Калитка

Вырваться из деревни Виктор мечтал. Тянул его из отчего дома не городской асфальт и магазины, где кроме спичек и мыла, есть и другие товары, а прислушивание матери к калитке. Добротная, по уверениям матери, прилаженная на специально выкованные местным кузнецом петли ещё её дедом, была последним напоминанием о какой-то другой деревенской жизни, неизвестной ни Виктору, ни матери. Калитку давно следовала заменить, но мать не соглашалась, для неё она была словно преданно служивший живой человек. Если она издавала резкий писк, мать светлела лицом, если протяжно гудела – спешно выходила во двор. И неважно день или ночь на дворе, какая погода. Главное успеть встретить мужа вне дома.

Почему калитка под рукой отца по-разному звучала – загадка. Не было понятно, почему мать спешила встречать отца. Виктор, став старше, как-то спросил: «Зачем?», она, пряча глаза, ответила:

– Так надо сынок, так надо.

И сколько бы он не спрашивал, она твердила: «Так надо, так надо». Виктор смирился с «так надо» и перестал интересоваться. Что нельзя сказать о калитке. Он смазывал петли, закреплял дополнительными гвоздями, наблюдал как отец открывает, пытался и сам всячески двигать её, быстро и медленно, резко и с остановками. Но резкий писк и протяжное гудение так и оставались достоянием трезвого или пьяного отца.

Правда, один раз ему удалось вырвать у калитки что-то схожее с отцовскими звуками. С одноклассниками отмечал окончание девятого класса и, неоднократно приложившись к бутылке с самогоном, к дому подходил, когда земля начала медленно уходить из-под ног. Двор огласился протяжным гудением и мать, в одной руке нож, в другой – с белым боком клубень картофеля, выбежала ему навстречу. Что было дальше, он помнил плохо, но тревожно-больные глаза матери снятся ему и по сей день.

После десятилетки Виктор решил поступать в областной строительный институт. На выпускном худощавый директор школы Борис Егорович вручая аттестат, крепко пожал ему руку и похвалил:

– Молодец, Виктор! Ты как? Поработаешь и в армию или учиться продолжишь?

– Поступать буду.

– Правильно. Куда решил?

– В строительный.

– Молодец, – Борис Егорович довольно заулыбался одними губами. Глубоко посаженные его глаза перестали улыбаться после смерти единственного сына. – Вот, каких выпускников мы вырастили. Думается мне, Виктор, следует тебе в Москву махнуть. Что смотришь? Сомневаешься в своих знаниях?

Виктор отрицательно покачал головой.

– Знаю, занимался и голова на плечах имеется. Общий балл аттестата четыре с половиной. Разве неуспех. – Было видно, директор гордится и своим учеником, и всей школой, умеющей давать такие знания. – В нашей стране для толковых ребят все дороги открыты. Правильно я говорю, товарищи? – Над спортивным залом, оборудованным для проведения выпускного торжества, неровно разнеслось: «Правильно! Пусть едет. Не боись, Витька, где наша не преподала».

Директор, обычно не терпящий выкриков с мест, подождал пока выпускники, их родители и знакомые успокоятся и продолжил:

– Где родители? Вижу, вижу. Татьяна Анатольевна, дома поговорите, порешайте все вместе, – Борис Егорович видел вчера отца Виктора в совсем неприглядном состоянии. – Если надумаете, приходите, дам адресок кума. Он не далеко от Москвы живёт. В Чехове. Есть где ночь, две переночевать, а там уж сам.

Так Виктор оказался в Москве. Первое везение, если не считать заботы школьного директора, повернулось к нему лицом на экзамене по устной математике.

Теорию написал, а задачка никак не давалась. Правило вспомнил, для верности записал на черновик, применить же не получалось. Пришлось отвечать без решения. Низенький преподаватель с огромными очками на переносице устало утвердительно кивал головой, если абитуриент отвечал правильно, если же запинался или нёс околесицу, снимал очки и нервно начинал протирать линзы. Пока Виктор отвечал, преподаватель и кивал головой и протирал очки. Что больше? Виктор не заметил, он сильно нервничал, краснел, запинался и всё из-за проклятой задачки.

– Так-с, теорию учили, а практика хромает. Решите-ка мне вот это.

Преподаватель размашисто написал условие. И вновь Виктор вспомнил правило, а как применить не знал.

– Так-с, – повторил математик и взялся за очки. – Здесь всё понятно. – Он готов был уже оценить знания абитуриента, но что-то его удерживало: Вы, молодой человек, откуда будете. Выговор знаком, понять не могу, – Виктор назвал область.

– Понятно, понятно. – Преподаватель испытывающе рассматривал поступающего. – Из деревни? – Не дождавшись ответа, продолжил: Вижу, из деревни. – Он задумался, отвернувшись к окну. – Ладно. Решим так. Ставлю четыре. Авансом. На первом курсе встретимся, там уж поблажек не будет. Договорились? Иди.

Этот балл, точнее полбалла и стоили Виктору студенческого билета.

Разве он мог думать, что так случится? Мать писала, не может поверить: он учится в Москве. Что мать? Две недели первая новость в деревне – Витька Пятаков москвич!

Москва где? И люди там должны жить иные. Из деревенских по пальцам пересчитать, кто бывал там. Старый директор школы, так его пригласили на встречу с фронтовиками. Он в сорок первом году получил ранение под Москвой и первую свою медаль. Доярка Петровна. Поездкой в столицу её наградили за ударные надои. Ещё несколько человек – проездом. Но чтобы жить? В районный центр перебирались многие, в областной город кто хорошо учился и поступал в институт или техникум. В Киеве пристроился сын председателя. Дочка агронома вышла замуж за военного и улетела на Камчатку. И вдруг односельчанин Витька Пятаков – в столице всего Советского Союза!

Первые полгода московской жизни прошли в полной дневной эйфории и ночной тоске. Ему снилась деревня, мать и протяжное гудение калитки. Потом начал привыкать к суете и доступности к книгам и кинотеатрам, джинсам (пусть и с переплатой) и румынской обуви (на другую не хватало денег) и всего прочего, чего лишена периферия. Учился средне, но без пересдач и «хвостов». Стал чаще спать без снов, лишь тревожное калиточное гудение нет-нет и посещало его сновидения. Тогда он бежал на почтамт звонить в приёмную колхоза. Просил, умолял позвать мать. Перезванивал через час и с замиранием слышал голос:

– Сынок, как ты там?

– Всё хорошо. Как ты? У тебя всё хорошо?

Мать всегда твердила: «Хорошо», но он чувствовал: в родном доме не всё в порядке. И так от звонка, до звонка.

На втором курсе его избрали комсомольским секретарём группы, на третьем познакомился с Леной. Она была москвичкой, училась на первом курсе экономического факультета. Не красавица, но и не страшненькая, может быть чуть полноватая и, как ему показалось, не похожая на избалованную жительницу столицы. Они ходили в кино, на студенческие вечера и как-то само собой получилось, оказались в его общежитской комнате только вдвоём. Сам он вряд ли решился обнять её, тем более поцеловать. Она первой сделала шаг, он не отказался.

Сессия, ещё сессия, стройотряд, поездка домой на пару недель, опять экзамены… Виктор и не заметил, как приблизились защита диплома и распределение.

Покидать Москву не хотелось, город манящий перспективой затягивал и не прощал измены. Либо ты в центре всех и всего, либо скука заштатного городка или неустроенность комсомольских строек.

«Жениться что ли?» – иногда думал Виктор, но Лена уверяла – замуж рано, да и родители против. Он бывал в гостях у неё, насторожённость и прохлада приёма безмолвно объясняли нежелательность такого зятя. Но ему вновь улыбнулась фортуна. Лена объявила: я беременна.

Так Виктор стал москвичом, не по состоянию души и образу мыслей, по прописке. Родители Лены смирились с деревенским, без связей и приличных родителей родственничком. Деваться-то некуда. Единственная дочь стала мамой, ребёнку нужен отец, не пьющий, работящий и с высшим образованием.

Началась перестройка, гласность и прочие перемены. Виктор с однокурсником открыл кооператив. Звезда-удача, не раз светившая Виктору, вновь показалась над горизонтом и бизнес как-то сам собой оказался связан с бензином. Предложили купить подешевле цистерну, через неделю – ещё пять, следом бензозаправку… И закрутилось, завертелось. Родители жены только успевают рассматривать дочкины подарки: сегодня шуба, завтра кольцо с брильянтом, послезавтра машина. Одно плохо зять начал выпивать. Свёкор и сам любитель приложиться Виктора не ругал, тёща только тем и занималась, что принюхивалась и морщила нос: «Я предупреждала, гены своё возьмут!»

Недовольства тещи прекратились, когда Виктор купил квартиру. Но появилась другая проблема: Лена оказалась никакой хозяйкой. Готовить не умеет, стирать не любит, ребёнок не ухоженный. Пришлось няню искать, благо средства позволяли, и всё наладилось. Лена довольна, ребёнок в школу пошёл, бизнес процветает, молоденькая секретарша под рукой. Но почему-то всё чаще стала ему сниться деревня и протяжный стон. Иною ночь глаза только закроет, тут же гудение-стон и предчувствие беды. Глаза откроет: тихо. Закроет и словно в спальню кто дверь открывает, и душу стоном вынимает.

Не спасали ни ласки секретарши в гостинице на берегу Сены, ни шумные застолья с друзьями. Мучился, мучился и решил съездить в деревню, мать навестить, с делами и спешкой пожить всем на удивление не был в родном доме больше десяти лет.

Москва за это время сильно изменилась, расстроилась, стала похожа на большой базар с иностранными словами на размалёванном фасаде, но что произошло с его деревней? Заброшенный скотный двор, опустевшая школа, забитые окна в клубе, пустые улицы и кучка пьяных, грязных мужиков около убогого сельпо с громким название «супермаркет».

Не узнал он и мать. Одно слово – старуха, доживающая свой век среди беспросветной нищеты. Он не верил своим глазам. Такого не может быть, так не должно быть. Ей же нет и шестидесяти. Как он мог её бросить здесь? Нет. Он никогда не забывал о ней. Пересылал деньги, когда умер отец звал к себе. Она же твердила:

– Нет, нет, сынок. Не могу я.

– Почему?

– Нельзя. Здесь моё место. Здесь родилась, здесь и умру.

– Не пойму я тебя, мать. Там все удобства, врачи и ко мне поближе. Почему упрямишься.

– Так надо, сынок. Так надо.

И он согласился с «так надо». Ему повезло – он вырвался, добился многого. Стал москвичом и дочка его москвичка, от секретарши сын родился. Он тоже москвич. Что ещё надо-то?

Отведав материнского угощения, Виктор вышел во двор осмотреть хозяйство.

– Мама, – позвал он и сам удивился, так обращался к ней только в детстве. – Мама, выйди, – вновь позвал он, и на душе стало почему-то свободно и легко.

Когда она показалась на крыльце, он, засучив рукава у рубашки, уверено работая топором, снимал калитку с петель.

– Решил починить? Правильно. Совсем она пришла в негодность.

– Нет, мама. Другую пора поставить.

– Как же? – Устало встрепенулась она. – Калитка будет новая, а забор то и гляди завалится.

– Забор заменим, – твёрдо сказал Виктор.

Калитка тихо одобрительно скрипнула.

ноябрь 2013

 

 

0
23:02
549
RSS
19:27
Душевная история…
Первые две строчки не совсем понятен текст…
22:27
Спасибо!
Успехов.
22:27
Спасибо!