Набело. Начисто. Навсегда ( вне конкурса)
Когда ей исполнилось четыре, он принес из леса ежика. Она прижалась к розовому влажному носику маленького питомца и сразу же поцеловала. Вдвоем нашли коробку, и она с важным видом отправилась за травой, пока он искал блюдце. Они налили молока и долго ждали, когда маленький друг осмелеет, выйдет. Тогда она впервые увидела, как мордочка ежика окунается в молоко, cтановится белой и от этого еще более нежной и беззащитной. Это было в августе. А в сентябре они выпустили питомца: ему нужно было отправляться в лес. Домой.
В восемь он повел ее в поход. Забрал в тот день из лагеря; у него был выходной, а у нее день рождения. Она и не ждала, потому что дорога туда и обратно занимала половину его выходного. Но он приехал. Она взяла из его рук пакет с крыжовником и горохом, и пока ела, cтаралась не смотреть на него: боялась расплакаться, очень хотела домой. А он сидел рядом и любовался ею, гладя ее по голове. Потом она думала, что он уже уезжает, но он сказал, что отпросил ее до утра. И показал то, что прятал за спиной: рюкзак. Они шли заранее продуманным им маршрутом, и она не могла произнести ни слова поначалу: не верила. Этот теплый, даже жаркий августовский день она запомнила на всю жизнь. Он привел ее обратно в лагерь за полночь, и она никогда не думала, каким образом он потом добирался до дома. Спустя годы лишь узнала, что домой зайти он в тот день перед работой не успел.
В двенадцать, когда ее организм начал перестраиваться и сопротивляться привычным спортивным нагрузкам, он приходил с работы на полчаса раньше. И прежде чем сесть ужинать, не слушая ее отговорки, с порога строго сообщал, что ждет ее. Она нехотя одевалась, было стыдно перед ним, и они вместе бежали. Она для тренировок, он для нее. Она не знала, что приходя домой, он шел в ванную обмыться, и тяжело дыша, cадился на пол. Не показывая ни разу, выходил и садился за стол. Непременно с улыбкой. С вопросом: ну как дела? Она узнала о том, что давление у него в те минуты было за двести, только тогда, когда спустя двадцать лет бежала ровно так же со своим сыном. А тогда, в двенадцать, жарким августовским днем, проснувшись, увидела полосу препятствий прямо у них на территории. И в конце — трофеем — в подарок новый велосипед. Потом она узнала, что эту полосу препятствий он мастерил несколько ночей подряд, а объединял накануне.
В пятнадцать ей случилось ошибиться. И было стыдно возвращаться домой. Но он пришел за ней сам. Взял ее за руку и сказал, что любит ее и будет любить всегда. Любую. Разную.
А в ее шестнадцатый день рождения плакал, когда узнал, что она будет учиться в лучшем университете. И он гордился ею.
Потом жизнь закрутилась и завертела ее виражами, поворотами, вихрями; но она всенепременно приезжала к нему: не оставляла надолго никогда.
То был очередной августовский обычный жаркий день ее рождения. Первый в жизни, когда он не позвонил. Она ждала с шести утра: он вставал всегда в одно и то же время. Она заволновалась и отпросилась с работы. Ехала, не замечая ничего и никого вокруг. Открыла калитку и забежала в дом: никого. Побежала к пруду, где они любили сидеть… и увидела его там. Он сидел один и кормил уток, бросая им размякшую булку. Она увидела его затылок: полысевший, седой, такой родной и любимый. Тихонечко подошла сзади, прижалась к нему и вдохнула его запах. Отпустило.
Он вздрогнул, обернулся… и по его глазам она поняла, что он забыл. В первый раз в жизни… забыл. Увидел ее и виновато засуетился, понял, что опростоволосился.
Но она смотрела на него и ничего не замечала. Она видела его — и ей было этого достаточно.
И неважно, что он забыл.
Важно, что она помнила...
