Двадцать пятый — год Змеи. Страх чистейшей пробы — Напряглись друзья мои Офидиофобы. Я ей тоже про «лав ю» Петь не стану оду. Чужестранную змею К будущему году Подогнал опять Китай — Дар с алиэкспресса? Мол, встречай и почитай… Столько интереса К ней — ну просто чудеса! У славян, похоже, То ли Шершень, то ль Оса (Жалящие тоже, Хоть змее и не родня) Не в чести сегодня? Непонятна для меня В праздник новогодний Поклоненья суета Тиграм и драконам, Обезьянам… Неспроста, По каким законам? Сроду в нашей полосе Не водились эти. Значит, Шершню (иль Осе) В двадцать пятом лете (Наш, славянский, разве плох Символ?) власть и славу Уходящий Тёмный Сох Передаст по праву.
Небо в окне озарил фейерверка букет. С места срывает желанья шального торнадо И окунает двоих в белизну снегопада, Давний народно-застольный поправ этикет.
Пир с оливье не для нас. Поиграем в снежки! Смех пробирается струйкой бодрящей за ворот. Сотнями окон мигая, завидует город, Как мы беспечно юны и влюблённо близки.
Вечер декабрьский восторженно-сказочно тих. Белым комочком сорвётся в ладони случайно С ветки мохнатой желанная зимняя тайна — Ангел обнимет крылом белоснежным двоих.
Время сыграет прощальный аккорд декабря, Белые нотки снежинок безмолвных читая, И, салютуя, огней разноцветная стая Вспыхнет над полночью, в праздничном небе паря.
Гулких последних мгновений торжественный счёт. Праздник торопит, и пробка в сугроб улетает. С пенными сладкими брызгами радостно тает Вкусом хмельным поцелуй на губах. Новый год!
Хвоинкой не вздрогнет сосна, будто впавшая в кому. Светло и нарядно вокруг. Пребелым-пребело. Пороша мягка. И вольготно трусишке косому. И ёлочке маленькой в шубке мохнатой тепло.
Суки распростёрли дубы, чародеи-шаманы, В поклоне застыл скособоченный пень-долговяз. У крошки сосёныша снегом набиты карманы — Не выпрямить спинку, в сугробе по пояс увяз.
Валежник у тропки звериной причудливой кучей. Роятся фантазии, в чащу пытаясь увлечь. Комок шаловливый, сорвавшись с макушки колючей, Смахнул меховую горжетку с берёзкиных плеч.
Из гущи кустов можжевеловых свежесть струится, Хрустальный — душистей и легче озёрного — бриз. Приветствуя солнце, в ветвях зазвенела синица, Над просекой полдень пятном желтоватым повис.
Откликнулся ворон отрывистым «карр». И с азартом Вступил в перекличку размеренным гулким «тук-тук» Проснувшийся дятел. И словно повеяло мартом В недвижность январскую. Всё задышало вокруг.
В руке рыжеватых малиновых прутиков пара. Хмельной аромат синевы над колдуньей-сосной Подарит под вечер горячая кружка отвара Целебной и благостной магии зимней лесной.
Чистейшей первозданной белизной, Пушистой, словно шубка у кота, На время отменяя все цвета, Зима к ногам ложится. Ей со мной Теперь дружить до марта. На двоих Делить ее безмолвие снегов, Покой речных уснувших берегов И мой в бессонье выстраданный стих.
Зиме писать узоры на окне, Шальной пургой носиться по двору. А мне дорожки чистить поутру. И мчаться по сверкающей лыжне Туда, где от мороза воздух пьян, Где пьёт лазурь небесную сосна, Читать следов звериных письмена, Впечатанные в звонкий наст полян.
Кормить синиц. И снежных баб лепить С морковными носами. А потом У печки греться вечером с котом И тёплый взвар малинниковый пить.
Зима. Нарядно-бел и свеж рассвет. На вишне два залётных снегиря. Немой восторг. Ложится первый след На первую страницу декабря.
Как всегда, проводила меня за ворота, Долго-долго махала, прощаясь, рукой. Взгляд твой память хранит, словно старое фото — Будто вспомнить пыталась про важное что-то, Будто знала, что встречи не будет другой.
Как всегда, у ворот обняла на прощанье И слезу, как обычно, пыталась сдержать. Был похож этот взгляд на минуту молчанья… Улыбнулась в ответ на моё обещанье Постараться почаще к тебе приезжать.
И осталась стоять на холодной тропинке Средь сугробов высоких в пальто нараспах… И, кружась, опускались слепые снежинки, На глазах превращаясь в грустинки-слезинки, И светились надеждой в седых волосах.
Мы не знали, что встречи-то жизнь сосчитала И черту подвела… Дожидались весны. Я утраты и боли больнее не знала: В этот раз я тебя навсегда провожала, Чтоб оставить одну посреди тишины.
Я к тебе приезжаю… кресту поклониться. Постою, помолчу. Много вёсен подряд Не проводишь уже до ворот. Только снится Мамин голос, снежинка-слеза на реснице И прощальный тоской переполненный взгляд.
Веду внучат к погосту за деревнею. Всего верста — по клеверным полям идти Легко под голос бабушкиной памяти — Историю по детской мерке древнюю.
Увы, до века яндекс карт в компьютере Две груши-дички дедовы не дожили. По воле человеческой ли, божьей ли, Следа не отыскать Дроздова хутора… Креста-могилы прадеда убитого Не сохранило время-лихолетие — Бессильны гугл и знайка-википедия. Подстерегли в лесу Семёна «сытого» Голодные… Повёз пшеницу к мельнику. А к ночи прибрела с пустой телегою К подворью без него кобылка пегая. В орешнике ли, в кущах можжевельника Нашлось ему пристанище кровавое… За два мешка муки… в бесхлебье вешнее… В затылок топором… Свои же, здешние… Простил господь ли им дела неправые…
Сама уводит к роще густоклёновой Седая память. Нет сомнений, надо ли. Там где-то в детстве дички-груши падали В подол девчонке, правнучке Семёновой.
Уже декабрь. И ждётся чуда. Не упустить волшебный миг, Когда неведомо откуда Слетит к тебе на воротник Пушистый крохотный комочек. И ты, дыханье затая, С восторгом в сонме белых точек Читаешь тайну бытия, А может, даже мирозданья? Увы, откроется едва ль… Снежинки — нежные созданья — Сплетаясь в плотную вуаль, Соткать торопятся в полёте Наряд кисейный для земли. Зима её озябшей плоти И шуб меха, и хрустали Сосулек-льдинок, и ажуры Морозных фресок на окне, И настов звонких кракелюры Подарит. Но потом. А мне Не упустить бы миг чудесный: Поправ хандры-унынья хтонь, Лучистой звёздочкой небесной Присядет радость на ладонь.
Небо поднимается с земли Радугой улыбчивой цветною Ввысь, навстречу солнечному зною. В роскоши лазурной корабли Белых облаков плывут вдали. Нежатся, купаются в тепле, Пьют янтарный эль зари закатной. И дорожкой радужной обратной В звончатых дождинок хрустале Небо опускается к земле.
Так было нежно, мило, хорошо. Искрило сквозь сирени жарким светом, Клубнично-сладко пахло знойным летом, И дождь — слепой июльский дождь пошёл. Прозрачным водяным карандашом Чертились по стеклу диагонали. А мы смеялись, и стихи читали, И пили сладких губ хмельной крюшон. Но так случилось — наше хорошо Растаяло, как градинка в ладошке. Ещё сверкали капли на окошке, И радуга цвела. А ты ушёл.
Затоптан в грязь ковёр листвяный ломкий. Давно распевки птичьи не слышны. И шарятся угрюмые потёмки Весь день в кустах сиреней вдоль стены. Изношены ромашковые ситцы — Лужайка в бурой горестной чадре. В саду расселись нотками синицы На грушевых ветвях: ля-до-ми-ре… Симфонии предзимней партитура Мудрёная читается с трудом. Фальшивит ветер. Шепчет морось хмуро, Сбивая с лада. Сыро. Зябко. В дом.
Согреет чай с малиновым вареньем. В печи огонь, задумчиво гудя, Запляшет по берёзовым поленьям Под шорох заунывного дождя. И будет шебуршать в углу мышонок, А за подушкой Сёмка-домовой Пыхтеть-сопеть-вздыхать, зевать спросонок. И стих неровной строчкой черновой Скользнёт на лист… К окну жасминный кустик Приник продрогшим худеньким плечом. Ноябрь. Пора дождей, раздумий, грусти. Унылых строк и мыслей ни о чём.
Видно, небу наскучило плакать. Над домом Заблестела звезда. Приморозило слякоть. Плащом невесомым — Над землёй холода. Синевою хрустящей укутанный вечер. В бахроме провода. Пустотой обнимают усталые плечи Холода. Холода…
Так бывает. Мелькнёт златокрылою птицей Светлый май вдоль зари, И потянутся серой глухой вереницей Без конца ноябри. Стаи дремлющих туч. В полумрак моросящий Город жжёт фонари. Всё студёней ветра. Всё бессонницы чаще. Холода. Ноябри.
Затерялось моё бесприютное счастье В ноябрях без следа. И пора бы привыкнуть: на смену ненастью — Холода.
У народа в моде.
Знай читай да юмори!
Получилось вроде?
Коль умеет лаять сох )))
Страх чистейшей пробы —
Напряглись друзья мои
Офидиофобы.
Я ей тоже про «лав ю»
Петь не стану оду.
Чужестранную змею
К будущему году
Подогнал опять Китай —
Дар с алиэкспресса?
Мол, встречай и почитай…
Столько интереса
К ней — ну просто чудеса!
У славян, похоже,
То ли Шершень, то ль Оса
(Жалящие тоже,
Хоть змее и не родня)
Не в чести сегодня?
Непонятна для меня
В праздник новогодний
Поклоненья суета
Тиграм и драконам,
Обезьянам… Неспроста,
По каким законам?
Сроду в нашей полосе
Не водились эти.
Значит, Шершню (иль Осе)
В двадцать пятом лете
(Наш, славянский, разве плох
Символ?) власть и славу
Уходящий Тёмный Сох
Передаст по праву.
С лица привычные обиды…
От чувств осталась только треть —
Не вечны даже пирамиды…
А если всё начать с нуля,
Простить, вернуться, возродиться…
Ведь возрождаются поля!
Ведь помнят путь обратный птицы!
А если мы… ещё хоть раз
Поверим рук теплу и взглядам,
Наивно-юных вспомним нас,
Счастливых только вместе-рядом?
А может, просто… повзрослеть
Да жить, не вороша былого,
И быть ответственными впредь
За всуе сказанное слово…
Небо в окне озарил фейерверка букет.
С места срывает желанья шального торнадо
И окунает двоих в белизну снегопада,
Давний народно-застольный поправ этикет.
Пир с оливье не для нас. Поиграем в снежки!
Смех пробирается струйкой бодрящей за ворот.
Сотнями окон мигая, завидует город,
Как мы беспечно юны и влюблённо близки.
Вечер декабрьский восторженно-сказочно тих.
Белым комочком сорвётся в ладони случайно
С ветки мохнатой желанная зимняя тайна —
Ангел обнимет крылом белоснежным двоих.
Время сыграет прощальный аккорд декабря,
Белые нотки снежинок безмолвных читая,
И, салютуя, огней разноцветная стая
Вспыхнет над полночью, в праздничном небе паря.
Гулких последних мгновений торжественный счёт.
Праздник торопит, и пробка в сугроб улетает.
С пенными сладкими брызгами радостно тает
Вкусом хмельным поцелуй на губах. Новый год!
Хвоинкой не вздрогнет сосна, будто впавшая в кому.
Светло и нарядно вокруг. Пребелым-пребело.
Пороша мягка. И вольготно трусишке косому.
И ёлочке маленькой в шубке мохнатой тепло.
Суки распростёрли дубы, чародеи-шаманы,
В поклоне застыл скособоченный пень-долговяз.
У крошки сосёныша снегом набиты карманы —
Не выпрямить спинку, в сугробе по пояс увяз.
Валежник у тропки звериной причудливой кучей.
Роятся фантазии, в чащу пытаясь увлечь.
Комок шаловливый, сорвавшись с макушки колючей,
Смахнул меховую горжетку с берёзкиных плеч.
Из гущи кустов можжевеловых свежесть струится,
Хрустальный — душистей и легче озёрного — бриз.
Приветствуя солнце, в ветвях зазвенела синица,
Над просекой полдень пятном желтоватым повис.
Откликнулся ворон отрывистым «карр». И с азартом
Вступил в перекличку размеренным гулким «тук-тук»
Проснувшийся дятел. И словно повеяло мартом
В недвижность январскую. Всё задышало вокруг.
В руке рыжеватых малиновых прутиков пара.
Хмельной аромат синевы над колдуньей-сосной
Подарит под вечер горячая кружка отвара
Целебной и благостной магии зимней лесной.
Пушистой, словно шубка у кота,
На время отменяя все цвета,
Зима к ногам ложится. Ей со мной
Теперь дружить до марта. На двоих
Делить ее безмолвие снегов,
Покой речных уснувших берегов
И мой в бессонье выстраданный стих.
Зиме писать узоры на окне,
Шальной пургой носиться по двору.
А мне дорожки чистить поутру.
И мчаться по сверкающей лыжне
Туда, где от мороза воздух пьян,
Где пьёт лазурь небесную сосна,
Читать следов звериных письмена,
Впечатанные в звонкий наст полян.
Кормить синиц. И снежных баб лепить
С морковными носами. А потом
У печки греться вечером с котом
И тёплый взвар малинниковый пить.
Зима. Нарядно-бел и свеж рассвет.
На вишне два залётных снегиря.
Немой восторг.
Ложится первый след
На первую страницу декабря.
Как всегда, проводила меня за ворота,
Долго-долго махала, прощаясь, рукой.
Взгляд твой память хранит, словно старое фото —
Будто вспомнить пыталась про важное что-то,
Будто знала, что встречи не будет другой.
Как всегда, у ворот обняла на прощанье
И слезу, как обычно, пыталась сдержать.
Был похож этот взгляд на минуту молчанья…
Улыбнулась в ответ на моё обещанье
Постараться почаще к тебе приезжать.
И осталась стоять на холодной тропинке
Средь сугробов высоких в пальто нараспах…
И, кружась, опускались слепые снежинки,
На глазах превращаясь в грустинки-слезинки,
И светились надеждой в седых волосах.
Мы не знали, что встречи-то жизнь сосчитала
И черту подвела… Дожидались весны.
Я утраты и боли больнее не знала:
В этот раз я тебя навсегда провожала,
Чтоб оставить одну посреди тишины.
Я к тебе приезжаю… кресту поклониться.
Постою, помолчу. Много вёсен подряд
Не проводишь уже до ворот. Только снится
Мамин голос, снежинка-слеза на реснице
И прощальный тоской переполненный взгляд.
Веду внучат к погосту за деревнею.
Всего верста — по клеверным полям идти
Легко под голос бабушкиной памяти —
Историю по детской мерке древнюю.
Увы, до века яндекс карт в компьютере
Две груши-дички дедовы не дожили.
По воле человеческой ли, божьей ли,
Следа не отыскать Дроздова хутора…
Креста-могилы прадеда убитого
Не сохранило время-лихолетие —
Бессильны гугл и знайка-википедия.
Подстерегли в лесу Семёна «сытого»
Голодные… Повёз пшеницу к мельнику.
А к ночи прибрела с пустой телегою
К подворью без него кобылка пегая.
В орешнике ли, в кущах можжевельника
Нашлось ему пристанище кровавое…
За два мешка муки… в бесхлебье вешнее…
В затылок топором… Свои же, здешние…
Простил господь ли им дела неправые…
Сама уводит к роще густоклёновой
Седая память. Нет сомнений, надо ли.
Там где-то в детстве дички-груши падали
В подол девчонке, правнучке Семёновой.
Уже декабрь. И ждётся чуда.
Не упустить волшебный миг,
Когда неведомо откуда
Слетит к тебе на воротник
Пушистый крохотный комочек.
И ты, дыханье затая,
С восторгом в сонме белых точек
Читаешь тайну бытия,
А может, даже мирозданья?
Увы, откроется едва ль…
Снежинки — нежные созданья —
Сплетаясь в плотную вуаль,
Соткать торопятся в полёте
Наряд кисейный для земли.
Зима её озябшей плоти
И шуб меха, и хрустали
Сосулек-льдинок, и ажуры
Морозных фресок на окне,
И настов звонких кракелюры
Подарит. Но потом. А мне
Не упустить бы миг чудесный:
Поправ хандры-унынья хтонь,
Лучистой звёздочкой небесной
Присядет радость на ладонь.
Радугой улыбчивой цветною
Ввысь, навстречу солнечному зною.
В роскоши лазурной корабли
Белых облаков плывут вдали.
Нежатся, купаются в тепле,
Пьют янтарный эль зари закатной.
И дорожкой радужной обратной
В звончатых дождинок хрустале
Небо опускается к земле.
Первый снег. Рябиновая дрожь.
Под ногой на белом брызги алые.
Ни к чему признанья запоздалые,
Ложью разукрашенные сплошь.
Не хочу. Не верю. Не могу.
Было да ушло — не настоящее.
Осень расписалась уходящая
Многоточьем ягод на снегу.
И наступит завтра — се ля ви,
И двоих признает нас неправыми,
Каплями рябиново-кровавыми
Отмеряя время нелюбви.
Красное на белом. Неспроста
От тебя свободной зиму праздную.
Отвергаю суетность напрасную.
Начинаю с чистого листа.
Недвижные кроны слив.
Поникшие плети ив.
Промокших сиреней дрожь.
Заплаканный вечер. Тишь.
И слякоть — такой пустяк,
Когда позабыть — никак.
Отпустишь, поймешь, простишь.
Но как разлюбить, скажи…
Не зная куда бредёшь.
Смывает нелепый дождь
Цветные остатки лжи.
И куполом чёрным зонт.
И сер беспросветно мир.
Не штопают в чувствах дыр,
Любовь не сдают в ремонт.
По пятнам холодных луж
Проводят в последний путь.
Прости. Отпусти. Забудь
Усталую песню душ.
Ненастьем засеян сплошь
Бесцветного неба свод.
А ты… улыбнись. Пройдёт
И осень, и грусть. И дождь.
Искрило сквозь сирени жарким светом,
Клубнично-сладко пахло знойным летом,
И дождь — слепой июльский дождь пошёл.
Прозрачным водяным карандашом
Чертились по стеклу диагонали.
А мы смеялись, и стихи читали,
И пили сладких губ хмельной крюшон.
Но так случилось — наше хорошо
Растаяло, как градинка в ладошке.
Ещё сверкали капли на окошке,
И радуга цвела. А ты ушёл.
Затоптан в грязь ковёр листвяный ломкий.
Давно распевки птичьи не слышны.
И шарятся угрюмые потёмки
Весь день в кустах сиреней вдоль стены.
Изношены ромашковые ситцы —
Лужайка в бурой горестной чадре.
В саду расселись нотками синицы
На грушевых ветвях: ля-до-ми-ре…
Симфонии предзимней партитура
Мудрёная читается с трудом.
Фальшивит ветер. Шепчет морось хмуро,
Сбивая с лада. Сыро. Зябко. В дом.
Согреет чай с малиновым вареньем.
В печи огонь, задумчиво гудя,
Запляшет по берёзовым поленьям
Под шорох заунывного дождя.
И будет шебуршать в углу мышонок,
А за подушкой Сёмка-домовой
Пыхтеть-сопеть-вздыхать, зевать спросонок.
И стих неровной строчкой черновой
Скользнёт на лист…
К окну жасминный кустик
Приник продрогшим худеньким плечом.
Ноябрь. Пора дождей, раздумий, грусти.
Унылых строк и мыслей ни о чём.
Видно, небу наскучило плакать. Над домом
Заблестела звезда.
Приморозило слякоть. Плащом невесомым —
Над землёй холода.
Синевою хрустящей укутанный вечер.
В бахроме провода.
Пустотой обнимают усталые плечи
Холода. Холода…
Так бывает. Мелькнёт златокрылою птицей
Светлый май вдоль зари,
И потянутся серой глухой вереницей
Без конца ноябри.
Стаи дремлющих туч. В полумрак моросящий
Город жжёт фонари.
Всё студёней ветра. Всё бессонницы чаще.
Холода. Ноябри.
Затерялось моё бесприютное счастье
В ноябрях без следа.
И пора бы привыкнуть: на смену ненастью —
Холода.