Charles Malone

«Сонная сказка»

Капризные крошечные человечки в забавных костюмах не давали заснуть никому. Своим визгом они оберегали крепость ото сна.
Сегодня они путали шерсть огромного чудовища, которого, как и их собственно, было сложно заметить в слабом отблеске огня.
Нечто мифическое творилось в маленьких сосудиках сердца той, которая нам пока ещё не знакома и вот уже почти чуть-чуть и никогда не станет таковой. Вот здесь, прямо вот тут спит огромное и мягкое, греющее и наполняющее её сильными негативными эмоциями и чувствами существо. Оно слегка ворчало во сне, пока ему путали шерсть малюсенькие вредители. Они и сами явно нервничали.
Выпускали полусонное чудище только с наступлением темноты. Днём же оно всегда крепко спало.
Разбудить его означало накликать ворох неприятных событий на деревушку вокруг замка. Люди встретившись лицом к лицу с этим кошмаром сходили с ума. Сначала они нервничали, затем не находили себе места и в конце концов они усыхали всего лишь за две ночи.
Быстро было построено и заполнено ветхое кладбище. Их редко опускали под землю, обычно оставляя на поверхности в стеклянных гробах. В деревне верили, что с наступлением темноты, когда морской воздух становился ощутимее и красота полей наполняла их души, их родные и близкие напитаются каждой своей клеточкой радостью и счастьем и, возможно, проснутся.
В самом дальнем уголке, поближе к воде, была недавно вскопана сырая земля, туда ещё не успели отнести из замка самого близкого человечка чудищу. Девочку, которую понимала и держалась сильнее всех, спав рядом с ним и греясь о его мягкую шкуру.
Его животная любовь оберегала её, поэтому она не усохла. Сначала её тянуло спать, и она часто зевала, крошечные вредные человечки щипали её, но и они не доглядели и она уснула. Никто не знал, что же ей сниться, но вся деревня надеялась, что её сны оберегает высшая сила и не даёт проникнуть кошмарам в эту маленькую светленькую головку. Никто не спешил её хоронить, но и убивать монстра никому не пришло на ум. В народе ходила легенда, что если оно перестанет сеять горе в души людей, которые его видят, то девочке хватит сил проснуться.

«Очерк из детства»

Чтобы Вы понимали, я не сбегаю, я просто бегу.
Упрямство — первый признак внутренней направленности на достижение цели, но если бы этой черты было меньше, я смог бы стать счастливым.
В солнечные дни во всех комнатах кружила Царица Пыль. У неё был своеобразный обряд вздыматься ввысь, быстро менять своё положение и медленно спускаться вниз.
Мы с детьми на мгновение становились ею. Сначала вверх поднимались простыни, затем пыль и мы с назначенных мест. Быстро двигая руками, мы менялись местами и затихали у самого пола.
«Я-пыль, я-пыль, я-пыль!», — кричал я, но по факту это не совсем являлось правдой.
Этим особенным летом в природе было много натурального движения. Я внимательно наблюдал за камышами у дома. Они были чем-то расстроены и не хотели вести со мной диалог, но зная о их меланхолии, я спрятался за каменным забором и полностью смог раскрыть их секреты.
Занятия танцами мне нравились всегда, но учителя будто бы не слышали мои замечания по нашей программе и когда других детей хвалили, я не понимал, как они могут выполнять команды для животных. Эти грубые однообразные крики пугали их и мне казалось, что только страх играл роль в воспитании.
Мой отец часто приходил к нам посмотреть на наши успехи. Обводя нас пристальным взглядом, он меньше всего смотрел на меня. Иногда я подглядывал в ключную скважину, чтобы проверить не говорил ли он с моими учителями и могу сказать, что что-то во мне замирало, ведь они говорили обо мне, а по его лицу можно было понять, что он был разочарован.
Вскоре меня отдали в музыкальный класс, и это стало для меня невероятной трагедией, ведь вся природа молчала… Как же я мог петь? Но меня заставляли пропевать странные звуки. Ответы я попытался найти в роще. Летели часы, становилось темно, светло, тепло и холодно, но я смотрел, а оказалось, что нужно было слушать.
Шелест листвы, капли дождя, шуршание травы — были единственными звуками в округе. Оказалось существа населяющие окрестности также говорят! Правда, они не столь многословны. Естественно, на уроках я воспроизводил звуки, которые услышал в лесу.
«Он безнадежен и мы не можем исправить его поведение. Поговорите с ним, пожалуйста.». Мой отец зашел ко мне в комнату и сказал лишь одну вещь: — «Если ты начнешь слушаться учителей, то лучше поймешь поступки природы.».
Я был обижен и оскорблен, ведь я понимаю её! Только я понимаю, остальные же даже не обращают внимания.
Тогда его слова меня разозлили и я затаил обиду.

Посижу я у Фонтанки
Перед речкою родной.
Вижу лодки, вижу пьянки
Ведь сегодня выходной.
Рядом улица шальная,
Заводя людей играя
Песней старой удалой.
Вижу парень молодой,
Лёгкой быстренькой походкой
Не спешит идти домой.
А вода течет спокойно.
Не шумит и не блестит,
Ведь по вечеру легонько
Гаснут тихо мирно дни.
Одиноко и беспечно
Начинается с утра
Новый круг у жизни вечной,
Что завётся «колея».
Завтра снова на работу,
Позабыв о мостовых.
Побреду я по брущатке
О Фонтанке позабыв.

Избегая пророчеств фортуны, позабыв начертанный путь,
Шёл по берегу бухты пират, не давая себе отдохнуть.
Длинный путь его протянулся сквозь хрупкие дюны песка.
Без воды, без еды и без сил шёл вперёд он и снова назад.

В душной дымке зари до заката стелился густой туман.
Ниспадал он за месяцы те, что скитался в пути капитан.
За скалою торчала мачта, в ожидании тяжком томясь.
Ржавеющий якорь в море надеясь со дна поднять.

В окнах мерцали огни тюремных промозглых кают,
Спрятав чудовищ в них, исторгающих бешенный гул.
Вопли боли, печали, обид звенели цепями оков,
Доносившись эхом едва ли до старых седых берегов.

Солнца света не видно ни зги, наступила полярная ночь,
И казалось что путь колеёй потянувшись ведёт его прочь.
Молясь, умолял он старцев, пустить его к палубам,
Где в сырых погребах ночевали жертвы пиратских забав.

Крик издавая истошный из утробного лона глубин,
Бродил тот пират по суше, печалью свой век окропив.
Проклятье его заключалось всего лишь в одной беде,
Вернуться он побоялся к истинному себе.