Эта странная осень

Эта странная осень

Пробирается шмель по спиралям лозы винограда,

чтоб скользнуть сквозь ворчание пчёл и паучью мигрень,

и обрушиться в те уголки обнищавшего сада,

где живёт восковая сирень.

Где хранится в улитке – по свитку. И, если наступишь,

то останется влажный пустяк и пустячный каприз.

И проносится шмель, будто ведьма в пылающей ступе,

средь осенних, прохладных реприз.

Эта странная осень, собравшая всех воедино -

и шмеля, и улитку, и сад, и паучий недуг –

в перебежке эмалевых луж отражается клином

журавлиным, летящим на юг.

Эта странность осенняя с грацией истинной дамы

опадает листвой, мимолётным касаньем дразня,

деликатно чихает в рукав и качает дождями

колыбель отсиявшего дня.

Танго

В переулках танцуют чёрно-белые тени -

словно рыбы вплывают в зной оранжевых бликов

фонарей и рекламы.

Хлеб вином запивая, мы хмелеем от лени,

полагая наивно, что далёкое — близко.

Наполняясь ветрами,

воробьиная стая прорастает рассветом,

расправляются крылья напряженьем пера...

Мы летим! А за нами

знойный обморок тени станцевавшего лета

и кипящая юность в перспективе двора.

Мимолётные связи мы срезаем, как розы,

и любовная драма не становится главной.

Концентрация знаний

раздвигает просторы романтической прозы,

по шкале Фаренгейта неприступно-прохладной.

Мы спешим. А за нами

беззаботные скачки, неудачные роли,

сумасшедшее счастье на другом берегу!

И бушует цунами

чувств, до дна одиноких! День стремительно пролит,

и текущее время в такт часы берегут.

Обрывает ромашки ветер "любит-не-любит",

белым вихрем пронзает тени двух половин.

И считает секунды оглушительный бубен

облетевшего сердца: как. дожить. до любви...

Вновь рисует сюжеты мой оранжевый ангел -

блики нервных фантазий, небо бледной рекой.

Утомлённое солнце погружается в танго,

словно солнечный ёжик в океан золотой...

Кристаллография

Мой пейзаж позвонками хрустит, примеряет стужу,

начинает чихать и кашлять, теряет листву;

замерзает дыханье дождя, цепенеют лужи,

застывает неслышно капель. Облака плывут,

вулканическим выдохом. Дремлет озноб дороги,

утончённую изморозь ткёт ледяной паук.

… И созревших снежинок магический иероглиф

замыкает круг.

Круговерть наливается ветром, несётся стаей

перевёртышей диких, отчаянно бъётся в дверь,

завывает, шаманит, шипит, горизонт глотает,

как голодный зверь!

Из таинственной снежности, из колдовства Иного,

на застывшие сущности бросив прохладный взгляд,

равнодушная пустошь безмолвия ледяного

вышивает позёмкой единственный свой наряд.

И кривляется белая стынь, и рисует мелом

кристаллических связей загадочную игру!

Белоснежные символы холодно и умело

замыкают круг.

Я стою на пороге зимы, примеряю холод,

предо мной раскрывается мир, как японский зонт!

Бледный локон небес иероглифами исколот –

   это снег идёт!