Сербская рапсодия
СЕРБСКАЯ РАПСОДИЯ
Сон Марко Королевича
На ладони горы засыпай, под покровом еловым,
ненадолго, на пару столетий, и, честное слово,
я тебя разбужу на рассвете весеннего дня,
я тебя провожу, и в дорогу дам хлеба и меда,
и коню твоему нашепчу перевалы и броды,
только ты, дорогой мой, уже не узнаешь меня.
Ты уйдешь безответно, лишь кровь прорастет ежевикой,
только эхо напева заблудится в пустоши дикой,
поцелуя тепло первоцветом проснется в траве,
грянет сабля твоя звонче молний на горных вершинах,
ятаган твой сверкнет смертоносней, чем выпад змеиный,
тяжесть глыб и утесов проснется в твоей булаве.
Запоют гусляры, горьким летом тебя призывая,
и вода растечется, и с мертвой сольется живая,
и державы сойдутся на пире свинца и огня,
там узнаешь ты славу, какой не бывало на свете,
будешь первым на брани и первым на царском совете,
только жаль, мой любимый, что ты не припомнишь меня.
Но во веки веков, как увидишь родные долины,
вольный ветер навеет знакомую горечь полыни,
виноградом любовь обовьет, осенит, утолит,
и направит пути, и вовеки уже не отпустит,
как родная река, донесет до широкого устья
у меня на ладони, в небесной дали.
Святитель Савва Сербский
Книгу пишет сам святитель Савва
в Хиландаре, на святом Афоне,
буквы пишет умброй тёмно-бурой,
прописные – киноварью алой,
на листах, что тоньше детской кожи,
но прочней парчи золототканой.
Всех краёв милей земля родная,
оттого и выписаны буквы
тёмной умброй вспаханного поля.
Нет цены дороже алой крови,
столько раз кропившей эту землю,
оттого и киноварь заглавной
на листе законченном сияет,
а листы – то Сербии пределы,
золотые пажити Моравы,
чёрные утёсы Златибора,
каменные россыпи Санджака,
снежные уборы Шар-Планины.
Сабли эту книгу пролистают,
пламя обожжёт её страницы,
запекутся киноварь и умбра...
Но умрут властители и судьи,
расточатся все земные царства,
только эта книга не истлеет,
и в руках небесного владыки
станет нашим душам поминаньем!
Белый камень
Белый камень древних крепостей,
выветрелый, выщербленный, рыхлый –
пали царства и сраженья стихли,
хлынул шум пустейших новостей,
болтовня разнузданной Европы,
позабывшей самоё себя…
Ветхие страницы теребя
вплоть до дней всемирного потопа
лучшего примера не найдёшь –
лёгкий белый камень Ташмайдана,
и заката траурная рана,
и луна, как одинокий грош,
обронённый деспотом Стефаном…
Сербия, ты здесь совсем одна
посреди содома и гоморры,
мусорных потоков речи вздорной,
пузырями вздувшейся со дна!
Сербия, ты нам теперь Европа –
белый камень над волной потопа,
белый город над слияньем рек,
белый храм и двадцать первый век.