СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Нападало порядочно того, что носители языка кличут снегом. Нет снега. Но если всё-таки – Есть? снег не закончится никогда?

— Орехов choghyl[1], оказывается, — топает правой лапой ar-turum.

Всматриваюсь в его безбровое лицо, усмехаюсь:

— Послушать тебя – ничего нет, и даже «ничего» – тоже нет.

— Э-э-э, братка, есть слова для «ничего», а самого «ничто» — нет, оказывается.

Оглядываюсь, лязгая клювом в поисках провианта. Хлопья мокрыми несимпатичными пластинами развалились на лапах голубого ельника. Солнце зависло червонным золотом. Перезрело.

спутник перехватывает мысль: «Долго проспали с тобой, братка, оказывается».

Возмущаюсь несанкционированным доступом в частное сознание. Взаимно рычим друг на друга. Спускаемся к селению.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Суть банальностей – в их наличии. Нет примитива – нет сложности. Компаративистика рулит. И на бытийном, и на бытовом уровнях. Иначе не назвать.  

— Har chaapcha[2], оказывается, — печалится ar-turum. Входим в окосевшую избу.

Назовём снегом har, как только что сделал спутник. Что изменится в этом смысле? С другой стороны, изменение формы слова, его звукоряд ведут к другим критериям оценки!

— Чего там на входе застрял? – морщит младенческий лоб ar-turum, — На пороге стоять – скверная примета. Оказывается.

— В этом моя суть – не сдвигаться, — скалю пасть, ну – клюв стал пастью, поэтому скалюсь, — Не трансформироваться…

— Ой всё! – протестует косматый собеседник, топнув ороговевшей подошвой, — Не включай умника, лучше гляди-ка – находочка, оказывается.

На заднем дворе – на матовом квадрате поля – чёрный прямоугольник – на столике в беседке. Аккуратно беру 30-сантиметровыми пальцами этот коробок, этот бокс, эту геометрию в пространстве. Ухмыляемся, мычим, делимся мнениями. Не приходим к общему знаменателю. Взаимно рычим друг на друга. Заночлежимся в окосевшей избе.

— Растопим камин! – с энтузиазмом указывает правым ухом ar-turum на портреты неизвестной кисти. На полотнах обмотанное зелёными бинтами лицо. – В золе yablah[3], оказывается! – мурлычет сокомнатник.   

Разводим огонь подручными материалами. Нет смысла останавливаться на деталях. Сознание устаёт фиксировать каждый метр, тем более – удерживать под толщей практических целей и задач. Закутываюсь в настенный орнаментальный ковёр. Кресло едва выдерживает меня. Трещит полуистлевший чехол подлокотников. Перед пастью камина мерно посапывает неугомонный товарищ.  Глаза лосиной головы на противоположной стене интригующе отражают пламя.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

ar-turum и повествователь в естественном состоянии сна, чёрный прямоугольник выскальзывает из 30-сантиметровых пальцев рассказчика, сталкивается с половицей, эбеновая поверхность коробочки загорается холодной подсветкой. После некоторого жужжания – негромкий баритон:

«Позади устаревшая формула «язык – это всё», навязанная семиотиками прошлого. Действительно, если язык – это всё, значит, языка нет. Либо всё – это не всё. В свою очередь, попадаем в логическую ловушку. С одной стороны, невозможно преодолеть язык. барьер, снять шлем, так сказать, оказаться вне язык. реальности. С другой, когда человек научился считывать мыслеформы, не без помощи разработок компании til, речь из ядра социума постепенно переместилось в его периферию. Со всего мира til получает ободряющие сообщения от пользователей нашей сети: «избавимся от говорения», «долой бла-бла-бла», «промолчи – сойдёшь за умного».

В этой связи мы разработали совершенно новую линейку продуктов, доступную в app store и других интернет-магазинах. Стоимость услуги позволяет обеспечить себя и членов вашей семьи незаменимым приложением, чей практический смысл предстоит оценить грядущим поколениям. Предыдущий наш шаг – по нивелированию язык. барьеров – позволил стереть т.н. «трудности перевода» и отменить переводч. деятельность как таковую.

По данным миннауки, компания til и практические результаты её наработок позволили снизить количество потенциальных войн и других конфликтов. Эта унификация может представить мировому сообществу модернизированную социоособь.

Но это не означает полное нивелирование нац. культур. В преддверии тестирования новой линейки, компания til предлагает вполне демократические цены. Скачай приложение sagys на ю-фон и ощути всю прелесть телепатического общения!»

 Экран коробочки погас, ar-turum дёрнул мохнатой лапищей по кочерге, проворчал: «Ещё и во сне баешь. Оказывается?»

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Голова гудит, но приходится приводить себя в подарок. Эх, где же прямоугольничек? П-ф-ф…на полу, могли раздавить. Ого! Нагрелся.

— ar-turum, открой глаза, зачем коробочку в камине держал?

— Ой, всё. Не надо мордочку строить, — отворачивается к тлеющим уголькам.

— Почему раскалена?

— Может, живая? – патетично восклицает, — Значит… можно умять? Оказывается.

— Так – всё, пшл вон, — вытискиваюсь с кресла. Снегопад стих. Насущно – живот набить. – Пошевеливаемся, могут хозяева заявиться.

— И что? – равнодушно бросает ar-turum, — Слопаем.

— С ума не сходи, — хмурю лоб.

— Забавно, — ухмыляется спутник, — Если бы брови имел, совсем бы естественно нахмурился, оказывается.

-  На себя погляди, — усмехаюсь, — Как будто у тебя есть.

— Если предоставишь зеркало.

— Кстати, если заметишь зеркало, сразу сигнализируй, иначе попадём впросак. И вообще – надо бы двигаться.

— Эту штукенцию тоже с собой потащишь, оказывается? (тыкает в коробочку) 

— Разумеется. Ещё не разгадал.

Покидаем окосевшую избу. Всё равно нечем поживиться. Недогоревшая рама потрескивает на дне камина.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

На околевшей площади ar-turum вцепился в существо, которое брыкается, коготками пытается мордочку моего спутника достать. Сугробы меня тормозят.  

— Обожди, — менторский тон беру, — Чего так грубо? с людьми следует правильную тактику.

— Уже некоторое время прошло, братка, а он мычит, ревёт, оказывается.

— Да-к, мужичок замёрз…

— Оброс!

— Унесём к остальным людям.

— Действительно. За весь наш маршрут много людей видел, оказывается?

  Решаем завалиться в ближайший ib[4]; спутник включает плохого полицейского, пытается разговорить, откуда он и где люди. Чуть челюсть не свернул, желая удостовериться в наличии языка у существа. Убеждаемся в неумении человека говорить. Пробуем листок с карандашом в потрескавшиеся ладони вложить, слёзно просим – безрезультатно; ar-turum намекает – с утра маковой росинки не было.

Вот как так? Родной язык по назначению человек не использует. На другом не кумекает. Техникой письменной речи не владеет. Карандаш в руках не держит. Затравленный взгляд переводит с меня на ar-turum и обратно. Уставился стеклянным взором поверх нас. Заорал нещадно. Не миловал крик. Что же – поворачиваемся по направлению голоса: над обеденным столом – портрет лица, замотанного алыми бинтами. Вся стилистика, общий фон – в багровых тонах. От глаз подальше убираем, разламываем на топку. Как раз камин. В этой стрёмной деревушке – сплошные камины.

В погребе – заплесневелые банки с огурцами и томатами. Yablah пророс ботвой. Мелочь овощная. Придётся на 3-х делить. Что ж – не обеднеем. Моментально смеркается. Немой компаньон скулит, покачиваясь. В пальцах 30-сантиметровых замечает коробочку – аж глаза таращит. Что же – с целью сохранить его драгоценное психическое здоровье – подальше прячу. Не скажу куда. Всё же идёт в настоящем времени. Вдруг мои мысли читают. Прямо сейчас; недоброжелатель какой разыщет нас, и прямоугольник из чёрного эбенового дерева отберёт. Ладно, отключаемся.

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Непробудный сон. Не сказать, что праздный. Видно, коробочка активизируется ночью. Но это только догадки, верно? Вновь из геометрической фигуры звукоизвлечение. На сей раз два голоса. Моложе и постарше:

«Язык – это не система знаков, вернее, она – больше, чем система. Язык – знаковая деятельность.

— Произносите это таким тоном, будто между системой и деятельностью существует разница.

— Конечно, коллега. Система – категория порядка. Деятельность – категория чего угодно. Здесь возможен и хаос, и частная воля.

— Как будто язык для вас – неличная воля? Что-то безличное или над-личное? Не смешите.

— Нисколько, коллега. Просто мне не нравится, что соссюр трактовал язык как единство означаемого и означающего. В этом есть детерминизм: одно вытекает из другого. Или – зависит друг от друга.

— Нет ничего скверного в детерминизме. Разве вам не знакома вся эта телега с исчезновением пчёл и последствий для мира?

— Но почему бы нам не развести по разным углам ринга: язык и речь, фил?

— Что имеете ввиду, эванс? 

— Смотрите, фил, цивилизация добилась единственного официального мирового языка. А ведь когда-то на олимпе красовался инглиш. О чём теперь можно только в энциклопедиях проштудировать. Но каков следующий шаг? Какова следующая глава?

— Почему вас заботят подобные мысли, эванс? Займитесь практическими вещами.

— Вопросы языка и речи – самые практические вещи, доктор фил.

— эванс, не подбешивайте меня. Ближе к делу!

— Надо пойти дальше! Отказаться вообще от речи, но не забывать язык!

— Вздор.

— Не отказываться от традиций письменной речи.

— Специально меня драконите, эванс? Или действительно считаете, что без практического аспекта языка его теоретическая база останется в силе? вы что – собрались революцию в языке? чего предложите: может, от категории грам. рода отказаться? Как в некоторых тюркских языках. Не задерживайте моё время…особенно ссейчас, когда вся система…деления времени изменилась… а, собственно, как вы себе это представляете? Считаете, что современный носитель языка способен пересесть на телепатию?

— Уже, доктор фил! и давно! Стоит только внести необходимые изменения в ДНК!

— Да вы – еретик от науки!

— Сделать симбиоз машины и человека ещё теснее.

— Не занимайтесь чипологией.

— Да поймите же – человечеству необходим общий разум. На коллективной основе. Улей.

— Валите отсюда, эванс. Спасает вас только то, что вы для меня как сын».

СЛЕДУЮЩАЯ ГЛАВА

Утро – вязкое, сиротливое; ночью никто не следил за поддержанием очага. Ни провианта, ни запасов в доме нет;  ar-turum, облизываясь, поглядывает на человека. Как могу, так оберегаю мужичка, сам он – хлипкий, кареглазый, борода лопатой. 

— Рассказал бы хоть что умное, — ворчит ar-turum, — Не могу голод животный утолить, хоть информационный сглажу.

— П-ф-ф-ф, на сколько помню, тебя не интересует наука.

— Да? хоть раз спрашивал, оказывается? С тех пор, как со своим чёрным монолитом возишься…

— Это не монолит.

— Совсем перестал со мной в контакт входить.

— Не драматизируй.

— Перестань есть людей.

— Если есть больше нечего? Больше не сможем никого найти. Видимо, слишком долго находились в спячке. Где, скажи на милость, советские памятники?

— Под снегом.

— Да? Возможно, тогда и люди под снегом, оказывается? 

— Да ты достал со своим «оказывается»!!!  

— По крайней мере, это хоть как-то меня отличает…

— От меня что ли? Ну-ну.

— Все проблемы от твоего языка…, — устало машет ar-turum, плюхаясь на диван к человеку, — Двинься давай. Развалилось…мясо.

— В смысле?

— Начали ругаться, когда ты настоял на использовании речи. Оказывается. Нормально же общение вели…Помнишь? Непринуждённые разговоры во время спячки?

— Слушай…мы обязаны поддерживать язык, конечно. Сохранить его как в письменной, так и в устной формах. Тем не менее, люди вряд ли разучились говорить, и этот товарищ [указываю 30-сантиметровым пальцем на человека] – скорее исключение. Но…мне кажется, что загадочная коробочка, найденная нами…

— Скорее мной, а не нами, — фыркает ar-turum.

— …должна помочь разобраться…

— Ууууу! – внезапно издаёт животные звуки мужичок, молниеносно выхватывает чёрный четырёхугольник, открывает дверь, выбегая, в чём мать родила.

— Остановлю его! – рычит ar-turum.

— Да нет уж, знаю, что решил полакомиться свежатиной! – закрываю дверной проём. Но спутник категорично даёт по клюву, отчего валюсь в мягкий ворс хлопьев. Не ведаю, что теперь произойдёт с нами и с людьми, с языком и речью. Каков будет дальнейший шаг? Какова следующая глава?

13.45. 26.01.2020