​О русской боли и возрождении…Главы 4-8

ОЧЕНЬ БОЛЬШАЯ ПРОСЬБА КО ВСЕМ ЧИТАТЕЛЯМ. У МЕНЯ ЕСТЬ БЛОГ, В КОТОРОМ НАПЕЧАТАНЫ СТУДЕНЧЕСКИЕ РАБОТЫ — Т.Е. РАБОТЫ МОИХ СТУДЕНТОВ, УЧАСТВОВШИХ В МЕЖРЕГИОНАЛЬНОМ КОНКУРСЕ «АЛТАРЬ ОТЕЧЕСТВА». НА МОЕЙ СТРАНИЦЕ РАБОТЫ ТРИ, НАВЕРНОЕ. ЗДЕСЬ ЭТО НЕ ПОЛОЖЕНО. ВСЕ РАБОТЫ, ДАЖЕ С БОЛЕЕ ДАВНИХ ВРЕМЁН, НАПЕЧАТАНЫ НА САЙТЕ РОССИЙСКОГО СОЮЗА ПИСАТЕЛЕЙ «ПРОЗА.РУ».

Нашим предкам благочестивым, от веры во Христа не отрекшимся, посвящается.

(На основе повести «Родом из Святой Руси»)

Глава четвёртая «Прикосновение к трагедии и подвигу».
В то время, с которого мы начали повествование, когда Алёне было девятнадцать, стали постепенно рассекречиваться данные «расстрельных» архивов — и у родных властью бесов убиенных появилась возможность узнать о месте и времени гибели своих близких. (Статья, не самое главное – всё равно чаще всего ложь). Кстати, поведал об этом Алёне тот самый семинарист. А Алёна рассказала родителям...
Родители Алёны — Дмитрий Иванович и Евфросиния Александровна были детьми убиенных священнослужителей – и встреча их промыслительной оказалась. Конечно, они и их матери о полигоне смерти близ села Бутово кое-что краем уха слышали. Ведь не могли, конечно, жившие рядом с этим ежедневным «адом» совсем ни о чём не догадываться. И шла от них «шёпотом» скорбная весть. И снова слухами земля полнилась, даже если и «шёпотом», даже если и «вполголоса», — а здесь уж не до «шёпота» было! Полигон близ села Бутово — это стон, крик истекавшей кровью, растерзанной озверевшими безбожниками России! …
Тогда, в начале девяностых, ещё не только двух храмов и Соловецкого Креста не было, но даже до «раскопок» года четыре оставалось. (Как страшно, как чудовищно звучит это слово по отношению к тому, что будет на «раскопках» этих найдено)
Не стоит долго рассказывать, каких трудов стоило получить доступ к «делам» расстрелянного протоиерея Иоанна и иерея Александра – двум дедам Алёны. А потом ещё добиться разрешения прийти в архив вместе, ссылаясь на то, что были они расстреляны в одном и том же месте и приблизительно в одно и то же время. На самом деле не «приблизительно», а в один день и час. Можно сказать, одною пулей, выпущенной руками «служителей» сатаны.
Как дети репрессированных заявления на выдачу «дел» писали Евфросиния Александровна и Дмитрий Иванович. Долго не могли решить супруги, нужно ли идти их уже очень немолодым и так много пережившим матерям – Марине Николаевне и Василисе Сергеевне, которым было тогда уже под восемьдесят. Опасались, что не выдержит сердце – ведь им снова придётся весь этот «ад» пережить…
Но всё-таки сказали – и обе матери, ни минуты не раздумывая, решили идти.
Учитель литературы Василиса Сергеевна – мама Дмитрия Ивановича осталась тогда с десятимесячным сыном, а сестра милосердия (так лучше) всё-таки Марина Николаевна — мама Евфросинии Александровны в день казни родила девочек-двойняшек, одна из которых оказалась мёртвой…
После войны обе женщины встретили тех, с кем объединяли их общая боль, общие потери. Но, конечно, мужья их не были — не могли быть против — не смели ревновать к этой скорбной памяти. Тем более, что каждый из них мог представить себя на этом «месте лобном». В архив пошли Дмитрий Иванович с мамой Василисой Сергеевной, Евфросиния Александровна с мамой Мариной Николаевной и внучка Алёна, о чём в архиве пришлось долго упрашивать …
Глава пятая «Единая беда народа русского»
Увидеть в расстрельных списках погибшего даже за несколько десятилетий до твоего рождения прадеда, поверьте, очень-очень тяжело. Этого не объяснить – но это так. Это «сверхматериально». А уж если видел, знал, говорил, жил рядом с тем, кого потом хладнокровно убьют и закопают бульдозером?! …
Когда уже вознеслись над Русской Голгофой храмы и Соловецкий Крест, рассказывал Настоятель, как рыдали надо рвами близкие люди, словно трагедия вчера произошла, а не десятилетия назад…
Прочитав молитвы, скрепя сердце, открыли документы и наши герои…
Напомним, что и Марина Николаевна, и Василиса Сергеевна знали про гибель мужей на полигоне смерти близ Бутова — но саму дату лишь приблизительно. И многое из открывшегося в тот день потрясло...
Прежде всего то, что день казни обоих священников: Отца Иоанна и Отца Александра — один и тот же! А ещё промыслительная встреча их детей, через много лет свои жизни соединивших! И не в юности – а после нелёгких испытаний, разочарований. Даже, можно сказать, после пережитого предательства.
Только для Марины Николаевны «открытий» в тот день было гораздо больше…
Все, особенно Марина Николаевна и дочь её Евфросиния Александровна, были потрясена ещё и тем, что день рождения Алёниной мамы совпадал с этой скорбной датой! И теперь Марина Николаевна поняла, что тогда, пятьдесят пять лет назад, ощутившее гибель мужа сердце её не обмануло! С трагических страниц зловеще «смотрела» дата убиения обоих священников – двух дедушек Алёны…
Да только и это ещё не всё…
В деле, вернее, в обоих, были клочки бумаги с написанной на них карандашом одной и той же фамилией. Точнее, — фамилией, именем и отчеством того, кто «приговор привёл в исполнение». Обвинительный «приговор» — просто за саму принадлежность Матери-Церкви…
Но что же всё-таки там было написано?! … Оказалось, «руководивший» расстрелом Отца Иоанна, Отца Александра и дьякона Даниила на полигоне смерти близ Бутова, — некий В… особенно «гордился» тем, что истреблял «попов» — хотя, конечно, среди убиенных были люди очень разных сословий – но для палача, упивавшегося кровью беззащитных, это уже не имело никакого значение. Вот и постарался он своё имя «запечатлеть»! Была подобная «отметина» и в деле убиенного дьякона Даниила! (Невольно вспоминается, как один богоборец родного отца убил за то, что тот тайком крестил внука. И подонку дали условный срок – потому что он «с религиозной пропагандой боролся»!!!). Так и в этом В… на каждом шагу проявлялась какая-то звериная злоба, остервенелая ненависть к Святости — к Русской Святости! Сначала «убивал» святыни, а потом людей, от святынь не отрекшихся!!! (А ещё имел он, пусть и не самое близкое, но кровное родство с тем, кто за тридцати с небольшим лет до Бутовской трагедии бросил бомбу в Московского Губернатора. А по другой линии… с одним из тех, кто в одночасье обезглавил Россию, совершив ритуальное убийство в Екатеринбурге!!! Палач родился, когда началась Первая Мировая война. Кажется, от какой-то непристойной, блудной связи)…
Но если для Василисы Сергеевны это была лишь фамилия палача, мужа её убившего – одного из тех, кто тогда «по пояс в крови стоял», то Марина Николаевна, увидев «зловещие» клочки бумаги, чуть не лишилась чувств… Разом нахлынули воспоминания, перенесшие её на пятьдесят три года назад… в сельскую больницу. Со всей отчётливостью вспомнила столько пережившая семидесятишестилетняя женщина тот роковой вечер, когда привезли к ним в больницу «раненого» НКВД-эшника… Вот это выпавшее из кармана удостоверение, которое она, к счастью, успела положить обратно, и никто того не увидел! Иначе, вряд ли бы дожила сестра милосердия Марина до сегодняшнего дня, вряд ли бы сидела с ней рядом старшая дочь, вряд ли бы родилась младшая …
В… — да это же он — «тот самый», из-за которого ей с маленькой Фросей и мамой пришлось бежать под покровом ночи, спасаясь или от осквернения, или от расстрела – хотя одно другого вовсе не исключало! Это он убил её мужа, из-за него умерла вторая новорожденная дочь – не «такие, как он», как думала тогда молодая вдова, а он сам — именно он убийца её семьи!!! Это он через два года после расстрела отца Александра требовал от вдовы его стать предметом грязных, плотских утех в обмен на жизнь – и её самой, и самых близких людей, включая двухлетнего ребёнка!!! Ведь для В… и ему подобных жизнь и достоинство человека – «мусор», «пыль», «сорная трава»! …
Марина Николаевна вспомнила также, как тогда в пьяном бреду со злобной усмешкой вспомнил он «шагнувших под пули попов, которые ещё какую-то там молитву читали…», зная, что она вдова священника…
Марину Николаевну тогда останавливал страх за жизнь ребёнка и мамы — иначе со всей силы залепила бы она мерзавцу пощёчину! Он же над её – и не только её – чувствами, над памятью её глумился! И делал это специально, упиваясь кровавой властью и безнаказанностью! …
К великому счастью, вдова тогда не знала, что перед ней тот самый палач. К великому счастью, и палач не ведал, что говорит с вдовой одного из руками его убиенных. Иначе жизнь и самой Марины, и семьи её скорее всего в тот вечер оборвалась бы. В общем, на волосок от гибели были! …
Марине Николаевне принесли воды. Пожилая женщина едва держалась, но прочитать решила всё до конца, скрепя сердце, сдерживая слёзы…
Эту фамилию вспомнила и мама Алёны – Евфросиния Александровна, которой через много лет всё рассказала Марина Николаевна. Узнал фамилию убийцы своего отца и Алёнин отец…
Однако фамилия, имя палача и день расстрела обоих дедушек-священников до глубины души потрясли и девятнадцатилетнюю Алёну. Чем же?! Не была девушка «чувствительной барышней» и сама изъявила сильное желание идти с родителями в архив. Конечно, как любой не утративший души человек, не могла она оставаться равнодушной к выпавшим на долю семьи страданиям — только всё, о чём было рассказано ранее, конечно же, знала и от родителей, и от бабушек.
Так что же такое увидела Алёна, что мгновенно заставило её в одночасье, можно сказать, всю дальнейшую жизнь переосмыслить?! ...
Итак, всё по порядку. Сначала, увидев дату расстрела, вспомнила вдруг Алёна, как Аркадий, позвонив однажды, обмолвился, что у отца его накануне был День рождения. День рождения накануне был и у Алёниной мамы – Евфросинии Александровны. Родители Алёны и Аркадия родились в один и тот же год. (В тот самый второй год «пика» сталинских репрессий). И что Алёну удивляло, насколько моложе, лучше – «светлее» что ли выглядят её мама и папа – их ровесники. Конечно, лучше — ведь мама и папа добрые – они любить умеют!
От того, что злобный, ненавидящий всех, никогда не ходивший в храм отец Аркадия родился в день мученической, героической кончины обоих дедов — священников, конечно, несколько коробило. (О том, что отец никогда не ходил в храм, а мать только в самые большие праздники – например, за крещенской водой, однажды рассказал Аркадий. И было непонятно, зачем ходит, если всех вокруг, включая сына, ненавидит?!)…
Но всё же главным стало не в этом…
Глава шестая «Горькое прозрение»
Фамилия, имя, отчество палача! Фамилия, конечно, не уникальная, но всё же не настолько редкая. И такая же фамилия у Аркадия! Алёна вспомнила, что однажды обмолвился жених о том, что дед по линии отца в тридцатые годы в НКВД служил! И приводил в исполнение приговоры — нередко, как всем известно, «выносимые» тут же, на месте… Больше эту больную тему не затрагивали...
Но теперь наступало прозрение! Прозрение, от которого становилось нестерпимо больно… Палач, «стоявший по пояс в крови», палач, виновный в убийстве обоих дедушек Алёны — за то, что от веры не отреклись; палач, виновный в смерти маминой сестры, так и не увидевшей этот мир; палач, глумившийся над бабушкой Мариной и её родными, — дед жениха Алёны Аркадия!!!
И ещё: в тот день, когда палач привычно отнимал человеческие жизни, пришёл в этот мир его сын, зачатый без любви, в угаре блудных страстей («проболтался» же тогда «пациент», что жениться его вынудили, потому что она ребёнка ждала). И этот сын – отец Аркадия, умеющий только ненавидеть!!! …
Не хочется много времени уделять палачу – а потому скажем лишь, что бесславную жизнь свою закончил он примерно за месяц до войны — «допился до чертей», как говорят в народе. Привиделось в подпитии великое множество преследовавших его безобразных существ — побежал «от них» с криком — упал с моста и утонул…
Сыну – будущему отцу Аркадия тогда два с половиной года было...
А после войны мать постоянно с кем-то в какие-то связи вступала – правда ненадолго. Семьи она не так и не обрела – и не только потому, что многих мужиков война унесла. А уж скольких нерождённых загубила… лучше не считать…
Сын рос, как придорожная трава, – без любви, без истинного воспитания. А что, «получилось», мы уже знаем…
К счастью, ни у родителей, ни у одной из бабушек ассоциаций с фамилией Аркадия не возникло – не до того было. И Алёна сказать об этом в тот момент не могла — особенно едва державшейся на ногах Марине Николаевне! Девушка собрала последние силы, чтобы не выдать происходящего в душе…
Глава седьмая «Сын за отца…»
В тот же день рассказала об этом Алёна старшему брату и старшей сестре, а всем остальным намного-намного позже...
А самым главным, в тот день свершившимся, было принятое Алёной окончательное решение: свадьбы с Аркадием быть не может! И на следующий день она о том и объявила. А ещё подробно рассказала несостоявшемуся жениху обо всём, что узнала накануне…
Казалось, что Аркадий был к этому давно готов – тем самым «лучиком света», как в начале повествования, Алёна для него уже не была. И дело было, конечно, не столько в ней, сколько в самом разочаровавшемся в жизни Аркадии. Как мы помним, стал он «обиженным на весь мир». Конечно, то, что творили его родители, ужасно, бесчеловечно, безумно, наконец; но когда человеку уже под тридцать, надо уметь что-то предпринять, что-то изменить, чтобы жизнь не покатилась под откос, не была окончательно сломана. А он не мог или не хотел.
И то, что узнала Алёна в архиве, в действительности, стало просто последней каплей...
Сын за отца, конечно, не отвечает. А за себя «отвечает»?! За свою духовную слабость, за свою духовную «безграмотность», за свои ко всему миру «претензии» и «обиды», за то, что «позволяет себе» впадать в депрессию, «спроса» нет?! Вопрос, разумеется, риторический. А ведь именно таким становился тогда Аркадий. А уж о его отце … лучше вообще говорить…
Алёна невольно вспомнила, как совсем недавно была с двумя подругами в Храме Святителя Филиппа Московского, что рядом со знаменитым Олимпийским комплексом. Был День Памяти Великого Святителя-Мученика. (Извините, не совсем по канону, зато по сути).
Храм тогда после десятилетий мерзости запустения только – только возродился, и был уже освящён Патриархом. Конечно, о мученическом подвиге Святителя из боярского рода Колычевых тогда мало кто знал. Алёна кое-что знала, рассказала подругам — Марии и Людмиле. Потому и в храм с ней пошли — а потом уже и сами кое-что прочитали. Перед подвигом этого Московского Святителя, как, впрочем, и перед другими Святителями Московскими, всем должно преклониться – не будь их, возможно, не было бы и всех нас… Подруги, затаив дыхание, слушали Алёну. Эти девушки — однокурсницы Алёны тоже уже постепенно осознавали, что без Бога настоящего искусства быть не может, да и не только искусства, потому и пошли с подругой в этот Храм на Престольный Праздник.
Место совершенно удивительное. Невольно охватывает чувство, словно приходишь за советом к доброму, к мудрому наставнику – да почему же «словно»?! …
Настоятель после Литургии рассказал одну историю – может быть, кто-то её и знал, да только тогда — в девяностые годы — заставил рассказ этот особенно задуматься. Про опричнину, про совершённый Иоанном Грозным обман, про мученическую смерть Святителя, надеюсь, теперь знают многие. Речь о другом.
Царь Алексей Михайлович принёс покаяние Святителю Филиппу за своего предка – Иоанна Грозного, положив грамоту в гробницу в Успенском Соборе Московского Кремля.
«…молю тебя и желаю тебе прийти сюда, чтобы разрешить согрешение прадеда нашего, царя и великаго князя Иоанна, нанесенное тебе неразсудно завистию и неудержанною яростию, ибо твое на него негодование как бы и нас сообщниками творит его злобы… И сего ради преклоняю царский свой сан за онаго, пред тобою согрешившаго, да оставишь его прегрешение своим к нам пришествием…»
Собственно ради этого послания (конечно, здесь приведена лишь малая часть его) и обратились мы к Святителю Филиппу и возрождающейся Святыне его. То, что можно просить прощение у давно пребывающего в мире ином, верующего человека удивить не может. И почему вдруг с особой силой «зазвучало» оно для многих в годы Возрождения Церкви, в годы «рассекреченных» зверств безбожной власти, думаю, тоже понятно.
Просить прощение, приносить покаяние за предков!!! Как это важно, как хорошо, как мудро! Только невольно хочется сказать, что Царю по отношению к Митрополиту сделать это было намного «проще» что ли, чем нам, через несколько веков живущим. «Проще» — хотя бы уж потому, что Царь и Митрополит, говоря современным языком, не «частные лица». Но отнюдь не только…
Главное, наверное, в том, что всё происходившее совершалось в лоне Православия – Православной Руси. А потому при всех заблуждениях, при всех творящихся часто беззакониях «вернуть» на путь истинный с него сошедшего было легче, даже, можно сказать – «естественнее». «Вернуть» и забывшего о милосердии монарха, и одержимого грехом пьянства крестьянина. Именно потому, что в лоне Православия!
А если с пути истинного разом сошло большинство людей, с рождения считавших себя православными, как случилось это в проклятом семнадцатом?! …
Аркадий должен был просить прощения у бабушек, родителей, брата и сестры Алёны, у неё самой за своего деда?! И все потомки палачей тридцатых у потомков убиенных тоже?! А как?!…
Мы помним, как Раскольников, послушав Соню, решил покаяться перед людьми и осквернённой землёй и что ничего у него по сути не получилось. Не получилось, потому что веры самой Сони он никогда не имел. Причём, не получилось покаяться в им же совершённом преступлении! … А как же «каяться» за преступления предков…
К тому же многие т.н. «потомки» стрелявших в невинных людей, дай Бог, если не были такими же «зверями» (в русской классической литературе слово «зверь» чаще всего означает именно антихриста); дай Бог, если не предавались всем смертным грехам (вспомнить хотя бы отца Аркадия, и не только его). А уж если вспомнить судьбы потомков цареубийц… О каком покаянии может идти речь?!.. Ну, может быть, есть очень редкое и очень счастливое исключение! …
Глава восьмая «На круги своя»
А теперь вновь обратимся к нашим героям… Примерно через полгода после того, как окончательного порвала Алёна с Аркадием, в Храме Воскресения Христова, что в Сокольниках, венчалась очень красивая супружеская пара. Выпускник-отличник Московской Духовной Академии Роман Петрович, который вскоре после того был рукоположен в священника, сочетался с удивительно светлой, похожей на героиню одной из лермонтовских поэм невестой. Не надо быть слишком проницательным, чтобы догадаться, что невестой была студентка художественного училища Алёна Дмитриевна – В Крещении Елена…
Кстати, через неделю там же обвенчались будущий священник — выпускник Московской Духовной Академии Кирилл и студентка художественного училища Мария. А ещё через три дня — выпускник Московской Духовной Академии Михаил и студентка художественного училища Людмила. Думаю, понятно, что речь идёт о тех самых подругах Алёны, что пошли с ней тогда – в День Памяти Святителя Филиппа Московского в возрождающуюся Святыню, что радом с Олимпийским комплексом...
Через три года после венчания и через год после получения Алёной диплома (тоже с отличием) в семье родилась дочь. Родилась в День Святых Адриана и Наталии – в честь Древней Святой и была крещена…
Святая Мученица Наталия! Как говорится в житии, ставшая Святой Мученицей, не пролив капли крови. Только легче ли было ей видеть мучения своего мужа и других истязаемых вместе с ним христиан?.. И она поддерживала их словом, служением, готовностью к самопожертвованию! А после мученической кончины Адриана и других христиан покинула этот мир, словно выполнив Богом ей предназначенное…
Наверное, оттого и близка, «созвучна» Древняя Святая Наталия нескольким поколениям женщин этой по-настоящему русской семьи. Да и ареста, если мы помним, многие из них избежали чудом. Не отрекались эти истинно русские женщины от ошельмованных безбожной властью близких, от веры; сохраняли память, которую передавали детям...
Когда дочке отца Романа и матушки Елены Наташе было три года, появилась у неё сестрёнка Лиза, названная и крещённая в честь Княгини — Великомученицы …
Прошло пять лет. Отец Роман давно окормлял один из приютов, и Алёна тоже часто туда приходила — что-то оформляла, расписывала и, как в юности, учила детей рисовать. Наташа училась в школе, Лиза ходила в детский сад…
И вот как-то пошли девочки вместе с папой и мамой помогать. Родители не считали, что детей надо от всех «отрицательных эмоций» оберегать – иначе, как же они милосердию научатся?!
Собрали все старые, но годные игрушки, чтобы маленьким детям раздать. А ещё Наташа на все деньги, которые ей на День рождения бабушка с дедушкой подарили, купила для сирот конфеты. Ей подарили – значит, и выбор за ней…
Сначала раздали всё, что принесли, потом помогли детям на прогулку одеваться. А уж после маме помогали игровую комнату к празднику оформлять…
И вдруг, когда уже собирались уходить, привели сёстры маленькую девочку лет двух, с удивительно умными и грустными огромными серыми глазами, словно сошедшую со старинной, дореволюционной открытки, и почти в один голос сказали: «Мама, папа, а пусть она с нами живёт, пусть нашей сестрёнкой будет».
Отец Роман и матушка Елена сначала растерялись. К принесённым котятам, конечно, давно привыкли – так и сама Алёна в детстве приносила. Вспомнил отец Роман, как в тринадцать лет брошенного старого огромного пса в дом привёл, как с родителями и младшим братом отмывал пришельца в ванне, как плакала мама, когда умер пёс от старости, а мужчины просто слёз своих не считали возможным показывать…
А здесь — ребёнок...
Но нельзя было обмануть доверие и надежду своих детей, этих огромных, устремлённых на родителей глаз! Тем более, у Алёны оба раза кесарево было — и рожать она больше не могла. А на этого, отличающегося от многих ребёнка супруги и сами уже внимание обратили…
Роман сказал, что попросит заведующую отпустить девочку к ним в гости – ведь так быстро ничего не решается. Зная отца Романа, заведующая разрешила, конечно, взяв с него подписку. И рассказала, что зовут малышку Александрой, что родила её пятнадцатилетняя школьница, а мать её заставила от ребёнка отказаться, несмотря на уговоры дочери. И дочь в другой город увезла. (Кстати, несостоявшаяся мама, едва ей исполнилось восемнадцать, от своей матери ушла. Посчастливилось ей встретить хорошего человека. И ребёнка своего найти хотела — но тайна усыновления не разглашается… А «несостоявшаяся бабушка» осталась совсем одна)…
Только из уважения к священнику, не один год окормлявшему детский дом и, конечно, рискуя, согласилась заведующая, чтобы девочка жила в семье, пока оформляются документы. Ради сиротки, конечно…
Родители Алёны и Романа сказали, что будут, конечно, помогать. С маленькой Сашей занимались не только мама с папой и бабушки с дедушками, но и старшие сестрёнки – даже читать в три года сами научили.
А ещё отец Роман с матушкой Еленой и девочки, знавшие, конечно, о Царственных Великомучениках, обратили внимание на то, что и у них Елизавета старше Александры.
Три сестры – как в русских сказках. Старшая крещена в честь Древней Святой Мученицы, а младшие в честь Сестёр-Великомучениц Многострадальной России – Великой Княгини и Царицы...
Почти через десять лет Наталья потупила на филфак МГУ, как когда-то прабабушка Василиса Сергеевна, к тому времени уже «в Бозе почившая». Да и вообще, девушка словно «собрала» всё лучшее «по наследству» – и таланты, и черты лица.
Елизавета поступила в музыкальное училище, «унаследовав» талант отца. Священник Роман, крещённый в честь Романа Сладкопевца, словно и музыкальный талант, Самой Матерью Божией дарованный, от него «унаследовал». У отца Романа прекрасные слух и голос, он на двух инструментах играет и даже музыку немного сочиняет. И Лизе словно «передал».
А Александра вслед за мамой хочет посвятить себя живописи, вернее, — иконописи. И занимается в иконописной школе. Талант же не только «генетически» передаётся!
А главное, что все – достойные люди…
Вот теперь, кажется, сказано всё, что хотелось. Осталось только добавить, что год назад студентка филфака МГУ Наталья – старшая дочь отца Романа и матушки Елены сочеталась с будущим священником Даниилом в знаменитой на весь мир Обители, возведённой в Память о Чуде, явленном Святому Благоверному Князю Дмитрию. В Обители Святого Николая Мирликийского – в Угреше!
Имя своё будущий священник получил в честь прадеда – дьякона, принявшего мученическую кончину на полигоне смерти близ села Бутово вместе с двумя прадедами Наталии – отцом Александром и отцом Иоанном… Вот и соединились два благочестивых рода…
Невольно вспоминается одно из многих-многих кощунственных деяний безбожной власти – попытка засыпать, заасфальтировать, залить бензином святые источники… Не вышло, не получилось, не смогли!!!
Так и душу человеческую, «по небесам грустящую» (слова С.А.Есенина), бетоном, цементом не залить, не похоронить заживо.
Грозился один безумный, бесом одержимый правитель «последнего попа» показать — а храмы и семинарии возрождаются – и идут супруги освящать свой союз в Церкви, чтобы жить, чтобы детей воспитывать перед Лицом Божиим.
Хотели безбожные палачи заглушить «ручейки» благочестивых родов священнослужителей, учёных, врачей, учителей, офицеров, сестёр милосердия… Да «ручейки» эти сквозь «выжженную пустыню» безбожия пробились и соединились. И стали сильнее, «полноводнее»…
Не разрушить духовную связь поколений! Не уничтожить Живоносный Источник России! Святой Руси!!!