Кризис среднего возраста

   Сперва он раздражал меня, рослый старик в инвалидной коляске на электрическом ходу. Чинный опрятный старик, укрытый зелёным клетчатым пледом. Трудно поверить, что не чьи-то заботливые руки, а он сам столь тщательно подоткнул плед, защищая высохшее тело от осенней прохлады. Но так оно и было.

   Я, знаете ли, люблю совершать пробежки в парке. Ни к кому не подстраиваясь, в совершенном одиночестве. В одно и то же время, не утром и не поздним вечером, когда на дорожках не видно ни поборников ЗОЖ, ни собачников. Последним стоит самим надевать в конституционном порядке намордники, раз уж они экономят на такой малости для своих визголайных питомцев. Про комплекты из пакетов с совочками уж и не говорю – знай, смотри под ноги!

Так вот и приходилось смотреть под ноги в неспешном темпе пробежки, как вдруг боковым зрением углядел пристроившегося в попутчики инвалида. Двигался тот без напряжения – колёса вращал, слегка пожужживая, мотор. Впрочем, мало ли кто едет рядом по своим делам. Достаточно свернуть в пересекающую путь аллею, чтобы вновь наслаждаться одиночеством и предаваться спокойным мыслям.

Но старик упредил досадный порыв:

– Вы не откажетесь выслушать меня? Давно заметил: Вы единственный бегаете здесь без наушников, не столь быстро, как молодые физкультурники. К тому же Ваш маршрут приемлем для моего кресла-каталки, никакой пересечённой местности, только ровные дорожки. Не буду Вас сильно утруждать. В стариковском возрасте важно хотя бы пять минут в день видеть, пусть молчащего и не отвечающего, собеседника. Собаку не завожу – не по силам, да и не любитель.

Странно, но сопоставление с собакой не покоробило. Напротив, вызвало лёгкую симпатию – значит, человек верит в душевный потенциал людей, а не в превосходящий гуманизм четвероногих слюнявых тварей. Молча пожал плечами, не сбавляя темпа пробежки. Старик воспринял жест как одобрение. Откуда было знать, что соседство окажется долгим и постоянным.

Первые дни знакомства, если называть параллельное движение знакомством, не возникало мысли прислушиваться к хрипловатым сентенциям – надо было держать дыхание, следить за пульсом, вещи важные при пробежке. Речь старика воспринималось подобно бормотанию на малой громкости телевизора или радиоприёмника. Неделю спустя дежавю начало откровенно удручать. Пришлось в пол-уха вникать – не представлялось другого способа, кроме как удачно ответить и тем самым навсегда отвадить попутчика.

Но диалога не случилось. Случилось иное – возвращаясь домой, я стал записывать сказанное стариком. И теперь держу в руках тетрадку с обрывками мыслей, ставших почти что моими. А может быть, не мыслей, но чего-то сказанного прямо от сердца или из неведомой даже самому сердцу глубины.

«Мы смотрим всегда вперёд и не видим тех, кто идёт за нами. Даже когда оглядываемся – мы не всматриваемся в них. Не то, чтобы эти люди были нам не интересны. Просто они повторят наш путь, а мы идём по следам тех, кого видим впереди себя. Нам неважно знать, кто и как повторит наши ошибки и удачи. Значимо для нас только то, как мы пройдём дорогу, прежде пройденную другими. А вот слышим мы лучше тех, кто оказывается за спиной. Вы замечали?» Бред, казалось бы! А ведь – правда!

«Жизнь катится как саночки с горы. Заберёшься наверх – смотришь на мир восторженно, по-младенчески. Перспектива открывается – до самого горизонта. Видишь всё, но мало что понимаешь. Потом движешься медленно, потихоньку ускоряясь, убыстряясь. Занимает только то, что попадает под полозья. Дух захватывает, думаешь, как бы не упасть. А в конце – всё равно валишься набок, лицом в рыхлый пушистый снег, и не замечаешь уже ничего, кроме холодной облепившей взгляд белизны. Такова смерть.» Странно. Только в середине спуска – а понимаешь: назад не воротишься. И что ожидает потом, предельно ясно. Лишь бы не в дерево, не в камень, без предупреждения. «Да наглая смерть не похитит мя неготового», как недавно услышал на постовой службе в церкви. И чего ради забрёл? Наверное, искал утраченного попутчика. Батюшка внимательный, упредительный – сделал для инвалидов пандус. Но моего старика там не было.

«Середина жизни тем хороша, что даёт нам мерочку. Маленький человек и во времени имеет маленькую прожитую линеечку – ко всей жизни не приложишь, не измеришь. А вот когда тебе за сорок, к пятидесяти – тут уже, глядя на конец других жизней, понимаешь: больше, чем прожил до этого, вряд ли проживёшь. Да и моложе не станешь. Вот и есть у тебя в руках мерочка ко всему, что ждёт впереди». Грустные будто бы слова, а меня они успокаивают. Ведь и правда, – каждый прожитый день может быть измерен первой половиной жизни. Не только измерен – взвешен на весах. И хочется не просто прожить день, но по возможности добавить ему доброго веса.

Я бы сейчас ответил. Ответил не с целью отогнать, а с желанием продолжить разговор. Даже не в пробежку – куда торопиться, когда тебе к пятидесяти? Но старика уже давно не видно в парке. Должно быть, умер, может быть, слёг – не знаю. Адреса у раздумчивого попутчика спросить не догадался.