Русская повесть. Часть 2
Часть вторая «Родом из Святой Руси».
Глава четвёртая. «Душа, в глазах отразившаяся».
Как мы помним, была Алёна младшим, поздним ребёнком – когда она родилась, родителям было по тридцать шесть лет. И отец, и мама пришли в этот мир в тот год, который можно назвать вторым на «пике» сталинских репрессий, – папа в январе, а мама в ноябре. Родители Аркадия — в том же году. А почему это столь важно, поймём несколько позже, ближе познакомившись с этой удивительной семьёй…
Когда девушка в тот злополучный день пришла домой к Аркадию, её, кроме прочего, поразило, насколько лучше, моложе выглядят её мама и папа — а ведь жизнь родителей была отнюдь не лёгкой (Об этом тоже несколько позже). Почему-то невольно вспоминался «Портрет Дориана Грея» — когда с полотна смотрел омерзительный старик, хотя самому герою не было ещё и сорока. Конечно, раз душу свою всё время в грязи марал, отдаваясь низменным страстям!
Злые, безблагодатные люди хорошо, молодо выглядеть не могут – даже если искусственно «омолаживаться», глаза всё равно выдадут. В глазах ведь душа отражена – или она светится, или зияет чёрной бездной, в которую страшно заглянуть. (Цвет глаз, разумеется, ни при чём). Похоже, что у родителей Аркадия была в глазах эта чёрная бездна и зияла, пугая своей стремившейся поглотить пустотой…
Глава пятая «Мученики за веру и кровавые палачи»
Пришло время обратимся к «окаянным» годам, когда многие старались говорить шёпотом – ведь именно тогда пришли в мир младенцы, через много лет ставшие родителями Алёны. Итак, шёл второй год «пика» сталинских репрессий…
Бывшее имение, ставшее адским полигоном близ посёлка Бутово, на котором не военную технику, а жизни человеческие «испытывали». Вернее, — жизни отнимали. В тот день упивающиеся властью бесы расстреляли почти шестьсот человек, а тех, которые от пуль не сразу погибли, прикладами добивали! … А потом бульдозер приезжал тела закапывать!!! Если «Бога нет», то жизнь человеческая не более ценна, чем разрушающиеся здания! …
Среди убиенных были два молодых священника — помолившись за всех, первыми, с возгласом «Христос Воскресе!» шагнули они под выпущенные палачами пули. Это были отец Иоанн, служивший в одном из московских храмов, и сельский батюшка отец Александр. У отца Иоанна осталась двадцатитрёхлетняя вдова Василиса, недавно окончившая филфак МГУ, и десятимесячный сын. Вдова отца Александра – сестра милосердия Марина дитя носила под сердцем. В тот миг, когда прогремел выстрел, словно почувствовала она, что мужа на земле больше нет… Марина потеряла сознание и очнулась только в роддоме, куда отвезла её чудом подоспевшая мама. Акушерка сказала, что у Марины были девочки-двойняшки, но одна родилась мёртвой… Палачи разом «ополовинили» семью…
Десятимесячным сиротой был… отец Алёны – Дмитрий Иванович, а рождённой в день убиения отца девочкой – мама – Евфросиния Александровна…
Говорить о том, какую горькую чашу пришлось испить каждой из вдов, каждой из этих семей, незачем. Выстояли, благодаря молитве, благодаря по-настоящему близким людям, не ставшим предателями.
Марине помогала её мама – тоже сестра милосердия Прасковья Ивановна (В Святом Крещении Параскева), выхаживавшая раненых ещё во время Первой Мировой войны.
В честь этой прекрасной, ставшей легендой женщины через много лет и назвали свою дочку правнук Прасковьи Ивановны Артём и супруга его Дарья...
Обе сестры милосердия — и мать Параскева, и дочь Марина — крещены были в честь Мучениц времён нечестивых языческих императоров, которых так напоминали палачи тридцатых. Только ещё хуже были – потому что, зная Христа, в одночасье от Него отреклись, превратившись в безжалостных гонителей! …
Однажды в сельскую больницу, где работала Марина, привезли очень странного и очень неприятного человека. Привезли его люди в форме НКВД. Был он, явно, после драки и в подпитии. Что с ним на самом деле случилось, никто из работавших в больнице никогда не узнал, как и его имени — люди в форме строго-настрого приказали всем лишних вопросов не задавать. Только Марина случайно узнала, причём по его же вине – когда она раны перевязывала, случайно удостоверение выпало. Марина мельком увидела фамилию, имя и отчество. Фамилия почему-то навсегда запечатлелась в памяти. Удостоверение она спешно положила в карман «раненого» — и, к счастью, никто этого не видел – иначе, могли бы в живых не оставить. А имя сам он ещё и в пьяном бреду «выболтал» – но Марину оно не интересовало. Как, впрочем, и всех остальных. (Его фамилия и имя сыграют роль через много лет – но об этом не сейчас). Тогда же присутствовавшие в больнице медики лишь выполняли свой профессиональный долг. Они должны помогать всем – в том числе и пострадавшим в пьяной драке озверевшим хамам, не ценящим ни свою, ни чужую жизнь. Вынуждена была оказать привезённому помощь и Марина.
Как только «побитый» немного «отошёл», вести себя он начал очень развязно, угрожая, что может посадить и даже расстрелять любого. А потом стал приставать он к Марине, угрожая тем, что у неё, как у вдовы священника, и у ребёнка её будущего нет, если только «не будет дурой» и не «найдёт себе покровителя при власти»… И что-то ещё — какой-то бред о том, что в случае чего со своей женой он и развестись может, потому что женили его «насильно» — «на сносях была»… И велел молодой вдове подумать до утра...
Когда-то много веков назад языческий император предложил юной красавице — христианке Марине стать царицей, иметь богатство, если она от Христа отречётся.
Марина предпочла мученическую смерть…
И через шестнадцать веков вдова убиенного священника Александра — сестра милосердия Марина тоже не захотела осквернять себя блудом, поганить душу свою связью с палачом. И в мыслях не могла допустить она осквернения христианского брака, осквернения памяти погибшего за веру мужа, погибшего за веру отца. (Об отце мы тоже скоро узнаем)…
Ведь такие, как этот самодовольный хам из НКВД, разом лишили Марину и мужа, и отца; сделали её и маму вдовами; лишили отца её маленькую Фросю, оборвали ещё не начавшуюся жизнь второго младенца! Это они разрушили любимый храм в селе – храм, в который стекались за десятки километров к чудотворному Образу Матери Божией! Такие, как он, надругались над святынями по всей Руси, вырывая и топча души людей!!! А теперь этот преисполненный самодовольства палач, осквернитель, упиваясь неограниченной властью, ещё и к вдове мученика свои грязные, обагрённые кровью невинных жертв руки протягивает! Память об убиенных за веру родных ногами топчет!…
Как мы помним, в семье и мысли ни у кого не возникло отречься от т.н. «врагов народа» — от самых близких людей! …
Будь Марина одна, она бы тоже, не задумываясь, пошла на смерть, как та, в честь которой была крещена. Но двухлетняя дочка, но мама…
К счастью, «ухажёр» заснул — и Марина, улучив момент, побежала домой к маме и маленькой дочке – к счастью, мама в ту ночь была не на дежурстве...
Глава Шестая «За веру убиенные».
Отец Марины — кузнец Николай тоже был расстрелян — без суда — просто за то, что церковным старостой был, за то, что вместе с батюшкой пытался помешать разрушению храма, осквернению икон.
В тот роковой день закончилась служба — народ почти вышел. Несмотря на неимоверные старания активистов-безбожников, этот сельский храм в Честь Матери Божией – Ея Чудотворного Образа Неопалимая Купина не пустовал. Тянулись люди к Святыне! А теперь ещё и в нескольких соседних сёлах святыни были порушены – и шёл сюда народ как к последнему оплоту…
Николай собирался подойти к батюшке с каким-то вопросом, как вдруг в храм ворвалось трое или четверо нетрезвых хамов — в шапках, с винтовками. Выкрикивая богохульные речи, направились осквернители к иконостасу – и штык одного из них был направлен на находящийся рядом Чудотворный Образ Богородицы… Батюшка и церковный староста преградили палачам путь. Как любой кузнец, обладал Николай недюжинной силой. Не раздумывая, что будет дальше, с лёгкостью отбросил он слуг дьявола к двери. (Храм был не очень большим). От неожиданности и будучи не совсем трезвыми, не устояли они на ногах и вылетели на улицу. В этот миг батюшка, понимая, что Час пробил, снял Главную Святыню, чтобы спасти, уберечь от осквернителей… И батюшка, и староста хорошо понимали, что озверевшие богоборцы очень скоро придут снова. Увидевшие происходящее прихожане вернулись, тоже сознавая, что Господь дарует последних несколько мгновений – возможно, для того, чтобы уйти в мир иной истинными христианами. Батюшка и староста, мысленно прощаясь со всеми, велели жёнам своим поскорее унести и спрятать Чудотворную Икону Богоматери, Иконы Спасителя и Святителя Николая! Чудом успели…
Очень скоро – не больше чем через полчаса богохульники действительно вернулись — только теперь набежала их целая чёртова дюжина. Были среди них и комсомольцы-активисты – известные в селе лентяи, дебоширы, пьяницы и развратники. К тому же — вооружённые…
Старосту выкинули из храма, как вещь, как мешающуюся под ногами дворовую собаку, и один из осквернителей, ещё не так давно снимавший перед Николаем шапку, теперь в упор в него выстрелил… А следом «выволокли» за одежду и избитого батюшку и без суда повезли на полигон смерти, что рядом с селом Бутово…
Все же защитники храма — а таких среди односельчан было большинство — «получили» пулю или прикладом…
Тем сельским батюшкой-мучеником был … зять убиенного Николая – муж Марины — Отец Александр…
А иконы всё-таки сохранили. В тот роковой день, когда большинство жителей села — настоящие русские мужики погибли как мученики, палачам было не до того, чтобы ещё и дома обыскивать. Да и напились по обыкновению сверх всякой меры …
Через много лет, когда у Марины будут уже правнуки, храм в селе восстановят, освятят – и Чудотворные Образы займут своё законное место. На освещение Храма-Мученика приедут четыре поколения семьи! А сколько на Руси таких храмов-мучеников, ныне, Слава Богу, воскресающих! …
Главаседьмая. «Великой скорбью сплочённые»
Теперь же мы снова вынуждены возвратиться к событиям того вечера, когда в больницу приехали «люди» в форме НКВД. Запыхавшись, вбежала Марина в дом — и сразу всё рассказала матери. Тогда, мгновенно собравшись, побросав половину вещей, отдав кота и собаку сердобольным соседкам-вдовам, у которых два года назад, как и у двух сестёр милосердия, отняли палачи – безбожники мужей и сыновей, ушли Пелагея Ивановна, Марина и маленькая Фрося под покровом ночи — пока искать не начали.
А спрятанные в доме Иконы Марина и Прасковья Ивановна, конечно, с собой забрали — не для того же, рискуя жизнью, сохраняли, чтобы осквернителям достались, если дом обыскивать станут…
В городе приняла их младшая сестра мамы — тётя Ксеня – тоже сестра милосердия. Наверное, помогать людям было в этой семье Богом данной традицией, Богом данным призванием…
В конце предшествующего года — самого страшного, самого кровавого на «пике» репрессий, сгинул в сталинских застенках муж Ксении Ивановны Матвей Алексеевич – военный инженер — герой Первой Мировой войны, на которую пошёл добровольцем, едва исполнилось восемнадцать!… За что казнили героя Отечества и прекрасного специалиста?! По большому счёту – за дворянские корни — во время очередной «зачистки»… Не уничтожили после октябрьского переворота – нашли через двадцать лет… Чудом жертвой не пала и вдова…
На момент расстрела было герою войны сорок два…
А в начале того же года погиб в Испании сын Георгий, собиравшийся идти по стопам отца. С трудом дождавшись восемнадцатилетия, потребовал молодой человек отправить его добровольцем… Награда нашла героя посмертно…
Сына Ксения родила в девятнадцать лет – в годы Гражданской войны. Что-то пошло не так – и мальчик чудом выжил, чудом родился без изъянов. Только больше детей быть не могло…
Теперь же осталась она совсем одна! На всём свете была у неё только семья старшей сестры…
Принесённые сестрой и племянницей Иконы Ксения Ивановна надёжно спрятала…
Бог миловал — сбежавших Марину и Прасковью Ивановну искать не стали – не до них было. Как оказалось, угрожавший Марине развратник (мы уже говорили, что у него были жена и маленький ребёнок и что жениться его по той самой причине заставили) своего «сотрудника» в пьяной драке убил – распутную, нетрезвую «комиссаршу» после застолья «не поделили». Пришлось как-то дело решить, вернее – «замять»… Потому и о Марине забыли, и дом опустевший обыскивать не стали...
А Марина и мама её, и тётя снова работали медсёстрами – кто перевязывает раненых и помогает оперировать, нужен всегда – при любой «политической обстановке». А потом и тем более необходимыми стали – война началась…
Глава восьмая. «В скорбях друг друга нашедшие».
Незадолго до Великой Победы увидел молодую вдову Марину находившийся в госпитале раненый лётчик Фёдор. Был он на четыре года моложе. Пообщавшись с Мариной совсем недолго, ощутил Фёдор с сестрой милосердия – так называли Марину многие — удивительную душевную близость. Именно благодаря ей, как всем говорил потом Фёдор, не стал он никому не нужным калекой, не потерял ногу.
Рассказал Фёдор Марине и свою историю: в семнадцать лет он тоже чуть не был осуждён за то лишь, что не донёс на друзей, критиковавших власть и лично «товарища Сталина». (В том же окаянном втором году «пика» сталинских репрессий). Спасло чудо –юноша так до конца и не понял, как это произошло. Однако после чудесного спасения стал Фёдор тайно в храм ходит– в один из немногих уцелевших…
А потом началась война – Фёдор и друзья его пришли на призывной пункт одними из первых – защищать Родину, а не ставшую похожей на кровожадного дракона власть!… На войне, как известно, атеистов нет. Наверное, потому и вернулись домой Фёдор и друзья его, хотя не раз смерти в глаза смотрели — иногда с очень близкого расстояния. И полученные раны безногими, безрукими, прикованными к креслу или потерявшими рассудок инвалидами молодых людей не сделали. И то главное — на чём, как на прочном фундаменте, жизнь наша строится, открылось для молодых воинов со всей ясностью! … После войны стали они всё чаще посещать знаменитый Храм Богоявления в Елохове, в который Фёдор тайно ходил ещё перед войной…
Тогда же в госпитале предложил Фёдор Марине стать его женой. И ни к чему были разные «увещевания» некоторых «доброжелателей» — что кругом полно моложе и без детей. И что она вдова «врага народа».
И во «времени на раздумье» у встретившихся после стольких испытаний и сумевших сохранить душу свою, у смотревших не раз и не два смерти в самые глаза её, нужды не было. Господь соединяет людей не ради выгоды, не ради «удобной» жизни. В годы испытаний открывается многим истина сия с особой ясностью. Остаётся главное – а незначимое отсеивается. Видно, «измерение» уже иное — духовное…
А на следующий день пришла Победа!… Фёдор и Марина сразу же расписались — и принял он семилетнюю Фросю как дочь. А, на Покров, как было издавна заведено на Руси, – вернее, на следующий день — тайно обвенчались супруги в тот самом Соборе небесно-голубого цвета, что в Елохове.
Фёдор – Фёдор Петрович после ранения летать больше не мог – и стал работать водителем скорой помощи – очень хотелось ему людям помогать...
Через три года в семье было две дочки – Евфросиния и Евдокия. Были они настоящими сёстрами – и никогда не задумывались, почему отчества и фамилии разные. И папу Федю Фрося очень любила...
И ещё – всех по-хорошему удивляли имена сестёр, в которых словно звучала овеянная легендами сама Древняя Русь – «Русь былинная», как скажет потом поэт. (Прекрасная Юлия Владимировна Друнина)…
Полюбить вновь не значит забыть – тем более подвиг мученичества. О гибели своего отца – священника и деда – церковного старосты Фрося знала от мамы и бабушки – и скорбную память эту вместе с ними хранила. И Фёдор не мог, не смел никого ревновать к этой Памяти Мучеников! К тому же – сам мог на «лобном месте» оказаться ...
Глава девятая «От рода данное»
А теперь снова обратимся к старшему поколению — Марининой маме – Прасковье Ивановне и тёте – Ксении Ивановне. Без лишних слов: солдатская песня времён Первой Мировой войны «Милосердная сестра» про таких, как они! И награды у Милосердной Сестры Пелагеи и Милосердной Сестры Ксении были...
К Ксении Ивановне мы вернёмся чуть позже, а пока обратимся к её сестре, к очень нелёгкой судьбе родителей Марины Николаевны.
Доброволец — кузнец Николай с сестрой милосердия Прасковьей познакомился на фронте, когда, раненый, в лазарет попал. И вскоре они обвенчались – во время испытаний, «на переломе» вся суть человека как на ладони – а потому и размышлять незачем и некогда…
После, когда охватило Россию повальное безверие, всеобщее безумие, такие, как Николай Михайлович и Прасковья Ивановна, оставались настоящими русскими православными людьми. Как тот мужик-ямщик, которому открыл Господь суть с Россией происходящего, показав бесов, поющих: «Наше время – наша воля». (Это немного по-разному описано в двух книгах С.А.Нилуса: «Великое в малом» и «Сила Божия и немощь человеческая»).
Дочь их Марина родилась в самом трагическом году – ещё до дьявольского переворота, но в России, уже «обезглавленной». А в течение четырёх последующих лет два сына Прасковьи Ивановны и Николая Михайловича умерли, едва придя в этот обезумевший мир. Один прожил час, другой — полчаса…
А про трагедию, что произошла в конце «окаянных» тридцатых, мы уже знаем.
Если бы не сплочённость матери, дочери и маминой сестры, если бы не удивительная стойкость этих прекрасных, истинно русских женщин, если бы не искренней верой дарованная духовная сила, никогда бы не выстоять им в этом аду! …
Месяца за два до конца войны Прасковья Ивановна, которой было тогда сорок восемь, встретила пятидесятилетнего вдовца – военно-полевого хирурга Илью Егоровича. После сложнейшей операции, благодаря которой раненого, можно сказать, из когтей смерти вырвали, хирург и операционная сестра разговорились. Оказалось, что было у них много общего…
Прекрасный врач Илья Егорович незадолго до войны тоже попал в «маховик» безжалостной «машины» НКВД. Год отсидел он по обвинению в умышленном убийстве на операционном столе секретаря райкома, хотя случай был изначально безнадёжным. Отсидели и все, тогда оперировавшие. И самое главное: никто не стал предателем, никто не обвинил другого в «заговоре против секретаря райкома», хотя именно признания «заговора» ждали от них — да не дождались. Если во главе «царь Ирод», то всегда «дрожит» он за свою незаконную власть, ежечасно боясь быть свергнутым, и приносит в жертву страху своему тысячи жизней — и младенцев, и взрослых!…
Но обвинение каким-то чудом всё же «развалилось» — и доктор Илья «со товарищами» был отпущен. А вскоре – война…
Илья Егорович потерял всех. Жена его, тоже работавшая в госпитале, погибла при обстреле. В сорок третьем разбился во время боевого вылета старший сын, а через год погиб в танковом сражении младший…
Общее дело, общие потери соединили не молодых уже людей. Дети и внуки Прасковьи Ивановны стали для Ильи Егоровича настоящей семьёй. Фрося называла его дедушкой Ильёй…
И вскоре — на Петров день, как говорили в народе, обвенчались Илья Егорович и Прасковья Ивановна в Обители Игумена Земли Русской — Преподобного Сергия Радонежского. И не только они…
Но прежде, чем продолжить, хочется кое о чём вспомнить – вернее, — постараться кое-что ещё раз осознать. Понятно, что время Победного мая сорок пятого было ещё «официально безбожным» — да только перед лицом смерти, когда атеистический бред, как туман, рассеивается, многие, моля о спасении, «давали обещания» Богу. (Сейчас об этом не знает разве что самый ленивый). «Обещали» и наши герои – и лётчик Фёдор Петрович, и военврач Илья Егорович, и те, с кем мы ещё очень скоро встретимся. Нет, не стать иноком или священником – у каждого своя «ниша», как сказал, вернее, — показал Святитель Филарет Московский, явившись во сне одному из Оптинских Старцев, — но жить по-христиански, помогать людям и соединиться в Боге с той, которая будет послана…
А потому снова возвратимся в Петров День Победного Сорок Пятого в Обитель Игумена Земли Русской — Преподобного Сергия Радонежского.
Тогда же – вернее, вместе с Ильёй Егоровичем и Прасковьей Ивановной обвенчалась там и ещё одна не очень молодая пара. Сестра Пелагеи Ивановны – Ксения Ивановна сочеталась пред алтарём с товарищем убиенного мужа — Григорием Васильевичем – тоже военным инженером…
Глава десятая. «Спасённые любовью».
А теперь мы снова вынуждены перенестись на несколько лет назад – в те «дьявольские» годы, когда под покровом ночи, как разбойники, врывались в дома «тройки» и уводили — нередко навсегда. И сами же над невиновными «суд вершили»…
Мы помним, как приняла Ксения Ивановна вынужденных бежать сестру и племянницу с маленькой дочкой и как спрятала спасённые храмовые иконы. И как потеряла она в один год двух самых близких людей – сына и мужа…
А теперь о Григории Васильевиче…
За ним «пришли» вскоре после казни Матвея Алексеевича. Жена его сразу же подала на развод и от мужа «отреклась»!
Детей у Григория Васильевича не было – а была «за плечами» трагедия. Сначала, в отличие от своего друга, он довольно долго не мог найти спутницу жизни – может быть, оттого, что неосознанно искал похожую на Ксению Ивановну – а такая женщина никак не встречалась. Наверное, многим невольно вспоминается хорошо всем известный, прекрасный фильм «Офицеры»?! Нет, здесь было всё немного по-иному. Отношение Григория Васильевича не было просто чувством к женщине — был, если угодно, «пример», «идеал» семьи, к которому он стремился. И такие, как Ксения Ивановна, невольно вызывали чувство благоговения, желание перед ней преклониться. А другого отношения к женщине ни Григорий Иванович, ни Матвей Алексеевич, как истинно русские офицеры не приемлели.
И вот однажды именно Ксения Ивановна познакомила Григория Васильевича со своей совсем юной сотрудницей Клавдией, такой же чистой и светлой. Была Клавдия моложе будущего супруга на семь лет. Кажется, мечта сбылась...
Нет, в Клавдии своей Григорий Васильевич не разочаровался – только беда случилась…
Пришло жене время рожать – поехали в больницу…. Но то ли врачи проглядели, то ли жуткие условия начала двадцатых… Родившаяся дочь прожила четверть часа — и саму Клавдию надо было спасать. Может быть, спасти бы и сумели, да только Клавдия Прохоровна, увидев мёртвого ребёнка, словно потеряла смысл жизни и через час скончалась сама… Через два месяца ей исполнилось бы двадцать…
В одночасье Григорий Васильевич потерял и смысл, и счастье. Он часто видел во сне супругу и дочку — сначала новорожденную, а потом она словно «подрастала»… Спасала только поддержка друга и его жены…
Прошло лет семь… Одна бойкая девица, моложе лет на двенадцать, комсомолка-активистка, дочь какого-то партийного вождя, сама стала проявлять повышенный интерес к умному и красивому офицеру. Матвей Алексеевич и Ксения Ивановна, увидев потенциальную невесту, потом осторожно намекнули другу, что девица эта производит впечатление примитивной, ограниченной, а ещё очень меркантильной. Да он и сам видел, понимал, что слишком далеко ей до таких, как Клавдия, как Ксения Ивановна – только…
«Проявил слабость – отвечай – а не убивай за свои ошибки невинного», — так решил Григорий Васильевич, когда она заявила, что «ждёт» ребёнка. И словно «похоронил» надежду вновь встретить женщину, перед которой можно преклониться… Свадьба была безрадостной...
Уж как водится, соблазнила порядочного человека – и своего добилась, только ради чего?!… Никто даже вообразить не мог, каким страшным чудовищем бывает человек – тем более – женщина… «Обременять» себя пелёнками и погремушками, по крайней мере тогда, в планы её не входило…
И вот, желая «ещё насладиться жизнью», подпольно от будущего ребёнка молодая жена избавилась!!! К тому же — «неудачно»! Мужу сказала, что ребёнка «потеряла» — и больше иметь не сможет. Очень уж не хотелось терять относительно «благополучную» по сравнению с большинством жизнь — ради неё и интерес проявляла, ради неё и соблазнила! Ценою жизни невинного младенца! … А ещё твёрдо знала, что при потере ребёнка совестливый Григорий Васильевич на развод не подаст – а за убийство нерождённого разведётся сразу — пусть даже ценою неприятностей на службе…
Тогда и придумала та, которая ни женщиной, ни человеком называться не в праве, всю эту постыдную историю про потерю, зная, что проверять муж не станет – он был слишком для этого порядочным! Даже «слезу пустила»! …
И Григорий Васильевич поверил, потому что был так воспитан, а ещё потому, что считал: есть в жизни такое, о чём врать невозможно — кощунственно! Оказалось, возможно! …
А Григорий Васильевич ждал этого ребёнка – ждал, что родившись, быть может, заполнит он этот уже начавший образовываться вакуум!!! Если бы ребёнок родился, то был бы на восемь лет моложе его невыжившей дочери, на тринадцать лет моложе Георгия – сына Матвея Алексеевича и Ксении Ивановны – но его не будет! Не будет никогда…
И начались безрадостные, пустые совместные дни… Григорий Васильевич испытывал чувство «белой зависти» к семье друга…
А дальше, как мы помним, погиб в Испании юный Георгий, вскоре сгинул в большевистских застенках главный друг Матвей. А потом пришли и за Григорием Васильевичем…
О чудовищной лжи супруги он так никогда не узнал – она от мужа отреклась и унесла с собой эту чудовищную тайну…
Только… накануне ареста увидел Григорий Васильевич сон – светлый мальчик обращался к нему со словами: «Мама меня убила и тебя предала»… Жена тогда в Крыму отдыхала – потому разговор не состоялся. Да разве бы она призналась?! Сон не «доказательство»!
Повторился сон и в тюрьме, когда Григорий Васильевич ненадолго сомкнул глаза накануне главного допроса…
Наверное, отречение жены полной неожиданностью для него не стало. И то, что во сне увидел, тоже… Он только оба раза подумал: «Клава никогда бы так не поступила!» Думая и об отречении, и о чадоубийстве…
Впрочем, счастья и даже внешнего благополучия у «отрекшейся» жены его никогда больше не было. Предав всех, век свой доживала она в полном одиночестве и ненависти ко всему миру. Да и рассудком ещё повредилась. Разве не «заслужила»?! …
Арестованный Григорий Васильевич мысленно готовился уже к казни — но неожиданно был освобождён по амнистии — незадолго до войны – может быть, потому, что дворянскому сословию «не принадлежал»… Да кто же знает…
Накануне освобождения снова — в третий и последний раз увидел он светлого мальчика — только теперь тот молчал, устремив на Григория Васильевича свои огромные, словно «нездешние» тёмно-синие глаза. И был не один…
Рядом увидел Григорий Васильевич свою Клавдию – такую же прекрасную, как тогда — в начале двадцатых, и так же глаза её излучали доброту. Она лишь немного – нет, не постарела — повзрослела что ли…
А рядом стояла так похожая на Клавдию девушка – совсем юная. Григорий Васильевич сразу же понял, что девушка эта — дочь их, прожившая на земле всего четверть часа… И ещё увидел убиенного друга своего Матвея…
Были все они в белых одеждах и смотрели на Григория Васильевича с любовью, словно напутствуя, не говоря ни слова… Больше до самой кончины не снились, хотя из памяти, из сердца не уходили никогда…
Во время войны как истинно русский офицер сражался Григорий Васильевич за свою Россию, не «сводя счёты» с поломавшей жизнь властью. Офицерской чести не марая…
За проявленное мужество сразу после войны был он реабилитирован и приглашён преподавать в Суворовское училище…
Глава одиннадцатая. «Пересечение жизненных путей».
А теперь перенесёмся на несколько десятилетий назад – в те времена, когда подружились два русских офицера, чтобы дружбу свою пронести до самой смерти.
Матвей и Григорий вместе учились — и оба добровольцами пошли на фронт в 1914. Однажды посчастливилось им встретиться с Героем Отчества — с офицером, о храбрости которого ходили легенды. Кто-то сказал, что этот человек — ещё и знаменитый поэт. Был он старше наших героев лет на десять…
Немного позже ещё успеют друзья прочитать стихи его о русских воинах, ощущающих неразрывную связь с Небом и Родиной; о явившихся на помощь Святом Пантелеймоне и Воине Георгии, о Путнике, к которому стремятся лев и орёл. Стихи потрясали, проникали в самую глубину души – ведь всё, о чём говорилось в них, было сродни переживаниям юных и в одночасье повзрослевших Матвея и Григория! И многих-многих — многих, конечно! Просто выразить не всем дано…
Матвей Алексеевич и Григорий Васильевич были, конечно, людьми культурными, как и подобает истинно русским офицерам. Хоть и не были они такими любителями поэзии, как их жёны, но стихи о Бранной Славе Отечества, особенно созданные участниками сражений, вызывали у обоих особое чувство – чувство благоговения.
Конечно, читали они произведения не только того Легендарного Офицера, но и Великого Князя — храброго и мудрого офицера, столь искренне сострадавшего простому солдату – измайловцу, настолько понимавшего душу русского народа, что несколько стихов его стало почти народными песнями; и убиенного советской властью офицера Фанагорийского полка, вместе с однополчанами увидевшего «святую тень» А.В.Суворова и описавшего увиденное в самом, наверное, лучшем своём стихотворении. (Не нам, грешным, судить, что возможно, что нет)…
А через несколько лет узнали друзья о казни офицеров в Левашовской пустоши, о том, с каким достоинством принял смерть от рук наводнивших Россию бесов этот истинно русский воин, как отказался он от помилования, не желая изменять присяге Богу, Царю и Отечеству! Как написал он на стене камеры «Господи, прости, иду в последний путь»…
Только уже в самом конце жизни, в очень преклонном возрасте, когда был снят многолетний «цензурный» запрет, снова прочитал Григорий Васильевич всколыхнувшие в юности душу строки о «золотом сердце России», «мерно бьющемся в груди» каждого русского солдата и офицера, о «серафимах за плечами воинов». И тех ещё, чьи стихи тоже вместе с другом читали ещё в юности. А ещё узнал, что в стихах предсказал себе поэт-герой — мученик именно такую смерть, которую героически принял тогда на одной из многих русских «голгоф»!
Глава двенадцатая «Не бывает чужих детей»
После Великой Победы, вернувшись с фронта, Григорий Васильевич разыскал вдову своего друга. Желание быть кому-то нужным, помогать, заботиться, вместе преодолевать невзгоды вскоре сблизили их. К тому же Ксения Ивановна, как и старшая сестра её, несмотря на возраст, несмотря на все жизненные испытания, была ещё хороша собой. А главное: арестованного мужа и близких своих – вдов «врагов народа» не предала, была прекрасным человеком, который, не раздумывая, придёт на помощь…
Ксения Ивановна тоже знала и никогда не забывала, что арестованный Григорий Васильевич друга своего, Матвея Алексеевича, и мёртвого не оговорил, хотя «предлагали» в обмен на «снисхождение». Не хотел русский офицер марать память друга и душу свою, не хотел стать предателем — принять на себя «иудин» грех. А ещё, наверное, не хотел, чтобы Ксения Ивановна пострадала. Не хотел, зная, что ценою молчания может стать сама жизнь! …
И тот, встреченный в юности, истинно русский офицер-поэт-мученик, смело смотревший в глаза палачам, всегда был для Григория Васильевича примером! Главный Ответ всё же не перед земной властью держать, чем бы она ни угрожала! …
А о том, что случилось дальше, мы уже говорили…
Стали Григорий Васильевич и Ксения Ивановна жить вместе, расписались, и сразу поняли, что им просто жизненно необходимо ребёнка усыновить, пока ещё не состарились, чтобы любовь кому-нибудь дарить – тогда и свои сердечные раны не так кровоточить будут! Ведь столько после войны сирот осталось! … А до этого непременно надо благословение получить. И обвенчаться…
На следующий после венчания день, получив благословение батюшки в Обители Преподобного Сергия, супруги в детский дом и пошли… Взять решили, не выбирая, — того, кто сам первый подойдёт – пусть даже сразу двое…
Сначала передали нянечкам большие пакеты разных сладостей, каких можно было тогда найти, а потом пошли посмотреть на детей…
К супругам бежал мальчик лет девяти, а за ним другой – лет семи за руку с девочкой лет четырёх. У детей были совершенно удивительные огромные глаза – такие Ксения Ивановна видела в детских книжках, когда ещё в гимназии училась. Старший кричал: «Вы родные нашей мамы?! Вы за нами приехали!»…
На отца похоронка пришла в сорок втором, через два года погибла мама. Старший мальчик, конечно, помнил и маму и даже уходящего на фронт отца, тот, что помладше, отца уже почти не помнил. А девочка, когда отец уходил воевать, ещё не родилась, а через два года без мамы осталась – поэтому помнить родителей не могла.
Но все дети знали об их гибели – насколько тогда могли понимать…
А потом погибли и все родные. Остались только мамина родная тётя с мужем. Кажется почти невероятным, но супругов звали, как Святых Благоверных Князей, — Петром и Февронией – Петром Федотовичем и Февронией Тимофеевной! Оба из потомственных рабочих династий (именно рабочих, а не «пролетариев»). В роду каждого были колокольных дел мастера, чем супруги по-хорошему гордились, несмотря на «официальное отношение власти». Поженились уже в годы гражданской войны, но всё равно обвенчались – неподалёку в селе храм тогда ещё не разрушили.
Их старший сын Степан, недавно вернувшийся с фронта танкист, стал работать водителем скорой помощи — сам захотел. С фронта вернулся он вместе с молодой женой Верой, с которой познакомился в медсанбате, где была она сестрой милосердия – так всё-таки лучше звучит, да и ей больше подходило. До войны успела Вера училище закончить. А приехав с мужем в его родной город, стала работать в детском саду воспитателем — давно об этом мечтала…
А на младшего Игната похоронка в сорок втором пришла...
Вера рано потеряла родителей – и потому добрые, мудрые, понимающие родители Степана стали для неё родными — сразу же дочкой называть стали. По-христиански, по-человечески только так и должно быть, хотя, к сожалению, бывает очень редко. К слову сказать, Степан с Верой после войны тоже тайно обвенчались в одном из уцелевших сельских храмов километров за десять, куда специально поехали подальше от чужих глаз…
Итак, узнав о случившемся, Феврония Тимофеевна и Петр Федотович сразу же решили забрать своих внучатых племянников. И Степан с Верой сказали, что помогут. Собрались и поехали — да только грузовик на просёлочной дороге вдруг на неразорвавшуюся мину наскочил! …
Нянечки не решались сказать об этом детям – думали, как сказать! …
А вскоре пришли наши герои…
У Ксении Ивановны потемнело в глазах. Она прижала к себе девочку и заплакала — а старшие братья стояли рядом, устремив на неё и на Григория Васильевича полные надежды огромные глаза. Рано повзрослевшие братья уже понимали, что мужчины не плачут. Едва сдерживал слёзы и прошедший круги ада русский офицер. Слёзы блестели и в глазах стоявших рядом нянечек…
Заведующая шёпотом, чтобы не слышали дети, спросила: «Вы троих-то потянете?! Ведь уже не так молоды!».
У Ксении Ивановны вырвался крик: «Да разве можно их разлучать?!» …
Вопросов больше не было — к тому же, к военной форме с медалями и к сестре милосердия, тоже с медалями, доверие было особое…
Ксения Ивановна говорила с детьми, пока Григорий Васильевич ходил к заведующей решать вопрос с оформлением, а заодно спросить, как маму и отца звали, чтобы «обман» не раскрылся. По отчеству дети были Кирилловичами – так и остались – ведь супруги, как мы помним, представились двоюродными бабушкой и дедушкой.
Договорились, несмотря на все «предписания», что детей заберут сейчас же — иначе это предательством будет!!! А все документы в ближайшее время оформят.
Русскому офицеру и сестре милосердия снова поверили – прежде всего ради детей.
Супругов дети стали называть мамой Ксеней и папой Гришей.
А вскоре в Обители Преподобного Сергия всех троих крестили – ведь никто не знал, были дети крещены или нет – а как же «без Бога»?! После войны сделать это стало чуть – чуть проще…
Так и появилось у бездетных супругов сразу трое – Георгий (как погибший в бою в далёкой Испании сын Ксении Ивановны), Сергей и Соня, наполнив любовью и особым смыслом жизнь людей, которых словно от любви «отучали». Не получилось «отучить»! …
А сын погибшей двоюродной бабушки Степан и жена его Вера, похоронив родителей и немного очнувшись от горя, вспомнили, что собирались родители своих внучатых племянников – сирот забрать — и, не раздумывая, сами за детьми поехали…
Но, придя в детский дом, узнали, что Георгий, Серёжа и Соня теперь у хороших людей живут, которых родными считают… Какой неожиданный поворот! Молодые супруги ведь так готовились к встрече с племянниками …
Тогда договорились они встретиться с Григорием Васильевичем и Ксенией Ивановной, сразу же заверив их, что ни в коем случае не смогут причинить боль столько пережившим детям. Просто представятся дальними родственниками Григория Васильевича и будут в гости иногда приезжать…
И стали две семьи дружить, ездить в гости и помогать друг другу – к тому же Степан с Верой жили совсем не далеко – в Подольске…
Когда у каждого за плечами трагедия потери самых близких людей, отчего же не стать ещё кому-то «ближним»?! …
Глава тринадцатая. «Поделиться любовью».
Всё это было немного позже… А в тот день, когда приходили Степан и Вера в детский дом, увидели они девочку лет девяти, на Веру чем-то похожую – такие же тёмно-каштановые волосы, такие же, как сказал поэт, «злато-карие» глаза…
Придя в семью Георгия Васильевича и Ксении Ивановны, молодые супруги попросили совета – потому что сразу же прониклись доверием к столько выстрадавшим и не утратившим потребности дарить любовь людям. Да и по возрасту были они как родители. В чём совета просили?! Да всё же и так понятно...
Григорий Васильевич пошёл со Степаном и Верой – для поддержки. И Степан, и Григорий Иванович награды для солидности надели. Медаль была и у Веры…
Нянечки, увидев Григория Васильевича, оторопели – неужели четвёртого взять решили?! (В отличие от того, что иногда происходит сейчас, тогда и мысли ни у кого возникло, что ребёнка можно «вернуть», как «вещь, которая не подошла»).
Григорий Васильевич представил Веру своей двоюродной племянницей – и сказал, что она свою троюродную сестру среди детей признала. Вера была старше той девочки на двенадцать лет, а муж её — на пятнадцать – что ещё можно было «придумать»?!
Звали девочку Любой. Судьба для «послевоенного» и рано повзрослевшего ребёнка самая обычная. Вера, Степан и Григорий Васильевич ей сразу понравились – тем более, «сестра нашлась», пусть и троюродная! …
Спустя много лет, незадолго до Любиной свадьбы, Вера случайно узнала, что они, действительно, родственницы «по крови», хоть и очень дальние. Только было это уж тем более неважно. Не узнала бы — ничего бы не случилось…
А тогда – в сорок пятом Люба уехала с Верой и Степаном в Подольск, там пошла в школу. Из рассказов девочки Вера со Степаном поняли, что была она крещена – судя по всему, перед самой войной. Ну и Слава Богу…
И стали две семьи дружить — в гости друг к другу ездить, друг другу помогать — как обещали...
Через год родился у Веры со Степаном сын Евгений, а ещё через год и три месяца дочка Тамара. Люба с радостью возилась с малышами, но «нянькой», заменяющей родителей, не была. Супруги были людьми порядочными – и не за прислугой тогда в детский дом пришли.
Малыши называли Любу по имени, а когда подросли, иногда в шутку «тётей» Любой.
Вслед за воспитавшей её сестрой (слово это специально написано без кавычек) стала Люба воспитателем детского сада. В двадцать лет вышла замуж за фельдшера Александра, которого за доброту вся семья её полюбила.
Когда Вера говорила, что сестру замуж выдала, то не было это никаким преувеличением, даже если бы и не узнала о родстве. Сёстрами становятся не только по крови!
И с семьёй Григория Васильевича всегда дружили и советовались.
Так появилось у некогда одиноких, не очень молодых людей столько родных – неважно, что не «по крови»…
Как мы помним, Ксения Ивановна, сестра её и племянница были сёстрами милосердия – а потому, конечно, знали одну знаменитую, прекрасную, легендарную семью медиков — с кем-то даже лично знакомы были. В честь одного из докторов потом даже больница названа была. Но главное: был в той семье врач, разделивший судьбу Царственных Мучеников, – не отрекшийся...
Через много лет — за год до столетия кровавого переворота будет причислен Доктор-Мученик к Лику Святых! А тогда, конечно, о нём во всеуслышание не говорили – да только слухами земля полнится — даже если и шёпотом…
Рассказала Ксения Ивановна о Докторе-Мученике всем, кого считала близкими – не могла, наверное, не рассказать. И сына Вера со Степаном в честь убиенного в Екатеринбурге Врача и назвали Евгением…
Когда Женя вырос, стал он хирургом – не раз приходилось ему людей у смерти отнимать! И Тамара на детского доктора выучилась.
Да и вообще: у обеих супружеских пар выросли дети достойными людьми, у каждого своя семья появилась… А один из сыновей Евгения Степановича Михаил жизнь посвятил Богу, приняв священнический сан…
Георгий — старший в семье Григория Васильевича и Ксении Ивановны тоже врачом стал – зрение людям возвращал. Сергей стал авиаконструктором, а Соня преподавателем древнерусской литературы в институте…
Может быть, повзрослев, Георгий, Сергей и Софья стали о чём-то догадываться – о том, что в детском доме тогда произошло — ведь не грудными же были. Да только никогда не задавали ненужных вопросов и всегда любили и почитали как родителей супругов, после войны пришедших в детский дом, чтобы подарить лишённым детства свою любовь…
Хоть и были Георгий Васильевич и Ксения Ивановна немолоды, но старших внуков увидеть Господь даровал. Вернее, увидеть даровал всех, да только младшие совсем несмышлёными ещё были – и стариков почти не помнили… Им потом родители и старшие братья с сёстрами рассказывали о замечательных бабушке Ксене и дедушке Грише…
Вот и снова о «ближних» и «дальних»…
Забегая вперёд, хочется сказать, что многие из последующих поколений рады были назвать детей в честь своих замечательных бабушек и дедушек, прабабушек и прадедушек. Даже такой полушутливый «договор» составили, чтобы имена ближе, чем между троюродными, не повторялись. Ведь в этой большой, истинно русской семье общались и с троюродными племянниками, и с четвероюродными братьями и сёстрами. Не каждый день, конечно, но связи не теряли. Общались, независимо от «кровного родства», от «первого брака» или усыновления. А уж дети часто о том вообще не знали и не задумывались. Зачем – разве кто-то оттого хуже стал?! …
И об именах не спорили – заранее договаривались. Ведь, как ни преклоняемся мы перед памятью наших близких, всё же каждое имя прежде всего воплощает связь с Миром Духовным, с Ангелом-Хранителем – неслучайно же раньше День Ангела праздновали. Для истинного христианина имя «соединяет» образ достойного предка с Образом Святого. А если вспомнить наших героев, то их святые покровители хорошо известны каждому …
Глава четырнадцатая.«Пространство» Истинной Любви»
Кажется, мы ушли немного в сторону, углубившись в семью Алёниной двоюродной прабабушки. Да не ушли вовсе. Ведь две сестры — сёстры милосердия Пелагея Ивановна и Ксения Ивановна — всегда были истинно родными — самыми близкими друг другу. И пути их были очень похожими, несмотря на то, что одна сочеталась с кузнецом, а другая – с кадровым военным дворянского сословия. В годину испытаний — в переломные дни «отсеялись» все «условности» и осталось главное – ради чего соединяет Господь. Иначе, не выжить, не остаться человеком.
А ещё была тётя Ксеня вторым человеком после мамы для Марины Николаевны. И, как мы помним, стала последним «пристанищем» для сестры, племянницы и двоюродной внучки, когда под покровом ночи бежали они от осквернения, а, может быть, от смерти.
И, конечно, Евфросиния Александровна и младшая сестра её Евдокия любили и уважали свою двоюродную бабушку – бабушку Ксеню…
Мы помним, конечно, что в «кровавом маховике» потеряла Ксения Ивановна не только мужа, как её сестра и племянница, но и единственного сына...
А ещё помним, как в Победном Сорок Пятом стали потерявшие супругов и детей единой семьёй – стали «мамой Ксеней» и «папой Гришей» для трёх обделённых войною сирот, мудрыми наставниками для молодой семьи Степана и Веры. Кажется, вся жизнь этих безо всяких преувеличений героических людей была «не пределе», «на изломе», словно всегда «на прочность» проверяла! …
А принятые ими Георгий, Сергей и Соня были одного поколения с родителями Алёны. И все они, как мы уже сказали, никогда не были друг другу чужими...
Глава пятнадцатая. «Достойные плоды любви и милосердия».
А потому хочется рассказать ещё одну историю — о старшем Георгии и его семье…
Лет в десять подружился мальчик с одноклассником Костей. И после школы дружить не перестали – хоть и учились в разных институтах – Георгий, как мы помним, стал врачом — окулистом, а Константин на юридический пошёл. Всю жизнь потом работал – так и хочется сказать: служил — Константин Иванович следователем – и был одним из тех немногих, в честности, неподкупности, справедливости которых никогда никто не сомневался. А примером для него — на каком-то даже подсознательном уровне — был небезызвестный литературный персонаж Порфирий Петрович. Желание мудрого следователя при раскрытии преступления «дойти до сути», как сказал известный поэт. Конечно, вряд ли бы в жизни стал следователь, даже во времена создавшего этот образ писателя, напрямую говорить о «Воскресшем Лазаре» и «Новом Иерусалиме» — но что-то «подобное» всегда в виду имел. Да и как же исправить человека, если души не касаться, если хоть на минуту представить, что её нет?! Невозможно!
И крещёный в честь Святого Императора Константина следователь, (по крайнеё мере, воцерковившись, будет именно его считать Константин Иванович Своим Святым Покровителем), богоборцем никогда не был. Да и вообще, особенно с возрастом, приходишь к мысли, что умному, думающему, культурному, совестливому человеку «оголтелое» богоборчество не свойственно – просто, исходя из жизненной «логики».
Воцерковился Константин Иванович, что называется «окончательно», даже несколькими годами раньше «Второго Крещения Руси». Очевидно, дело жизни потребовало… И Георгий — не позже...
Ещё в школе в друзья Георгию и Константину один одноклассник «набивался» — очень уж хорошие, умные, неслабые физически ребята были, к которым тянулись многие. Да только вот сам т.н. «третий друг» был совсем иным – всё внешнего «блеска» искал...
У Константина была сестра Ангелина, почти на шесть лет его моложе. Когда уходил отец на фронт, мама ещё не знала, что ребёнок будет. Хотели второго – да не получалось. Мама «потеряла» Костиного брата или сестру на другой день после того, как отца под покровом ночи «тройка» увела. За то, что с кем-то в разговоре против разрушения храмов выступал. И какую-то бумагу в защиту Святыни в Сокольниках подписал. Разделявшую взгляды мужа маму не тронули – может быть, маленького сына пожалели – хотя в то время это очень немногих остановило бы… Не арестовали, да нерождённое дитя, по сути, отняли — убили…
Через полгода отца всё же отпустили – очевидно, для таких, как он, «лагерей уже не хватало». Только маме врач тогда сказал, что вряд ли она когда-нибудь второго родит…
Родители тайно молились пред Казанской… И вот свершилось чудо!..
Кругом война – неизвестно, что дальше… «Сердобольная» соседка предложила маме от «ненужного ребёнка избавиться» — «не ко времени он». Да только мама не стала — не могла она вымоленное чадо убить! Грех! Невозможно! А смертей и без того повсюду хватает…
Отец вернулся, Слава Богу, даже не покалеченный, хоть несколько раз пули из него извлекали.
Жизнь постепенно налаживалась…
Да только оба рано этот мир покинули – стали «открываться» болезни, о которых во всё время испытаний даже не знали — «не до них» было...
Знатные рабочие автомобильного завода Иван Викторович и Мария Степановна, несмотря на утопические лозунги о коммунистическом «рае» и развешенные повсюду «антииконы антитроицы», покидали этот мир, причастившись Святых Тайн! ...
Оба мечтали, чтобы дети их высшее образование получили. И Костя, и Ангелина очень способными были – всё на лету «хватали». Ангелину в школу в шесть с половиной лет взяли – тогда было это очень непросто. И трудиться дети умели – родители научили...
Иван Викторович покинул этот мир, увидев напоследок диплом с отличием своего сына, а дочка тогда в десятый класс перешла — со всеми пятёрками...
Мария Степановна пережила мужа на три года и три месяца…
Она успела увидеть свадьбу сына со студенткой филфака Софьей. Да-да, с младшей сестрой Георгия! Только внуков дождаться не успела…
Ангелина же тогда третий курс окончила – мечтала иностранный язык преподавать. Девушка знала три языка – сама выучила — и даром литературного перевода обладала. На всём свете остался у неё только брат – самый близкий человек. Константин дал умирающей матери слово, что будет помогать, что сделает всё, чтобы сестра институт окончила. (Не дал бы – всё равно сестру без поддержки не оставил бы). Он тоже знал, что значит спасающее милосердие. И Соня супруга своего поддержала. К Марии Степановне, и к Памяти Ивана Викторовича сразу же прониклась она глубоким уважением – и с Ангелиной искренне подружилась – ведь были они почти ровесницами. И по характеру очень похожими…
Нет, конечно, никто данного слова не нарушил, и Ангелина училась так, что ею можно было гордиться. Только было уготовано девушке одно очень серьёзное испытание. И не только ей…
И Соня, и Ангелина были очень-очень симпатичными и совершенно неискушёнными. Только Соня чувствовала себя более «защищённой» что ли… Ведь рядом были те, которые заменили ей родителей, люди, которым доверяешь, с которыми можно поговорить о самом сокровенном. Кстати, незадолго до свадьбы с Константином отвергла Соня «сынка» влиятельного «папы», учившегося на курс старше, устроенного по блату и бывшего периодически на грани отчисления. Только благодаря папе и держался. А Соня была девушкой умной и серьёзной. И положительные примеры перед глазами были. Поэтому вовремя разобралась…
Конечно, Ксения Ивановна и Григорий Васильевич всегда старались и Ангелине помочь, да и брат для девушки всегда был вторым после родителей человеком… Но всё же не родители…
Итак, как мы помним, Георгию и Константину ещё один одноклассник в друзья «набивался». После школы поступил он в знаменитую «Плешку» — в те годы легче было, чем, например, в МИСИ. (Это для следующего поколения конкурс будет чуть ли не двадцать человек на место). Учился, в отличие от своих товарищей, на тройки. Но всё-таки окончил…
И вот стал он за Ангелиной ухаживать. Георгию девушка тоже очень нравилась, да тот «опередил». Мы неслучайно сказали, что Ангелина была неискушённой. Да и говорить лишний раз о своих впечатлениях и сомнениях стеснялась.
Любила ли?! Наверное, особенно и не задумывалась. Голову вскружил…
И вот случилось! Думаю, понятно… Если кто-то ожидает традиционного «добившись своего, бросил», то не совсем так…
И вот, однажды, проснувшись, поняла Ангелина, что должна стать мамой! О том, чтобы «избавиться», речи быть не могло – она знала, как саму её родила покойная Мария Степановна в самые тяжёлые годы испытаний, никого не послушав. Стыдно было перед памятью родителей! И не только перед ней, конечно…
Избранник принял новость без особого «энтузиазма», но заявление в ЗАГС сразу подали – даже родители его обрадовались, что у их «непутёвого» такая умная невеста. Георгий очень переживал, но ни словом, ни взглядом, ни жестом переживаний своих не показывал – с детства, как мы помним, не привык. А переживал до ран сердечных…
Прошла неделя – и вдруг увидела Ангелина в одном из кафе знакомую фигуру – это был её жених! Он сидел за столом, а рядом девица, весь вид, вся манера разговора и поведения которой воплощали то, что можно выразить одним метким словом – «соблазн». Причём, грубый, неприкрытый, навязчивый! К тому же и он, и «собеседница», явно, успели окаянного зелья принять. А жених Ангелины – отец её носимого под сердцем чада бесстыдно с соблазнительницей флиртовал, периодически произнося весьма не двусмысленные комплименты и протягивая к «соседке» руки, а потом приобнял и поцеловал! …
Увидев невесту, он даже не особенно смутился, а потом сказал, что случайно встретил одноклассницу — и решили просто в кафе посидеть да школьное детство вспомнить. Ничего себе «школьное детство вспомнить»! Если бы Ангелина не пришла, до чего бы, интересно ещё «довспоминались»?! Разве порядочные люди так общаются?!
Ангелина дала жениху пощёчину и выскочила из кафе. Она бежала, не разбирая дороги, чтобы только не догнал, чтобы голоса его не слышать! Словно ушат грязи вылил! Какая низость, какой подлый обман!!! Кому рассказать о случившемся?! …
Только ребёнка своего она всё равно не убьёт – не убьёт ни за что!!! Что делать, обманутая невеста не понимала, не представляла …
В этот момент Ангелину кто-то остановил… Перед ней стоял Георгий…
Опуская все ненужные подробности, скажем, что в тот же вечер Константин, ни словом не упрекнув сестру, проучил мерзавца и запретил приближаться к их семье! Тот ходил, заклеивая синяки, и говорил, как обычно в подобных случаях, что с лестницы упал. Чтобы рассказать кому-то правду — тем более пожаловаться… на такое даже его не хватило! Его родители пытались «конфликт уладить», да их к пережившей такое потрясение Ангелине тоже не подпустили. Раньше сына воспитывать надо было!…
Но самое главное: в тот же день Георгий признался Ангелине в любви и предложил создать с ним семью, стать отцом её будущего ребёнка! ...
Думаю, никто не станет осуждать попавшую в беду неискушённую девушку, в девятнадцать лет оставшуюся без родителей. И Георгий не осудил – простил во имя любви! И ещё: помнил он с детства, что значит спасающее милосердие! Принять такое решение мог только духовно сильный, духовно зрелый человек. Таким и был Георгий, несмотря на молодость — тоже во многом благодаря прекрасной супружеской паре, вырастившей и его самого, и младших брата с сестрою…
В ту ночь увидела Ангелина удивительный сон. Мост, по которому беспрерывно едут машины, рядом железная дорога – пейзаж совсем безрадостный. И вдруг, словно видение, возник перед нею маленький и удивительно красивый храм!
Во сне передвигаешься словно по воздуху – и вот она уже внутри. Два боковых алтаря – а вот главный. Справа удивительный, радостный Образ — Матерь Божия Казанская. Тот самый Образ, пред которым тайно молились покойные родители Мария Степановна и Иван Викторович, о том, чтобы дочь их в этот мир пришла! Ангелина опустилась на колени… О чём молилась, не помнила…
А потом вдруг словно ветром перенесло её на цветущий луг, впереди был ручей, а чуть подальше другой – белый храм с сияющим куполом – такой вроде бы на какой-то картинке в очень старой книге видела. Рядом с храмом, за ручьём, стояли её покойные родители – ещё молодые, красивые – какими были до недуга. Кажется, совсем недалеко – да только не подойти к ним…
Родители ничего не говорили — только смотрели на дочку с любовью и грустью. А потом Иван Викторович сказал, обращаясь к жене: «Вот и дождались мы с тобой внучек». И исчезли, а Ангелина проснулась…
Через месяц они с Георгием расписались – безо всяких торжеств. Конечно, Ксения Ивановна и Григорий Васильевич сначала новостью этой ошарашены были, но лишних вопросов не задавали – понимали, что не просто так. А Георгий как настоящий мужчина сам всё им объяснил — но разговор этот остался тайной…
Совсем скоро стало известно, что и Соня младенца ждёт …
У Ангелины с Георгием родилась дочка Ксеня — Ксения Георгиевна – вылитая мама! Алине оставался последний курс. С Георгием договорились, что пойдёт Ангелина как положено в академический отпуск, а потом доучиваться будет на дневном отделении – супруг на том настоял. С её-то способностями да на заочный!… Он сам семью обеспечить сумеет …
А через два месяца и у Сони с Константином родилась дочь, которую назвали Марией. Иногда молодые мамы по очереди с двумя дочками оставались…
Ксении Ивановне и Григорию Васильевичу было уже далеко за шестьдесят, но они продолжали работать, хоть уже не всю неделю. А свободное время часто проводили с маленькими внучками. Ангелине никогда ненужных вопросов не задавали – не пристало таким людям! У них было две внучки… А всех внуков потом стало семеро …
Ангелина окончила институт с красным дипломом – такая уж в этой семье традиция. Конечно, благодаря помощи мужа и его приёмных родителей. Стала работать преподавателем английского и немецкого языков…
А ещё через два года второго ждали. В то время и брат Георгия Сергей наконец-то женился. Юля — супруга его в художественной школе живопись преподавала. Рожать по срокам выходило ей примерно через месяц после Ангелины.
Когда имена выбирали, встал вопрос – кого Григорием называть, если в обеих семьях мальчики родятся – обе пары очень хотели. Решили, что «Григорий Георгиевич» не слишком благозвучно. А ещё вспомнили рассказ мамы Ксени и папы Гриши об убиенном «за дворянское происхождение» Герое Первой Мировой войны Матвее Алексеевиче. (Думаю, мы не забыли о молодости сестры милосердия Ксении Ивановны)…
Родились сыновья – Матвей Георгиевич и Георгий Сергеевич. Примерно через год у Сони с Константином родился сын, которого нарекли Василием в честь героя Русско-Турецкой войны, одного из тысяч добровольцев – отца Григория Васильевича. (Он скончался за несколько месяцев до «Мирового пожара» 1914 года. В молодости сподобился Василий Лукич увидеть совсем юного Великого Князя, некоторые стихи которого стали почти народными песнями. Василий Лукич всегда с восхищением о нём семье своей рассказывал)…
Второй сын Юлии и Сергея Николай имя своё получил в честь того самого героя-поэта-мученика, в Левашовской пустоши убиенного, о котором всем рассказывал, восторгаясь, Григорий Васильевич и прекрасные стихи которого зазвучали на всю Россию лишь через несколько десятилетий…
И, наконец, когда Ксене было уже двенадцать, а Матвею девять, появился у них брат Иван, наречённый в честь двух героев – Первой Мировой и Великой Отечественной войн. Отца Ксении Ивановны и отца Ангелины и Константина. Один был рождён 21 мая, другой — 9 октября – значит Святой Покровитель их — Евангелист, сказавший миру, что В Начале было Слово. Младенца в честь него крестили…
Через много лет сын Ангелины и Георгия Матвей священником стал. А потом сан священника принял и сын Матвея Кирилл. Началась новая духовная «династия»!
(Причём, не единственная! Но об этом позже).
И началась, во многом благодаря супругам, в далёком сорок пятом принявшим в свой дом троих детей, у которых война отняла родителей. Благодаря военному инженеру Григорию Васильевичу и сестре милосердия Ксении Ивановне, которые и под дулом автоматов безбожных палачей, и в горниле суровых военных испытаний не сломались и сердцем не очерствели. Благодаря истинно русским людям, для которых милосердие не пустое слово! …
А сейчас, прежде, чем продолжить, вспомним сон Ангелины. Увиденный ею храм был только видением?! Отнюдь! Он даже чудесным образом казни от рук безбожных осквернителей избежал! Храм, построенный в честь того Великого Дня, когда пришла в грешный мир Богородица — и дали обет Её благочестивые родители посвятить Младенца Богу! В честь первого после Церковного Новолетия Двунадесятого Праздника!
А приделы в честь Главы Небесного Воинства и в честь Возвестившего Марии Благую Весть…
Лет через двадцать появилась там станция метро, в двадцать первом веке станция соединившего все окраины Москвы Кольца. А тогда была лишь глухая окраина с безрадостным «пейзажем», оживляемым только этим по-домашнему маленьким и удивительно красивым, похожим на чудесное видение храмом, возведённым в честь одного из Богородичных Праздников…
И оказалось вдруг, что Георгий, услышав рассказ невесты, сразу же узнал это святое место! Как-то, ещё учась в институте, поехал он к заболевшему товарищу — и в тех краях оказался. А, возвращаясь, увидел храм …
На всякий случай оглянувшись, снял шапку, быстро перекрестился и зашёл…
Словно по наитию сразу же направился к Чудотворному Казанскому Образу — хоть и был здесь впервые. Икона словно светилась в полумраке храма… Юноша не помнил, о чём молился – он словно пребывал в ином «пространстве» удивительного покоя и внутренней сосредоточенности…
Сколько же здесь образов Её! Некоторые Георгий видел впервые. Донская, Иверская с кровью не щеке, «Утоли моя печали» со свитком, «Нечаянная Радость» со стоящим рядом на коленях кающимся грешником и ещё … какое удивительное название — Скоропослушница!…
Конечно, не был тогда ещё Георгий глубоко верующим и воцерковлённым, но после того дня стал о многом задумываться. О том, например, почему многие русские хирурги молились перед тем, как взять в руки скальпель; о Святых Целителях (уж хотя бы Великомученика Пантелеймона знали, даже в те годы); о том, почему известный хирург стал священником и о многом-многом другом. (Мы уже говорили, что в семьях наших героев о знаменитом Хирурге-Священнике знали)…
Сюда потом приехал Георгий с Ангелиной, здесь крестили всех троих детей, здесь обвенчались, за два года до рождения младшего сына…
Глава шестнадцатая.«Милосердие «по наследству»
А мы пока возвратимся к старшему поколению…
Ксения Ивановна с Григорием Васильевичем, как и сестра её Прасковья Ивановна с Ильёй Егоровичем, прожили очень долгую жизнь, почти до конца сохраняя «подвижность», до конца сохраняя светлый ум. Любовь, вера, доброта, стойкость, готовность прийти на помощь дали нашим героям такие духовные «силы», перед которыми словно «отступала», словно «бежала прочь» физическая немощь!
(Так же достойно, причащаясь Святых Тайн, уходило потом — в начале двадцать первого века и следующее поколение)…
За три дня до кончины вдруг снова увидел во сне Григорий Васильевич Клавдию с дочкой и того светлого мальчика…
Ксения Ивановна пережила супруга лишь на несколько месяцев…
Вдруг после многих лет приснился ей убиенный кровавою властью Матвей и погибший вдали от Родины Георгий. А потом — недавно почивший Григорий Васильевич …
Утром перешла Ксения Ивановна в мир иной…
Прошёл почти год — и вот ещё одно судьбоносное событие…
Была у Софьи сотрудница — тёзка, лет на пять старше, с которой, можно сказать, дружили. Добрая, умная, прекрасный специалист – да только в личной жизни не везло. С первым мужем развелись, детей не было. Когда уже не ожидала найти своё счастье, встретила хорошего человека. Поженились, да только через год погиб он в аварии… Беда не приходит одна — от всех переживаний ребёнка на малом сроке потеряла… Больше никто достойного не встретила…
И вдруг уже под сорок лет родила дочку Дашу. Кто отец, на работе никто не спрашивал, не считал возможным – сотрудники интеллигентные подобрались. Софья Кирилловна (мы помним, что мама Ксеня и папа Гриша тогда, после войны, представились детям двоюродными бабушкой и дедушкой) по мере сил коллеге помогала. Дашу мама не баловала, а воспитывала с любовью. Девочка рано научилась читать, занималась музыкой, в восемь лет начала второй язык учить. И серьёзной была не по годам...
Всё бы неплохо было, да стало у Софьи Георгиевны сердце пошаливать — и вдруг однажды… В институт вызвали скорую… Только до больницы не довезли...
Десятилетняя Даша осталась совсем одна… В тот же день Софья Кирилловна привезла девочку к себе домой – а куда же ей идти?! О том, чтобы муж возражал, даже речи быть не могло. Конечно, были у Даши какие-то родственники, да только обременять себя не хотели – решили девочку в интернат поместить и по очереди навещать. И тогда Софья Кирилловна и Константин Иванович, не раздумывая, оформили над Дашей опеку. И кошку её к себе тоже перевезли – так что стало у них две кошки и собака – да разве это страшно?!…
И всё время оформления девочка у супругов жила. Константин Иванович впервые «воспользовался» свои удостоверением сотрудника МУРа и наградами, чтобы Дашу в детский дом или в интернат не забрали. Как много лет назад Григорий Васильевич, Ксения Ивановна и Степан с Верой, чтобы сирот поскорее к себе забрать…
У старшей дочери супругов Маши были тогда уже муж и маленькая дочка, Георгий институт заканчивал. Решение родителей оба поддержали – ведь был у всех в памяти пример Григория Васильевича и Ксении Ивановны – а значит, по-другому поступить не могли.
Получается, у Ксении Ивановны и Григория Васильевича восемь внуков было…
Через двенадцать лет Даша стала преподавателем французского языка. В конце четвёртого курса вышла замуж за молодого архитектора Виктора. У них дочка Софья и сын Константин. А Виктор – реставратор, восстанавливает порушенные бесами святыни…
Когда Софья Кирилловна и Константин Иванович взяли в свой дом в одночасье осиротевшую Дашу, им было примерно столько же лет, сколько Григорию Васильевичу и Ксении Ивановне, когда пришли они в детский дом. Словно получили супруги милосердие «по наследству» от тех, кто в далёком сорок пятом избавил троих детей от сиротской доли, от тех, кто стал для них мамой Ксеней и папой Гришей…
А сестра Ксении Ивановны Прасковья Ивановна с супругом Ильёй Егоровичем ещё и правнуков увидели.
Вспомним, что Илья Егорович потерял на войне всех – и семья Прасковьи Ивановны стала для него по-настоящему своей. Но не только… Тогда, в Победном сорок пятом, появился у супругов ещё один родной человек…
На следующий день после венчания узнали они, что в Сталинграде во время войны остался совсем один внук троюродного брата Ильи Егоровича — одиннадцатилетний мальчик Тимофей. Ехать за ним надо было непременно обоим – в больнице поняли и пошли навстречу…
Через несколько дней Тимофей был уже с супругами в Москве. Вскоре мальчик стал называть их папой Ильёй и мамой Полей…
Подружился он и с семьёй Марины Николаевны – ведь теперь он вроде как «братом» её стал, хоть и на семнадцать лет моложе. Да это неважно! Братом…
Вот и снова «дальние» стали «ближними» …
Когда Тимофей вырос, стал он врачом. Сразу после института встретил будущую жену Светлану – студентку медицинского института. Тимофей Борисович и Светлана Николаевна всю жизнь работали в скорбных стационарах — по велению души. У обоих в кабинетах стояли спрятанные от постороннего глаза иконы – Всецарица, Святитель Тихон Задонский и Собор Целителей…
Старшего сына назвали Ильёй. Когда родила супруга младшего Егора, её семнадцатилетняя соседка по палате отказалась от «нагулянной» дочки…
Так и появились у Светланы Николаевны и Тимофея Борисовича двойняшки — мальчик и девочка … Дочку назвали очень редким для того времени именем… Прасковья! Конечно же, в честь мамы Поли. …
А старший сын Илья, когда вырос, священником стал…
Папа Илья и мама Поля, как и всё старшее поколение «прабабушек и прадедушек», покинуло земной мир, немного не дожив до «Второго Крещения Руси», не успев увидеть множество восстановленных храмов. Немного не дожили они и до рассекречивания «расстрельных списков», изобличающих кровавые преступления тех, что образ человеческий на «образ» звериный променяли.
Прабабушки и прадедушки лишь успели увидеть, как «затрещала по швам» и рухнула много-много лет казавшаяся незыблемой власть! Власть, что в течение десятилетий «отнимала» у русских, православных людей Бога. Но «отнять» всё-таки не смогла. И прежде всего у таких, как наши герои! ...
_________________________________
Прошло немало лет – и вся Россия вспомнила о Первой Мировой войне в год столетия. Вспомнила о сражавшихся на фронтах героях, многих из которых новая власть уничтожила или предала забвению. По всей стране прошли конференции, симпозиумы, великой дате посвящённые, — и приняли участие в них многие истинно русские люди — от школьников до доживших до глубоких седин ветеранов Великой Отечественной…
В этой семье, как мы помним, были и педагоги, и люди искусства. С трепетом и волнением рассказывали они и об убиенном НКВД герое войны Матвее Алексеевиче, о милосердных сестрах: Пелагее Ивановне и Ксении Ивановне, — и о герое двух войн Григории Васильевиче.
А ещё, конечно, читали стихи Великого Князя, столь искренне сострадавшего простому солдату – измайловцу и воспитавшему достойных сыновей, трое из которых вместе с Княгиней Елизаветой Фёдоровной и инокиней Варварой приняли мученическую кончину от рук захвативших власть бесов. И стихотворение другого русского офицера о том, как вместе с однополчанами увидел он «святую тень» А.В.Суворова. И, конечно, поэта-героя-мученика, в Левашовской пустоши убиенного, его — особенно…
Глава семнадцатая «Возвращение».
А сейчас обратимся к следующему поколению – и снова вспомним семью Марины Николаевны. Мы уже говорили, что старшая дочь её — рождённая в день расстрела отца-священника Евфросиния Александровна стала математиком. Дочь и внучка «врагов народа» поступила в МГУ с первого раза! Это, конечно, — чудо — даже с её блестящими способностями! Несколькими годами раньше было бы это, наверное, совсем невозможно...
И разве не чудо спасение Марины с мамой и маленькой дочкой в ту роковую ночь, когда привезли в больницу «того самого» из НКВД?! Не настигли, не уничтожили бабушку, маму и дочку упивающиеся разгулом плотских страстей палачи! В то время, когда на каждого был «направлен» автомат НКВД, когда жизнь человеческая ценилась меньше «битой посуды», когда предательство стало «формой существования», уберёг Господь не отвернувшихся от Него, не предавших своих близких. Как много веков назад уберёг семерых отроков в Эфесе…
О младшей сестре Евфросинии Александровны – Евдокии Фёдоровне много говорить не будем. Она преподаёт английский и французские языки – иногда — для души — переводит на них русскую классику – И.С.Шмелёва, И.А.Бунина. И даже жития святых.
В тот год, с которого начата повесть, с мужем – физиком (выпускником МИФИ) Юрием Даниловичем отметили они Серебряный юбилей. А за пять лет до того – тоже в год Тысячелетия Крещения Руси — обвенчались супруги в Обители Игумена Земли Русской — Преподобного Сергия Радонежского. Как мама и тётя…
В восемнадцать лет чуть не связала Евдокия Фёдоровна жизнь с недостойным её человеком – уж и заявление в ЗАГС подали — да Господь миловал — жених себя вовремя разоблачил…
А через полгода встретила своего Юрия – Юрия Даниловича. У них дочь Ульяна и сын Андрей…
Когда было Евдокии Фёдоровне сорок четыре года, появилась у них с мужем внучка с удивительным именем Серафима. (Дочка Ульяны).
И сама Евдокия Фёдоровна, и Ульяна Юрьевна мамами стали вскоре после получения дипломов. (Обе – с отличием). Ульяна Юрьевна – историк, теперь работает она в одном из православных изданий…
Только первый муж её разочаровал… Разочаровал безразличием к семье, к тому, что жена — умница, к воспитанию дочки. Разочаровал нежеланием жертвовать своими сиюминутными интересами — как, наверное, и первый муж маминой старшей сестры Евфросинии Александровны. И вообще после рождения дочери почему-то вдруг стал супруг «отводить» женщине весьма незавидное место в жизни – что-то вроде «приложения к мужу», хотя Ульяна Юрьевна была гораздо умнее его. (Раньше, наверное, прикидывался?!)… Такое отношение к женщине – удел ущербных «самцов», вроде небезызвестного булгаковского героя, «сотворённого» из уличного пса…
Вот и подала Ульяна Юрьевна на развод, когда дочке полтора года было… Серафима папой всегда называла маминого второго мужа – Сергея Дмитриевича — преподавателя института, который Ульяна Юрьевна окончила. (Хотя никакого отказа и усыновления не было. Он же растил – вот он и папа!)… Умную, яркую во всех смыслах, творческую студентку с редким именем Ульяна молодой преподаватель заметил давно – да замужем она уже была…
А через год после получения Ульяной Юрьевной диплома случайно встретились. (Неслучайно, стало быть)!
Когда исполнилось Серафиме шесть лет, появился у неё брат — несмотря на все трудности «окаянных девяностых». Нарекли его Николаем – в честь того легендарного кузнеца, защищавшего от осквернителей иконы в любимом сельском храме...
Николай лет в одиннадцать – двенадцать твёрдо решил посвятить себя служению Богу и, когда вырос, поступил в Угрешскую Духовную Семинарию…
Серафима — любимый многими детский доктор и мама двоих детей – мальчика и девочки. Муж её Иван – хирург – «от Бога», как говорят о нём и пациенты, и сотрудники. (Ограничимся именами без отчеств — оба они ещё так молоды – Серафиме двадцать шесть, а Ивану только в следующем году тридцать будет)…
Брат Ульяны Юрьевны Андрей Юрьевич знаменитую «Бауманку» окончил. Там и супругу Дарью Дмитриевну встретил. У них сын и дочь…
И все, как и в семье Евфросинии Александровны, достойные, неравнодушные люди…
А ещё, как мы помним, Храм в Честь Иконы Матери Божией Неопалимая Купина, который ценой своих жизней защищали от осквернителей сельский батюшка Александр, церковный староста – кузнец Николай и благочестивые прихожане, восстановили — тоже в те самые «окаянные девяностые»! У Евдокии Фёдоровны и Юрия Даниловича именно тогда (для христианина ничего случайного не бывает) появилась возможность внести немалое пожертвование, что они с радостью и сделали. Да и все потомки кузнеца — старосты Николая и священника Александра приняли самое активное участие в возрождении Святыни — каждый как мог!.. В тот день, когда собрались в селе в Возрождённой Святыне потомки за веру убиенных, впервые после многолетнего запустения, «безвременья» прозвучало здесь акафистное пение! Молебен с Акафистом в честь Иконы Матери Божией Неопалимая Купина служился рядом с чудом спасённым Образом!..
А потом в Храме построили ещё и два придела – тоже в честь Икон Пресвятой Богородицы – Живоносный Источник и Всепетая…
Что же касается Юрия Даниловича, то, как оказалось, был он не просто истинно русским, православным учёным и человеком. И встреча их с Евдокией Фёдоровной была промыслительной! Но только об этом не сейчас, а когда к финалу приближаться будем…
А о старшей сестре — Евфросинии Александровне мы уже говорили, но всё равно к ней ещё вернёмся – тоже немного позже…
Глава восемнадцатая. «Сплочённые испытанием»
Так получилось, что знакомились мы в основном с родными Алёны, Артёма и Анны со стороны мамы. Пришло время и о папиных вспомнить…
Не отреклась от «врага народа» — священника Иоанна, убиенного в тот же день второго года «пика сталинских репрессий», и его вдова Василиса — «бабушка» Василиса – мама Алёниного отца — преподаватель словесности Василиса Сергеевна…
Происходила она из духовного сословия – священниками были и отец, и родной дядя и дед со стороны отца. Василиса Сергеевна рано родителей лишилась. После их смерти родные без поддержки сироту не оставили – девушка даже высшее образование получить сумела, благодаря своим блестящим способностям и огромному трудолюбию. И замуж за священника вышла – муж её – отец Иоанн служил в одном из уцелевших московских храмов. Понятно, что многие родные Василисы были репрессированы «за происхождение».
А потом, как мы помним, отца Иоанна расстреляли на полигоне смерти близ села Бутово – и осталась двадцатитрёхлетняя Василиса с десятимесячным младенцем на руках.
И тем младенцем был будущий отец Алёны, Анны и Артёма – Дмитрий Иванович.
Оставшиеся в живых родные Василисы как могли, помогали молодой вдове...
Несмотря, на т.н. «прошлое», Василиса Сергеевна всё же была принята преподавателем литературы и русского языка в ФЗУ. Как и у Марины Николаевны, появился у Василисы Сергеевны однажды «ухажёр при власти» — сосед по дому, тоже «предупреждавший и угрожавший». И тоже, неизвестно, чем бы отказ молодой вдовы священника для неё и маленького сына обернулся, да был уже июнь 1941…
Сын Дмитрий пошёл в школу в предпоследний военный год. Семи лет ещё не исполнилось – но был мальчик не по годам умным и развитым. И очень способным.
Почти сразу появился у него друг Володя. Жил Володя с бабушкой – папиной мамой. Мама и бабушка с маминой стороны погибли ещё в первый год войны во время бомбёжки. Чудом уцелевшего, потерявшего сознание мальчика принесла в бомбоубежище посторонняя женщина. На счастье Володи, среди укрывшихся там оказалась и соседка другой его бабушки. (Когда началась бомбёжка, прибежала она с двумя маленькими детьми). Иначе, попал бы Володя в детский дом… А отец его Василий Павлович на фронте был…
С этим удивительным человеком, тоже с очень нелёгкой судьбой, мы познакомимся несколько позже, а пока возвратимся к друзьям – Володе и Дмитрию. Часто бывал Володя дома у своего друга – и мама Димы о нём как могла тоже заботилась. Наверное, в годы войны мыслили иными «категориями», да и Василиса Сергеевна знала, что значит спасающее от беды человеческое участие.
А однажды сказал вдруг Володя, что очень похожа Василиса Сергеевна на его погибшую маму — насколько мог запомнить её ребёнок, которому тогда и четырёх лет не было. А фотография осталась одна – маленькая…
Прогремели Победные залпы – и вскоре вернулся Василий Павлович. Ему почти сразу посчастливилось устроиться на завод по своей специальности химика…
Почти полвека спустя, когда наконец-то будет снят «запрет на чтение», Василий Павлович, будучи уже очень пожилым, прочитал несколько произведений М.А.Булгакова — и среди них не самую, конечно, известную пьесу «Адам и Ева». Но именно она словно «возвратила» нашего героя в реальность тридцатых годов, когда на волосок от гибели были и сам он, и его коллеги-единомышленники.
Созданный писателем образ академика Ефросимова, которого в финале ведут на суд тех, кто «организует человечество» — ведут за нежелание отдать изобретение этим «организаторам» во служение — т.е. «во служение» убийству людей, был удивительно близок самому Василию Павловичу. (Неважно, что пьеса – «ненаучная» фантастика – ведь дело вовсе не в самом изобретении — впрочем, не только здесь).
Конечно, молодые химики – Василий и его друзья — не изобретали никаких «фантастических газов», которые могли бы послужить идее мировой революции, да и были намного моложе «литературного» учёного. Просто самозабвенно трудились, находя радость в служении науке, не особенно думая о «бренных» благах. И мечтали, как часто бывает в молодости, трудом своим сделать жизнь людей хоть немного счастливее. Словно в «эйфории» пребывали. И, как учёный из пьесы, как истинно интеллигентные люди, никакой подлости и в мыслях не допускали…
Неожиданно пришедшая беда вовсе не была, как в пьесе, связана с научными исследованиями – просто, как выяснилось позже, каждому из молодых людей было предложено написать донос на своих коллег. Все отказались…
А потом, разумеется, и Василий, и друзья его были арестованы по сфабрикованному обвинению – дело самое обычное. Якобы молодые ученые какую-то «организацию» в лаборатории создали, где «неизвестно чем занимались». А раз «неизвестно», значит, деятельность их «антисоветская». Вот уж, действительно, как у того же «запрещённого» писателя: решили «такой аппарат сделать, на котором из-под советской власти улететь можно»!!! (Обе пьесы в те годы были уже созданы). Да только не до смеха было…
Когда Василия Павловича уводили, не знал он, вернётся или нет. А жена была беременна. Чудом не потеряла она ребёнка, чудом не родился мальчик мёртвым…
Но Господь уберёг молодых учёных – через полгода обвинение «рассыпалось». Василий Павлович вернулся домой, когда сыну Володе уже три месяца было…
Вскоре началась война — Василий Павлович и друзья его сразу же пошли добровольцами. Они, как и те, о ком мы уже говорили, встали на защиту не чудом не убившей их, бесчеловечной власти, а своей Родины – России, как их предки. Да и сколько таких в сорок первом было! ...
И Василий Павлович, и многие наши герои, за проявленное мужество были награждены несколькими медалями, кто-то и ордена имел…
Преклонение перед военным подвигом для нас само собою разумеется – просто повествование несколько об ином…
А как погибла Володина мама, мы уже знаем…
Когда Василий Павлович вернулся, Володя сразу же рассказал отцу о своём друге и его замечательной маме. Вскоре семьи познакомились – и добрая, красивая Василиса Сергеевна, к которой всем сердцем «прикипел» сын, сразу же вошла в сердце и вернувшегося с войны отца. А ещё сближала их во многом похожая пережитая трагедия...
Понятно, что вскоре Дмитрий и Василий стали не только друзьями, но и братьями. Многие даже двойняшками их считали – действительно, были мальчики чем-то похожи. И своего «нового» брата Володя был старше всего на три месяца.
Да и вообще, Брат — понятие, которое тоже гораздо больше кровного родства… Снова невольно вспоминается евангельская притча…
А ещё – всех восхищало, что у родителей почти «одинаковые» имена — Василий и Василиса!…
Когда было братьям двенадцать лет, появилась в семье маленькая сестрёнка Зоя — имя, которой значит «Жизнь». Все её, конечно, очень любили…
За два года до рождения дочки обвенчались родители в том же знаменитом храме небесно голубого цвета — Богоявленском Соборе в Елохове. …
Глава девятнадцатая. «Желание дарить любовь».
Мы вовсе не случайно рассказываем о «корнях» Алёны — и не только потому, что были предки её достойными, истинно русскими, много пережившими и выстоявшими в суровых испытаниях людьми. А почему ещё…узнаем уже совсем скоро…
Итак, от поколений прабабушек и прадедушек, бабушек и дедушек снова возвращаемся к Алёниным родителям, тётям и дядям…
Как мы помним, отец её Дмитрий Иванович был преподавателем военной академии. А брат его Владимир словно воплотил свою детскую мечту о космосе – в космос не полетел, но с космосом была связана его работа инженера. С женой Олесей воспитали трёх детей. Олеся Игоревна, как и Василиса Сергеевна, — преподаватель литературы….
Эту женщину Владимир не раз встречал на улице – наверное, жила неподалёку. Была она, конечно, красивой, но всё же главным было какое-то незримое, исходившее от неё обаяние. А ещё была она чем-то похожа на Василису Сергеевну в молодости (как потом оказалось, не только — внешне) и на погибшую маму Володи, какой он её запомнил…
Когда всё-таки набравшись смелости, преодолевая стеснение, решил Владимир найти предлог и заговорить, увидел обручальное кольцо… Молодой человек мысленно «позавидовал» счастливцу – и больше старался об этой прекрасной, но недосягаемой женщине не думать…
Прошло немного времени — и вот однажды вдруг столкнулись они в автобусе – ехала она с двумя маленькими дочками. Так получилось, что при выходе из автобуса помог Володя детям – и тут увидел, что кольца на безымянном пальце незнакомки нет. Потом слово за слово – как-то само получилось, что проводил их до дома. И Олеся – так звали прекрасную незнакомку — рассказала, как однажды придя с детьми домой, застала мужа с любовницей! Нет, не беседу коллег за чашкой чая, а именно то, о чём в приличном обществе вслух не говорят… Никаких объяснений и извинений Олеся слушать не стала – указала на дверь и больше не приняла…
Владимир был поражён, что можно так семьёй не дорожить! Сам он за год до этой чудесной встречи с женщиной своей мечты разорвал помолвку с невестой, которую увидел целующейся с другим. Она жениха даже не сразу заметила! А ведь уже заявление подали, к свадьбе готовились. Понятно, что никакая свадьба не состоялась – и с бывшей невестой Владимир больше никогда не виделся. (Некоторое время спустя она от будущего ребёнка избавилась! Только Владимир был уже ни при чём) …
Говорить о том, что вскоре стал Володя мужем Олеси, наверное, незачем. Свадьбы как таковой и не было – не хотели. Сначала перед регистрацией пошли в ближайший храм, а потом поехали в Храм Преображения Господня, что в нескольких трамвайных остановках от станции метро, от этого же Праздника названной, и договорились, что через две недели обвенчаются. Так и сделали. Этот удивительный, маленький, деревянный цвета утренней зари храм сумел устоять под ударом «безбожных» таранов даже в самые суровые дни гонений…
Дочки Олеси – четырёхлетняя Маша и трёхлетняя Настя Володю приняли, потому что был добрым и искренним. И животных любил.
Приняли Олесю с дочками и родители Володи – Василиса Сергеевна и Василий Павлович – а как же не принять?!
Кровный же «отец» Маши и Насти отцом настоящим никогда по сути не был. Вроде бы и детей хотел – да только повзрослеть по-настоящему «не успел». А сколько нервов отнял, пока на развод наконец-то согласился! ...
Бывают же такие «мужчины», что совершив прелюбодеяние, начинают «оправдываться» якобы «изначальной полигамностью»! А то ещё и жену обвиняют, что мало внимания уделяет – оттого и пошёл искать его «на стороне». Бывший Олесин муж до подобной «аргументации» додуматься, наверное, ещё не успел — а ведь бывает такое – и, к сожалению, нередко. Видимо, духовно, нравственно взрослеть «упорно» не хотят. Так «удобнее»…
И ещё — что же тогда получается: смертный грех стал нормой жизни и «представители» т.н. «сильного пола» заранее душу дьяволу продали?!
А омерзительнее всего, что ещё отцовством «прикрываться» начинают. Да разве может быть хорошо детям, растущим во лжи, рядом со ставшим нормой грехом, в семье, где умерло доверие?! …
Конечно же, Владимир такой «жизненной позиции» не разделял! Как и все остальные в этой большой, истинно русской семье…
Когда девочки уже в школе учились, появился у них маленький брат Костя – и было трогательно смотреть, как заботились о нём старшие сестрёнки.
Через много лет называть дедушкой Владимира Васильевича станут дети всех троих…
Наверное, и в этой семье кто-то посвятил себя служению Богу и Церкви, став священником?! Да, выросший младший брат Костя – отец Константин…
Глава двадцатая.«Единство в служении»
А теперь снова вспомним, что когда братьям Владимиру и Дмитрию было двенадцать лет, появилась у них сестра Зоя. Жизнь её сложилась поистине удивительно…
Зоя – Зоя Васильевна умеет играть на двух инструментах и обладает вокальным талантом. Работала в музыкальной школе – потом стала преподавать церковное пение в семинарии Николо-Перервинской Обители. (Там же, как мы уже говорили, стал работать и муж её племянницы Анны Михаил — преподаватель философии)…
Будучи ещё студенткой, соединила Зоя жизнь свою с молодым хирургом Арсением, только что окончившим институт. Однажды рассказал супруг об удивительно докторе, спасшем немало жизней и во время Великой Отечественной войны, и до войны, и после. О докторе, ставшем священником ещё в годы гонений на Церковь. Много лет спустя был Врач-Архиепископ причислен к Лику Святых. А тогда имя его мало кто знал. Только, наверное, помнят все, что слухами земля полнится – пусть и шёпотом. А в этом случае — уже «вполголоса»…
Отец Арсения Иван Михайлович – тоже врач был лично знаком с будущим Святым Доктором. Один раз, незадолго до преставления Врача-Архиепископа, посчастливилось увидеть его и тринадцатилетнему Арсению. (Кстати, о хирурге, ставшем священником, знали и родные Алёниной мамы — сёстры милосердия Прасковья Ивановна, Ксения Ивановна, и Марина Николаевна, о которых мы уже столько говорили).
И выбор профессии был сделан юношей во многом в память о той незабываемой встрече. И не только профессии врача…
Не тратя лишних слов, скажем главное: в двадцать восемь лет решил Арсений стать священником — и Зоя в этом судьбоносном решении мужа всецело поддержала! А навыки целителя тоже не раз помогали — но сейчас не об этом.
А несколькими годами раньше, вскоре после свадьбы, обвенчались супруги в Обители Преподобного Сергия. (Как мы помним, освящали свой брак все наши герои – конечно же, почти тайно. Времена такие были! Да только всё равно освящали. И об Обители Преподобного Сергия многие так или иначе знали)…
Арсений был рукоположен в то время, когда уже стали неприглядной страницей истории массовые большевистские репрессии — в том числе — против духовенства, «безбожная» пятилетка и громогласные заявления Хрущёва «показать последнего попа». Однако были ещё годы т.н. «застоя» — гонений не столь яростных. И решение семьи посвятить себя служению Церкви, конечно, шокировало многих знакомых и даже некоторых родственников. Нашлись и такие, что с супругами и их родителями демонстративно общаться перестали. (Как же, а вдруг неприятности на службе будут?! И вообще, это не «по-советски» — «ведь они же пионерами и комсомольцами были»! И «с ума что ли он сошёл — ему такую карьеру хирурга предрекали»)…
Да только не семьи Арсения и Зои — мы ведь помним, что даже в годы разгула безбожия от убиенных служителей гонимой Церкви никто не отрёкся…
Кстати, следует добавить, что в годы т.н. «Перестройки», узнав об отказе президента СССР вести диалог с Церковью, иерей Арсений сказал своим близким, что вверг этим неразумный правитель Россию в пучину бед, нестроений, братоубийства. Потому что без Бога, без Церкви ничего хорошего в России свершаться не может – да и не только в России… Продолжать эту мысль незачем – всё на наших глазах свершалось – и по-иному быть не могло.
Просто хотелось бы немного вспомнить перевернувшее многие и многие жизни время. Нет, речь не об экономике, кооперативах, и даже не о том, что людей «бросили в море без спасательного круга» на выживание. В контексте данного повествования было бы это слишком примитивно. Речь о духовной «гнили», вдруг «потекшей из прорвавшихся труб». Отец Арсений, как мы уже поняли, увидел первопричину и неотвратимые последствия – большинство же из нас тогда с ужасом смотрело новости об идущей почти повсюду «гражданской войне». (Наверное, можно было и без кавычек – просто, чтобы исторической путаницы не было). Но дело не только в этом. Давайте вспомним, что стало звучать со сцены – и как стал «соответствовать» текстам, которые язык не повернётся стихами назвать, внешний вид исполнителей! Кстати, и «тексты» слушать большинство тоже уже перестало.
А видеосалоны, цель которых, наверное, можно назвать одним словом – «разврат»!!! Тоже «долой стыд», только что обнажёнными и перевязанными богомерзкими «лозунгами», как после октябрьского переворота, не ходили. По-иному «призывали» — да суть от того не меняете! Неужели, побывав вместе в таком «салоне», можно с человеком дальше общаться, можно в глаза друг другу смотреть?! Думаю, теперь всё это слишком очевидно! А тогда?! …
Мы говорим об этих столь неприглядных явлениях прежде всего потому, что помним: в этой семье было немало тех, которые жизнь свою посвятили литературе, музыке, живописи, включая педагогов. А «одноклеточных шариковых» — прошу извинения, но точнее не скажешь – в семье не было. И все взрослые люди понимали, что всё тогда с Россией происходящее, — духовная катастрофа. Да и подростки понимать начинали...
Теперь – с высоты лет, услышав иногда «творения» некоторых групп, по которым, «перестраиваясь», многие с ума сходили, невольно понимаешь: так долго продолжаться не могло! Нельзя «построить фундамент» на желании разрушать, на «псевдосвободе», на ежедневном «фарсе», заменившем настоящую жизнь. А Истинной Свободы без укоренённой веками нравственности, без духовного начала нет и быть не может! Пора бы, наконец, понять…
Невольно вспоминаются строки Князя — Философа, которого тоже, наверное, можно назвать мучеником или исповедником (Прошу прощения – не по канону), написанные после окаянного семнадцатого: «Когда смертное сгорает, вечно живое остаётся». Вот и «сгорели» — иногда в прямом смысле – кооперативные палатки, видеосалоны и сделанные неизвестно из чего конфеты. И в самые «бандитские» годы стала, несмотря на неимоверные трудности, возрождаться Матерь-Церковь! Неслучайно ещё в начале повествования вспомнили мы о Шестисотлетии со Дня Преставления Преподобного Сергия Радонежского!
Рассуждать об этом можно очень-очень долго — только повествование прежде всего о хороших людях…
В то время, когда приняли супруги решение посвятить себя Церкви (Именно, супруги – вместе, как было уже сказано), были ещё годы т.н. «застоя». Зоя, как мы помним, преподавала в музыкальной школе. Конечно, люди, связанные с искусством, даже тогда «идеологизированы» были меньше, чем, например, учителя обычных школ. Сказала же ещё в годы советской идеологии преподаватель консерватории первокурсницам, что без знаний Библии невозможно с творчеством И.С.Баха работать. Кто бы спорил?! И не только великого И.С. Баха! И в музыкальной школе большинство преподавателей служило прежде всего музыке, а не идеологии «партии и правительства».
Только директор была из т.н. «старых», к тому же, не имеющая семьи и одержимая смертным грехом зависти. Позвала она к себе молодого творческого учителя — любимицу детей Зою Васильевну и потребовала заявление об уходе, — потому что «не нужна в советской школе попадья». Зоя Васильевна писать заявление отказалась – и со стороны директора началась откровенная «травля». Дошло до вышестоящего начальства – и директор поддержки не получила – слишком глупо всё выглядело. Короче, после многолетнего пребывания на посту директора уволиться пришлось ей самой — не надо зла людям делать – оно непременно вернётся…
Но принимавшая всё близко к сердцу Зоя потеряла ребёнка — на третьем месяце. Супруги к тому времени прожили почти пять лет, а детей всё не было – и вот наконец долгожданное чадо, кажется, даже двое… И их больше нет – и, возможно, больше никогда никого не будет…
Невольно возникает вопрос — вопрос очень страшный: разве не «сродни» та, что возненавидела прекрасного педагога за веру, тем палачам, что, упиваясь ненавистью и безраздельной властью, стреляли прежде всего в духовенство?! Разве не похожа она на тех, что цинично предрекали смерть детям священников?! Наконец, чем лучше она тех, которые в том – втором году «пика» сталинских репрессий разом отняли у сестры милосердия Марины и мужа, и отца, и новорожденную дочку?! Конечно, «сродни», «похожа» и «не лучше»! …
Супруги усердно молились, уповая на волю Божию! И чудо свершилось! …
Через два года, когда было Зое уже почти двадцать семь, на свет появился долгожданный младенец — сын, которого как положено через сорок дней крестили — в Честь Святого Равноапостольного Кирилла – «славян просветителя», как пел народ о нём и его Святом Брате! А через два часа после появления на свет мальчика привезла скорая помощь совсем молодую роженицу, представить которую в роли матери было очень-очень трудно… Приехала в Москву работать на фабрике, познакомилась с парнем…
А когда тот узнал о беременности «подруги», его и след простыл.
Одна, без поддержки, мать далеко – да и дочерью не очень интересуется, потому что частенько тянет к «окаянному зелью». А отца никогда и не было… У юной лимитчицы родились девочки-двойняшки – одна с тёмно — карими, другая с тёмно-синими глазами…. Т.н. «мамаша» от дочек тут же отказалась…
А потом… Всех удивляло, что у Зои с Арсением родилась тройня – мальчик и две девочки – ведь случай один на несколько тысяч, да и вроде бы живота особенно большого не было, и врачи тройню – даже двойню не «предрекали». Но ведь тогда ещё не было ультразвукового обследования…
Об удочерении знали только Зоя и Арсений – такое всем говорить незачем. Девочек вместе с братом через сорок дней крестили — в Честь Древних Святых Великомучениц Варвары и Татианы.
Молодым родителям повезло. Хоть и в конце семидесятых Служителей Церкви «не жаловали», только решавшие судьбу девочек в органах опеки оказались людьми порядочными, понимающими, что бессердечно, бесчеловечно, безнравственно отправлять новорожденных в детский дом, если есть возможность избавить их от сиротской доли. Да и родились двойняшки всего через два часа после родного сына матушки Зои и отца Арсения. (А решавшие тогда судьбу девочек инспекторы стали искренне верующими, воцерковлёнными людьми. А одна из них до старости в храме трудилась — свечи и духовную литературу продавала)…
Бабушки и дедушки с обеих сторон, конечно, о чём-то догадывались, но мысли свои никогда не «озвучивали». Они только молились за детей и внуков. И любили всех троих одинаково. А как же может быть иначе, если мы людьми называемся?! …
Прочли стихотворение или рассказ???
Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.
И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!
