Требуется номер

Екатерина Петровна Скрябина ещё с юности носила громоздкие, доводящие иного кавалера до белого каления очки. И, то ли от этого, то ли потому что она не могла вести интеллектуальный разговор, а может быть просто потому что была очень высокой и не складной, в 35 лет она была одна. Ни мужа, ни детей. Ни даже кошки. Ко всем прочим бедам на её жизненном пути прибавлялась ещё и хроническая аллергия на кошачью шерсть. А собак она просто не любила. Рыбок она не уважала, черепах не переносила, прочую живность боялась.

Сев в своё любимое  кресло перед телевизором она смотрела на чужую жизнь. Казалось, что она побывала во всех странах, о которых так с аппетитом рассказывал ведущий. Она принимала все позы, которые ей советовали в программе по основам йоги. И даже могла похвастаться фирменным рецептом запечённых тефтелей. Как их готовить она узнала из кулинарного шоу «Пока все ели…». Но никому об этом не говорила. Да и говорить было особо некому. На кошек у неё была аллергия, собак она боялась, а рыбки у неё не приживались.
«Для работы в новом спектакле театра «Венчура» требуется молодая девушка, высокая, с четкими чертами лица, приятной фигурой» — продекламировал диктор. После этого шло краткое описание театра, хорошего коллектива и высокой зарплаты. Так же говорилось о ежегодных гастролях. В конце диктор несколько раз повторил контактный телефон.

— Алло, здравствуйте! – в трубке, после небольшой паузы, послышался молодой женский голос.
— Слушаю вас – слегка заспанным баритоном отозвался мужской
— Я бы хотела попробовать поработать у вас в театре! Как это возможно устроить? – почти задыхаясь от представления будущего успеха разом выпалила Екатерина Петровна.
— Хм, судя по голосу, Вы весьма привлекательной наружности – сделал тактичный комплимент мужчина на том конце провода – приходите завтра в 7, адрес я скину смс-кой.

Первый раз в первый класс! Как это трогательно, когда ты идёшь, такой маленький человечек. С букетом цветов с бабушкиного огорода в одной руке и мешком со сменкой в другой. За спиной у тебя долгих 6 лет спокойной жизни и новенький рюкзак. Тебя вчера подстригли, с утра подровняли ногти. Выглаженная  и брюки в стрелку. Всё это немного велико, но никак не мешает тебе изучать своё новое состояние. А для учителя? Для которого это было тоже в первый раз. Первый раз и первый класс. Ужасно страшно! У него за плечами нет ни нового рюкзака. Ни беззаботных шести или семи лет. Там за спиной долгие годы учёбы. Дети. Они же такие хорошие, красивые. С цветами и бантами. И от учителя зависит как сложится их дальнейшая жизнь. А если они что-то не поймут. А если что-то не усвоят?! Как хорошо было бы на заводе или в хлебопекарне. Сделала брак – он ушёл на переработку. Сразу понятно что батон не имеет правильной формы, железная заготовка не проходит по габаритам. И всё. Есть даже специальные нормы по браку. А здесь – как понять совершил ты ошибку или нет? Правильно ты поставил двойку или нужно было просто ещё раз объяснить по-другому? И какова норма брака по выпуску из школы?

Екатерина Петровна помнит своё первое сентября. И свой первый урок. И свою первую двойку. Не свою, конечно, а того озорного и светловолосого мальчика Просковина. Да. Он сейчас видный человек в городе. Заместитель Мэра. Вот и думай тут правильно ли поставила ему двойку?

Да. Кошек она не любила. Рыбок она боялась, а к собакам испытывала смешанные чувства. Но детей она очень любила. Дети не вызывают ни аллергии, ни страха, ни утомления. Она могла до вечера оставаться в школе, объясняя ребятам, как устроена наша жизнь. И они её любили. В отличие от кошек, которые её не замечали. Дети не видели ни этих громоздких очков, ни эту странную фигуру, которая становилась ещё более странной, когда облачалась в эти немыслимые платья. С какими-то вечными цветами, ветвями, узорами.

7 часов было на экране старенького смартфона. Небольшая трещина на стекле никак не мешала в использовании этого устройства. Она уже и не помнила, откуда эта трещина вообще взялась. Возможно она появилась тут после того, как она пыталась отогнать стаю собак, рычащую на неё, когда она возвращалась домой в зимних сумерках. Она кинула свой жужащий телефон куда-то туда, в середину собачьей банды. Кажется попала в одну.

— О, милая дама! Я Вас себе такой и представлял – растёкся в улыбке усатый баритон – прошу Вас, пройдитесь ещё немного. Да да, вот так! Покрутитесь, милочка. Восхитительно! – баритон зааплодировал – Вы нам подходите!
Екатерина Петровна чуть не потеряла сознание от этих слов. Она присела на краешек глубокого бархатного полудивана-полукресла. Кровь била в самые виски.
— Ну что Вы, милочка. Может быть немного воды? Или чего покрепче? Жень, принеси шампанского! Нам надо это отметить! – крикнул толстяк куда-то в соседнюю комнату.
— Но… — пыталась было возразить Екатерина Петровна
— Никаких «но», я угощаю! – улыбка буквально разделила лицо усача на две равные половины. Которое и так было разделено усами. Но когда он улыбался усы прятались за широкими, пухлыми губами.

Екатерина Петровна с трудом понимала текст контракта. Прочитала его мельком, кое-как расписалась. По всему выходило, что через неделю ей надлежало явиться на её первую репетицию. И репетировать она должна была три раза в неделю. Это помимо игры в спектаклях, которые проходили два раза в неделю. Толстая кипа бумаги, которую Сергей Львович именовал «пьеской» едва поместилась в сумке, которую он снисходительно презентовал новой артистке. Это была красивая, бархатистая сумка, с длинными ручками и двумя вышитыми котами. Чёрным с одной стороны и белым с другой. Но она их заметила только придя домой. Это были первые кошки в её доме. Потому как она их не любила. На собак у неё была аллергия, а рыбок она просто не переносила.

Она играла молодую учительницу. Строгую, но справедливую. В учениках у неё были все возраста. Особенно выделялся лысоватый дедушка с плохим слухом и отличным обонянием. Ещё была маленькая девочка с рыжими кудрями и кривыми ножками. Россыпь веснушек покрывал всё её лицо. Екатерина Петровна учила их жизни. Они учили её актёрскому мастерству, улыбкам, слезам. Спектакль имел большой успех. Аллергия на цветы внезапно испарилась и в её доме каждый день были новые букеты. С кошками она помирилась, дворовых собак перестала подкармливать, рыбу выбирала только свежую. Если у неё оставались силы и время чтобы готовить. А их практически никогда не было. Ни времени, ни сил. Зато были дети. На этот раз уже свои. И муж. Тоже свой. Родной, домашний. Который, вместо аллергии, вызывал чувство глубочайшего почтения и любви.

И было её первое сентября. И её парикмахерские, её успокаивающие речи, уговоры и доводы в пользу коротких и аккуратных ногтей. И её волнение. И её доверие той учительнице, которой она передавала своего первого сына. У которого не было аллергии ни на канареек, ни на хомяков. Поэтому в их доме было много клеток, разного корма, различных расчёсок и поводков. Когда он получит свою первую двойку и кем он станет ей было не известно. Так же как и не понятно в каком году он заведёт свою первую кошку. И когда будет его первое сентября или первый выход на сцену. Или первый бракованный батон хлеба. Ничего этого ей было не известно и не нужно знать. Было первое сентября. А завтра она вновь будет на сцене.