Новое Бородино
Помню, когда я училась в школе, моим нелюбимым уроком была русская литература. И не потому, что мне не нравилось читать, – нет. Причиной всему была учительница Татьяна Ивановна.
Она была неплохим человеком, но странным, как говорят в народе – на своей волне. В её представлении у нас не могло быть других увлечений, кроме предмета, который она преподавала. Татьяна Ивановна постоянно задавала на дом что-то учить наизусть – то рассказ на несколько страниц, то типовое сочинение, то биографию классика… Учительница сразу давала понять, что, если мы не запомним годы жизни Арины Родионовны, няни Пушкина, и место рождения Гоголя, жизнь будет прожита зря.
Все эти литературные выкрутасы для меня были более-менее терпимыми. Но только не стихи – их я просто ненавидела! Пока остальные классы учили строчек двенадцать-шестнадцать, мы зубрили в среднем тридцать-тридцать шесть. Стихи Татьяна Ивановна всегда задавала во вторник, а следующий урок стоял в пятницу. Всего три дня на такой объём!
Скажу сразу: русская литература была единственным предметом, по которому отличных оценок я не получала. Выученные наизусть отрывки тянули максимум на шестёрку. А ведь я старалась, ложилась в час, два, только бы хорошо подготовиться! Но, видимо, поэзия – это вообще не моё.
Как-то раз нам задали выучить всем известный отрывок из «Бородино» М. Ю. Лермонтова, начинавшийся строками «Скажи-ка, дядя, ведь не даром / Москва, спаленная пожаром, / Французу отдана?..» и заканчивавшийся словами «Уж постоим мы головою / За родину свою!».
К счастью, кроме уроков русской литературы в моей жизни были и другие увлечения – я занималась конным спортом. И именно на дни, когда я должна была учить отрывок, выпали очень напряжённые тренировки. Меня посадили на нового коня. До этого на нём почти никто не ездил, так что было очень «весело». Конь постоянно свечил и козлил. Поясню: свечкой называют балансировку лошади на задних ногах, при этом передние подняты в воздухе. Слово «козлит» означает, что она отбрыкивается и кидает задом. Любая попытка поднять моего коня в рысь заканчивалась ржанием и прыганьем на месте. Мысли о том, что он меня скинет, не покидали меня. В общем, я очень сильно уставала от этих лошадиных баталий и сил учить Лермонтова у меня уже не оставалось. Я махнула на литературу рукой и смирилась с тем, что получу двойку.
Настала пятница. Я шла на урок литературы, как на казнь. Татьяна Ивановна разделила класс на группы по пять человек. В каждой группе назначила по проверяющему.
По закону подлости я, конечно, попала в ту группу, где проверяла сама Татьяна Ивановна. Небольшим утешением стало то, что в этой же пятёрке была и моя лучшая подруга.
– Кать, я не выучила...
– Что, Лермонтов – не твой формат? – подшучивала Катя. Та-а-а-к… И как ты поступишь?
— Ну… не расскажу. Я же не выучила. Признаюсь Татьяне Ивановне и получу двойку.
– Маша, ты, наверное, на тренировке с лошади упала? – съязвила Катя. – Какое «признаюсь»? Тебя после этой двойки родители ко мне ночевать не пустят! Сиди и быстро перечитывай отрывок, может, что-то запомнишь. Начинай рассказывать, а я тебе подсказывать буду. Поняла?
– Ну ладно. Давай попробуем.
Вот настала и моя очередь прочесть «Бородино». Помню то чувство, как я будто окаменела. В голове хаотично мелькали стихотворные строчки, и я уже запуталась, где начало, а где конец.
– Маша! Ма-а-ш, ты будешь отвечать? – спросила Татьяна Ивановна.
Я посмотрела на неё круглыми испуганными глазами. В тот момент очень хотелось провалиться сквозь землю.
– Маша, ты будешь отвечать? – ещё раз повторила вопрос учительница.
– Да, наверное, – пролепетала я себе под нос. И, последний раз взглянув в книгу, начала. С каменным лицом, как будто пребывая в трансе, я рассказала всё стихотворение! А когда закончила, вдруг очнулась и увидела Татьяну Ивановну. Она смотрела на меня ошеломлённо и с большим удивлением.
Я подумала, что это всё от того, что я хорошо рассказала.
Сомнения начали появляться, когда я перевела взгляд на Катю. Подруга не могла больше сдерживать смех, поэтому начала издавать тихие хрюкающие звуки.
– Маша, ты сама слышала, что ты сейчас рассказала?
Я молчала.
– Ты переставляла строчки стихотворения, как хотела, – сказала Татьяна Ивановна, улыбнувшись. – Это звучало как-то так:
– Скажи-ка, дядя, ведь не даром / Москва, спалённая пожаром, / Французу отдана? / Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя. / Мы долго молча отступали, / Досадно было, боя ждали. / Ворчали старики…
– Но это неплохая идея! – неожиданно поддержала меня Татьяна Ивановна. – А давайте сыграем в игру наподобие стихотворных шарад. Знаете, как?
Татьяна Ивановна оживилась, и теперь улыбка не сходила с её лица. Класс замолчал – никто не ожидал от неё ничего такого.
– Смотрите, – продолжала Татьяна Ивановна.
Она взяла лист чистой бумаги.
– Сейчас я напишу две строчки любого стихотворения, лист загну так, чтобы одну строку никто не видел. Следующий участник напишет ещё две строчки в рифму той, которую он видит! Так листок должен обойти пять учеников. Потом мы все прочитаем стихотворение, которое получилось. То же самое сделает следующая пятёрка.
Над результатами стихосплетений хохотали все!
– А теперь усложним! Добавим к нашему занятию немного интеллекта, – сказала, продолжая улыбаться, Татьяна Ивановна. – Соединим два любых известных слова в одно, а потом придумаем с ним четверостишия. Например: соединим ноты «фа» и «соль», получим фасоль, а теперь сварим из фасоли стихотворный суп.
Когда она читала стих, который у нас получился, её глаза сияли, словно звезды, а щёки залило румянцем.
Я смотрела на неё и удивлялась: как такая яркая и весёлая женщина могла два года скрываться под маской серой чопорной русицы?..
В конце урока в журнале напротив моей фамилии появилась десятка, но всё-таки мне было немножечко стыдно перед Татьяной Ивановной, Лермонтовым и русской литературой.
