Сквер

Сквер был не из тех, что мало изменились с позапрошловековых времён, и этим радовали взор традиционно воспринимающих, чувствующих, мыслящих городских эстетов. Которым обязательно нужны скамейки с чугунным витым каркасом, старинные фонари, и по центру небольшой фонтан, оформленный в старинном романтическом стиле.

Сквер был современный, продвинутый. Он появился на месте бывшей советской зоны отдыха с деревьями, клумбами, скамейками, дорожками и киоском Союзпечати по центру. В конце восьмидесятых пенсионеры и мамы с младенцами в колясках были вытеснены алко-нарко-бомжами и неформалами. Скамейки, клумбы, дорожки, мусорные урны уравнялись по своему функционалу. Киоск Союзпечати опустел, и густо покрылся матюками на русском и английском, неформальскими граффити и прочими то ли стилизованными, то ли хитро-иероглифическими надписями, смысл которых никто не мог распознать.

К середине девяностых коммунальщики зачистили остров перестройки, свободы и гласности. Вернувши урнам монополию на их естественный функционал, власти решили, что пора здесь с чистого листа что-то как в цивилизованном мире начинать. И из этого цивилизованного мира был срочно приглашен какой-то гуру художественных инсталляций.

Чтобы доперестройщину ничего не напоминало, вместо парковых скамеек с удобными спинками по периметру разместили какие-то стилизованные пеньки колоды и брёвна с нулевой эргономичностью. Дорожки, как закрепощающий фактор, исчезли. Клумбы тоже были заменены чем-то более раскрепощающим. А центром композиции стало убойно раскрепощающее детище заморского гуру инсталляций. Огромный шаровидно раздувшийся паук, властно распростёрший вокруг себя множество длиннющих то ли лап, то ли щупалец, выражая этим самым идею всеохватывающего, тотального от чего-то там освобождения.

В десятках метров от сквера располагался вуз, пока ещё стойко отбивающийся от штурмующих орд арендовзятелей, пара техникумов, сдавшихся напору рынка, и пустивших к себе частные структуры, обучающие чему-то трудно переводимому с английского на местный диалект. С вуза, техникумов, разбросанных по кварталу офисов к скверу на обеденный перерыв стекалась смешанная тусовка студенчества и молодого офисного планктона.

Как-то заглянула туда пустившаяся в церковно-карьерный рост молодая прихожанка церкви с весёлым названием «ХРИСТОВЫЙ ДРАЙВ». Пастор обещал девушке, что если она к концу недели приведёт ещё человек пять, … Одним словом, девушке позарез нужно было обратить на себя внимание. Она ходила среди расслабляющейся молодёжи, и настойчиво рекламировала тёплую, душевную атмосферу, которая ждёт всех в актовом зале д.к. некого сгинувшего в небытие предприятия, где обосновалась её церковь. Когда духовные пряники закончились, девушка перешла к духовному кнуту:

– Как вы можете от Христа отворачиваться?! Вы что себе думаете?! Враг рода человеческого ходит рыкающе….

Один из лыбящихся парней наконец-то развернулся в её сторону:

– Какой враг? А, этот, как его, Дьявол? Так я вчера его видел. Выпили, классно покорешались. ВОТ ТАКОЙ пацан!

Тусовка хором с экспансивной громогласностью заржала. Девушка, ни капли не смутившись, компанейски хихикала и весело вертела головой. Вдруг она заметила человека, издали наблюдавшего за сценой, и метнулась к нему:

– Заходите к нам в субботу, у нас такая тёплая, душевная атмосфера, вот вам адрес… в субботу в 18:00 ….

Человек молча отвернулся от неё, и скорым шагом удалился в ближайший переулок. Проповедница вернулась к скверу и продолжила заискивающе лыбиться всем в глаза. Надо же хорошим человеком быть, позитив поддерживать.

За несколько лет до этого дня, когда на месте продвинутой инсталляции ещё стоял разрисованный киоск Союзпечати, видимо хороший человек, некий студент рассказывал собеседнику, как выбирал другу пепельницу в подарок на день рождения. Как ходил по знаменитому Спуску, и плевался в сторону раскладок, где пепельницы были с декоративными лепными финтифлюшками, или в строгой благородной эстетике декоративного камня. С финтифлюшками ясно – часто безвкусица. Но почему этому новому типу людей тогда была омерзительна благородная эстетика – одному Богу известно. Одному Богу известно, почему тот парень, как он сам признавался, был в восторге и неописуемой радости, когда нашел андеграундную пепельницу в виде человеческого лица. Где окурки тушатся и бросаются в широко разинутый рот.

Убежав в переулок от ходячей карикатуры на христианство и паукообразного символа непонятно от чего и ради чего свободы, человек, сбавив шаг, продолжал обдумывать всплывший в памяти давний эпизод с пепельницей.

Но пора было уже прекращать. Усилием воли он возвращал себя в состояние, которое в христианстве называют духовным бодрствованием. В этом состоянии ещё можно наслаждаться величием творения, но ни в коем случае нельзя думать о примерах его несовершенства.

Был разгар осени. Приближаясь к ботаническому саду, человек предвкушал благодать соединения небесного с земным. Тогда он открыл её для себя. И позже, каждый год в листопад заходил через белую монументальную арку в аллею между садом и университетским корпусом. Идешь, и чувствуешь себя как в величественном коридоре с овитыми золотом стенами, янтарными витражами. Изумительные визуальные ощущения дополняются ароматом листвы и бодрящей душу прохладой. Листва под ногами как золото благоухающего ковра, по которому ты ступаешь вперёд, и одновременно вверх, в небо. Ведь в конце коридора, над оформляющими выход белыми колоннами, на фоне облачно обрамлённой небесной бесконечности вырастает Владимирский собор. И здесь земля встречается с небом. Благодать земной красы творения с небесной, храмовой благодатью, исцеляющей людские души.

В те времена, и позже, пока ещё можно было, человек часто посещал эти места, собор. Не жил как воцерковленный, с причастием, соблюдением обрядов. Переступал порог храма не как прихожанин. И, в то же время, не как праздный зевака. В глубочайшей сосредоточенности духа, оставляя всё мирское за порогом. Заходил ради ощущения духоподъёмности церковных служб и глубокого внутреннего ощущения молитвы у храмовых икон. Отчётливо ощущал, как это ему помогает, поддерживает желание избавиться от недостатков. Церковную жизнь он видел лишь в этом ракурсе. Духоподъёмность литургии, молитвы, потом выходишь из храма, и чувствуешь себя преображенным, хочешь быть лучше. Хочешь не терять приобретённое в храме состояние духовного бодрствования, усилием возвращать его себе в последующие дни. Хочешь лишь наслаждаться величием творения, не раздражаясь примерами его несовершенства.

Человек часто задерживался в тех городских кварталах, где его всегда привлекал визуальный уют неотреставрированных старинных улочек. Небольших скверов, аллей, парков, сквозь кроны которых видны старинные фасады. Где первозданность природы, от близкого кругозора, до взошедшей над фасадами ранней луны, удивительно сочетается с городской стариной, порожденной творческими силами живого человеческого духа прошлых непродвинутых эпох. Когда люди без продвинутых искажений понимали, что людское, что приемлемо, что добро, и что же, в конце концов, представляет собою настоящая человеческая свобода.

Киев. 05.11.2020