Жоржик

     Жоржик

     В конце августа 1941 года моя бабушка Александра Фёдоровна получила письмо с фронта от своего сына, старшего брата моей мамы, Георгия. Сейчас он был бы глубоким стариком, Георгием Ивановичем, но навсегда остался Жоржиком — так называли его родные.
    Этот документ передо мной. Привожу его дословно:

     "22 июля, Ленингр. обл.

     Здравствуйте, дорогие родные мама, Тамара, Володя, Катя, Женя, Слава, Лёля, Дима и Ян.
     Всем вам шлю горячий красноармейский привет и наилучшие пожелания в жизни, а главное желаю быть здоровыми. Сегодня, 22 июля, ровно месяц с начала военных действий. Дорогие родные, вы все отлично знаете, что я человек военный и следовательно болтать лишнего мне не положено, и вы без моих слов должны понимать, какие "прелести" приносит человечеству война. Напишу только, что несколько раз находился в окружении немцами, несколько раз грозила опасность попасться к ним в лапы, в плен. Я имел возможность отправиться к своим родственникам в гости на тот свет, признаться мало у меня было надежды вернуться из прибалтики на русскую землю, но судьба на этот раз надо мною сжалилась.
     Дорогая мама и все родные, я уже давно смирился с мыслью, что с этой проклятой войны живым вернуться мне не придётся. Сейчас я о себе очень мало думаю, да и что зря думать? Я часто думаю о тебе, мама, о Тамаре, о других сёстрах Кате и Лёле, о племянниках. Ведь сейчас наступает очень тяжёлое время, и что вам ещё придётся пережить. Мама, ты носишь безрукавку, которую я тебе прислал из Лиды? Носи, не ходи в одном пальто осенью. Или Тамаре отдала? Хотелось бы мне в эти последние возможно дни увидеться со всеми вами, поговорить и проститься хорошо, но видно не придётся.
     Я очень соскучился по вас за эти 1,5 года. Думал, вот окончу службу этой осенью, поеду в Ригу, устроюсь работать матросом в порту, а потом сразу в Ленинград на месяц-полтора. Но как будто чувствовал, что моим мечтам не осуществиться. Теперь моя мечта не остаться калекой, и если попадёт пуля, так уж насмерть, чтобы не мучиться."

     Далее письмо продолжается, видимо, после некоторого перерыва:

     "Дорогая мама и дорогие родные! Сейчас я нахожусь в танковом полку, (144 т. п.). Много мог бы рассказать о всём пережитом за последние дни, но нельзя.
Дорогие родные, вот сейчас понимаю, что очень возможно в недалёком будущем мне навсегда придётся перейти в другой свет. Я у всех вас прошу от всей души прощения за все те неприятности, которые причинил вам в течение своей жизни. Особенно прошу прощения тебя, моя дорогая мама, так мне не придётся тебе отплатить за ту ласку и заботу, которыми ты меня сопровождала 23 года. Дорогая мама, мне очень тяжело думать, что тебе в жизни ещё наверное придётся терпеть много трудностей, а так же и много сёстрам с детьми. И ещё тяжелей становится на душе, когда подумаю, что скоро не буду знать, что и как живут мои родные. 
     Ведь мне только ещё 23 года и жить хочется, но видно от судьбы далеко не уйдёшь. Дорогая мама, дорогие родные, о моей смерти могут сообщить, и могут не сообщить, если буду жить, конечно напишу. На этом я кончаю, по всей вероятности, своё последнее в жизни письмо к вам. Мама, твоё письмо, возможно, ещё застанет меня. Пиши, я очень жду.
     Прощай, дорогая мама, сёстры Катя, Лёля, Тамара, племянники Женя, Слава, Ян."

     Вот и всё. Больше писем от Жоржика не было. В октябре пришло извещение, что пропал без вести. Бабушкины обращения в военкомат с просьбой сообщить дату гибели и места захоронения результатов не дали. Дошли слухи, что Жоржик погиб недалеко от Ленинграда, под Вороньей горой. Сгинул человек… растворился. 
     Осталась только моя память о тебе, Жоржик. Быть может, ты стал землёй, укрытой изумрудным травяным ковром? Или кудрявым ореховым деревом, коих много растёт на склонах Вороньей горы… или живым ручьём, что катится по камням в тенистом овраге и впадает в маленькое безымянное озеро?..