Списанный машинист

К станции, выпуская пары дыма, подъезжал состав. Солдаты, стоящие на перроне, стали прощаться со своими друзьями и семьями.

– Верка, тормозим! – негромко крикнул машинист поезда Филипп Иванович своей помощнице, молодой светловолосой красавице Вере.

Поезд тормознул, и подкатив к платформе, встал. Только машинист вылез из локомотива, как офицеры стали запускать солдат в вагоны. К Филиппу Ивановичу подошел его давний друг Василий.

– Ну, что, готов везти? – спросил старый железнодорожник.

– Готов-то, готов, но волнуюсь, – ответил друг.

Час назад Василию был дан приказ отвезти несколько танков на станцию, расположенную на линии фронта.

– Ладно, не бойся. Не первый раз эшелон поведешь, – пытался успокоить своего товарища старик.

Василий хотел ответить что-то, но в тот момент к ним подбежал лейтенант Марков. Отдышавшись, он обратился к Филиппу Ивановичу.

– Ты что еще не тронулся? Давай живо!

– А чего трогаться-то? Вон, погляди: солдаты-то грузятся еще, – ответил он и махнул головой в сторону вагона.

В тот момент Василий, Марков и Филипп Иванович повернули головы в сторону вагонов и увидели вот такую сцену.

– Не пущу! – полноватая женщина оттолкнула сержанта, пытающегося затолкать  парня лет восемнадцати в вагон.

– Успокойся, мать, – отозвался военный. – Ваше дело в тылу оставаться, а мужиков – родину защищать!

– Не пущу! – повторила она.

– Баба Катя, да не бойся ты так! Я вернусь! – вполголоса сказал парень.

– Пропадешь, – ответила женщина и, вытирая слёзы платком, медленно пошла прочь от состава.

После этой сцены Филипп Иванович попрощался с лейтенантом и товарищем и направился к локомотиву. Проходя вагоны, забитые солдатами, он видел разные выражения лиц: грустных и задумчивых, испуганных и не очень, всех не перечислишь. Позже, забравшись в локомотив поезда, старик повёл эшелон в путь, дорога была неблизкая и занимала около трёх часов. Через какое-то время Филипп Иванович спросил у своей помощницы Веры.

– А ты, Верка, одна в семье?

– Нет, Филипп Иванович, – ответила она. – Еще брат есть старший.

Филипп Иванович и помощница машиниста вновь замолчали, только через несколько минут она вдруг произнесла:

– Филипп Иванович, в третьем вагоне едет мой брат.

– Вот как… – все, что вырвалось у него.

Почти за три километра до нужной станции поезд тормознул.

– Почему тормозим? – спросила Верка.

– Вон видишь мост? Марков сказал, что там сейчас работают саперы, нужно подождать, – ответил старый железнодорожник.

Девушка спустилась с паровоза и пошла к мосту, через двадцать минут вернулась обратно:

– Все, едем.

– Точно? Ты у саперов спросила?

– Да, сказали, мост не заминирован. Едем.

Поезд снова тронулся и вскоре прибыл на станцию, за которой проходил близкий фронт. Филипп Иванович с Веркой вышли на перрон, и тут же она побежала к третьему вагону. И пока машинист смотрел, как девушка прощается с братом, к нему подбежал Марков и крикнул:

– Капитан Зубов хочет тебя видеть!

Штаб капитана находился на территории станции, на вокзале. Когда лейтенант и матерый железнодорожник уже почти добрались до штаба, где-то недалеко раздался взрыв, но старик даже не оглянулся и не вздрогнул, ведь много чего видал и слышал на своем веку Филипп Иванович.

Только-только они зашли в кабинет Зубова, как капитан тут же приказал:

– Иваныч, увози поезд с линии!

– А что так? Я только приехал, и вообще паровозу, знаешь ли, тоже нужен отдых.

– Иваныч, пойми ты! Немецкие снаряды до края станции достают!

– Ладно, сейчас тронусь.

– Давай! – капитан указал рукой на дверь.

До станции Филипп Иванович и Верка добрались без приключений. Заведя поезд в депо, девушка ушла на вокзал, а машинист пошел домой. Уже на крыльце его окликнул местный почтальон и, опустив голову, протянул Филиппу Ивановичу два помятых письма.

Он развернул их и наткнулся глазами на слова: «Ваш сын Морозов Федор Филиппович в бою за социалистическую родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, погиб…» и «Ваш сын Морозов Семен Филиппович в бою за социалистическую родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, погиб…»

 

У старика потемнело в глазах, и с того момента Филипп Иванович больше ничего не помнил.

***

Машинист очнулся у себя дома и, оглядевшись, едва поднялся с кровати, но только он поставил ноги на пол, как, вдруг не ощутив половины своего тела, с грохотом рухнул на пол. В комнату на шум вбежала его жена Агриппина Петровна.

– Ты что, старый?! За сыновьями собрался?! – закричала она, завыв в голос.

– Ты… не кричи… а лучше скажи на станции что… на работу выйду дней через… пять… – с трудом прошептал старик.

– Тебе медсестра посоветовала лежать больше – отработал ты своё… – ответила жена.

Филипп Иванович дополз до окна и затем, опершись о стол, выглянул на улицу.

Окно выходило в сад, из больших деревьев там стоял единственный клен, его ствол потемнел, и часто казалось, что клен вот-вот свалится, но дерево стойко держалось, его посадил ребенком сам хозяин, и много лет клён шумел листьями во дворе, а этой осенью вдруг стал быстро сохнуть и сегодня стоял как мертвый. «Скорбит вместе с нами…» – подумал Филипп Иванович.

Затем старик, шатаясь и задевая все, что встречалось на его пути, вышел на кухню. На кухне жена готовила завтрак, а внуки помогали ей.

– Ты куда положила… похоронки?.. – спросил он.

– А тебе зачем? – буркнула Агриппина Петровна.

В дверь постучали. В гости пришел товарищ Филиппа Ивановича – Василий.

– Ну, привет, Иваныч, как ты? – поздоровавшись со всеми, спросил он.

– Ногу почти не чувствую, но отлежусь, думаю…

– Плохи дела. Я тут тебе зарплату принес, – товарищ достал из вещмешка мешочек с крупой и несколько банок тушенки. – А денег нет пока. Сказали, что будут едой платить.

Постояв немного, Василий попрощался и ушел домой.

Ночью Филиппу Ивановичу не спалось и, не выдержав, он попытался как можно тише спуститься с кровати, чтобы не разбудить никого. Держась за стену, он прихромал на кухню и, нащупав в темноте стул, уставился в темное окно -  светила луна на чистом сентябрьском небе, и казалось, что она тоже скорбит вместе с безлиственным старым кленом в саду и семьей Морозовых...

Через какое-то время старик услышал, как кто-то ходит по комнате, он подумал, что это Агриппина Петровна, которая сейчас увидит его, и опять будет гнать в постель. Но это оказался один из внуков. Он выглянул из-под занавески, которая заменяла дверь в комнату.

– Выходи… – шепнул дед.

– Чего деда, совсем плохо? – спросил он, подойдя к деду.

– Плохо, внучок… – прошептал старик. – Пошли-ка спать… а то заметит нас бабушка и потом… получим… мы с тобой…

 

***

Тем временем на станции беспокойство росло с каждым днем, а с фронта приходили тревожные вести о том, что немцы быстро захватывали советские города и приближались все ближе и ближе к воротам Москвы. Люди хоть и были в огромном страхе, но старались не говорить на эти темы, а старались помочь советским солдатам и фронту всем, чем могли… Так прошло два дня.

Все эти дни Филипп Иванович делал себе трость, чтобы с ней было легче дойти до станции и продолжать свою работу.

На станции было до того пустынно, что она казалась заброшенной. Только у самого вокзала заметно было несколько военных.

Старик зашел к начальнику станции. Начальник Артем Артемович сидел за столом и что-то писал.

– Здорово, Артемыч! – сказал Филипп Иванович.

– А, здорово, присаживайся, – ответил начальник, по привычке прищурив левый глаз. – Чай будешь?

– Нет, спасибо, – отказался старик. – Ты чего, Артемыч, меня списал-то? Я могу послужить еще…

– Извини, такая команда поступила, – начальник развел руками.

Филипп Иванович не стал доказывать, что еще сможет послужить, он встал, попрощался с начальником и пошел домой.

Просидев на крыльце почти весь день, Филипп Иванович думал, как бы ему вернутся на работу, но хороших идей так и не пришло. Вечером, когда стемнело, а внуки и Агриппина Петровна легли спать, списанный машинист надел свою форму машиниста, и, взяв рыбацкий котелок, пошел на железнодорожную станцию.

Придя туда, он подходил к вагонам с солдатами и общался с ними, а затем рассказывал им о своей нелегкой судьбе. Солдаты, сожалея судьбе старика, кидали ему в котелок разную крупу, хлеб, а иногда и сахару.

Филипп Иванович вернулся домой ночью с котелком, полным крупы, сахара и кусочков хлеба.

Утром Агриппина Петровна и внуки были очень удивлены полным котелком еды.

– Ты где это все взял? – вытаращив глаза, спросила жена.

– Дали, – отмахнулся старик.

Почти всю неделю Филипп Иванович ходил к поездам и, рассказывая о своей судьбе, получал еды. Но однажды, только-только он вышел из-за калитки, как вдруг его окликнул Василий.

– Стой, не торопись! – сказал он. Подойдя к товарищу, Василий, поглядев по сторонам, шепнул ему, что до энкавэдешников дошли слухи о том, что на станции ходит какой-то мужик в форме машиниста и, позоря советских железнодорожников, просит у солдат еду.

– Сволочи! – сказал старик и воткнул трость в землю. – Сорок лет отдал железной дороге – и на тебе!

После разговора Филипп Иванович, несмотря на предупреждение Василия, все же пошел на железнодорожную станцию.

Дойдя до конца улицы, старик вдруг услышал рев многих машин: всех местных жителей военные усаживали в грузовики. Тут он бросил котелок, шатаясь, и, один раз упав, быстро похромал на железнодорожную станцию.

– Мужик! Быстро сюда! Немцы наступают! – вдруг послышался голос позади старика.

Он оглянулся и увидел, как его жену и четырех внуков сажали в кузов машины.

Дойдя до станции, старик увидел, что на путях стоял одинокий эшелон и никого из военных на станции не было. Прищурившись, Филипп Иванович разглядел в конце прямой, заползающий на станцию чужой поезд, а поглядев в другую сторону, увидел Веру, которая копошилась у паровоза.

– Добавила смазки? – грубо окликнул девушку старый железнодорожник.

– Конечно, – не оборачиваясь, ответила она, а кинув взгляд на своего напарника, ойкнула.

– Что ойкаешь, помоги забраться! – крикнул Филипп Иванович.

Девушка помогла старику забраться в локомотив и затем стала добавлять угля в гудящую печь.

– Ты что делаешь?! – спросил машинист. – Беги, дура! Тебе еще детей рожать!

– Нет! – буркнула Верка. – Я вас не брошу!

– Беги, беги… У тебя еще вся жизнь впереди!

– Никуда не побегу!!

Филипп Иванович схватил девушку за шиворот и, обняв, шепнул ей на ухо: «Встретишь наших, передай – Иваныч трусом и попрошайкой не был». Девушка спрыгнула с паровоза, заплакала и побежала в сторону деревни.

Старик досыпал остатки угля в печь и приоткрыл регулятор подачи пара. Через минуту он открыл регулятор полностью и вскоре почувствовал, как поезд стал набирать ход. Железнодорожник разглядел, что первым в немецком эшелоне был прицеплен вагон с пулеметом, фашисты стреляли из пулемёта, чтобы убить его, и через несколько минут в кабине разлетелись стекла. Но Филипп Иванович этого уже не замечал. Последним, что прошептал машинист, сползая по стене кабины было: «Это вам за сыновей». А перед его глазами уже стояли живые сыновья и улыбались ему.

+32
22:23
664
RSS
22:20
Мне очень понравился рассказ. Спасибо.