришёл отец, был он почему-то один, без мамы, и сказал, что без операции дело, судя по всему, не обойдётся.

— Не реветь тут! – тот час пробасил он, увидев, что у сына губы расползаются в привычной слезливой гримасе, — ты без ноги захотел остаться? Ну-ка, выше нос!

— С наркозом сделают, — продолжил он, — ты ничего и не почувствуешь.

Но слово «наркоз» почему-то не утешило, а – наоборот – напугало Серёжку ещё сильнее. Правда, при отце он больше плакать не решился, зато когда тот ушёл, слёзы хлынули из него с такой силой, что пришедшая с ужином санитарка, сбегала за медсестрой. После успокаивающего укола поток слёз стал потихоньку останавливаться, а потом и вовсе прекратился. Но ужинать Серёжа в этот вечер так и не стал.

Потом к нему явился Вовка, увещевательные слова которого тоже не оказали должного воздействия. А через день Серёже сделали операцию, которая, кстати, оказалась не такой страшной, как он себе представлял, и через пару недель выписали домой.

Какое-то время Серёжка ходил только на костылях и только по дому. Русский язык и математику он потихонечку проходил с незнакомой ему учительницей, за которой в школе были «закреплены» те ученики, которые по той или иной причине не мог посещать школу. По остальным предметам ему, понимая ситуацию, выставили «четвёрки» авансом.

О том, чтобы заниматься хоккеем, действительно пришлось забыть, потому что Серёжу даже от физкультуры на целый год освободили. Некоторые одноклассники, узнав об этом, в открытую говорили: «Везёт тебе, Серёга!», но в чём заключалось это «везение» Серёжа не понимал. Ему так хотелось побегать, попрыгать, повисеть на шведской стенке и турнике, но вместо этого приходилось каждые три недели ходить к врачам, выполнять их предписания и делать бесконечные рентгены. А это Серёжке так надоело, кто бы только знал!

— Ребята, сегодня бежим восемьсот метров, — объявила учительница физкультуры Алла Сергеевна. — Это два круга вокруг школы.

Алла Сергеевна работала в школе с окончания института и, считалось, что физкультуру преподаёт она уже давно. Во всяком случае, сколько Вовка с Серёжей учились, они видели её постоянно. Обычно на Алле Сергеевне был надет либо синий спортивный костюм, либо красный, на котором, подобно форме олимпийцев красовался белый узор, а сзади такими же белыми большими буквами было на английском языке написано слово «Россия».

Когда Вовка был маленьким, он, гуляя на улице, частенько забегал на школьный двор, потому что в самом дальнем его углу стояли качели, на которых он любил покачаться. При этом он воображал себя то лётчиком, ведущим огромный серебристый лайнер сквозь густые облака, то космонавтом, который летит на ракете далеко-далеко от земли, и мимо него проносятся кометы и астероиды. Причём, чем сильнее он раскачивался, тем выше в его воображении была скорость пролетающих мимо него космических тел.

Качаясь взад-вперёд, Вовка иногда видел, как из школы выходила красивая высокая женщина в спортивном костюме, причём выходила не одна, а с ребятами. Они начинали делать разные упражнения или занимались бегом на время по расчерченному голубой краской асфальту, а красивая черноволосая женщина при этом свистела в свисток, как самый заправский судья на матчах по футболу, которые периодически смотрел по телевизору папа.

Позже, когда Вовка стал учиться в школе, он тоже стал выходить на улицу вместе со всеми во время уроков физкультуры. И так же, как все, он бегал, прыгал, лазил по железным лесенкам и ходил по бревну.

С Аллой Сергеевной, как с учителем, он познакомился уже поближе. И хотя Вовка был очень подвижным мальчиком и уроки физкультуры никогда не пропускал, Аллу Сергеевну он недолюбливал. Он даже сам себе не мог ответить на этот вопрос, почему учительницу музыки – некрасивую, но очень добрую Веронику Матвеевну, которая при всей своей неказистой внешности, обладала мягким приятным голосом – он просто обожал. К симпатичной же Алле Сергеевне, которая вроде бы ничем его ни разу не обидела, он испытывал то ли нелюбовь, то ли неприязнь…

В этот раз, взглянув на девочек, Алла Сергеевна, хотела было снизить им количество метров, но потом, подумав про себя, что детям и так приходится много сидеть за партами, решила: «Пускай бегут наравне с мальчиками». Тем более, восемьсот метров с любой точки зрения – расстояние не ахти, какое большое.

Вовка, которому пробежать указанную дистанцию ничего не стоило – он легко преодолевал куда большее количество кругов вокруг школы – посмотрел на Серёжу. Тот сосредоточенно осматривал дорожку, по которой обычно бегали все ученики, и, видимо, прикидывал, сколько ему потребуется времени, чтобы преодолеть указанное расстояние. На время он уже давно не бегал, поэтому, видимо, растерялся от мысли, что все остальные его с лёгкостью обгонят.

— На старт! – скомандовала в это время Алла Сергеевна, поднимая правую руку вверх, — Внимание! – и затем, выдержав небольшую паузу, резко опустила руку вниз и при этом громко крикнула: «Марш!»

Рванувшиеся с места шестиклассники, сначала бежали все вместе, потом мальчики стали потихонечку вырываться вперёд. Все, кроме толстого Петьки, который из-за своей комплекции не мог бегать быстро и на всех соревнованиях по бегу неизменно приходил к финишу последним. Когда же речь заходила о состязаниях школьного или городского масштаба, Петьку вообще не брали участвовать, потому что знали, что благодаря этому увальню, весь класс, а то и вся школа, непременно «завалит» всё мероприятие.

Вовка, который поначалу вырвался в передовики, почему-то оглянулся на Серёжу и увидел, как тот, не пробежав даже небольшого расстояния, стал отставать. Сбавив скорость, Вовка пропустил вперед не только мальчишек, но даже некоторых девочек.

Когда Серёжа догнал его, Вовка понял, что тому пробежать назначенную дистанцию будет очень даже непросто. Вовка побежал рядом и стал подбадривать своего друга: «Давай, Серый, ты же можешь. Ну, давай, не тормози». Серёжа, который после таких слов, вроде бы прибавил в скорости, внезапно резко затормозил и, взглянув на Вовку, сказал каким-то натужным голосом: «Вован, оставь меня. Ты лучше беги вперёд, а то так совсем отстанешь».

Но Вовка, который словно пропустил слова друга мимо ушей, вперёд не побежал. Наоборот – он сбавил скорость движения настолько, что со стороны можно было подумать, он пришёл заниматься сюда бегом трусцой, причём исключительно для своего собственного удовольствия, но уж никак не для того, чтобы бежать кросс.

— Давай, Серёга, — то и дело повторял он, — ведь ты же раньше бегал, ну не стой, прошу тебя.

— Да я уже давно столько не бегал, — прерывающимся голосом сказал Серёжа, и снова повторил: «Ты сам давай беги уже, не жди меня».

Вторично не обратив на произнесённые другом слова ровно никакого внимания, Вовка продолжил тихонечко бежать, неустанно подбадривая Серёжку.

В этот момент их обогнали те, кто вышел уже на второй круг. Увидев Вовку, медленно бегущего рядом с Серёжей, некоторые удивлённо закричали прямо на ходу: «Вовчик, ты сегодня в отстающие записался? Чего плетёшься, как хвост?»

— Отстаньте уже, — огрызнулся на них Вовка, а сам, повернувшись к Серёже, продолжал:

— Серый, давай, не обращай на них внимания. Только не останавливайся, встанешь – потом совсем трудно будет с места сдвинуться.

— Давай, Вован! — закричали ему быстроногие одноклассники, среди которых «Вован» сейчас по логике вещей и должен был находиться, — мы тебя ждать не будем!

— Никто и не просит! – то ли насмешкой, то ли с ехидцей ответил им Вовка, — что я вас держу, что ли?

Другие ребята, бежавшие второй круг, увидев Вовку, который чуть ли не шёл пешком около семенившего с ним рядом Серёжи, ничего не сказали. Внутри они, конечно, радовались, что один из лучших бегунов класса, находится в самом «хвосте», а значит – одним сильным соперником у них уже было меньше.

Серёжа очень шумно дышал и даже, как показалось Вовке, стал немного прихрамывать, когда они сделали заход на второй круг. А ведь впереди было ещё целых четыреста метров!

Вовка покрутил головой по сторонам, поискав глазами Аллу Сергеевну. Она отошла к полосе препятствий, которая находилась довольно далеко от бегущих кросс ребят, и, судя по всему, разговаривала с кем-то мо мобильному телефону.

«Что она, не видит, что ли, что Серёге трудно бежать, — подумал Вовка, — ведь она же знает, что у него прошлой зимой операция была. Да и не бегал он уже давно все эти кроссы».

«Что с того, — продолжал он размышлять про себя, — что Серый сейчас опять ходит с нами на физкультуру? Ведь он же действительно здорово отстаёт от нас хоть в прыжках, хоть в беге. Да во всём отстаёт, если разобраться. Ведь он целый год не занимался!»

Но Алла Сергеевна, скорее всего видевшая их, но даже не прекратившая своего — видимо исключительно важного — разговора, не проявила никакой реакции.

Вскоре их догнал даже толстый Петька, который тяжело дышал и поэтому решил просто пройти шагом небольшой отрезок пути. Он обрадовался, что в компании отстающих он на сей раз был не один, о чём свидетельствовало его довольное лицо.

— Ребята, я с вами, — радостно сообщил он, примкнув к Вовке с Серёжей.

Но Вовка, не обращая на Петьку никакого внимания, продолжал фактически бежать на месте рядом со своим другом.

— Вован, — Серёжка умоляюще посмотрел на него, — двойку ведь поставят, беги, ты хоть чуть-чуть время нагонишь.

Вовка, насупившись, посмотрел на него, и, продолжая трусить рядом, не переставал подгонять: «Давай, Серый, ну давай, ну хоть как-нибудь, но шевелись».

Они приблизились к углу школы, в то время как с другой стороны здания показался сначала один, затем другой, затем третий бегун, которые закончили бежать кросс самыми первыми.

Постепенно начали подбегать и другие ребята. Петька же, увидев, что теперь даже он будет не последним, внезапно рванул с места и довольно резво для себя преодолел весьма внушительный отрезок пути. Потом, оглянувшись назад, он увидел, что Вовка с Серёжей так и ползут вдвоём на почтенном расстоянии, и сообразил, что даже если остаток времени он пройдёт самым обычным шагом, они его уже не догонят. Поэтому он неспешно стал двигаться дальше, внутренне радуясь за то, что ему в этом забеге выпал нежданный реванш.

Когда Вовка с Серёжкой преодолели финишную черту, весь класс уже стоял группой. Петькино лицо светилось нескрываемой радостью оттого, что в этот раз он не прибежал последним, а на Серёжку было просто жалко смотреть. Лицо у него было красным, и было видно, что эти два круга, которые не представляли большого труда даже для девочек, дались ему очень и очень тяжело. Видимо, нога, из-за которой Серёжка целый год не ходил на физкультуру, тоже дала о себе знать. Да и неизвестно, одолел бы он вообще эти два круга, если бы не Вовкина поддержка.

А Вовка, помощь которого Серёже уже не требовалась, отошёл к турнику и теперь нервно ходил вокруг него, приминая недавно вылезшую из-под земли травку своими кроссовками. Некоторые ребята отвернулись, понимая насколько было несправедливо заставлять одноклассника, который перенёс операцию на коленке, бежать наравне с другими. Но вслух никто ничего не произнёс.

Алла Сергеевна начала объявлять оценки.

— Филиппов, Смирнов и Сенников – с довольным видом улыбнулась она прибежавшим первыми мальчикам, — однозначно пять.

Все трое мальчишек, фамилии которых только что прозвучали, на глазах у всех обнялись и дружно выкрикнули: «Ура!» три раза.

Потом Алла Сергеевна назвала ещё несколько фамилий, в числе которых прозвучала даже Петькина, который сразу же начал горделиво улыбаться. По данным секундомера, который Алла Сергеевна, продолжала держать в руках, они пробежали дистанцию на «четвёрку».

— Ну, а вы, двое, — обратилась учительница к Серёже с Вовкой, — получаете по «тройке». – Вообще-то, — добавила она, прикусив губу и прищуриваясь, по нормативу вы оба укладываетесь только в отметку «два».

Но сегодня день такой ясный и солнышко так светит, — она подняла свои глаза на небо, откуда действительно ярко светило солнце, — что уж так и быть, дарю вам по «трояку».

— Кстати, ты, — Алла Сергеевна посмотрела на Вовку, — зря не пробежал кросс, как следует. Оценочка-то за четверть у тебя теперь будет явно не отличная. И чего ради? – явно не понимая Вовкиного поступка, спросила она, пожимая при этом плечами.

Затем она повернулась к девочкам, чтобы объявить им их оценки, чем дала понять Вовке и Серёжке, что с ними разговор уже закончен, и возвращаться к этой теме она больше не собирается.

Серёжа уныло поплёлся в школу. Если бы он даже пробежал этот злосчастный кросс на «двойку», у него и так вышло бы три за четверть, но тон Аллы Сергеевны, а главное – осознание того, что Вовка ради него пожертвовал собственной отличной оценкой, заставило его покраснеть. Насмешливое «чего ради?» всё продолжало звучать в его ушах и никак не хотело убираться восвояси. Даже не «кого», а «чего», словно он, Серёжа, был какой-то вещью, а никак не человеком.

— Вовчик… — начал он, когда Вовка приблизился к нему и пошёл с ним вровень, — ну зачем ты это сделал? Ведь теперь тебе физра испортит всю годовую успеваемость. А ты ведь в секцию ходишь. – Зачем ты, правда, а? – повторил он, поблескивая повлажневшими глазами.

— Серый, — произнёс, остановившись, Вовка, — да оставь ты её в покое, эту «пятёрку»! Чего она тебе далась-то? Ну, подумаешь, ну, успеваемость… главное-то ведь совсем не в ней.

— А в чём же? – поднял глаза Серёжа. Сам он в последнее время учился довольно посредственно, поэтому в его воображении Вовкин поступок казался ему чем-то из рода героизма. Привыкший радоваться даже четвёркам «с вожжами», он никак не мог взять в толк, как можно добровольно согласиться на более низкую оценку, тем более – как совсем недавно произнесла Алла Сергеевна – чего ради? Ради него, и так не блещущего хорошими оценками?

— Глупый ты, — с отеческими нотками в голосе, совсем так же, как иногда говорил ему отец, — произнёс Вовка. А потом, обняв окончательно опешившего друга за плечи, спросил с решимостью: «Мы, что разве не мужики с тобой?» — совсем так же, как он это когда-то давно спрашивал у Серёжки в больнице.

— Ну, м-м-м-мужики, — замявшись, протянул Серёжа.

— А мужики, — Вовка высвободил руку, — должны всегда поддерживать друг друга. Запомни.

— Запомнил? – он легонечко щёлкнул друга по лбу.

— Запомнил, — вздохнув, улыбнулся Серёжа. Хмурое выражение потихонечку стало исчезать с его лица, хотя он с какой-то виноватой улыбкой так и продолжал смотреть на Вовку.

— Ну, вот и ладно, — удовлетворённо сказал тот, подходя к входу в школу, — ведь самое главное – ты пробежал этот кросс.

– А остальное, — философски закончил Вовка, — меня интересует – он помедлил и смешно наморщил нос – остальное меня интересует… ровно на ноль целых, ноль десятых процента. И, надеюсь, ты это запомнил тоже.

С этими словами Вовка перешагнул школьный порог и направился к раздевалкам.