Тень

Люблю я по кладбищу ночью бродить.
Зря люди боятся туда приходить!
Здесь вечно царят тишина и уют,
Неясные тени безмолвно снуют.

— Постой, задержись чуть, печальная тень,
Не скоро наступит губительный день.
Успеешь обратно в могилу сойти,
Не будет помехи на этом пути.

Ответь мне, пожалуйста, грустная тень,
Какую печаль ты несешь по сей день?
И сколько же лет, а может веков
Ты бродишь одна между плит и крестов?

И кем ты была и зачем-почему
Тебя тут оставили мерзнуть одну?
Я знаю, как эта земля холодна –
Лежать в ней не радость, а мука одна!

Быть может когда-то, при солнечном свете,
Ты мчалась на бал в золоченой карете.
Или по парку неспешно гуляла
И чьи-то стихи упоенно читала?

А может на шпагах дралась на дуэли,
И на камзоле раны алели,
Когда секунданты тебя уносили,
И жизнь сохранить тебе Бога просили?

Ни слова в ответ не сказала она,
Лишь только вздохнула и в землю сошла.

Я утром увидел, не сразу, потом,
Что ночь простоял у могилы с крестом,
Где надписи временем стерты с плиты,
А вместо цветов все покрыли кусты.

С тех пор, очень часто сюда прихожу,
И ночью и днем вдоль могилок брожу,
И долго стою у могилы с крестом,
Где время все надписи смыло дождем!

Мне мнится, что я под плитою лежу,
Безмолвную тень день и ночь сторожу.
И вновь выхожу вдоль могилок гулять,
И тень ту безмолвную тщетно искать.

Евпатий

Давно это было, еще при Царе-батюшке. В Москве жил мальчик, Евпатий. Назвали его в честь богатыря Евпатия Коловрата. Думали, что и он будет таким же могучим. Но Евпатий родился хиленьким, да еще во время родов что-то случилось с суставом, из-за чего правая ножка была слегка вывернута, отставала в росте и Евпатий заметно хромал. Известно, что дети для насмешек выбирают слабых и недужных, посему, в школе Евпатию приходилось каждый день терпеть насмешки и неудачные шутки своих однокашников. Понятно, что и друзей у него не было.

Единственной отдушиной для Евпатия были прогулки по Ваганьковскому кладбищу, куда он пристрастился заходить после уроков по дороге домой. Ему нравилось бродить в тишине среди могил, рассматривать могильные камни, читать надписи на них, представляя, как выглядели и что собой представляли при жизни, лежащие под землей люди. Все его школьные обиды постепенно отодвигались и уходили куда-то далеко-далеко.

Однажды, во время такой прогулки, Евпатий наткнулся на могилу десятилетнего Антоши Тизикова. Евпатию тоже было десять лет, поэтому он заинтересовался могилкой, которая была совсем не ухожена. Может быть, родители Антоши умерли или уехали в другой город – мало ли, как бывает.
Евпатий почувствовал какую-то симпатию к Антоше, перелез через покосившуюся оградку и стал выпалывать сорную траву, заполонившую весь участочек. Затем он пошел к служителям кладбища попросить лопату, чтобы выправить могилку. Лопату ему дали очень неохотно, потому, как боялись, что он потом бросит ее незнамо-где и уйдет домой. После длительных клятв и заверений, лопату он всё же получил. Позже, закончив работу и вернув лопату, Евпатий, уставший, но в отличном настроении отправился домой, решив теперь отыскивать заброшенные могилки и прибирать их.

С тех пор, так и повелось. Лопату ему стали давать по первой просьбе и даже выделили самую легкую. Однажды, когда он трудился над очередной могилкой, подошла женщина в траурной одежде, поздоровалась и остановилась. Разговорившись, Евпатий рассказал, чем занимается, и выказал сожаление, что нельзя узнать, почему некоторые могилки заброшены, и очень жаль, что нельзя поговорить с погребенными, узнать их историю и судьбу.

Женщина с траурной вуалью внимательно посмотрела на него, подошла ближе и положила левую ладонь ему на голову. Что-то пошептав, она убрала руку и тихо сказав: «Теперь сможешь», повернулась и неспешно пошла дальше.

Евпатий хотел окликнуть ее, чтобы спросить, что именно он теперь сможет, но постеснялся.

Вскоре, закончив прибираться, он постоял около могилки, остался доволен результатом и сам себе сказал:

— Ну вот, теперь хорошо стало.

— Спасибо-о! — глухо и протяжно донеслось из-под земли. – Спасибо тебе, Евпаша-а.

Евпатий так испугался, что чуть было не упал в обморок. Ноги перестали держать его, и он сел на землю отдышаться. Голос больше не звучал. Евпатий побоялся что-либо спрашивать, и когда ноги окрепли, поднялся и тихонько, бочком-бочком двинулся к выходу, а потом припустился вприпрыжку домой, припадая на правую ногу. Несколько дней не ходил Евпатий на кладбище – боялся, а потом решил, что если раньше с ним ничего не случилось, то почему теперь должно и пошёл.

Придя к могилке, из которой к нему обратились прошлый раз — а это была могилка коллежского асессора Калямина, он поздоровался и спросил:

— Как поживаете?

В ответ услышал слегка хрипловатый смех:

— Евпаша-а! У нас лучше спросить – как полёживаете?! Спасибо, ничего. Тесновато только, надоедает на спине лежать, а ворочаться неудобно. Надо бы гробы пошире делать. Ну, да пока гробовщики на себе не прочувствуют – не поймут, а когда прочувствуют – поздно будет.

— А что с Вашими родственниками? Почему они давно к Вам не приходили? Умерли? — спросил Евпатий.

— Да нет. Живы все. Только обида у них на меня. Я ведь все свое имущество на ипподроме проиграл. Здесь, недалеко. Не сразу, конечно, постепенно. Оставил их нищими, а сам преставился.

— И никак нельзя им помочь? — спросил Евпатий.

— Можно. Здесь, на кладбище, много зарытых кладов. Есть клады, которые принадлежат здешним захороненным, есть – захороненным в других местах. Эти клады держат около себя души хозяев и не дают им упокоиться. Все клады строго охраняются этими душами, и забрать их, не накликав на себя большой беды, нельзя. Но можно забрать, если предварительно заказать молитву об упокоении душ хозяев клада. Тогда души упокоятся, и клад их отпустит. Так вот, ближе к западному концу кладбища растет самая высокая сосна. С северной стороны ее закопана шкатулка, в которой лежит часть добычи, собранной еще лет сто назад лихими людьми: Степаном, Иваном и Сидором. Их поймали, казнили. Но часть награбленного они закопали здесь. С тех пор каждую ночь их души прилетают сюда и охраняют сокровище. Прошу тебя, оставь записочку об упокоении рабов божиих Степана, Ивана и Сидора, а на следующий день сходи и выкопай сундучок. Треть возьми себе, а остальное отнеси моему семейству. Адрес я тебе дам.

Так Евпатий и поступил. Только не стал брать треть, а взял всего лишь несколько вещиц и отдал их матери – семья его не была богатой и денег на жизнь хватало только в обрез.

Полученное сокровище не испортило Евпатия, он, как и раньше, продолжать ухаживать за брошенными могилками и, частенько, подолгу разговаривал с упокоенными. Скоро слух о нем разнесся по всему кладбищу, и он стал всеобщим любимцем, а когда проходил по кладбищенским аллеям, то со всех сторон из-под земли к нему неслись приветствия от упокоенных и он шел, как сквозь строй, кланяясь по сторонам и здороваясь.

Работа на свежем воздухе постепенно давала свои результаты – он окреп, почти перестал болеть. Беседы с усопшими делали его взрослее, меняя отношение к жизни — он стал лучше учиться и постепенно становился одним из лучших учеников класса. Насмешки и глупые шутки в его адрес со стороны однокашников почти прекратились.

Так прошло пару лет и однажды, когда Евпатий благоустраивал очередную могилку, к нему подошла та самая женщина с траурной вуалью. Евпатий постарался быстрее встать и искренне начал благодарить ее за бесценный дар, но она молча подошла ближе, как и в прошлый раз, положила ему руку на голову и что-то прошептала. Потом повернулась и пошла прочь. Евпатий решил догнать ее и досказать слова своей благодарности. Он побежал за ней вприпрыжку…., нет, не вприпрыжку, а так, как бегают совершенно здоровые люди, не отставляя в сторону свою правую ногу! От неожиданности он остановился, чтобы лучше осознать происшедшее. В это время женщина тоже остановилась, повернулась, и ему показалось, что она ему улыбнулась сквозь вуаль, затем исчезла. Слезы брызнули из глаз Евпатия. Постояв немного, он пошел могилке Антоши Тизикова, упал на нее, обняв руками, и долго лежал, вспоминая прошедшие годы. Потом встал, поклонился могилке в пояс и, не прихрамывая, пошел домой.

Склеп

Много лет назад, еще при Царе-батюшке, жили-были три мужика: Пахомыч, Евсей и Митрофан. Жили они трудно, потому как земли у них не было и кормились тем, что прихватывали у других то, что плохо лежало.

Вот, сидят они как-то в трактире, попивают водочку, обсуждают свое житьё-бытьё, а Пахомыч и говорит, что, мол, давеча на Ваганьковском кладбище похоронили графиню Барятинскую, известную богачку и любительницу драгоценностей, и что на пальцах у покойницы (Царствие ей небесное!) камней-самоцветов на огромные тыщи! И этих тыщ вполне хватило бы им троим на многие годы. А нужно-то только и всего, что ночью прийти на кладбище, пробраться в семейный склеп и снять с вельможных ручек покойницы несколько колечек и браслетов!

Понятное дело, что двое остальных поначалу страшно возмутились и, истово крестясь и поминая Создателя, категорически отвергли такое изуверское предложение! Но потом, правда, не сразу, под парами вкусной Смирновской водки, решили, что деваться некуда — надо кормиться самим и кормить свои многодетные семейства — и залезать в склеп придётся. Оговорили, какой инструмент с собой взять и назначили датой экспроприации завтрашнюю ночь. Чего тянуть-то, а то еще, чего доброго, другие графиню обчистят.

Вечером следующего дня, перед закрытием кладбища, они затаились среди могил, стараясь не попасться сторожу на глаза. Так и прождали, пока совсем не стемнело, и можно было идти к склепу. Луна пряталась за тучами и едва-едва освещала правую сторону склепа. Сердца у новоявленных могильщиков трепыхались, как тряпочные. Еще бы – ведь не каждый день приходится выкапывать и обирать покойников, да еще тайно, в темноте. Если поймают, то без каторги не обойдётся. Мужики тряслись, как осиновые листья, но старались держаться молодцами и присели от страха лишь когда Пахомыч, вставив ломик под плиту склепа, поднажал, и она, приподнимаясь, жалобно скрипнула.

— Помочь? — услышали они незнакомый, слегка надтреснутый голос. — Или сами управитесь?

Рядом стоял мужчина в офицерской форме. Лицо в темноте трудно было разглядеть, но было оно, вроде бы, белое и слегка сморщенное. Да, собственно, кому было разглядывать? Мужики стояли не живы, не мертвы, в состоянии близком к глубокому обмороку. Хотели было броситься бежать, но ноги и руки совершенно не двигались.

— Чего же вы испугались, господа? Не бойтесь, я вам вреда не причиню. Мне нужно лишь один перстень с черным камнем с безымянного пальца графини, а все остальное – ваше. — Продолжил незнакомец.

Довольно много времени прошло, пока мужики немного успокоились и приступили к выполнению того, зачем, собственно, и пришли. Плита была очень тяжелая, и пришлось двигать ее втроем – меньшим числом не получилось бы. В склепе стояло несколько гробов, но гроб графини сразу бросался в глаза – он был новый. Сама графиня, одетая в черное платье и тонкие черные перчатки, пока еще выглядела неплохо, правда, по склепу уже начал распространяться сладковатый запах тления. На пальцах, поверх перчаток, были надеты кольца и перстни, в том числе с черным камнем на безымянном пальце. Незнакомец сразу же бросился к правой руке графини и схватил ее, чтобы снять перстень. Но ладонь графини, лежащая на груди, вдруг сжалась в крепкий кулачок! Незнакомец двумя руками постарался разжать эту руку и стащить с пальца перстень, но рука графини сжалась еще крепче и вдруг неожиданно вывернулась в кукиш! Незнакомец закричал от злости, еще крепче вцепился в руку графини и стал трясти ее, пытаясь оторвать от тела и выпрямить пальцы. Все тело графини сотрясалось. Вдруг рот ее открылся и из горла стал вырываться какой-то утробный хохот!

— У, ведьма-а-а! — закричал незнакомец, продолжая трясти графиню.

— Опять ты, Вольдемар, безобразишь! — раздался старческий голос и в склеп медленно проковыляла оборванная, грязная старуха. В руках у нее была клюка. — Всю округу разбудил. Сейчас все сюды припрутся.

Надо было видеть троих наших героев. Они, прижавшись друг к другу, забились в угол склепа, спрятавшись за гроб какого-то предка графини. Мужики были бы рады убежать, но какая-то сила твердо держала и не выпускала их.

— Она не отдает мне мой перстень, который подарили моим предкам триста лет назад! — продолжал возмущаться незнакомец.

— Ты проиграл мне его. — Раздался голос графини, и она, приподнявшись, села в гробу.

В это время в двери появились ещё два странных существа. Вероятно, когда-то это были люди, но сейчас это были скелеты с отдельными кусками плоти и истлевшей одежды. За ними просматривались еще три-четыре похожих фигуры. Пока пришедшие знакомились с новопреставленной, наша троица продолжала трястись в углу. Но кто-то из пришедших заметил их и воскликнул:

— Господа! Да у нас незваные гости. Давайте немного поиграем с ними!

— Не трогайте их. — Сказал незнакомец. — Я обещал, что вреда им не будет. А я и при жизни-то свое слово не нарушал, а тем более теперь.

— И мне они понравились, — сказала графиня. — Не стали, как некоторые, сразу хватать меня за руки и кольца снимать. Видно, совестливые. Пусть уходят. Склеп мой и я тут хозяйка.

С мужиков сразу, как пятипудовые оковы спали – легко им стало и свободно. Не мешкая, они бочком-бочком к выходу меж скелетами в лохмотьях протискиваются.

— Стойте! — крикнула графиня.

У мужиков все внутри екнуло и решили они, что теперь им крышка – графиня передумала их отпускать! Сожрут их теперь, твари кладбищенские!

— Возьмите! Вы же за ними приходили. — Сказала графиня, сняв с левой руки три перстня – с камнем зеленым, красным и прозрачным и бросила им. — Мне здесь они не нужны.

Упали перстни на пол склепа и засветились светом необыкновенным, каждый своим! Аж в склепе светло стало!

— Недостойны мы, Ваше сиятельство, не достойны. — Сказал за всех Пахомыч. — Простите нас, окаянных, за то, что пришли мы к Вашей светлости с дурными мыслями.

И он, непрерывно низко кланяясь, спиной стал двигаться к выходу из склепа. Сотоварищи последовали его примеру, так же низко кланяясь и повторяя: — Недостойны, матушка, недостойны.

Выйдя наружу, троица понеслась прочь, непрерывно крестясь и творя молитву «Отче наш». Сизыми голубями перелетели они через забор и помчались дальше к себе на Масловку.

Дома, ничего никому не рассказывая, выпили по два стакана водки и упали, сраженные глубоким сном. Проснувшись дня через два, были немало поражены, потому как на пальце у каждого было надето по перстню: у Пахомыча – прозрачный бриллиант, у Евсея – красный рубин, а у Митрофана – зеленый изумруд! Но это не все! У Пахомыча за пазухой лежал большой кошель с ассигнациями!

Долго думали мужики, как им поступить и что делать. И решили – с воровством завязать, на ассигнации купить себе по лошади с пролетками и заняться частным извозом. Перстни решили не продавать ни за что.

Как порешили – так и сделали. Только с тех пор пошла у них удача – что ни седок, то купец или промышленник, да не скаредные, платили с лихвой, не скупясь! Зажили мужики по-человечески. Однако, как мимо Ваганьковского кладбища проезжают или на праздник какой, то обязательно остановятся, сойдут, и к склепу графини Барятинской: поклоны бить и благодарить благодетельницу. И могилу незнакомца нашли – поручика Вольдемара Уварова – его еще молодым на дуэли убили. И тоже поклоны бить. А как же, добро надо помнить всю жизнь и платить тем же!

Что потом с троицей стало, про то не ведаю. Революция перемешала и смела все судьбинушки. Выжили они или нет в те голодные времена, уехали куда-нибудь заграницу или погибли в бою, записавшись в Красную Армию или в добровольцы к генералу Деникину? Неизвестно. Но к графине и к поручику на Ваганьковское давно уже никто не приходит. Да и извозчиков с пролетками давно нет.

Пафнуша

Давно это было, еще при Царе-батюшке. Жил на свете мальчик-сиротка, именем Пафнутий, но все звали его Пафнуша, потому, как характер он имел незлобивый, даже можно сказать, очень добрый. Да и как злобиться, если ты сирота и тебя защитить некому. Себе дороже выйдет.

Дома у Пафнуши не было и жил он, как и некоторые другие бездомные, на Ваганьковском кладбище, в семейном склепе купца Степана Утробина. Утробин разбогател недавно и склеп этот возвел для себя и своих домочадцев впрок. Но, видимо, здоровье имел отменное, и заселяться в склеп, к радости местных бездомных, не спешил.

Летом-то в склепе хорошо, а зимой безрадостно. До того безрадостно, что ночью можно уснуть, замерзнуть и утром не проснуться.

И еще потому безрадостно, что по ночам по кладбищу бродили какие-то тени, светились непонятные огоньки и слышались какие-то невнятные звуки, вроде, как бормотанье. А иногда бывало, что, проснувшись ночью, Пафнуша видел над собой чью-то фигуру или фигуры, вроде как человеческие, но, на самом деле, нет. Все это было, конечно, страшно, но фигуры его не обижали, и, молча постояв, медленно уходили или растворялись в воздухе. Так и рос Пафнуша.

Но однажды зимой, когда он, скрючившись от холода, лежал в утробинском склепе, к нему завалилась компания пьяных бродяг с непотребными бабами, выпивкой и закуской. Это случалось не впервой и обычно Пафнуша, не споря, вставал и уходил, но в тот день стоял лютый мороз и выходить было просто опасно. Пафнуша стоял в углу, не зная, как ему поступить, а пьяная компания пребывала в отличном настроении, пила из горла водку, гоготала и давала Пафнуше всякие гадкие советы.

Вдруг у входа в склеп появилась темная фигура, вроде той, которая иногда виделась Пафнуше около него по ночам. Только в этот раз, вид у фигуры был просто ужасен: на скелете болталась истлевшая одежда с кусками догнивающей плоти, а на лысом черепе виднелись остатки пучка волос. За этой фигурой двигались ещё несколько, весьма похожей внешности.

Фигуры зашли в склеп, и подошли к пьяной компании.

Пафнуше, почему-то, не было страшно, а незваная компания замерла на месте, и, от страха, начала медленно трезветь. Фигура, тем временем, вдруг зашипела, протянула к бродягам руки, как будто хотела схватить всех их своими длинными костлявыми пальцами. Бабы дико завизжали и бросились вон, за ними рванулись орущие от ужаса мужики.

— Не бойся, Пафнуша. Они больше не придут, — сказала фигура, бледнея, и, медленно, принимая человеческие черты обыкновенной женщины средних лет.

— Я не боюсь. Правда, не боюсь. А ты кто? — спросил мальчик.

— Я? Мамка твоя, — сказала фигура.

Получилось так, что мать сироты умерла при родах и была похоронена на Ваганьковском, и это она приходила в склеп по ночам, скучая по сыну и стараясь оградить его от неприятностей. Папка Пафнуши пил горькую и, через пару лет после рождения сына, как-то зимой, напившись до бесчувствия, насмерть замерз в сугробе. Воспитанием Пафнуши занималась бабушка, но, через несколько лет, и она преставилась по старости, а Пафнуша попал на улицу и постепенно прижился на Ваганьковском кладбище.

— Ты, Пафнуша, если захочешь меня увидеть, приходи к моей могилке, здесь, в шестом ряду, а если что случится срочное, можешь о помощи попросить любого из наших – все знают, что ты мой сын, а мы тут все дружны. Кладбище всех уровняло.

Долго сидела, обнявшись, эта парочка и вела задушевный разговор, пока не начал приближаться рассвет и им пришлось расстаться. На душе у Пафнуши был светло и радостно, как не было еще ни разу в его жизни. И вдруг он заметил, что в склепе стало тепло и чисто, как будто снаружи не выла пурга и никогда в нем не было компании пьяных бродяг.

Заснуть он смог только под самое утро.

Ваганьково

Ваганьковское кладбище всегда нравилось покойникам: земля, в основном, песчаная, сухо, тепло. Покойник в такой земле лежит как огурчик, не то, что в сырой, холодной, ломовой глине. И публика здесь пристойная – много людей уважаемых: генералов, купцов, писателей, актеров, да всех и не перечислишь. Но и нашего брата, нищеты, здесь хватает, потому, как порядки при Царе-батюшке тут были демократичные: есть деньги – плати двести рублёв и тебя положат в первом ряду у церкви. Ряды со второго по шестой – дешевле (в шестом ряду упокоят за пятьдесят копеек), а нет денег вовсе – то, пожалуйста, вот вам участок бесплатный в седьмом ряду, но от церкви дальше всех. Сам-то я звон колоколов люблю, но не все же такие, может, кому-то совершенно не хочется, чтобы его колокольным звоном по нескольку раз в день будили, поэтому и ложились от церкви подальше. Так что, все демократично и без могилки никто не оставался.

Так вот, из местных знаменитостей лет сто пятьдесят назад, был тут похоронен Василий Самотрясов по прозвищу Васька Везунок. Славен он был тем, что ему страшно везло в карты, и он практически никогда не проигрывал. То есть, он иногда проигрывал, но, когда этого хотел сам. Например, обыграет он партнеров на несколько сотен, те страшно злятся, того и гляди Ваську прирежут, а он нарочно проиграет тридцатку, потом двадцатку, партнеры довольны, пар выпустят, а Васька их — хлоп, и опять на несколько сотен нагреет!

Вот так и жил Васька: припеваючи, в карты играл и в высшем обществе, и в низшем, мамзелей на экипажах катал, конфетами их угощал, вкусно питался, красиво одевался!

Кончилось, понятно, все это печально – расстроенные партнеры из низшего общества, проигравшись, по злобе, задушили бедняжку, да еще и гирькой фунтовой на веревке, чтоб уж наверняка, по голове стукнули. Так и отошел раб Божий Василий в лучший мир и был похоронен на Ваганьковском в третьем ряду, а благодарные мамзели ему памятник за свой счет поставили: сидит Васька, как живой, на троне и в левой руке карты веером держит, а правой рукой бубновым тузом отбой даёт. Очень чувствительно получилось! У многих слезу вышибало. Жаль только, что памятник сей долго не простоял – его какие-то проходимцы сперли, скорее всего, злобствуя на Ваську, а может, на другом кладбище себе на могилку припасли. Ночью подпилили ножки у трона, так целиком с Васькой и унесли.

После похорон, выходил Василий на воздух не часто. Ходил и предлагал всем встречным сыграть в картишки, но ваганьковские все его знали, дураков, желающих проигрывать ему, не было, и играть с ним категорически отказывались. Посторонних же по ночам на кладбище редко встретишь.

Вот, как обычно, бродил Василий грустный по ночному кладбищу, не найдя себе компаньона, пока не наткнулся на Пафнушу, который сидел возле утробинского склепа и мечтательно смотрел на звезды.

Васька с малолетками никогда не играл, а тут так обрадовался встрече, что чуть не облобызал Пафнушу. Понял, что нашел себе партнера. Долго Васька уговаривал Пафнушу сыграть с ним в карты, но Пафнуша отказывался и честно говорил, что играть он не умеет и учиться этому не хочет. Но, добрая душа, под конец согласился, не желая вконец огорчить Василия.

Начали с «Дурака». Игра Пафнуше понравилось – все лучше, чем бездельничать и в одиночестве в склепе сидеть. Потом учились играть в «Очко», «Вист», «Фараон», «Мушку», «Пикет», «Рамс». В общем, учились почти каждую ночь, и вскоре Пафнуша стал достойным противником Василию, чему тот был рад несказанно. Правда, Пафнуша сильно исхудал, потому, как приходилось днем отсыпаться и на добывание пропитания, заключавшееся в попрошайничестве у ворот кладбища, оставалось значительно меньше времени, чем раньше, и прибыток резко упал. Мамка Пафнуши такой дружбой была не очень довольна, но пока большого вреда в ней не находила и активно не противилась.

И вот пришло время, когда Василий выдал Пафнуше несколько ассигнаций и велел на завтра днем сходить в баню, к парикмахеру и к портному — заказать модную одежду. Что Пафнуша и сделал. Когда одежда была готова и наступил вечер, Василий назвал адрес, выдал Пафнуше толстую пачку ассигнаций и отправил в ближайший игорный дом, пообещав, что с 12 часов ночи он будет стоять за его спиной до рассвета.

Добравшись, Пафнуша позвонил в дверь игорного дома. К нему вышел важный лакей, насмешливо оглядел его, но, впечатлившись модной одеждой отрока, только и спросил:

— Вам кого, молодой человек?

— Да вот, пришел немного деньжат проиграть. — Ответил Пафнуша и показал лакею пачку денег. Увидев самый надежный на свете пропуск, лакей почтительно поклонился и отошел в сторону, освободив Пафнуше проход.

В игорном доме было несколько комнат со столами, за которыми сидели хорошо одетые дамы и господа. Пафнушу проводили к столу, за которым собирались начать играть в «Вист». Василий не ставил Пафнуше целью выиграть много денег, потому как таковые у Василия имелись – еще при жизни он сделал несколько заначек в разных районах Москвы и мог при необходимости ими попользоваться. Да и вообще, при его статусе усопшего, деньги были ему не нужны. Его целью было ввести Пафнушу в круг игроков.

Пафнуша очень нервничал и старался вести себя солидно. Он никогда не был в приличном обществе, весь круг его общения ограничивался ваганьковскими поселенцами и подающими милостыню богомолками. Чувствовал некоторую насмешку по отношению к себе, связанную с малым его возрастом, но твердо решил держаться до конца.

В первую игру он проиграл 200 рублей, во вторую 150.

— Не робей, прорвемся! — услышал он, наконец, за спиной знакомый слегка свистящий голос Василия, — Все правильно делаешь. Хода нет – ходи с бубей, нет бубей – чем хочешь бей! — закончил он речь своей любимой поговоркой. И началось.

С приходом Василия, Пафнутий почувствовал себя увереннее и играл грамотней. В сложной ситуации, когда нужно было принимать неоднозначное решение, Василий, который был наверху блаженства и чувствовал себя молодым Васькой Везунком, мгновенно принимал грамотное решение и выручал Пафнушу. В общем, выиграли они восемьсот рублей, но близился рассвет и надо было убираться восвояси. В принципе, Пафнуша мог бы остаться один и продолжить игру, но ему очень хотелось обсудить с напарником свой первый выход в свет. К тому же, нервное напряжение было столь велико, что он попросту выдохся.

— Завтра укажу тебе адрес, пойдешь и снимешь себе комнату – негоже в такой хорошей одежде по склепам болтаться, — сказал Василий. — Там же и столоваться будешь. Наймешь из студентов учителей по арифметике и письму – будешь учиться. Без этого нельзя – с господами играть, а грамоты не знать – срамота!

Как порешили – так и сделали. Днем Пафнуша спал и учился, вечером и ночью выигрывал. Одежды накупил, нанял напостоянно извозчика, чтобы тот везде его возил, мамке памятник поставил, «Скорбящий ангел» называется – лежи да радуйся! Хотел и Василию памятник поставить, но тот не согласился – трудно вылезать из-под него каждый вечер, да и кому его смотреть – кроме Пафнуши никто к Василию уже давно не приходил. Былая слава – скоротечна!

И все было бы прекрасно, но по Москве прошел слух, что есть такой отрок, который никогда не проигрывает в карты и с ним за стол лучше не садиться. Стали Пафнушу в игорных домах встречать неприветливо, если за стол садился – остальные игроки из-за этого стола вставали и уходили! Более того, уже дважды на Пафнушу покушались злоумышленники – толи ограбить хотели, толи просто из мести забить до смерти. Хорошо Василий был рядом – так оба раза шуганул поганцев, что те верст пять бежали без остановки, а может, кто и не добежал – со страху на бегу помер!

Стали друзья держать совет – что Пафнуше дальше делать, как поступить. Два раза — обошлось, а на третий или шестой – может не обойтись. И Василий сказал:

— Надо тебе, Пафнуша, уезжать из Москвы. Будешь ездить по разным городам, где тебя не знают. Долго нигде не задерживайся. А то и заграницу езжай – с твоим талантом нигде не пропадешь! А мы с мамкой твоей здесь останемся – здесь домовина наша и мы тут. Не боись, не пропадём.

Так и порешили. Попрощался Пафнуша с мамкой, ваганьковскими и уехал в город Петербург. С тех пор ничего о нем слышно не было.

Правда, говорят, лет двадцать пять спустя, видели на Ваганьковском высокого молодого мужчину с благородной сединой на висках, очень богато одетого. И будто бы он долго стоял у могилы с памятником «Скорбящий ангел» и могилы Василия Самотрясова, а потом положил на обе могилы по огромному букету цветов. Кто это был – неизвестно.

Мститель

После отъезда Пафнуши, Василий сильно загрустил. Почти не вылезал на воздух, не бродил по кладбищу и не предлагал никому сыграть в карты. Думал какую-то свою думу и, наконец, пришел к выводу, что во всем виноваты те поганцы, которые дважды пытались напасть на Пафнушу – именно из-за них тому пришлось уехать, и из-за них вся новая прекрасная и разудалая кладбищенская житуха Василия пошла наперекосяк. А Василий своим обидчикам никогда спуску не давал.

— Найти и наказать! — сказал он сам себе и на душе воцарилось полное блаженство.

Ближайшей же ночью Василий вышел на охоту. Обидчиков своих он хорошо запомнил и не сомневался, что если встретит – то обязательно узнает, а искать следовало поблизости от игорных домов. Так он прогуливался часов до двух ночи, но интересующей его публики не встретил.

Вдруг из-за угла донесся слабый звук разбиваемого стекла. От нечего делать, Василий завернул за угол и наткнулся на четырех мужиков, которые разбили витрину мехового магазина купца Охлопкова и начали вытаскивать из него шубы. Рядом стояли две пролетки, на которые и грузили украденное.

Самого Охлопкова Василий не знал, но хорошо знал его мать и отца, тихих старичков, которые мирно лежали недалеко от Ваганьковской церкви и изредка вылезали послушать кладбищенских новостей.

А надо сказать, что освещение многих улиц в городе, кроме центральных, было отвратительным. Передвигаться ночью, зачастую, приходилось почти в полной темноте или при свете луны. Единственный фонарь поблизости висел у входа в магазин Охлопкова, поэтому на фигуру Василия мужики обратили внимание только после того, как лошади, почувствовав кладбищенские флюиды, исходящие от Василия, испуганно захрипели и стали бить копытам. Мужики застыли на месте, видимо сразу не сообразив, что им делать с внезапным пришельцем. Василий же, подойдя к первой пролетке, шепнул лошадке что-то на ушко и слегка шлепнул ладонью по крупу. Лошадь рванула с места в карьер, а за ней понеслась и вторая пролетка. Один из мужиков бросился догонять их в надежде остановить – но куда там!

Трое других, выйдя из замешательства, взяли в руки принесенный для взлома инструмент: лом, топор и нож, стали обступать Василия полукругом. Вдруг тот, который держал топор, взмахнул им и с силой запустил в Василия. Василий толи не успел, толи был не готов к такой подлости, но лезвие топора влетело ему точно в лоб, раскроив голову на две, практически, равные части, до самой шеи. Обе половинки развалились, упав ему на плечи, и из развала фонтаном хлестанула кровища. Недолго помахав руками для эффекта, Василий поднял обе половинки и сжал голову с обеих сторон. Голова тут же воссоединилась в одно целое, кровь исчезла, как будто ее и не было вовсе (и правда, откуда бы ей взяться у покойника?).

— Больно мне, больно! — Закричал Василий, театрально заламывая руки, а потом разразился таким адским хохотом, что двое мужиков упали в обморок, а третий упал на колени и начал громко кричать молитву.

Понятно, на шум собрались соседи, вызвали полицию, грабителей арестовали, а Василий тем временем уже перелезал через забор родного Ваганьковского кладбища и настроение у него было отличное! Кстати, те две лошади с пролетками, погуляв часик, сами вернулись к магазину – так им нашептал в ушко Василий, а ослушаться его они не посмели.

На следующий день Василий с нетерпением ждал наступления ночи и вновь отправился на охоту. И опять, как в прошлый раз, вначале все было тихо и спокойно. Господа с семейством или друзьями, после вечерних развлечений, рассаживались по пролеткам и разъезжались по домам. На улице чинно прогуливались городовые. Конечно, были кварталы с плохой репутацией, где пьянствовали и дрались и днем и ночью, но Пафнуша в таких местах в карты не играл, и искать обидчиков там не следовало.

Вскоре улицы опустели, февральский холод загнал городовых в теплые норы – Москва засыпала праведным сном. Вот именно в это время, на улицу и выходят всяческие тати, дабы напасть на припозднившихся одиноких прохожих и облегчить их карманы и кошельки.

По улице навстречу Василию с криком: «Помогите! Грабят!» бежал мужчина без пальто. За ним, с зимним пальто в руках, бежали двое мужиков. Убегавший добежал до Василия, вцепился в него и заверещал:

— Спасите, спасите, Христа ради! — потом отпустил Василия и побежал дальше. Василий подождал, пока преследователи подбежали к нему, растопырил свои руки в стороны. Преследователи обескураженно остановились.

— Позвольте обнять вас, дорогие друзья? — спросил Василий.

Мужики стояли молча.

— Ах, простите. Я очень плохо слышу. Мне нужно прочистить ушки.

И Василий засунул в правое ухо указательный палец правой руки – палец прошел через всю голову и вышел наружу через левое ухо, брызнув фонтанчиком крови, Василий покрутил в башке пальцем и вытащил его наружу.

— Вот теперь совершенно другое дело – слышимость великолепная! Так о чем мы говорили? Разрешите подержать это зимнее пальто, а то вам оно явно мешает? — и он зажал воротник пальто беглеца пальцами своей левой и потянул к себе. Преследователь безропотно разжал руки и выпустил пальто. Затем они, сначала один, потом другой, повернулись к Василию спиной и бросились бежать, на бегу крестясь и выкрикивая молитвы. Именно в тот момент Василий впервые задумался, почему это все разбойники, когда хотят сделать какую-нибудь подлянку, не крестятся и не молятся, а когда убегают, то непрерывно крестятся и читают молитвы? И почему одни кидаются топором, а другие спокойно отдают чужое? Но поскольку эти вопросы очень сложные, то он решил обдумать их как-нибудь днем, лежа в своей домовинке.

Василий не побежал за грабителями, а решил поискать хозяина пальто. Развернулся и пошел вдоль улицы.

Вскоре перед ним появились бегущие навстречу городовой и уже знакомая жертва ограбления. Жертва быстро надела пальто, потому как сильно тряслась от февральского холода, и рассыпалась в благодарности, называя Василия «Мой благородный спаситель». У городового, видимо, имелся к Василию ряд вопросов, но он почему-то не стал их задавать, а взял под козырек и попрощался.

Василий решил, что на сегодня хватит, и отправился к себе.
Настроение у него было не очень хорошее. Он был собой недоволен, потому как не встретил искомых обидчиков и не отомстил им.

Понятное дело, что Василий не хвастался своими подвигами и ничего никому не рассказывал. Однако, многовековая мудрость говорит, что земля слухом полнится. Вот Ваганьковская земля и наполнилась слухами о героических поступках Василия. Многие подходили к нему и выказывали свое восхищение, другие предлагали свою дружбу, а старички Охлопковы, в знак признательности за спасенный магазин, принесли ему шубу, шапку и рукавицы – подарок от благодарного сына.

В Москве, правда, стали ходить совсем иные слухи. Будто бы объявился в городе отставной капитан Копейкин, весь израненный, с кровоточащими ранами, и будто бы по ночам нападает он на ночных прохожих, отнимает у них деньги и выпивает кровь для восполнения кровопотери из своих ран. Ну, да ветер носит! Люди частенько обливают грязью своих героев, вместо того, чтобы воздать им должное!

Василий не привык быть в центре внимания и очень стеснялся. Шубу и шапку он поносил несколько ночей, чтобы не расстраивать стариков Охлопковых, а потом тихонько подарил какому-ту болезному бродяге, сквозь драный пиджак которого просвечивали синюшные ребра. Бродяга гордо проносил обновки целых полдня, затем заявил: «В феврале цыган шубу продает», продал меховые рукавицы, за ними шапку, затем шубу. Вырученные деньги пропивал целую неделю со своей братией. Когда деньги закончились, все питейцы передрались из-за последней чекушки и одного даже забили до смерти. Василий, узнав про это, только хмыкнул. Ну, что ж, в седьмом ряду Ваганьковского кладбища полка прибыло!

Приходил к Василию и поручик Вольдемар Уваров. Долго тряс руку и просил взять в компанию, мол, вместе они такое замутят, что ого-го. Вася обещал подумать. Собственно, поручик мужик неплохой, в ранней молодости был любимцем полка, но пристрастился к вину и превратился в банального пьяницу. Друзей растерял, стал много играть в карты, обычно проигрывал. В свой последний день, сильно напившись, проиграл в карты все, что имел. Захотел отыграться и поставил на кон свой фамильный перстень с черным камнем, который, по слухам, обладал какой-то сверхъестественной силой. Проиграл его хозяйке дома графине Барятинской. Стал требовать, чтобы ему дали денег в долг, и он смог бы отыграть перстень назад, но денег никто не дал. В принципе, графиня уже было собралась вернуть ему перстень, но из-за хамского поведения поручика, решила этого не делать. Под конец скандала поручик вызвал четырех офицеров на дуэль и требовал драться на пистолетах немедленно, обзывая их трусами. На первой же дуэли ему вкатили пулю в грудь, и он успокоился. Правда, после похорон, он и на кладбище любил пошуметь и поскандалить, а если учесть, что однополчане положили в гроб набор его дуэльных пистолетов с запасом пороха и пуль, то он частенько вызывал соседей постреляться. Никто, правда, не соглашался.

Вот таким манером и текла загробная жизнь на Ваганьковском кладбище.

Первое совместное патрулирование

Был день. Василий лежал в своей домовине и размышлял. Последнее время он пытался понять, что он есть такое на самом деле. Точнее, что конкретно вылезает по ночам на воздух и почему нельзя вылезать днем. Следует пояснить, что и до, и после смерти Василия, никто не проводил с ним никаких бесед и не давал инструкций, как покойнику надлежит себя вести. Никто не говорил, что нельзя вылезать на воздух днем и Василий несколько раз очень хотел это сделать, но каждый раз начинал испытывать панический ужас – ему начинало казаться, что на свету он тут же рассыплется в прах и перестанет вообще существовать, и тогда прощай его ночные прогулки! Хотя он не раз слышал от соседей, что некоторые отчаянные головы вылезают и днем, бродят по Москве и прекрасно себя ощущают. Но Василий себя пересилить не мог.

Таким образом, неясным оставался вопрос, кто он есть такой: ходячий труп, душа умершего, призрак, привидение или еще кто? Непонятно. Он, правда, разговаривал тут с одним умершим профессором из Московского Университета. Тот посоветовал Василию не заморачиваться, потому, как, в соответствии с философским законом единства и борьбы противоположностей, существуют миры познаваемые и непознаваемые. Мир мертвых принадлежит к мирам непознаваемым, а посему совершенно бесполезно пучить голову разными мыслями – все равно ответа на большинство вопросов получить не удастся и надо просто воспринимать все, как есть, и радоваться загробной жизни. И не только загробной.

К ночи опять заявился Вольдемар, и стал звать Василия на защиту слабых и обездоленных. За поясом у него торчали два дуэльных пистолета. Василий вздохнул, и они пошли в сторону центра Москвы.

Погода была на редкость хороша – слабый морозец, небо чистое, полная луна ярко освещала улицы города.

— Небось, полно наших на воздух сегодня вылезет — подумал Василий, имея в виду полнолуние.

Неспешно они подошли к Коммерческому Купеческому Банку. Вдоль него по улице ночью всегда прогуливался городовой. Сейчас его не было.

— Подожди, Вольдемар — сказал Василий и подошел к двери банка. Наружный висячий замок был сорван и пустые петли наводили на некоторые размышления. Вольдемар, как и полагается начинающему сыщику, принял стойку курцхаара и, с двумя дуэльными пистолетами наперевес, встал у двери, приготовившись войти внутрь.

— Только тихо, — сказал Василий, открыв дверь, и они вошли в залу.
Слева от входа, на полу, лежал полицейский. Под головой у него была лужица крови, сознания не было, сердце очень слабо, но билось. Видимо, грабители, на улице, подкравшись, ударили его по голове, а потом затащили в банк, чтобы на него никто не наткнулся.

По стенам залы находились двери, ведущие в различные помещения. Одна из них вела в коридор и в подвал, где, скорее всего, размещалось главное хранилище банка. На это указывали доносившиеся оттуда радостные мужские крики и смех. Видимо, грабители уже получили доступ к желаемому и были уверены в своей полной безнаказанности.

Надо сказать, что банк был создан купцом Степаном Епифановым. Все последующие владельцы банка были его сыновьями и внуками. Банк был на хорошем счету у купечества и промышленников, работал честно и безотказно. И все бы хорошо, но последний владелец из рода Епифановых, Николай, душевной тяги к банковским делам не имел, больше увлекался балами и иными ассамблеями, и все дела свои переложил на нанятого им ушлого стряпчего Матвея Острецова. Мотя был парень не дурак, готовил и приносил на подпись Николаю все деловые бумаги, которые тот зачастую подписывал не глядя, и таким образом, втихаря, Мотя переписал всю недвижимость и движимость Епифановых на себя. Когда об этом было объявлено, Николай уже ничего изменить не мог, чувствовал себя погубителем всего рода Епифановых и застрелился. Перед тем как спустить курок, как утверждала молва, он пришел к своему погубителю и проклял его, а затем выстрелил себе в висок. Известно, что если человек проклинает кого-либо перед своей смертью, то это проклятье всегда сбывается. Свидетелей этого разговора не было, но что он пожелал Мотьке подавиться уворованными деньгами, так это уж точно, потому как вскоре Мотька за обедом подавился рыбьей косточкой (рыбу-то он купил на деньги Епифановых) и преставился. И что-то еще было упомянуто в проклятье, потому как каждую ночь Матвей Острецов, против своей воли, являлся в хранилище банка, сторожил его, как цепной пес, и непрерывно пересчитывал деньги.

И еще, надо сказать, что в древней Москве многие увлекались рытьем подземных ходов на случай тайных вылазок и иных целей. В некоторых местах, земля была изрыта, как термитник. Вот и Степан Епифанов, при строительстве, соединил подземным ходом хранилище банка и подвал своего дома, благо, здание банка он построил недалеко от своего жилья. Этим ходом и пользовался Мотька каждую ночь, тем более что жилой дом теперь принадлежал его домочадцам.

В то время, когда Василий и Вольдемар рассматривали раненного городового, Матвей Острецов явился на свой пост в хранилище, открыв известную ему потайную дверь. Каково же было его удивление и удивление четырех грабителей, когда они неожиданно столкнулись нос к носу.

Больше всего, конечно, напугались грабители. Еще бы, после смерти внешность Матвея успели значительно подпортить могильные червячки и прочие личинки, да и одежда была далеко не в лучшем виде, поэтому вид у него был просто ужасный. Грабители вынести этого не могли и, побросав уложенные в мешки деньги вкладчиков банка, понеслись наверх к выходу, где и попали в руки нашей парочки с Ваганьковского. Нет нужды говорить, что Вольдемар тут же воспользовался предоставленной ему возможностью выстрелить сразу из обоих пистолетов и наполнил залу страшным грохотом. Это окончательно сломило незадачливых грабителей, они попадали на колени и слезно молили не убивать их.

Убивать никто не собирался, поэтому их связали, в чем помог поднявшийся в залу Матвей Острецов. С ним наши друзья держались очень холодно, ибо им была хорошо известна история этого банка. Раненного полицейского отправили на пролетке в ближайшую больницу, строго наказав извозчику заехать потом в ближайший полицейский участок и сообщить о происшествии. Острецов остался сторожить банк и грабителей, и пересчитывать деньги, а наши герои отправились на родное Ваганьковское отдохнуть от дел праведных.

Настроение у них было хорошее.

Террористический кружок

Не нужно думать, что Василий каждую ночь в одиночестве бродил по Москве, разыскивая пострадавших и восстанавливая справедливость. Понемногу он сдружился с Вольдемаром, оказавшимся мужиком шебутным, любителем разных веселых проделок и совершенно безбашенным.

Вы наверняка слышали или читали рассказы о том, как кто-то ночью на дороге встретил женщину в белом или старичка с клюкой или, наконец, просто черного кота, которые потом исчезали, растворяясь в воздухе. Не буду оценивать достоверность этих сведений, но могу сказать, что на самом деле совершенно необязательно, что это были именно женщина или старичок или кот. Это мог быть кто-то совершенно другой, но принявший этот образ! К слову, лет двадцать назад, мне пришлось встретиться с черным котом, который потом исчез из запертой комнатки неизвестным образом, о чём я готов поклясться на Евангелии!

Очень часто мы видим сны, в которых к нам приходят друзья детства, коллеги по работе, умершие родственники или знакомые. Вы говорите домочадцам: «Сегодня ночью во сне ко мне приходил покойный дедушка Миша и предлагал выпить стаканчик уксусной эссенции» или «Сегодня ночью приходила покойная бабушка, говорила, что у нее ножки мерзнут, и просила принести ей шерстяные носки». Это совершенно не значит, что приходил действительно дедушка Миша, и именно он хотел, чтобы вы выпили стаканчик эссенции, или, что приходила именно Ваша бабушка, и если Вы отнесете носки ей на могилку, то их будет носить именно она! И непонятно, какие силы, Темные или Светлые, принимают тот или иной образ, и что они, на самом деле, собой представляют и как выглядят. Понятно только, что эссенцию пить не стоит, но приемлемые просьбы усопших надо выполнять, иначе могут возникнуть значительные проблемы!

Подобные перевоплощения одних в других, бывший профессор Московского Университета, называл «визуализацией идей». Сам он любил гулять в образе Юлия Цезаря, и было несколько странновато видеть его в белоснежной тунике и венком на плешивой голове, разгуливающего по заснеженным дорожкам кладбища. Но мертвые не только не потеют, они еще и не мерзнут!

Так и наши двое друзей, по ночам гуляли по Москве, в виде собак, котов, лошадей, пьяниц, а чаще всего в образе двух городовых. В общем, развлекались, как могли.

Надо сказать, что в те времена в Москве во множестве появлялись вольнодумные кружки, в которые чаще всего входила интеллигентная молодежь, считавшая, что простой люд живет плохо и надо сделать так, чтобы он жил хорошо. Сам люд, о котором хотели позаботиться, не очень спешил записываться в такие кружки, которые состояли, в основном, из учащихся, студентов и творческой интеллигенции. Сам люд жил, работал и размножался. Так, население России в 1897 году составляло 129,1421 млн. чел, а в 1914 году – 178,3788 млн. чел. Т.е. за 17 лет выросло почти на 50% или на 50 млн. чел! Видимо, от голодной и беспросветной жизни. К тому же, жители Европейской части и Сибири, были лишены счастливой возможности видеть на своих улицах толпы трудовых мигрантов в лице братьев-таджиков, молдаван, украинцев и других народностей, что, видимо, очень всех огорчало. Такая экономическая модель функционирования общества кружковцам и творческой интеллигенции не нравилась.

В один из таких кружков входил ученик старшего класса гимназии Петя Сенцов. Отец его был квалифицированным рабочим, семья жила неплохо в собственном домике и планировала поступление Пети ближайшим летом в Университет, поскольку у Пети были большие способности к химии и точным наукам.

Кружковцы готовились к серьезной борьбе с самодержавием, учились обращаться с оружием и взрывчаткой. Именно при изготовлении взрывчатки, которой занималось будущее светило химии Петр Сенцов с товарищами, и произошел непредвиденный взрыв нитроглицерина. Петя погиб, двое студентов были ранены. Всех членов кружка арестовали и отправили на каторгу, а Петю похоронили по-тихому в седьмом ряду Ваганьковского кладбища. Поскольку этот политический кружок жандармерия выгребла подчистую, то Петина могилка стала Меккой для членов других кружков, где они клялись в верности делу Революции, делились планами на будущее и грозились отомстить кровопийцам и эксплуататорам за смерть Пети Сенцова и вообще за всё.

Сам Петя на воздух вылезал не часто, возможно, мешало отсутствие кистей обоих рук, оторванных при взрыве. Он стал очень агрессивен, бродил по кладбищу, вызывал всех на откровенный политический разговор, требовал осуждения самодержавия. Ваганьковские с осуждением не торопились, они вообще были далеки от политики, и только уже известный нам бывший профессор Университета со свойственным ему умным видом изрек:

— От перемены мест слагаемых сумма не изменяется. Ты взорвался сам, но если бы сделал бомбу, то взорвал бы кого-нибудь другого. Для Ваганьковского кладбища разницы никакой.

Именно из этих Петиных разговоров, наша парочка узнала, что кружковцы планируют на завтрашнюю ночь изъятие денег из Акционерного Коммерческого Банка, а Петя очень переживает, что из-за своей инвалидности не сможет участвовать в перестрелке.

— Зато мы сможем. — Подумали Василий и Вольдемар.
Назавтра в ночь, они, в форме жандармов, подошли к зданию банка. Дежуривший около банка городовой удивился, потому, как такого не было никогда, но они ему объяснили, что по решению Главного Жандармского Управления, охрану крупных банков теперь будут нести жандармы, а городовой может отправляться домой. Для убедительности Вольдемар показал городовому какую-то бумагу, которую ему недавно с радостью выправил бывший фальшивомонетчик Нефёд Прокукин, уже много лет скучавший в гробу без дела.

Поскольку оба-двое наших мстителей были неробкого десятка, то они не стали прятаться в засаде, а просто встали около двери в банк, как столпы правопорядка. Пришлось подождать пару часиков, пока, наконец, на дороге не появилась пролетка с четырьмя налетчиками, весьма юными, скорее всего студентами младших курсов.

— Вот, дураки. — Не успел подумать Василий, как на него и Вольдемара посыпался град револьверных пуль. Налетчики, видимо, хотели сходу уничтожить охрану, быстро взорвать входную дверь, затем дверь сейфа, забрать деньги и, до подхода полиции, скрыться. Понятно, что пули не могли причинять нашей парочке никакого вреда. «Смерть приходит только один раз!» – подумалось Василию, и он двинулся по направлению к пролетке. Рядом шел Вольдемар, даже не вынув из-за пазухи свои любимые дуэльные пистолеты. В рядах нападающих воцарилось смятенье. Они трясущимися руками спешно старались перезарядить барабаны своих револьверов.

— Не торопитесь, господа! — сказал Василий. — Позвольте показать вам маленький фокус! Вольдемар!

Вольдемар ни слова не говоря достал один из своих дуэльных пистолетов, приложил дуло к голове Василия и выстрелил – в многострадальной голове друга появилось дюймовое входное и трехдюймовое выходное отверстия.

— Прошу заглянуть в дырку, господа, очень хороший вид на звезды! — сказал Василий и, подойдя к кружковцам поближе, повернулся к ним стороной, откуда вышла пуля.

Читатель в состоянии сам описать реакцию юных налетчиков. Но я не хочу нарушать достоверности и скажу только, что один лег в обмороке, троих других долго тошнило рядом с коляской. Когда все немного успокоились, Василий только и сказал:

— Господа, вряд ли тюрьма или каторга подходящее для Вас место. Не играйте в чужие игры! Вам больше подойдет библиотека, театр, катанье с барышнями на лодках, пикник в каком-нибудь поместье на берегу реки. Там я Вас вижу в родной обстановке, а на каторге — нет! Прощайте, господа. Надеюсь, что больше мы с вами никогда не встретимся! И поторопитесь с отъездом — полиция скоро подъедет!

Они повернулись и не спеша пошли прочь, не дожидаясь отъезда заговорщиков.

Настроение у них было отличное.

А террористический кружок в тот же день распался.

Приказчик

Давно это было, еще при Царе-батюшке. Говорят, что похожих случаев было множество на самых разных кладбищах Государства Российского. Ну, а Ваганьковское кладбище – не исключение.

Гулял как-то один приказчик в трактире на дне рождения у приятеля. Гуляли долго, допоздна. Начали расходиться только к ночи, так что приказчик этот, Петром его звали, к своему дому стал подходить уже за полночь. И надо сказать, что остаток пути проходил, как раз, мимо Ваганьковского кладбища.

Ну, идет это он и встречает у забора кладбища давнишнего знакомого, Евграфа. Евграф очень обрадовался встрече, стал обниматься с Петром и приглашать его выпить за встречу. А Петруха был сильно выпивши и совсем забыл, что Евграф-то лет пять назад, как помер. Он согласился, и Евграф повел его к каким-то своим знакомым в дом неподалеку. Знакомых было двое, и они вчетвером стали выпивать и вести обычные пьяные разговоры.

Посидели и как только начал приближаться рассвет, новые знакомые Евграфа заторопились по своим делам, вывели Петра на улицу и показали в каком направлении ему идти к дому. Петр был сильно пьян и плохо соображал, куда ему идти, потому, что все вокруг было ему вроде бы знакомо, но в тоже время и незнакомо. Наконец, он с трудом добрался до своего дома и постучал в дверь. Ему открыла какая-то незнакомая женщина, которая сначала не хотела его пускать, но потом бросилась ему на шею и расплакалась. Оказалось, что пока они с Евграфом выпивали, прошло три десятка лет. Жена его давно умерла, дочка выросла и это она встретила его в дверях, а сын уехал в Тулу на заработки. Утром все соседи, кто его когда-то знали, ахали и удивлялись тому, что Петр внешне совершенно не изменился. Все советовали ему сходить в церковь и поставить свечку по случаю своего чудесного возвращения.

Так Петруха и сделал. Придя в церковь на Ваганьковском кладбище, он, как положено, крестясь, дважды поклонившись в пояс, зажег свечу и поставил её перед иконой Спасителя, снова поклонился, попросил простить все его прегрешения, поблагодарил за чудесное возвращение и произнес молитву «Отче наш».

Затем они с дочерью пошли на могилку его жены. Но только Петр, подойдя к могилке, поздоровался с женой, как стал на глазах чернеть и рассыпаться в прах. Единственное, что он успел сказать, было: «Спасибо Тебе, Господи».

Прах его схоронили в этой же могилке, в урночке, с приличествующим отпеванием.

Когда батюшку спросили, что же произошло, он сказал:

— Господь простил его и дал ему возможность быть там, где он давно должен был быть вместе с женой.

Вот такая незатейливая история.

Шпион на Ваганьковском

С началом Мировой войны с первых чисел августа 1914 года, жизнь на Ваганьковском мало изменилась, потому, что убиенных защитников Родины в Москву не привозили, а хоронили, в основном, на полях сражений. В конце августа 1914 года в Новочеркасске, в больнице Общества донских врачей, открыли лазарет №1 для раненых, куда привлекли лучших медиков, и куда стали привозить раненных фронтовиков. Вследствие хорошего ухода, почти все раненые выздоравливали. Умерших от ран были единицы, и они были достойно захоронены в Новочеркасске. Хотя, понятно, что такое благолепие могло быть обеспечено только в самом начале войны при малом числе раненых. Вскоре, госпитали стали наполняться раненными и увечными, бинтов, лекарств и прочего катастрофически не хватало, антибиотиков тогда еще не было вовсе, погибших становилось все больше и их все чаще хоронили в братских могилах.

Активизировали свою деятельность доселе притихшие внешние и внутренние враги Российской Империи. А их было немало. Немцы, в том числе и разведывательные службы, готовились к войне за несколько лет до её объявления, загодя создав в России разветвленную разведывательную сеть. В прифронтовых частях и штабах шныряли шпионы всех мастей. Много российских подданных немецкой национальности уже помогали или готовы были помочь Германии. Немцам принадлежали в России множество банков, промышленных и торговых организаций, многие немцы входили в руководство самых разных организаций. Они тормозили их работу, занимались спекуляцией и взвинчивали цены на продукты и промышленные товары, стремясь вызывать недовольство граждан. В тылу расплодились всякого рода агитаторы, распускавшие панические слухи и настраивающие население против власти. Но много немцев считали Россию своей новой Родиной и врагов не поддерживали.

Отвратительно повели себя радикально настроенные революционеры всех национальностей, пытавшиеся воспользоваться моментом и расшатать законную власть Помазанника Божия. Много было и продажных россиян, помогавшим немцам за деньги.

Москва, в этом плане, не была исключением.

Вот в такой обстановке, графиня Елизавета Барятинская пришла к бывшему поручику Вольдемару Уварову и рассказала ему следующее. Прогуливаясь по ночам по территории кладбища, она уже несколько раз видела, как какие-то люди в одном и том же месте, у ограды кладбища, прячут, а потом забирают небольшие сверточки. Вот и сейчас, какой-то мужчина вынул сверточек из тайника и скрылся за оградой Армянского кладбища, расположенного через дорогу напротив Ваганьковского. Поскольку ходило много разговоров про немецких шпионов, графиня решила посоветоваться с Вольдемаром, с которым у нее хоть и был конфликт из-за перстня, но она была осведомлена о его храбрости и порядочности. К делу, естественно, привлекли и Василия. Посовещавшись, троица решила, что незнакомец, который уверенно скрылся за воротами армянского кладбища, скорее всего, служит там сторожем, и что за ним нужно установить круглосуточное наблюдение.

Трудности возникали с выполнением дневной слежки, но графиня согласилась возвратить Вольдемару свой перстень, который позволял его владельцу в любое время переходить из мира мертвых в мир живых и обратно. Чтобы пояснить этот момент, должен сказать, что во все времена существовали и существуют люди, которые могли и могут выполнять такие переходы, общаться с душами умерших, узнавая прошлое и будущее любого человека и даже всего человечества. Но всегда это были избранные люди, отмеченные Светлыми или Темными Силами, обычно, за определенные заслуги. Отметиной избранности может служить знак на коже, удар молнией в человека, сообщенная ему комбинация слов, любой предмет (перстень, книга, браслет) и др. Таким знаком в виде перстня, переходящего по наследству, был отмечен предок Уварова. Именно этот перстень с черным камнем так бездарно проиграл Вольдемар графине несколько лет назад. Причем, воспользоваться магической силой перстня графиня все равно не могла, так как не принадлежала к кругу избранных рода Уваровых, и перстень в ее руках был очередной дорогой побрякушкой.

До рассвета в засаде у тайника просидел Василий, с рассветом его заменил Вольдемар, которому было хорошо видно место с тайником и ворота Армянского кладбища. Доступ посетителей на кладбище начинался с 9.00, и поэтому посетителей у его ворот пока не было. Однако, где-то около девяти, к воротам с улицы подошел мужчина, ему открыли и впустили, и тут же с кладбища вышел мужчина одетый, как мастеровой. «Смена сторожей. Ночной сменился на дневного» – подумал Вольдемар и решил следовать за вышедшим.

Одет был Вольдемар в свою родную форму поручика-артиллериста.

Покрутившись по улицам, «Объект», как теперь его называл Вольдемар, зашел в трактир на улице Грузинский Камер-Коллежский Вал. Вольдемар последовал за ним, занял свободное место за столиком и заказал чай с булочкой. «Объект» заказал кое-какую еду и с аппетитом завтракал. Вскоре к его столу подсел какой-то господин с газетой, заказал чай и перекинулся парой слов. Допив чай, он встал, оставил на столе монету и удалился, забыв газету на столе. «Объект» закончил завтрак, встал, тоже оставил монету и пошел к выходу. Пройдя несколько шагов, он остановился, на секунду задумался, вернулся к своему столу, взял со стола газету, небрежно просмотрел некоторые ее страницы и, захватив с собой, пошел к выходу, направившись к зданию Брестского вокзала, где уселся на скамью в зале ожидания, почитывая принесенную газету. Вскоре рядом с ним сел солидный господин в шубе и начал не спеша осматриваться. «Объект» встал и направился к выходу – газеты в руках у него не было, оставался ли у него сверточек с Ваганьковского, Вольдемару было неизвестно. Дело в том, что в самом начале он не рискнул сесть вблизи от «Объекта». Господин в шубе тоже встал и пошел к выходу – в руках у него была газета. Вольдемар решил, что не только эта газета, но и сверточек с кладбища находятся у «Шубы», поэтому двинулся за ним, а не за сторожем, тем более что сторожа можно найти на Армянском кладбище.

Выйдя на улицу, «Шуба» спрятал газету за пазуху. И тут произошло, чего Вольдемар совсем не ожидал – «Шуба» повернулся и встретился глазами с Вольдемаром. Этого бояться все «топтуны» и только самые опытные в этот момент не тушуются. Они, продолжая задумчиво смотреть «объекту» в глаза, медленно переводят взгляд левее или правее на несколько миллиметров. Потом немного еще, и, обычно, «объекту» начинает казаться, что взгляд, с самого начала, был направлен не на него, а куда-то рядом. Хотя, опытного агента этим не проведешь. Особенно, если между объектами значительное расстояние. А посеянные сомнения – это всегда очко в пользу любого «топтуна».

Но Вольдемар не был осведомлен в вопросах слежки. Да и вообще, как и многие офицеры, терпеть не мог полицейских, но по какому-то наитию, он поступил неординарно – подошел к «Шубе», отдал под козырек и вежливо спросил, как тут можно снять на недельку приличное жилье офицеру, прибывшему с фронта в командировку. Лучше бы это была комната в частном доме с приличными хозяевами, потому как ему уже до чертиков надоело сидеть в окопе и хочется домашнего уюта и тепла. «Шуба» задумчиво оглядел Вольдемара, что-то обдумывая, потом его глазах появился некоторый интерес и он сказал, что есть такая семья, которая, безусловно, сочтет за честь принять у себя героя Войны и окружить его всяческой заботой, и даже не возьмет за постой денег, и он, как раз, собирался ехать к ним. Наняв извозчика, они поехали по интересующему их адресу. Настроение у «Шубы» постепенно улучшалось, он радостно и без умолку ворковал и задавал массу вопросов о положении на фронте, сам на них отвечал и задавал новые. Но в этом щебете, Вольдемар ясно уловил один вопрос, который больше всего интересовал «Шубу» — зачем Вольдемар приехал с фронта в Москву. Любому понятно, что когда на фронте идут бои, то изымать из окопа младшего офицера, а не полковника или генерала, и направлять его в Москву, не будет никто без очень веской причины. И Вольдемар пояснил, что ему с сослуживцем поручили принять и сопровождать в полк по железной дороге новое артиллерийское вооружение.

Домик, к которому они подъехал, был и вправду очень приличный: деревянный, в два этажа, небольшой и опрятный, с флигелем. Вольдемара хотели поселить в доме, в комнате на втором этаже, но он уговорил хозяев поселить его во флигеле, ибо ему по службе придется приходить-уходить и днем, и ночью, а лишний раз беспокоить хозяев он бы не хотел. Народу в доме жило немного. Хозяин с хозяйкой, их дочь лет двадцати и прислуга, она же повариха и горничная. Дочка проявляла к Вольдемару явно повышенный интерес, что, в общем-то, было неудивительно – когда это было, что бы русский офицер был обделен женским вниманием? Частенько заглядывал в гости и вольдемаров благодетель в шубе, назвавшийся купцом Журавлевым Петром Евстафьевичем.

Вольдемар окончательно вжился в роль, по ночам пару раз приводил «сослуживца» — переодетого в военную форму Василия. Вроде все шло нормально, но наша троица, в силу полного отсутствия оперативного опыта работы со шпионами, не имела понятия, что им делать дальше. Поэтому, было решено связаться с охранным отделением и изложить им все события.
Самым трудным было то, что в охранном отделении их сразу спросят, кто они такие, из какой части Вольдемар и что он делает в Москве, а откровенный ответ мог вызвать непредсказуемую реакцию. Поэтому решили опять обратиться за помощью к бывшему фальшивомонетчику Нефёду Прокукину, чтобы тот выправил Вольдемару документы, как фронтовику, находящемуся в отпуске после ранения, а Василию и Елизавете освежил их родные документы, как будто они не умирали. Но, все же, на прием в охранное отделение Вольдемар пошел один.

Его принял штаб-офицер отделения, довольно приятный, еще не старый, человек. Спокойно выслушал краткий рассказ Вольдемара о себе, внимательно рассмотрел его документы, задал несколько вопросов, но никакого своего мнения не высказал и попросил приступить к изложению сути дела. Что Вольдемар и выполнил, дополнительно сообщив, что его друзья и он очень хотят принять участие в поимке мерзавцев. Штаб-офицер вызвал к себе другого офицера, более молодого, объяснил ему суть дела, и они, посовещавшись, приняли следующее решение. Вольдемар получит комплект чертежей пушки, от дальнейшего проектирования которой отказались в силу ее неэффективности, и фальшивый приказ о переброске 42 таких орудий с завода через Брестский вокзал на фронт в сопровождении поручика Уварова со взводом охранения. От Вольдемара требуется лишь, придя домой, спрятать комплект в таком месте, где его смогут найти хозяева дома (скорее всего, их дочь) и удостовериться, что документы ими просматривались. Для этого в правом нижнем углу страниц 3, 7, 21 и 42 оставили по волоску из шевелюры одного из сотрудников охранного отделения. Конечно, шпионы, получив чертежи, смогут, у специалистов, проверить их подлинность и ценность, но на это уйдет нескольких дней, в то время, как арестовать их запланировали сразу после фотографирования чертежей, а еще лучше, когда кто-то, скорее всего Журавлев, будет негативы чертежей выносить из дома.

Вольдемар получил казенный портфель с документами и в нетерпении отправился домой, а за домом установили скрытое наблюдение. Перед тем как пойти к себе во флигель, поручик зашел к хозяевам, справился о здоровье, поболтал о том, о сем и убедился, что все домочадцы портфель видели. Он спрятал портфель себе под матрац, затем поужинал, известил хозяев, что поедет в город развеяться и прибудет домой под утро. Так и поступил.

Ночь троица провела вместе на Ваганьковском, с нетерпеньем ожидая разворота событий. Часиков в семь утра Вольдемар возвратился домой и сразу же полез под матрац за портфелем. Замки портфеля были исправны. В углах страниц 3, 7, 21 и 42 никаких волосков не было. Вольдемар подошел к окну, раздвинул шторы и открыл форточку – это был заранее оговоренный сигнал «Путь открыт».

Часов в девять приехал Журавлев с намерением пригласить хозяйскую дочку проехаться за покупками. Пригласил и Вольдемара. Но и она, и он вежливо, под благовидными предлогами, отказались. Журавлев сделал вид, что расстроился, еще немного поболтал и удалился. На выходе из ворот, он был арестован, а в дом вошла группа жандармов для проведения обыска.
У Журавлева сразу нашли негативы с чертежей пушки и с текста приказа. В доме нашли фотографический аппарат для получения негативов, аналогичных найденным у Журавлева, набор симпатических чернил и средств для их проявления, а также некоторые шифрованные сообщения. Всю группу подозреваемых в шпионаже увезли в охранное отделение.

На предварительных допросах выяснилось, что настоящие фамилии у всех участников были немецкие и завербованы они были еще за несколько лет до начала войны, поселились в Москве и ждали часа, когда понадобятся германской разведке. Одновременно с ними арестовали «сторожа» Армянского кладбища, который тоже оказался германским агентом. Через пару дней арестовали и германского резидента, к которому стекалась собранная Журавлевым и другими агентами информация. Все они полностью сознались в своей деятельности и, впоследствии, были осуждены на пожизненную каторгу. Журавлева и резидента повесили.

Когда Вольдемар пришел к штаб-офицеру, тот очень тепло встретил его, выразил слова самой искренней благодарности ему и его друзьям за бдительность и содействие органам защиты Отечества. Потом пригласил его присесть, угостил сигарой и сказал:

— Владимир Александрович! Мы всегда проверяем людей, вступающих в контакт с наши ведомством. Мы тщательнейшим образом проверили Вас и ваших друзей на предмет подлинности документов и личности, опросили десятки ваших старых московских знакомых, предъявляли им ваши фотографии для опознания. Вы действительно те, за кого себя выдаете. Но все Вы, простите, м е р т в ы!

— А это что-нибудь меняет? — вопросом на вопрос ответил Вольдемар.

— И да, и нет — ответил штаб-офицер. — Меня интересуют Ваши возможности перевоплощения.

— Это под силу любому обитателю нашего кладбища. Смотрите — сказал Вольдемар, и стал таять в воздухе, пока совсем не исчез, затем в том же месте стало образовываться нечто, постепенно принимающее очертания сидящего напротив него офицера. В комнате теперь находилось два одинаковых штаб-офицера.

Офицер был шокирован, восторгу его не было предела. Немного успокоившись, он сказал:

— Владимир Александрович! У нас к Вам есть задание особой государственной важности. Под видом промышленника в Москву должен приехать очень опытный резидент германской разведки. Его цель — объединение в единую сеть разрозненных шпионских групп и привлечения к работе новых агентов. Раньше, он много лет работал в нашей стране, но во время русско-японской войны 1905 года он повел себя слишком активно. Мы задержали его, но были вынуждены отпустить из-за отсутствия доказательств — двое его помощников, готовые дать в суде серьезные показания, каким-то образом отравились в камере, думаю, что не без его помощи. Он уехал в Германию, а затем во Францию, где, видимо, шпионил на Германию последние 7 лет. И сейчас, если он к нам приедет, у нас нет доказательств его противоправной деятельности в России, и мы не сможем его арестовать.
Мы хотели бы перехватить его в дороге и заменить на своего сотрудника, внешне схожего. Но сходство должно быть очень точным, поскольку здесь, в Москве, да и в других городах, возможно, есть люди, лично знакомые с ним еще по довоенному времени. К сожалению, такого схожего сотрудника в наших рядах мы не нашли, и возникла идея обратиться с этим предложением к Вам.

Теперь пришла очередь удивляться Вольдемару: — Но я, хотя бы, должен увидеть его!

— Это, как раз, не проблема. Наши агенты будут постоянно его сопровождать. Арестовать его мы не можем, а задержать на несколько суток под надуманным предлогом – можем. Мы снимем его с поезда в Смоленске, якобы по ошибочному доносу, и дальше Вы поедите вместо него. В Москве Вас будут встречать его единомышленники, и все будет зависеть от Ваших артистических способностей и выдержки. — Сказал офицер.

На том и порешили. Оговорить детали договорились в поезде по дороге в Смоленск.

Задержание резидента во время стоянки в Смоленске прошло без проблем. Сначала его показали Вольдемару, а потом задержали, как якобы поездного вора, на что имелось заявление богатого смоленского купца. Резидента, с мешком на голове, быстро сгрузили из тамбура на рельсовые пути с противоположной от платформы стороны поезда, а потом в пролётке отвезли в полицейское управление. Его купе занял Вольдемар, теперь уже как немецкий резидент. Скоро поезд прибыл в Москву на Брестский вокзал.

Как предварительно договорились, Вольдемар, после остановки поезда остался в купе, поджидая, пока все остальные пассажиры не выйдут из вагона. Вскоре в вагон заглянул какой-то господин, и спросил:

— Не Вы ли будете г-н Сильверов?

— Селиверстов. — Поправил его Вольдемар.

— Простите. Позвольте представиться, коллежский советник Андросов Петр Григорьевич. — Представился вошедший.

Когда они подъехали к дому с чугунной оградой, навстречу им вышел человек с благородной внешностью и царственной осанкой. Вольдемар чувствовал себя уверенным в своих силах. Правда, его слабым местом было плохое знание немецкого языка, а ведь считалось, что как человек, прибывший из Германии, он должен говорить по-немецки свободно. Этот нюанс очень беспокоил штаб-офицера, но они все равно решили рискнуть.

— Отто Францевич Данненберг — представился хозяин дома, когда они вошли в гостиную.

— Селиверстов Александр Александрович — представился Вольдемар и сразу, без обиняков приступил к делу. — Целью моего приезда является создание единой разведывательно-диверсионной сети на территории Москвы и прилежащих областей. Впоследствии, эта сеть должна перекинуться на территорию всей России. Скорее всего, война продлиться несколько лет, поэтому сеть должна быть жизнеспособна в течение длительного времени. Центр предлагает использовать проверенную схему работы «пятерками», при которой каждой пятеркой руководит командир пятерки, члены пятерки могут знать только друг друга, но ничего о деятельности других пятерок. Связующим звеном между командирами пятерок и мной, будете Вы, уважаемый Отто Францевич, через двух своих помощников, которых Вы сами себе подберете. Естественно, никто из командиров пятерок с Вами лично контактировать не будет.

Затем они еще некоторое время обсуждали рутинные аспекты деятельности пятерок, начиная с распространения прокламаций до производства диверсий на промышленных предприятиях. Вольдемар предложил составить список наиболее надежных людей, уже имеющих опыт работы агентами, на роль командиров пятерок. Через некоторое время Отто написал на листе десяток фамилий, из числа, по его мнению, наиболее надежных немцев, двое из которых предполагались Отто в помощники. Вольдемар прочитал список и выразил желание познакомиться с каждым из них поближе.

— Не будет ли это опасно? — спросил Отто.

— Ничуть. Я хорошо загримируюсь. — Ответил Вольдемар.
Местом встречи с агентами избрали берег реки Яузы в ближайшее воскресенье. Подобные конспиративные встречи частенько устраивали революционеры, называя их «маёвками».

Время до воскресенья пролетело быстро – Вольдемар успел познакомиться еще с несколькими группами законспирированных шпионов, которые, в основном, собирали информацию о передвижении военных поездов с Брестского и других вокзалов, распространяли листовки и разного рода панические слухи.

В воскресенье, к назначенному времени, Вольдемар и два новых помощника Отто Данненберга подходили к заранее оговоренному месту на берегу Яузы. Как и обещал Вольдемар, узнать его было невозможно – еще бы, не мудрствуя лукаво, Вольдемар принял образ своего друга Василия Самотрясова, который, кстати, каждую ночь приходил к Вольдемару и канючил взять его в дело.

Место на Яузе было пустынное. Десятка полтора мужчин разместились возле костра и скатерти на траве с бутылками и закусками, русская речь перемежалась с немецкой.

— Господа, позвольте мне поприветствовать Вас от имени германского Генерального штаба и выразить уверенность, что все здесь присутствующие внесут весомый вклад в победу наших вооруженных сил в этой войне, — обратился Вольдемар к присутствующим.

Когда смолкли аплодисменты и патриотические возгласы, Вольдемар продолжил:

—Господа! В настоящее время мы находимся во вражеском лагере, в стране, с которой фатерлянд вступил в кровопролитную войну. В стране, где с каждым днем ширятся антигерманские настроения и шпиономания. Стоит собраться двум-трем немцам, как какой-нибудь дворник, садовник или просто прохожий бежит сообщить об этом в охранное отделение. Поэтому, господа, первое, о чем я хочу попросить Вас – общайтесь друг с другом только на русском языке. Не забывайте, что даже у стен есть уши. На родном языке мы все будем разговаривать после победы, которая, я надеюсь, не за горами.

Эта речь хотя и вызвала меньше восторгов у собравшихся, но большинство всё-таки понимало жизненную важность проблемы.

Более двух часов ушло на знакомство с командирами «пятерок», от которых требовалось предоставить список будущих членов групп. И, хотя, большинство пока могли предложить лишь одного-трех членов, для Вольдемара это была огромная удача. С каждым из собеседников, было оговорены направления деятельности, пароли, явочные квартиры и связники.
Затем приступили к трапезе, после которой все разошлись, окрыленные новыми перспективами.

А что же немецкий резидент Селиверстов? По прошествии двух суток с момента его задержания, по заявлению, оказавшимся ошибочным (купец обознался!), Селиверстову были принесены самые искренние извинения, в том числе, извинения заявителя. Последний, в качестве моральной компенсации, предложил свою дружбу и звал Селиверстова в любое время, полночь-за-полночь в гости. Но Селиверстов отказался, получил от полиции бесплатный билет в лучшее купе в поезд на Москву и пошел на посадку. Но при подходе к вагону, был задержан тремя крепкими молодцами и препровожден в городское охранное отделение за продажу все в том же поезде, в котором он якобы обокрал смоленского купца, контрабандного фальшивого золотого кольца и браслета смоленскому мещанину. Как и в предыдущий раз, его продержали двое суток и выпустили с самыми искренними извинениями, пояснив, что заявитель обознался. Ему снова вручили билет в лучшее купе и в пролетке доставили на вокзал к поезду. К чести Селиверстова, нужно сказать, что вел он себя очень достойно и выдержано. Скандалов не устраивал, не грозил жаловаться начальству, не просил передать своим друзьям весточку о себе, а просто твердил: «Господа! Это какая-то досадная ошибка!», чем снискал уважение в обоих отделениях: охранном и полиции. Забегая вперед, скажу, что по приезде в Москву его опять встретили трое других дюжих молодцов из московского охранного отделения и задержали по обвинению в шпионаже в военное время по доносу купца первой гильдии Агафонова Ивана Митрофановича. Здесь Селиверстов не выдержал, впал в истерику, вырывался, брызгал слюной и кричал на весь вокзал про варварскую страну, где нарушают права своих граждан! В ажитации, он, видимо, забыл, что по документам является «русским» и большую часть речи выкрикивал на чистом немецком языке, обильно вставляя русские матерные выражения. Но трое молодцов видали и не такое, поэтому через несколько минут Селиверстов уже ехал в пролетке с кляпом во рту и мешком на голове. Как обычно, его встретили очень вежливо, поместили в лучшую одиночную камеру, практически не допрашивали и кормили едой из ближайшего ресторана. Все эти комедии с задержаниями нужны были, чтобы дать время Вольдемару для выполнения задания.

У Вольдемара, тем временем, наметились две болезненные точки: взрыв в зале ожидания Брестского вокзала и отравление водопровода.
Эти диверсии, еще до приезда Вольдемара, были намечены двумя разными группами террористов, и подготовка к ним была завершена. Требовалось, каким-то образом, предотвратить их.

Одна из действующих групп наметила произвести взрыв бомбы с часовым механизмом в 19 часов в зале ожидания вокзала. По плану, в который был посвящен Вольдемар на встрече с руководителем пятерки, бомбу должен был доставить один из членов подпольной группы минут за 20 до намеченного взрыва, припрятать ее под скамьей или ином месте в зале ожидания, и покинуть здание вокзала, уехав на заранее ожидавшем его извозчике.

В задачу Вольдемара и нескольких лучших филеров из охранного отделения, входило прибыть на место к 17 часам, изучать всех находящихся и прибывающих в зал ожидания лиц с ручной кладью, выявляя всех подозрительных, особенно тех, кто свою кладь оставит без своего личного присмотра. При этом, следовало иметь в виду возможность оставления террористом своей клади под присмотр совершенно постороннего человека, например, соседа по скамейке. В случае обнаружения злоумышленника, следовало проследить за его дальнейшим передвижением, передав слежку за ним другим филерам наружного наблюдения, или задержать (в зависимости от ситуации). Бомбу в течение оставшихся 5-10 минут надлежало изъять из зала и сбросить в канализационный колодец, расположенный невдалеке от входа в вокзал, что могло позволить избежать жертв среди пассажиров. Место расположения этого колодца было с 17 часов ограждено в радиусе 20 саженей, якобы для проведения ремонта. Внутри ограждения копошились «рабочие», в том числе, два сапера. Еще два сапера дежурили в зале ожидания, но особо рассчитывать на их помощь не приходилось, так как обезвреживать бомбу в зале, полном народу, да еще за столь короткий срок, не предполагалась. Конечно, можно было бы часа за два до предполагаемого взрыва очистить вокзал от пассажиров и никого в него не пускать. Но в этом случае, террорист поехал бы на любой другой вокзал и беспрепятственно взорвал бы бомбу там.

Задача выявления террориста в зале ожидания была не из легких – попробуйте в вокзальной сутолоке определить злоумышленника, когда пассажиры шныряют туда-сюда: из зала — к расписанию, от расписания — к буфету и т.д., да еще многие оставляют свои чемоданы в зале.
К 18.30 без шума задержали двух чемоданных воров и проверили содержимое багажа у трех пассажиров. Террориста пока не было. Правда, в 18.33 Вольдемар заметил странного пассажира, несшего корзинку с яйцами, наложенными с горкой. Видимо, чтобы не разбить их, он нес свою ношу очень осторожно, стараясь не задеть корзинкой снующих туда-сюда людей.
— Как писаную торбу — подумал Вольдемар, — или как…… Тут его осенило. Он незаметно подал знак ближайшему филеру, с целью привлечь его внимание.

Человек с корзинкой очень нервничал. Он нашел свободное место, очень осторожно поставил корзинку под скамейку, сел, просидел не больше минуты, постоянно озираясь по сторонам, затем попросил соседа покараулить корзинку до его возвращения, сорвался с места и быстро вышел из зала. Филер последовал за ним.

— Боится, что рванет раньше времени и его разнесет. Что ж, бывает. Поэтому он и приехал, и ушёл раньше оговоренного времени. — Подумал Вольдемар. Он подошел корзине, аккуратно взял ее и понес на улицу к канализационному колодцу. Случайный сосед террориста по лавке пытался возразить выносу корзинки незнакомым человеком, но подошедший городовой разрядил ситуацию. Зайдя за ограждение колодца, Вольдемар дал знак остальным, в том числе и саперам, удалиться и начал выгружать яйца – под которыми, накрытая чистой тряпочкой, лежала металлическая коробка с часовым циферблатом. Часы показывали 18.43. Отдельная стрелка была установлена на 19 часов. Чувствовалось, что это продукт заводского производства, а не самоделка. На задней стороне коробки имелся рычажок переключения. Около правого положения рычажка был изображен циферблат, около левого – написано Pouze».

— Пауза. Остановка работы часов — подумал Вольдемар. Он не владел немецким хорошо, но, поскольку окончил военное училище, изъясняться всё-таки мог. Поколебавшись самую малость и перекрестившись, он передвинул рычажок в левое положение, сбросил бомбу вместе с корзинкой в колодец, на дне которого булькнула вода, поглотившая бомбу. Отойдя к заграждению, он и другие стали ждать 19 часов. Взрыва не было. В целях безопасности, было решено бомбу поднять ночью, в отсутствие граждан на улицах, и вывезти на армейский полигон, где и взорвать. Подложившего бомбу человека отследили до квартиры и арестовали вместе с ожидавшим его там командиром «пятерки».

Теперь Вольдемару оставалась вторая болезненная точка – отравление водопровода.

Отравить воду предполагалось, засыпав мышьяк в бассейн конечной очистки, из которого вода забиралась насосом и направлялась в водопроводную сеть. Мешок мышьяка пришлось привезти из-за границы, ибо в России аптекари любых национальностей, подозревая нечистое, категорически отказывались продавать мышьяк в больших количествах, хотя большая часть аптекарей были немцами. Заграницей, заинтересованные лица, выдали мешок с удовольствием. Трудность задачи состояла еще и в том, что этим же московским водопроводом пользовались живущие в городе немцы, в том числе, и сами террористы. Поэтому, после долгих споров и колебаний, было решено отравить для начала воду в водонапорной башне, обеспечивающей водой армейские казармы в Лефортово. Башня эта никак не охранялась и размещалась в центре небольшого скверика, где по выходным гуляли местные барышни, в ожидании бравых юношей в военной форме с увольнительными.

Башня была сложена из кирпича, высотой аршин пятнадцать — восемнадцать, с вертикальной наружной железной лестницей для подъема и железной площадкой по периметру резервуара. Для ревизии резервуара, была предусмотрена железная входная дверь.

Вот туда ночью и отправились трое отравителей, с небольшим мешочком невкусного мышьяка. Чуть ранее на место прибыли и их будущие задержанты: четверо агентов охранного отделения и трое нам уже известных ваганьковских обитателя — Вольдемар, Василий и напросившийся к ним в компанию бывший фальшивомонетчик Нефед Прокукин, ужасно скучавший без дела в своей домовине. Агенты рассредоточились по кустам скверика, а ваганьковская троица упряталась на железной площадке резервуара с теневой, по отношению к луне, стороны.

Где-то в половине второго ночи, к скверу подъехала пролетка, из которой вылезли двое мужчин и кучер. Троица направилась к башне. Двое с небольшой сумкой полезли наверх, третий остался внизу «на стрёме». Отравители долезли до площадки, подошли к двери, вытащили из-за пазухи ломик и начали аккуратно, стараясь не производить лишнего шума, вскрывать дверь.

Следует сказать, что ваганьковская троица чувствовала себя совершенно уверено, они даже не брали с собой никакого оружия, хотя штаб-офицер сутки назад выложил им на стол три заряженных нагана, но они брать их отказались, сославшись на свои дырявые штанишки. Вид у них и вправду был устрашающий. Человеку с нормальной, да и с ненормальной, психикой практически невозможно, не впадая в панический ужас, видеть их ходячие скелеты, на которых местами виднелись куски сгнившей человеческой плоти, клочки волос на макушке черепа и истлевшая до дыр одежда! Вот в таком виде наша троица вышла из тени, затянула «Боже царя храни!» и стала спокойно подходить к отравителям. Те от ужаса стали непрерывно кричать: «А- а- а- а- а!», выхватили револьверы и открыли беспорядочную стрельбу по троице. Когда секунд через десять патроны закончились без всякого эффекта, оба от страха не могли тратить время на спуск по лестнице, а просто спрыгнули с площадки вниз, где в это время агенты уже скрутили «извозчика» и были готовы к приему остальных.

Всех троих запихнули в их же экипаж и повезли в охранное отделение. Правда, один из прыгунов сломал себе ногу при приземлении, а всех троих, после всего пережитого, пришлось отправить на неделю в психиатрическую клинику, где им кололи успокоительное и убеждали, что виденное ими, было пока необъяснимым, с точки зрения науки, оптическим явлением, наподобие миража в пустыне. К чести врачей, следует сказать, что они не кривили душой, ибо были атеистами и не были лично знакомы с ваганьковскими жильцами. Сейчас-то, наверняка, они все перезнакомились, если, конечно, им повезло, и их упокоили на Ваганьковском. Но если и на каком другом кладбище, то это дело не меняет – на каждом есть свои Вольдемары, Василии и Нефеды.

Ваганьковская же троица, после задержания отравителей на водонапорке, пошла в хорошем настроении пешком к себе домой на Ваганьковское, по дороге пуганув нескольких припозднившихся пьяниц и вышедших на охоту мазуриков. А что, по ночам надо дома сидеть, а не в темноте шастать!

А что касаемо шпионов, то, по предоставленным Вольдемаром спискам, их всех арестовали. Долго разбирались, кто по недомыслию, а кто по убеждениям решил вредить России. Кого выпустили, кого выселили из Москвы, кого отправили на каторгу. Резидента Селиверстова выслали в Париж по запросу французской полиции, а нашей троице, в благодарность, за счет охранного отделения, подправили могилки, обновили оградки и высадили живые цветы. Пусть радуются!

Революция на Ваганьковском

Революционное брожение в умах, затеянное писателями, поэтами, политиками и прочими, кто мнил себя принадлежащим к интеллигенции и либералам в Российской империи, не могло не затронуть умы ваганьковских обитателей. До этого полторы сотни лет кладбищенское бытие протекало тихо, мирно и благостно. Никаких серьезных скандалов и склок между обитателями не возникало. Если и поступали какие-нибудь буйные новички, то очень быстро им объясняли правила кладбищенского общежития, и они утихали, становясь ярыми поборниками старорежимного уклада.

Но в 1917 году обстановка начала изменяться. Зачинщиками смуты, как Вы догадываетесь, стали обитатели седьмого ряда, где бесплатно хоронили неопознанные трупы, несчастных бродяг, тех, на кого родственникам было наплевать и просто неимущих горожан. Собственно, сами бы они до восстания никогда не додумались, потому, как условия обитания многих из них вполне устраивали, но их подначивали несколько недовольных интриганов из второго ряда, которым казалось, что их положили слишком далеко от церкви и упокоили без должного уважения.

Смутьянов поддержали сначала обитатели шестого ряда, затем даже некоторые обитатели других, более дорогих рядов. Все они ходили ночами по кладбищу с плакатами: «Свобода, равенство и братство!», «Каждому – 10 аршин земли и свой склеп!», «Покойники всех кладбищ – объединяйтесь!», «Вся власть — Совету Усопших!».

Одними демонстрациями дело, конечно, не обошлось, и от требований улучшения жилищных условий перешли к захвату ухоженных могил и склепов, разворовыванию элементов их обустройства: венков, цветов, могильных памятников, оград и прочего. Всем этим восставшие украшали собственные могилки.

Доходило до смешного. Вор-домушник Петька Рваный Глаз, прозванный так за то, что, при жизни, в пьяной драке ему вышибли правый глаз свои же друзья-мазурики, поселился в могиле с надгробным камнем с надписью: «Действительный статский советник Арнольдов Викентий Павлович», и положил на неё украденный венок «Моей доченьке Анфисе Завадской».

Видя такое, те, из приличных рядов, кто вначале сочувствовал восставшим и требовал для них свободы, равенства и братства, а теперь сами лишились кое-какой собственности, не приобретя новых братьев, равенства и свободы, глубоко призадумались. Но задумываться было уже поздно, восставшие выкидывали их из ухоженных могил, склепов и сами укладывались на освободившееся места.

Через некоторое время самые активные, захватив, что смогли, немного успокоились, и наступило некоторое затишье. Но оно было недолгим, потому, как те, кому не досталось, были огорчены и обижены, на тех, кому досталось. Обиженные писали жалобы в администрацию кладбища, обвиняя тех, кому досталось больше, в политической близорукости и отступления от линии восставших на достижение полного равенства и братства. Администрация, на тот момент, еще не разобралась, чью линию ей поддерживать, поэтому поддерживала всех, кто обращался к ней с жалобами, высылала летучий отряд кладбищенских сторожей и землекопов, выкапывала захватчиков, закапывая на их место жалобщиков. Но жалобщиков было так много, что, очень часто, приходилось в одну могилу или склеп поселять множество новых постояльцев, совершенно не связанных родственными узами. И если, когда-то, все они имели, пусть скромные, но индивидуальные могилки, то теперь им приходилось ютиться в тесноте коммунальных. Это тоже рождало некоторое непонимание между жильцами и приводило к новым конфликтам. В одну из ночей, восставшие пришли восстанавливать классовую справедливость к Вольдемаровой могилке, но получили такой неожиданной отпор от хорошо известной нам парочки, закалённой в борьбе с врагами Отечества, что с позором удалились, растеряв на месте побоища отдельные берцовые, лучевые и иные косточки. К Василию на могилку они уже не пошли.

После таких событий, наша парочка призадумалась, что же им делать дальше. Решили посоветоваться в охранном отделении со штаб-офицером.

В охранном отделении двери были нараспашку, стекла побиты, несколько сотрудников бродили, как неприкаянные. Офицер, как ни странно, был на месте. Он рассказал Вольдемару, что охранное закрыли в связи с приходом свободы, равенства и братства, а посему, государство в охранке нуждаться перестало. Некоторых сотрудников арестовали, потом часть выпустили. Он и несколько офицеров ходят на работу по собственной инициативе, потому как шпионы никуда не делись, и надо, хоть как то, им противостоять. На фронте массовое дезертирство, поскольку революционеры выдвинули лозунг «Землю – крестьянам, фабрики – рабочим» и солдатики рвутся по домам, чтобы в деревне не опоздать к разделу земли, а в городе – к разделу фабрик и заводов. Хотя дележка эта может продолжаться до бесконечности и все равно будут недовольные. Взять хотя бы раздел земли: делить по едокам или по числу крестьянских дворов? В любом случае кому-то дадут больше, а кому-то меньше и противоположная сторона будет недовольна. А дележка фабрик и заводов? Как их делить? Скорее всего, поманят и, в конце концов, ничего не дадут или дадут, но потом все равно отнимут.

Рассказал, что Императора предали все, кто мог и что, скорее всего, в России начнется война между теми, кто хочет отобрать и теми, у кого хотят отобрать. И все это будет длиться долго и кровопролитно, до полного разрушения всего, что создано ранее.

— Трудно представить себе, но многие государственные мужи, интеллигенция, помещики, мещане и даже некоторое духовенство радовались отречению Помазанника Божия! Помазанника! Но, думаю, Господь Бог отольет им за это полную чашу, да и не только им, но и нам всем! Надо было в самом начале вогнать осиновый кол этой революционной гидре, а мы, дураки, всё либеральничали, а сейчас уже поздно. — Напоследок сказал штаб-офицер, и грустно, но тепло попрощался с Вольдемаром. Через два месяца его и еще одного офицера охранного отделения растоптала толпа с красными бантами. Где их захоронили и хоронили ли вообще – неизвестно.

Из охранного на кладбище Вольдемар возвращался в задумчивости: «Как это он сказал – вогнать осиновый кол!». Резко повернувшись, он отправился к дровяному складу, на котором красовалась вывеска «Антон Кузин. Дрова на любой вкус». Там он попросил отпустить ему вязанку осиновых дров. Приказчик очень удивился, долго лазил по штабелям и набрал ему две охапки осинника. Вольдемар попросил наколоть из них тонких чурбачков и заострить конец каждого. Приказчик удивился еще больше.

— Мне нужны колышки, для разметки земельного участка, — пояснил он приказчику. – И сделайте мне какую-нибудь колотушку, для забивания этих колышков.

Когда все было готово, он нанял извозчика и поехал к себе.
Приехав, сгрузил колышки с колотушкой в склеп к Лизавете и пошел к директору кладбища.

Надо сказать, что директора кладбищ – люди неразговорчивые, солидные, рассудительные, умудренные большим жизненным опытом. Вспомните, хотя бы, народную мудрость: «С кем поведешься, от того и наберешься!» и вспомните, с кем имеет дело директор кладбища? С покойниками! А неразговорчивее, солидней, рассудительней и умудрёнее жизненным опытом, чем покойники – никого нет!

Директор встретил Вольдемара доброжелательно и на его вопрос, как ему нравится ситуация на кладбище, разразился такой гневной тирадой, которую от директора кладбища, ну никак нельзя было ожидать!

Выслушав внимательно длинный возмущенный монолог директора, Вольдемар спросил, имеется ли какой-либо план или опись по размещению усопших в могилах. Выяснилось, что и план, и опись в администрации имеются и можно выяснить, кому какая могила принадлежит.

— А не хотите ли вы восстановить «статус кво»? — спросил Вольдемар у директора.

— Восстановить в прежнем виде? Мечтаю! Но как это сделать? — воскликнул директор.

— Мы это сделаем. Я с товарищами, — сказал Вольдемар.

— Родной, да я сам приду и людей приведу к Вам на помощь! — опять радостно воскликнул директор.

Вольдемар вежливо отказался от помощи, пояснив, что они будут работать ночью, да и методы их работы директору не покажутся гуманными. Он лишь попросил директора вырыть новую братскую могилу, где-нибудь у границы кладбища. На том и договорились. Вольдемар получил имеющиеся планы с записями и отбыл.

Вечером испытанные бойцы Вольдемар Уваров, Василий Самотрясов и Нефед Прокукин провели военный совет, на котором оговорили тактику борьбы со смутьянами. Начать решили с могил первого ряда, расположенных ближе всего к церкви.

В первой могиле должен был покоиться тайный советник Куприянов. Друзья подошли к склепу, постучались и попросили владельца выйти. Ворча и матерясь, вылез какой-то оборванец.

— Вы являетесь тайным советником Куприяновым? — строго спросил Вольдемар.

— Чего? — переспросил вылезший.

— Я так понимаю, что не вы. Тогда прошу освободить чужое жилище.

— Чего?

— Вы что выбираете, — спросил Вольдемар, — вернуться в свою прежнюю могилку или лечь в братскую с осиновым колом в спине?

— Чего? — опять протянул незнакомец.

— Валите его, ребята! — скомандовал Вольдемар.

Через мгновенье Василий с Нефедом уложили незнакомца на землю, вниз лицом, и Вольдемар колотушкой вогнал в спину незнакомца осиновый колышек. Незнакомец перестал вырываться и затих.

Нефед Прокукин, ангельская душа, выходец из среды художников, интеллигент, добряк и бывший пьяница, погоревший когда-то на выпуске фальшивых деньжат и отбывший за это приличный срок на каторге Сахалина, пожалел незнакомца.

— Может, как-нибудь помягче с ними? Объяснить, что к чему? — спросил он Вольдемара.

— А ты видел, как они чужие могилы захватывают? И этого советника, наверняка, без разговоров выдернули за ноги и в кусты забросили! Он, наверное, не одну ночь свои косточки по кустам разыскивал. Нельзя с ними ласково, не та это публика. Возьмите тележку, кладите на нее этого и поедем за следующим.

У следующей и еще трех могил сцена выглядела приблизительно аналогично, лишь добавились словосочетания: «А ты кто такой?», «Да пошёл ты!» и еще кое-какие.

После пятой могилы они покатили тачку к новой братской могиле, которую уже выкопали по указанию директора, и сгрузили в неё свой печальный груз. На этом, ночной рейд закончился. Наутро ваганьковские землекопы должны будут засыпать переселенцев.

Поскольку ваганьковцы лежат очень плотно друг к другу, то слух о восстановлении «статус кво», почти мгновенно донесся до всех обитателей, которые, понятно, разделились на два противоположных лагеря. Поэтому, на следующую ночь, когда троица стала подходить к шестой могиле, то встретила там две группы ваганьковцев, стоящих друг против друга. Обе группы яростно переругивались, правда группа смутьянов была значительно активней. При приближении Вольдемара шум стих.

Следует пояснить, что революционное переселение осчастливило далеко не всех переселенцев. Представьте, что я всю жизнь пил горькую не просыхая, лупил своих домочадцев, денег в семью не приносил, а, наоборот, выносил из дома вещи, чтобы обменять их на водку. Едва ли я могу рассчитывать, что мои домочадцы будут приносить мне на могилку букеты роз, выпалывать на ней сорняки и безутешно плакать. Скорее всего, закопав меня, никто из них на кладбище затем никогда не придет.

Но даже если бы я всю жизнь творил добро своим родственникам, то сие тоже не значит, что они век будут помнить это добро и утирать скупую слезу у моей могилки. Не исключено, что, прикопав меня, они там тоже больше никогда не появятся. Тут уж зависит от того, что за народ мои или Ваши родственники.

Вот почему, часть новых переселенцев, сменивших свои заброшенные могилки на чужие богатые и ухоженные, стало понимать, что от перемены мест сумма не изменяется, а новые могилки так же постепенно приходят в запустение, в связи с отсутствием скорбящих родственников. Посему, перспектива получить осиновый кол в спину из-за «шила-на-мыло», не представлялась радужной и часть публики потихоньку убралась на прежние лежбища.

Вольдемар спокойно подошел к шестому склепу и, постучав, спросил: — Есть хозяин?

Хозяева нашлись в обеих группах: из одной вышел крепкий детина в тулупе и треухе, из другой – старичок со старухой.

— Я спросил «хозяин», а не временный жилец! — строго спросил Вольдемар.

— Я – новый хозяин и есть! — гордо сказал детина.

— Мы хозяева, наш он был раньше. Купец первой гильдии Аксенов с женой — сказал старичок.

Вольдемар слышал об Аксенове – удачливый купец, при жизни он, как и многие богачи в те времена, часть своей выручки стабильно тратил на благотворительность: открыл и содержал за свой счет приют для сирот и бесплатную начальную школу для мальчиков.

— Господин новый хозяин — сказал Вольдемар, – нужно освободить жилье для старого владельца.

— С какой это стати? Сейчас равенство! Он попользовался, теперь — моя очередь!

— Вы что выбираете, — спросил Вольдемар, — вернуться в свою прежнюю могилку или лечь в братскую с осиновым колом в спине?

— Это с чегой-то? — хорохорился незнакомец.

— Валите его, ребята! — скомандовал Вольдемар.

Но завалить такого кабана представлялось не простым делом, тем более что на его защиту стал выдвигаться народ из толпы революционеров. Из толпы старорежимников пока никто не спешил на подмогу.

— Так и будете ждать, пока вас за ограду не выкинут? — крикнул Вольдемар, обернувшись назад, — или мы втроем должны за всех вас отдуваться?

После этих слов из толпы сторонников старого режима стали отделяться по одному-два человека и вставать за спиной Вольдемара, ожидая, по-видимому, его команды. Скоро все старорежимники подошли к Вольдемару.

— Так что, господа, есть желающие получить колышек? — спросил Вольдемар и протянул левой рукой несколько колышков, а правой – колотушку. Вид колышков произвёл магическое впечатление, видимо, каждый представил себя с колом в спине и в братской могиле, откуда уже никогда не выбраться на поверхность. Некоторые стали потихоньку уходить, другие отступали на несколько шагов. Драки не произошло, а вокруг «кабана» стало образовываться пустое пространство. Он огляделся, сплюнул и со словами:

— Да ну вас всех в …. Что мне, больше всех надо? — повернулся и ушел, грубо расталкивая своих бывших союзников. Союзники, вскоре, рассосались совсем.

Пошел обратный процесс, и законные владельцы стали постепенно занимать свои прежние квартиры.

Благодаря жесткой политике Вольдемара, постепенно всё успокоилось. И если поступал на кладбище какой-нибудь вольтерианец и ратовал за пересмотр жилищных условий, соседи его просто спрашивали, не хочет ли он осиновый колышек в одно место и посылали к Вольдемару, но никто не хотел, и никто не ходил.

С тех пор бытие на Ваганьковском, вплоть до Перестройки, продолжало протекать тихо, мирно и благостно, почти как при Царе-батюшке. Правда, ряды отменили, неопознанный люд хоронить перестали, из-за перенаселения, а ближе к церкви хоронят, в основном, известных спортсменов и актеров. Неопознанных тоже не забыли – для них на Спасо-Перепеченском кладбище целое поле выделили – от главного входа налево и идти до конца. Отрадно, что многих потом опознают и на могилках, вместо табличек с номером, появляются кресты с именами.

А за оградой снаружи Ваганьковского, наоборот, все очень сильно изменилось, может, потому что у них там в свое время не нашлось своего поручика Уварова с товарищами? Может быть. И к худу это или к добру? Кто знает. Моя маманя мне говорила, что этот вопрос надо задавать домовому, когда его встретишь.

Перестройка на Ваганьковском

Безусловно, что перестроечные процессы девяностых не могли не взбаламутить население Ваганьковского кладбища, введя некоторых из них в полную ажитацию.

Первыми засуетились ночные бабочки. При социализме им было трудновато вносить свою лепту в строительство коммунизма. Их всячески притесняли, высылали для трудового перевоспитания на комсомольско-молодежные стройки или просто за 101 километр. При этом, жители этих дальних километров были не очень довольны. То есть, в самом начале они были вроде как довольны, особенно мужики, но с годами, число дам сильно увеличилось, и переселенки начали подрывать пищевую базу местных жителей и, все чаще, отвлекали местных мужиков от исполнения своих супружеских обязанностей.

Дело в том, что в магазинах стало уменьшаться и без того мизерное количество поступающих в продажу колбасы, мяса и некоторых других продуктов. Под конец, на витринах мясных отделов стали выкладывать только говяжьи и свиные мослы по шестьдесят копеек за килограмм, куриные головы и лапки. Где находилось мясо с этих мослов и собственно куриные тушки, широкой общественности было неизвестно. Конечно, этот вопрос с легкостью могли бы прояснить работники райкомов, райисполкомов и других «-комов», а также работники мясных отделов магазинов, но они скромно хранили молчание. Правда, иногда с высоких трибун вещали, что мяса не хватает потому, что некоторые кормят им своих собак и много его съедает нетрудовой элемент – тунеядцы, тунеядки и прочие дармоеды, а также на корню скупают кавказцы-шашлычники, продавая шашлык по два рубля десять копеек за сто грамм. Понятно, что, бабочкам приходилось трудиться в атмосфере недопонимания со стороны местного населения. Именно поэтому, бабочки радостно восприняли весть о начале перестройки, слухи о легализации их деятельности в ближайшем будущем и, как мотыльки на свет, устремились обратно в Москву проводницами свободной, но продажной любви.

Их примеру последовали и некоторые Ваганьковские поселенки. Они по ночам вылезали на воздух, собирались в группки на перекрестках аллей или утюжили дорожки кладбища, поджидая клиентов. Клиенты, правда, не торопились и, вообще, не проявляли заметного интереса, поэтому, прибыльным этот бизнес назвать было нельзя.

Следующими поборниками перестройки на Ваганьковском выступили ребята с Кавказа. Понятно, что они начали с фруктов и овощей, которыми заполонили все рынки, показав огромный кукиш и кулак местным колхозникам и частникам. Правда, эта продукция на кладбище не пользовалась спросом. Тогда ребята приняли правильное решение и стали торговать шмотками, которые их живые родственники привозили из Польши и Турции и раскидывали по родственникам и знакомым. Это привело к оживлению бизнеса, ибо многие ваганьковцы сильно поизносились, но бизнес тормозился из-за отсутствия денег у большинства ваганьковских поселенцев. Тогда умные головы изобрели достижение перестройки – «бартер», то-есть обмен товара на товар. Могу с гордостью утверждать, что это достижение было придумано именно поселенцами Ваганьковского кладбища и затем распространилось по всей стране! Во всяком случае, так мне шепнули некоторые сторожилы с Ваганьковского, хотя, конечно, они могли и прихвастнуть. Но это достижение на Ваганьковском тоже не возымело успеха, потому как товаров для обмена у ваганьковских тоже не было. И тогда светлые головы кого-то из недавно закопанных, внесли в обиход новое замечательное понятие — «Рэкет». Из ваганьковских спортсменов стали сколачивать бригады, которые ходили по ночам по территории Ваганьковского и вытрясали из местных предпринимателей долю с выручки. Правда и этот бизнес не приносил ощутимого дохода, из-за нищеты местных бизнесменов. Вот именно тогда, «Ваганьковские» и вышли за пределы кладбища. Это были их золотые времена!

Представьте, что к Вам ночью вламывается группа радикально настроенных ребят, пролежавших в могилах уже по нескольку лет, очень примечательного вида, и деликатно, дав Вам пару раз в морду, рекомендует отслюнивать им определенную часть вашей прибыли. Вы, безусловно, сочтёте за счастье отдавать сумму гораздо большую, чем запрошенная, причем без применения утюгов или паяльников. Устрашающая внешность ребятишек действовала безотказно и бизнес процветал.

Понятно, что некоторые московские группировки, в массе образовавшиеся по примеру ваганьковских, были очень ими недовольны и поначалу даже хотели отобрать у них столь успешный бизнес, но даже самые крепкие и смелые бойцы испытывали благоговейный ужас при встрече с ваганьковскими и всегда заблаговременно ретировались. Перестрелки же, если они возникали, только умножали ряды ваганьковских бойцов после похорон убиенных московских на Ваганьковском кладбище. Нанятые снайперы поначалу пытались воздействовать дистанционно, но, кроме бесполезного расходования патронов, никакого эффекта тоже не добились. И, видимо, через некоторое время ваганьковские подмяли бы под себя весь московский бизнес, а затем, возможно, бизнес всей Российской Федерации, но один из опытных московских авторитетов нашёл выход из создавшейся ситуации.

Ваганьковским внятно посоветовали полностью прекратить свою деятельность и напомнили, чем закончилась Революция на Ваганьковском, и заверили, что к каждому ваганьковскому бойцу будет применен жесткий метод незабвенного поручика Вольдемара Уварова — осиновый колышек в спину.

Конечно, ваганьковские бойцы такого разворота не ожидали, но им пришлось согласиться, потому, как лежать безвылазно под землей с осиновым колышком большого удовольствия не доставит. К тому же, они уже успели создать кое-какую заначку на будущее, которую можно было-бы потихоньку тратить на некоторые земные радости.

На этом, все перестроечные процессы закончились, и снова на Ваганьковском воцарились тишина и покой, как и положено на столь уважаемом кладбище.

Кстати, воистину говорят: «Бог шельму метит!». Того авторитета, что предложил использовать метод Вольдемара Уварова для борьбы с Ваганьковскими, через год застрелил снайпер, его с почётом похоронили и он пополнил ряды Ваганьковских рэкетиров, которые до сих пор, по его милости, маются от безделья, опасаясь получить осиновый колышек. Как сказал по этому поводу уже известный нам покойный профессор Московского Университета: «Не рой другому кладбищенскую яму — сам в неё попадешь!»

Катя и Серёжа

Эту историю рассказала мне моя дочь, про своих одноклассников Катю и Сережу.

Катя и Серёжа дружили с седьмого класса. Дружили очень трогательно, и многие одноклассники, особенно девчонки, и моя дочь в том числе, сильно завидовали им. Пацаны в этом плане проще, но, думаю, в душе, многие из них хотели бы таких же романтических отношений. Однако, жизнь внесла свои изменения в эту идиллию.

Отца Сережи, хорошего компьютерщика, пригласили на престижную работу в г. Рязань. Маме Сергея предложили работу там же. Они согласились. Сергей учился в девятом классе, так что проблем со школой в Рязани не предвиделось. Проблемой были их отношения с Катей. Молодежь не хотела расставаться, но оставлять Сергея одного в Москве родители не собирались. Они планировали в Рязани пожить вначале на съёмной квартире (кто знает, как сложатся отношения на новой работе), а на московскую квартиру найти арендатора.

Отец вел с детьми длительные переговоры, суть которых сводилась к следующему. Рязань – это не Сыктывкар, от Москвы с Казанского вокзала можно доехать часа за три-четыре, так что катайтесь по выходным друг к другу хоть каждую неделю. Есть ещё мобильники – звони, не хочу! А школу окончите, так поступайте вместе в один институт и сидите рядышком за партой, в своё удовольствие, сколько хотите.

Не знаю, убедил он их или нет, но взрослые почти всегда берут верх над детьми и отъезд состоялся. Поскольку у отца Сергея был автомобиль, то в Рязань поехали на нем, загрузив в багажник самое необходимое.

После отъезда, Сергей не позвонил Кате ни в тот день вечером, как обещал, ни на следующий, ни через день. Она уже не знала, что и думать. Его телефон не отвечал, как будто он просто решил порвать с прошлым и выбросил сим-карту.

Ночью она спала плохо и тревожно. Сквозь сон ей послышалось, как будто кто-то печатает на её ноутбуке. Она открыла глаза, приподнялась. Комната была слабо освещена экраном работающего ноутбука и были слышны щелчки клавиш, но за компом никого не было. От страха она громко закричала: «Мама, мама!». Щелчки прекратились, экран компа моргнул, и на нём появилась надпись «Завершение работы».

Прибежала мать, потом отец. Катя рассказала им о работе ноутбука. В это время ноут отключился и его экран погас. Родители стали успокаивать Катю. Люди часто стараются дать упрощенные объяснения непонятным сложным явлениям. Вот и тогда, отец сказал, что, скорее всего, когда Катя вечером выключала ноут, то он «завис», а сейчас «отвис» и завершил выключение, а щелчки были от работы вентилятора.

Катя мало поверила в объяснение отца, но немного успокоилась, хотя заснула только к утру, все время прислушиваясь к ноутбуку. Он молчал.

Утром, как обычно, она заглянула в ноутбук в свою электронную почту.

Последним входящим было ночное сообщение с почты Сергея: «Меня больше нет. Я ум».

Что такое «ум» Катя не поняла. Точнее, у неё были какие-то страшные догадки, но она гнала их прочь. Она хотела, чтобы всё закончилось хорошо и всё скорее бы выяснилось.

Днем, после школы, она пошла туда, где до отъезда жил Сережа с родителями. Квартира была заперта, соседи ничего не знали.

Ночью Катя решила не спать и караулить ноутбук. Крышку его, она, как обычно, не закрыла.

Прошло уже полночи. Ей очень хотелось спать, и она стала впадать в какую-то полудрёму. Вдруг, в полусне, она опять услышала щелчки клавиш и, приоткрыв глаза, увидела светящийся экран ноутбука. Кто-то, невидимый, печатал на нём. Она опять очень сильно испугалась и захотела закричать, но заставила себя сдержаться и немного подождать. Скоро, ноутбук замолк, а экран его затух.

Катя тихонько встала и, превозмогая сильный страх, медленно подошла к ноуту, включила его и вошла в свою почту.

«Меня больше нет. Я умер. При выезде из Москвы, мы попали в аварию. Все погибли. Сегодня нас троих кремировали. Похороны завтра на Ваганьковском в 15.00, в могилу моих бабушки и дедушки. Прощай. Твой Серёжа».

Ноги у Кати подкосились, она села на пол и громко, на одной ноте завыла. Всё, что у неё было в жизни, рухнуло в одночасье. Она продолжала сидеть и выть, монотонно раскачиваясь взад и вперед.

Как и в прошлый раз, прибежали родители. Прочитав сообщение, они бессильно сели на стулья. Потом начали успокаивать Катю, хотя, понятно, что никакие слова ничего не изменят и не вернут Сергея к жизни.

Назавтра, с утра, Катя не пошла в школу, а побежала на квартиру, где раньше жил Сережа. Дверь открыл мужчина лет сорока, как выяснилось, это был Сережин дядя, брат его папы. Это он занимался похоронами родственников.

Катя выяснила, куда можно подойти на кладбище.

На Ваганьковское она пришла задолго до назначенного времени. Пока ждала, утирая слёзы, ходила по аллеям кладбища, удивляясь количеству здесь захороненных. Прошлась вдоль могил знаменитостей: в основном спортсменов и актеров.

Урны из крематория привезли минут на сорок позже оговорённого срока и после непродолжительной процедуры прикопали их к могилам дедушки и бабушки.

На поминки Катя не поехала, а ещё долго простояла у захоронения. Решила, что жить ей больше незачем, и что она уйдёт к Сереже, а урну с её прахом захоронят с ним в одной могиле. Ей стало даже легче от этих мыслей, и она пошла домой, желая скорее поделиться ими с Сережей.

Дома она сразу же написала Серёже письмо со своими мыслями о самоубийстве и стала с нетерпением ждать ответа.

Ответ начал печататься только ночью: «НИКОГДА! НИКОГДА! НИ ЗА ЧТО!»

Чуть позже на компе появилось довольно длинное послание, суть которого сводилось к следующему. Души самоубийц становятся изгоями в мире мертвых, другим душам с ними нельзя общаться. Они обречены на вечное одиночество. Поэтому, при жизни надо выдержать все испытания, как бы тяжелы они не были.

Он так же написал, что в течение сорока дней после смерти, будет писать ей.

Катя спросила его, не мог ли он стать видимым, поскольку она сильно скучает по нему. Он ответил, что, к сожалению, авария была очень тяжёлой и вид у него просто ужасный и пугать её он не хочет.

Так они и общались через компьютер, пока на сороковой день письма перестали приходить.

Катя проводила дни в одиночестве, забросила всех своих подруг, целиком погрузилась в учёбу, не для того, чтобы лучше сдать ЕГЭ и поступить в институт, а чтобы чем-нибудь занять себя.

В институт она поступила. Но в группе ни с кем не сдружилась, и на занятиях за партой сидела в одиночестве.

Но однажды, на лекции рядом, с ней сел очкастый ботаник, длинный и сутуловатый. Кате не понравилось это соседство, но отметила, что пацан довольно забавный, чем-то похож на Гурвинека из чешского мультика.

На следующий день, он снова сел на лекции около неё. Как и прошлый раз, оба не проронили ни слова. В следующий раз они перекинулись несколькими фразами. Потом он как-то проводил её до дома.

По окончании третьего курса они поженились.

Иногда Катя приходит на могилку к Сереже. Ещё реже туда приходит Серёжин дядя. Больше никто.

Сашенька и Даниил

Даниил Батихин учился на втором курсе Финансового Университета. Учился хорошо, без большого напряжения.

В мае умерла его бабушка, её кремировали и урну захоронили в семейной могиле на Ваганьковском кладбище, где покоились предки Даниила.

Даниил давно не был на этом кладбище. Со времени похорон своего деда, он был тут пару раз еще школьником, поэтому с интересом бродил по аллеям, разглядывая памятники на могилах. Встретил много знакомых имен известных актёров и спортсменов, чьи фамилии до недавних пор были на слуху.

На одном из могильных памятников в виде вертикальной плиты, его внимание привлекла фотография молодой красивой девушки. Видимо, фотографию делал мастер своего дела, потому, что Даниилу казалось, что девушка улыбается именно ему. Помните, как Джоконда. Даниил отступал влево, вправо – девушка смотрела только на него и улыбалась только ему.

На камне была выбита надпись: Сашенька Остужева, 15.01.1997 – 12.02.2015.

— Интересно, — подумал Даниил. — Почему она умерла?

В это время родственники завершили все соответствующие случаю мероприятия и все, в том числе и Даниил, загрузились в микроавтобус и поехали помянуть старушку.

Дома Даниил не переставал думать о девушке с фотографии.

На следующий день, после занятий, он поехал на кладбище, благо университет находился около метро Аэропорт и в сторону кладбища ходили автобусы.

На кладбище все было по-прежнему. Девушка с фотографии так же смотрела на него и так же весело смеялась. Даниил подошёл к оградке и, насколько смог, прибрался на могилке: выдернул некоторые сорняки и убрал мусор.

Дома история повторилась — он не переставал думать о девушке, почувствовал потребность видеть её изображение и решил, что завтра обязательно сфотографирует камень вместе с фотографией. Настроение сразу улучшилось и он сел за учебные дела.

На следующий день, он несколько раз на мобильник сфотографировал памятник с разных ракурсов и, довольный, поехал домой. Весь вечер, прежде чем заснуть, он разглядывал фотографии.

Ночью, сквозь сон, ему слышался тонкий женский смех и игра скрипки. Мелодия была очень грустная, а смех – веселый. Он проснулся. Смех и мелодия не исчезали. Было жутковато.

— Кто здесь? — спроси Даниил.

— Догадайся! — смех не прекращался.

Почему-то Даниил сразу понял, кто это. — Сашенька?

— Конечно! А ты ждал кого-то другого?

— Нет! Просто, неожиданно как-то.

— Ты мне на кладбище очень понравился. Решила зайти. Ночью многие наши гуляют. Хочешь, пойдем и мы погуляем?

— Погуляем? А куда? — спросил он.

— На кладбище. Я покажу, как я там обитаю.

Даниилу стыдно было сознаться, но перспектива ночной прогулки по кладбищу его не привлекала – он, попросту, боялся. Он стал придумывать причину, по которой поход на кладбище не должен состояться.

— Как же мы ночью доберемся, транспорт-то не ходит? Да и кладбище на ночь закрыто, как мы через забор перелезем? — высказал он первое, что пришло в голову.

Ответом был всё тот же весёлый смех: — Трусишка! Не бойся, этих проблем не будет.

— Давай в другой раз! Пораньше. А то мне рано на занятия вставать. — выдвинул он свой последний аргумент.

— Как хочешь. — услышал он в ответ. Смех и музыка прекратились.

— Саша, Саша! — позвал он. В комнате было тихо. — Обиделась!

Он ужасно расстроился и мысленно ругал себя до утра, а потом и всё утро, пока ехал в универ. Решил после занятий опять поехать на кладбище и извиниться перед Сашенькой. Так и поступил.

Когда он буквально прибежал к могилке – так он торопился, то первое, что ему бросилось в глаза – Сашенька на фото не улыбалась, а смотрела довольно сурово. Даниил положил на могилку букетик цветов, который купил при входе на кладбище и довольно долго извинялся, говорил, что он с радостью пойдёт на прогулку с Сашенькой когда угодно и куда угодно. Выражение лица на фотографии медленно менялось – Сашенька опять улыбалась.

Вечером Даниил с нетерпением ждал – появится Сашенька или нет? Он даже хотел, не дожидаясь ее, пойти самому на кладбище, но побоялся, что они могут разминуться.

Сашенька объявила о своем приходе серебристым смехом и все той же грустной мелодией на скрипке. Поболтав немного об университетских новостях, молодежь двинулась в сторону Ваганьковского кладбища, до которого они дошли на удивление быстро.

На кладбище Даниил пролез через дырку в заборе, к которой его подвела Сашенька. Ему было жутковато идти в темноте между могилами, мерещились какие-то неясные движущиеся тени. Было тихо, но ему казалось, что из-под земли пробиваются какие-то слабые стоны. Вдруг захотелось бросить все и убежать, очутиться дома в своей теплой постели, укрыться с головой одеялом и спать-спать-спать!

Но он не мог бросить Сашеньку – это было бы не по-мужски. Поэтому он продолжил свой путь, тем более, что они уже подошли к Сашенькиной могилке.

— Вот тут я и обитаю. — сказала Сашенька. — Проходи, не стесняйся!

— Куда проходить? — спросил Даниил.

Никакого входа на могиле не было. Даниил вдруг обратил внимание на букетик роз, который он днем положил на могилку: он выглядел так, как будто пролежал здесь несколько лет – весь высох и почернел.

— Перешагни через оградку! Не бойся, трусишка. — Смеялась Сашенька.

Даниил перешагнул, сначала одной ногой, затем второй и вдруг почувствовал, что земля под ним расступается, и он начинает уходить вниз. Это было похоже на зыбучий песок, про который им рассказывали на уроке географии в школе. Он попытался задержаться, цеплялся руками за края могилы, он они также обваливались. Ничто не помогало, его быстро засасывало. Вслед ему несся звонкий смех Сашеньки, и скрипка играла вчерашнюю грустную мелодию.

Ноги Даниила наконец достигли дна могилы, которое было покрыто толстым слоем костей и полуразложившихся трупов. Песок забивал Даниилу глаза, рот, нос и уши. Он уже практически ничего не видел, не слышал и начинал задыхаться.

Последней мыслью его было: «Она же их всех, и меня, специально заманивала! Зачем?»

А наверху скрипка играла грустную мелодию, и серебристый голосок пел незатейливую песенку:

Как хороши, как свежи были розы,

Когда их на могилу принесли!

С тех пор прошли не месяцы, а годы.

Что с ними стало? Только посмотри.

Скелет из веток. Листьев нет в помине.

Бутоны сохлые, как мумий голова.

И как они теперь на то похожи,

Что в землю уложили навсегда!

Девушка на фотографии с надгробья улыбалась, так же весело и призывно, как и несколько дней назад.

Кольцо с кладбища

Тоня, ученица выпускного класса престижного лицея, вместе с мамой перед Святой Пасхой приехала на Ваганьковское кладбище, чтобы прибраться на могилке дедушки и бабушки. Сделав кое-какую работу, она решила передохнуть и прогуляться по аллеям, тем более, что день стоял солнечный и тёплый.

На дорожке, около одной из оград, в прошлогодней траве, что-то тускло блеснуло. Тоня подошла поближе и увидела золотое обручальное колечко.

— Наверное, кто-то потерял в прошлом году. — Подумала Тоня и примерила колечко на безымянный палец правой руки. Оно пришлось впору.

Она вначале хотела оставить кольцо на прежнем месте или положить его на виду, но подумала, что вряд ли хозяева кольца отыщутся, а кольцо наверняка достанется случайному прохожему. И решила оставить кольцо себе, на счастье, а маме ничего не говорить – она понимала, что поступает нехорошо, присваивая чужую вещь, а мама, скорее всего, заставит оставить кольцо на месте.

Дома она тщательно вымыла кольцо и, втайне от родителей, любовалась им, надев на палец.

Ночью ей снится сон, будто к ней приходит элегантный молодой человек в черном фраке и цилиндром на голове и говорит, что через два дня у неё с ним свадьба.

Странно, но Тоня не испугалась, лишь удивленно сказала, что они совсем незнакомы и поэтому о какой свадьбе может идти речь?

— Но Вы же приняли моё обручальное кольцо и носите его. — Вежливо ответил незнакомец.

Тоня посмотрела на свою правую руку — кольцо было на безымянном пальце — и не могла вспомнить, оставила ли она перед сном его на руке или нет. Она попробовала снять – не получалось, кольцо крепко сидело на пальце, хотя до этого, она без труда снимала и одевала его.

— Вот видите, насколько прочен будет наш союз! — пошутил незнакомец. — Конечно, моя новость весьма неожиданна для Вас, поэтому сейчас я не буду надоедать Вам, но завтра навещу Вас опять. Всего! — и он исчез.

Тоня проснулась. После сна осталось какое-то тягостное впечатление. На душе росла тревога.

— Приснится же такое! — подумала она и вспомнила о кольце. Оно было на пальце. Тоня постаралась снять его, но ничего не получилось. Она пошла в ванную, намылила кольцо и палец – кольцо не снималось.

В лицей Тоня пошла в плохом настроении, перед этим забинтовав палец бинтом, чтобы скрыть кольцо от глазастых подруг и избежать любопытных вопросов. С трудом высидела положенные пары и побежала домой. Дома влезла в Интернет и выяснила, что означает видеть во сне жениха, которого нет. Оказалось, что это к сплетням и пересудам злоязычных соседей и подруг.

Она старалась успокоить себя и не предавать значения какому-то дурацкому сну, но спать укладывалась в большом волнении и страхе.

Он появился снова. Столь же элегантен и вальяжен.

— Нам надо готовиться к свадьбе! — деловито сказал он. — У Вас же нет ни свадебного платья, ни туфель, ни всего прочего. Прошу Вас одеться и мы поедем. Экипаж ждёт!

Тоня хотела возразить незнакомцу, сказать, что она не собирается ни за кого выходить замуж, а тем более за совершенно незнакомого человека. Но она не могла произнести ни слова и даже просто пошевелиться. И в то же время, какая-то сила подняла её с кровати, в её ночнушке, и понесла вон из квартиры, даже не дав возможности одеться. Причём сила эта проносила её сквозь двери, не открывая их.

Перед подъездом действительно стоял экипаж, запряженный парой вороных лошадей, с кучером во фраке и цилиндре.

Незнакомец галантно помог Тоне расположиться в экипаже, и они тронулись. Хотя Тоня была в одной ночнушке, а месяц был апрель, она, почему-то не чувствовала холода.

Сначала они остановились около салона новобрачных. Незнакомец вместе с Тоней совершенно свободно прошёл внутрь через стеклянную витрину. Бегло осмотрев предлагаемый ассортимент, остался недоволен, и они отправились в следующий салон. После шестого салона, незнакомец сказал:

— Дорогая, здесь нет ничего достойного внимания. Я завтра сам привезу Вам всё, что нужно для свадьбы.

Он отвёз Антонину домой и, когда уехал, она проснулась. Чувство тревоги, возникшее после того, как она увидела первый сон, теперь усилилось. Тоня снова пыталась убедить себя, что это только глупый сон, не больше, но предстоящая ночь стала внушать ей неимоверный ужас.

Весь день она старалась оттянуть приближающийся вечер, но он всё-таки наступил.

Незнакомец приехал с кучей пакетов, которые в квартиру занёс уже известный Антонине кучер. Незнакомец был весел и, как всегда, элегантен и вальяжен.

— Одевайтесь, дорогая, — сказал он, жестом указывая на многочисленные пакеты. — Нас уже ждут.

Тоня хотела возразить, но, как и в прошлый раз, её воля была полностью подчинена незнакомцу. Она даже не могла что-либо сказать ему. Она поняла, что незнакомца совершенно не интересует её мнение, возражать и говорить ему что-либо совершенно бесполезно. Оставалось только убеждать себя, что это всего лишь сон.

Незнакомец привёз ей шикарное бальное платье, шляпку, фату, туфли и другую мелочь, но все эти вещи были густого чёрного цвета. Подчиняясь воле незнакомца, Тоня одела всё это.

— Шикарно выглядите, дорогая. — Сказал незнакомец. — Прошу в экипаж.

Экипаж подъехал к Ваганьковскому кладбищу, проехал сквозь чугунную ограду и остановился рядом с той могилой, около которой Тоня нашла злополучное кольцо. Вокруг могилы собралось человек пятнадцать: это были безукоризненно одетые в черные костюмы и платья мужчины и женщины, пребывавшие в праздничном настроении.

Тоню и незнакомца они встретили взрывом аплодисментов и приветственными возгласами. На расстеленной на могиле скатерти, тоже черной, стояли пустые бокалы. Закуски не было.

— Господа! Позвольте Вам представить мою новую невесту и вашу новую сестру! Уверен, что вы подружитесь и примите её в нашу семью.

Новый взрыв аплодисментов и одобрительных возгласов подтвердил слова незнакомца.

Незнакомец взял Тоню за руку и вместе с ней они встали на скатерть по середине могилы.

— Поднимем бокалы, друзья! — сказал незнакомец.

С радостными криками присутствующие разобрали пустые бокалы. Кто-то крикнул: «Горько! Горько!» Его крик поддержали остальные.

Незнакомец потянулся губами к Антонине, но в последний момент приник не к её губам, а к шее – туда, где проходит сонная артерия, и впился в неё зубами. Торжествующий визг и вой окружающих заглушил стоны Антонины.

Через несколько секунд незнакомец отпрянул от неё — из раны бил фонтанчик крови. Все присутствующие толкаясь и переругиваясь бросились подставлять свои бокалы под этот фонтанчик, наполняя их.

Через несколько минут фонтанчик иссяк и Антонина в небытии упала на могилу.

— Заверните её в скатерть и отнесите на её место. Завтра ночью она придёт в себя и станет полноправной нашей сестрой. Запомните – теперь её зовут Анэйтис — Безупречная.

Он подошёл к Тоне, снял кольцо с её пальца и бросил его в траву.

Утром родители Тони не могли понять, почему её нет дома и куда она исчезла. Дальнейшие поиски тоже не дали никаких результатов. Один из оперов сказал, что во всём мире ежедневно пропадают тысячи людей, судьба которых навсегда остается неизвестной.

Колтун и Мотня

Давно это было. Ещё при Царе-Батюшке.

Жили два приятеля. Звали их Колтун и Мотня. Какие у них на самом деле были имена – никто уже не помнит, даже если кто и знал. Жили они трудно: земли у них не было, горбатиться на фабрике или на заводе они не хотели. В приказчики или в счетоводы не брали по малой их грамотности. Приходилось промышлять тем, что плохо лежит.

Последнее время они занимались совсем срамным промыслом: воровали с могил цветы и венки и продавали их на другом кладбище при входе. Украдут ночью венок со свежей могилы с надписью, например, «Моей любимой племяннице Катеньке от тёти Сони», приспособят к нему другую ленту: «Прощай навеки! Память о тебе жива в наших сердцах» или, например, «Уважаемому и достойному. Покойся с миром». Народ приезжает на похороны, а тут тебе венки при входе без всяких хлопот — плати и бери, да ещё и донесут до могилки за небольшую плату. Удобно. Или если самим стоять и продавать неохота, то сдадут перекупщику — дешевле, но без хлопот.

Правда, заработок был небольшой, не разжиреешь. Да и опасный – ночью венки воровать – поймают, прибьют!

Вот как-то летом, свинтил Колтун со свежей могилки два венка с цветочками и направился к потайной дырке в заборе, где его поджидал товарищ с телегой – а как иначе, без телеги венок на руках по городу не попрешь, враз заметут, хоть и ночь!

Идёт он, луна сквозь тонкие облачка справа от него светит. И вдруг замечает, что сбоку от него, тоже справа, тень евойная движется. Он быстрее и тень быстрее, он задержится и тень задержится. Только какая это его тень, если она должна быть от него слева?! Луна-то справа светит.

Испугался Колтун, остановился и замер. Тень тоже замерла, но вдруг исчезла и навстречу ему неожиданно вышел из темноты какой-то человек в черном плаще и цилиндре. Вышел и молча встал у Колтуна на пути. У бедного воровайки от страха отнялись ноги-руки, венки и цветы выпали, но сил убежать или просто тронуться с места совсем не было.

— И сколько на этих венках вы заработаете? — спросил незнакомец.

— Три целковых.— Ответил дрожащим голосом Колтун. — На двоих.

— Не густо. Жаль мне вас. Я за вами не первую ночь наблюдаю и хочу предложить вам другую работу, повыгодней. Вот вам за эти два венка две «Катеньки», отнесите их обратно на могилу и вместе с другом ждите меня.

— Барин, как же мы лошадь с телегой оставим? Украдут ведь.

—Не украдут. Она сама до дома дойдёт. Я ей прикажу.

Колтун не очень поверил незнакомцу, но двести рублей в кулаке перевесили все сомнения – на них четыре лошади можно купить. Он побежал к заветной дырке в заборе, рассказал о происшедшем своему другу Мотне и потащил его, слегка ошалевшего, к венкам и могиле.

Незнакомец не заставил себя долго ждать.

—Лошадь ваша уже идет домой, а для вас у меня будет вот какая работа. Вы знаете, наверное, что под землёй в Москве выкопано множество подземных ходов и потайных хранилищ. В одном из них спрятана старинная библиотека. В этом хранилище должен стоять черный сундук с древними книгами. Он нужен мне. Я покажу вам где хранилище, вы разберёте стену и вынесите мне сундук. Потом заложите стену кирпичом, и каждый из вас получит от меня кошель с золотом. Берётесь?

— Боязно, Ваше Высокоблагородие. Про эти ходы мы много чего страшного слышали – сколько там душ не упокоенных бродит и разной нечисти! — робко сказал Колтун. — Не загибнуть бы!

— Авось, не загибните. — Рассмеялся незнакомец. — Я с вами буду, а страшней меня там никого нет! — продолжал он смеяться над собственной шуткой.

Правда, от этой шутки у мужиков по спинам волнами мурашки пошли.

Видя, что они колеблются, незнакомец сунул обе руки в карманы плаща и, вытащив два кошеля, бросил их собеседникам. Те раскрыли их и ахнули: в кошелях лежало, наверное, по фунту золотых монет, колец, сережек, цепочек, золотых коронок с зубов и прочего. Вид коронок очень напугал приятелей.

— Ваше Превосходительство, а откуда же коронки? Страшно! — спросил, заикаясь, Колтун.

— Да чего же тут страшного? — удивился незнакомец. — У каждого своё занятие: у вас – венки, у меня серёжки и прочее. Что же тут страшного? Тем более, за такие деньги. Ну что, берётесь?

— Берёмся. — Сказал за обоих Колтун. — Когда начинать?

— А сейчас и начнём. Пошли за мной.

И незнакомец повёл их узкими проходами меж могил и оградок. Шли недолго. Около одной из могил незнакомец остановился, раздвинул венки и

кусты, открыв около могильного холма уходящий вглубь скрытый лаз.

— Прыгайте. Я за вами. — Сказал он приятелям.

Первым к лазу подошёл Колтун и начал осенять себя Крестным Знамением.

— А вот этого не надо! – воскликнул незнакомец. — Потом будете креститься. Завтра.

— Как же без Знамения, Ваше Высокоблагородие? — спросил Колтун.

— А вот так! Без меня креститься будите. Без меня. Верёвка там вдоль лаза, за неё держись. — Сказал незнакомец и подтолкнул Колтуна. Тот скрылся в проёме, едва успев уцепиться за толстый канат. Следующим полез Мотня, потом в лаз легко впрыгнул незнакомец.

Они очутились в полной темноте на дне неглубокого колодца. Незнакомец откуда-то достал факел и зажёг его. Стало видно, что лаз представляет собой прорытый с поверхности земли проход в длинный подземный коридор, уходящий в две противоположные стороны.

— Возьмите кирку и идите за мной.— Сказал незнакомец, указав на лежащую рядом кирку. Видимо, факел и кирку он заготовил заранее. — Не отставайте.

Шли они медленно и довольно долго. Ход был высотой около двух аршин, идти приходилось согнувшись. Иногда встречались и более низкие и более высокие участки. Видимо, ход копали в разные времена и разные люди. Стенки были укреплены тоже по-разному: где-то кирпичом, где-то булыжниками, даже иногда крепь была деревянная, кое-где сгнившая полностью. Причём, ход много раз разветвлялся в разные стороны. Что было особенно неприятным, так это то, что по дороге им несколько раз встретились человеческие скелеты, один из которых был прикован к стене цепями. Когда встретился первый скелет, друзья, с перепугу, начали истово креститься, чем вызвали вспышку злобы у незнакомца.

Мужики уже хотели броситься назад, но бежать одним в темноте было бы ещё страшней, а незнакомец, меж тем, уверенно вёл их к своей цели. В какой-то момент он остановился и сказал — «Здесь!».

Указанное место ничем не отличалось от остальных стен подземного хода.

— Ищите кирпич, который слабо связан с кладкой, и начинайте с него. Он протянул Мотне факел, стараясь держаться от указанного места подальше. Мужики начали усердно осматривать кладку стены. Наконец они нашли нужное место и несколько раз ударили по нему киркой. Кирпичи стали вываливаться из стены. В дыру можно было видеть, что за стеной находится нечто, похожее на нишу или комнату, но темнота не позволяла толком разглядеть её более подробно.

Наконец, разрушители проделали лаз, достаточный, чтобы в него протиснуться и предложили незнакомцу пролезть в него с факелом. Однако, тот отказался.

— Лезьте сами. Церковники запечатали Святым Крестом с молитвой это хранилище. Я не выношу ни того, ни другого. — Сказал незнакомец. — Ну, хватит болтать! Берите факел, лезьте и ищите чёрный сундук.

Когда Мотня и Колтун протиснулись с факелом в отверстие, то увидели, что это довольно большая комната, уставленная деревянными полками, на которых во множестве лежали завернутые в мешковину свёртки. Развернув один, они увидели, что это книги.

— Ну, что там, у вас? Нашли сундук? — В нетерпении крикнул незнакомец.

— Ищем, ищем, Ваше Высокоблагородие. — Ответил Колтун и друзья стали обходить помещение, протискиваясь меж полок.

Наконец, сундук был найден. Он, действительно, был чёрного цвета, среднего размера. На его крышке были изображены непонятные знаки.

— Чёрный сундук…. Черные книги! Чёрные книги! — Вдруг начал бормотать Колтун. Всё тело его наполнилось страхом. Эта тёмная комната, слабо освещаемая факелом, этот чёрный сундук, колодец около могилы, в который они залезли из-за своей жадности, одетый в чёрное незнакомец! Всё это вдруг щёлкнуло в его голове каким-то рычажком и он ясно понял, что никогда не выйдет из этого подземелья, не увидит жену и двух своих детей, лошадь, свою бедную, но теперь необыкновенно родную ему съемную квартирку, да и много чего другого, что он раньше видел, но не ценил так горячо. Он вспомнил скелеты, которые лежали на полу этого подземного хода, которые когда-то были людьми и которых обстоятельства занесли в эту вечную темноту и в безвестности оставили тут навечно.

— Нашли, Ваше Высокородие! Нашли! — закричал Мотня и, ухватившись за железную ручку, потащил сундучок к выходу. Колтун ухватился за вторую ручку. Так, вдвоём, они протиснулись к пролому в стене и вытащили через него сундучок.

Незнакомец радостно захохотал, обхватил добычу обеими руками, на удивление легко поднял сундучок и, вдруг, как птица, полетел по узкому проходу, не задевая за стены. Мгновение и он исчез.

Мужики в оторопи молча стояли у пролома.

— Барин! Барин! Куды ж ты? — невнятно бормотал Мотня. — Куды ж ты, барин?

В надежде, что незнакомец отнесёт сундучок и вернётся за ними, мужики решили никуда не уходить с этого места и ждать. Чтобы выполнить уговор с незнакомцем полностью, они аккуратно заложили кирпичом пролом в стене. Незнакомца всё не было.

Скоро факел погас. Пока были силы, они долго бродили в темноте по закоулкам на ощупь, но выхода так и не нашли.

Рассказ могильщиков.

Было это лет сорок назад. Вечером бригада землекопов рыла очередную могилу для нового поселенца, которого должны хоронить на следующий день утром. Могила была почти закончена, как пошёл небольшой дождик, и бригадир сказал, чтобы всем не мокнуть, то пусть останется один Петруха, а все идут в сторожку. Дел оставалось немного: подравнять и подчистить дно могилки, а выбор Петрухи объяснялся тем, что он был самым молодым и работал в бригаде недавно, поэтому обычно исполнял роль «салаги».

Надо сказать, что Ваганьковское кладбище Москвы создавалось для захоронения умерших от эпидемии чумы в 1770-72 годы, а затем, через пятьдесят лет, и от эпидемии холеры. Народ мёр в огромных количествах, а посему хоронили несчастных, обычно, в общих глубоких ямах. Немудрено, что Петруха, подчищая дно могилы, наткнулся на скопище костей, оставшихся от тех захоронений. Поскольку родственники владельца могилы вряд ли захотят укладывать гроб на рассыпанные по дну могилы древние кости, то Петруха решил снять слой сантиметров в пять-десять, выбрать из земли все кости, выкопать в углу могилы небольшую ямку и сложить косточки в неё. Сверху все засыпать земелькой и утрамбовать.

Снимая слой земли, он услышал, как чиркнул лопатой по металлу и, пошарив, выудил на свет божий перстень с большим камнем. Очистив его от мокрой земли, он понял, что перстень — золотой, а камень — тёмно-красный — скорее всего, рубин.

Видимо, умерших от чумы и холеры никто не обыскивал и вообще, старались к ним лишний раз не прикасаться, что бы не заразиться смертельным заболеванием. Таким образом, у некоторых умерших при себе были личные вещи и ценности.

«Вот бы порыться!» – подумал он. Но надо было заканчивать могилку. Надежно спрятав перстень, он быстро завершил работу.

Петруха ещё не сталкивался с подобными находками на кладбище, но подумал, что находку надо бы сдать бригадиру, который решит, как с ней поступить. Но делиться таким богатством он не захотел. Продав перстень, можно, наверное, пару лет вообще не работать.

В сторожке его напарники уже организовали «товарищеский» ужин и успели пропустить «по первой». Петруха быстро присоединился к застолью.

Ночью, придя домой, а жил он в рабочем общежитии в комнате на четверых, запершись в туалете, он отмыл перстень в унитазе и долго им любовался.

Но перстень надо где-то прятать. Выбрав момент, он сделал небольшой, сантиметра в два, разрез в углу матраса своей постели и засунул в вату перстень.

Ночью он спал беспокойно, постоянно ощупывая то место в матрасе, где лежала его добыча. Ему снилось, что какой-то мужик, вроде бомжа, в непонятной одежде и с большой бородой, подошёл к кровати и долго стоял, молча глядя на него. Потом он, покачав головой, произнёс: «Нехорошо усопших обижать! Надо вернуть!» и исчез.

Утром Петруха проснулся от возмущённого крика соседа по комнате:

— Петруха, какого …… ты грязи в комнату натащил! Ты что, ……., ноги вытереть не мог! Вставай, убирай теперь!

Разбитый после тяжёлого сна, Петруха с трудом свесил ноги и увидел грязные следы, идущие от двери к его кровати. Следы были щедро сдобрены кусками глины, вроде той, в которой вчера вечером он шуровал лопатой. По форме они напоминали отпечатки медвежьих лап – широкие и с длинными когтями.

— Неужели это я натоптал? — подумал Петруха. Но он и все его товарищи по бригаде на кладбище работают в рабочих ботинках и одежде, а, перед уходом домой, переодеваются в сторожке и домой идут в чистом. Да и откуда когти? Ему вспомнился ночной бородатый пришелец, но он сразу отверг эту мысль, продолжая вытирать следы уже в коридоре общаги.

На работе он был рассеян и задумчив, так как из головы не шёл ночной пришелец, да и вообще, он вспоминал рассказы товарищей по бригаде о разных страшных случаях на кладбище, которыми они щедро делились после первого полстакана водки.

Во время очередного перекура, он вдруг спросил у сидевших рядом товарищей:

— А вот тут много народа закопано. Наверное, у многих с собой какие-нибудь ценные вещи есть. Находил ли кто-то что-нибудь ценное?

— А ты чего спрашиваешь, нашёл что? — спросил его Василий. Он был, пожалуй, самым разговорчивым в бригаде.

Петруха чуть не дёрнулся от страха, что мужики догадаются о его находке, поэтому постарался придать себе равнодушный вид и сказал:

— Да нет. Я просто так, в принципе.

— Если в «принципе», то находят.— Продолжал Василий. — Но лучше бы не находили.

— Это как?

— А так! Была тут одна бригада, лет двадцать назад. Нашли в земле остатки кошелька с рассыпанными монетами, кольцами и прочим рыжьём. Поделили, а их потом нашли, всех, здесь на кладбище, с разорванными глотками!

— Это их Матвей Саватеич ублажил. Его рука. — Присовокупил к разговору Михеич, туша папиросу о край свежевырытой могилы.

Василий, которому не терпелось поговорить, стал объяснять Петрухе:

— Матвей Саватеич – это, по нашему, местный «смотрящий». Староста всех покойников. Говорят, что он был первым, кого похоронили на этом кладбище. С тех пор он и поддерживает здесь порядок, защищает усопших, и не дай бог, если ему что-то не понравиться!

— Силищи он неимоверной! — не выдержал Михеич, вновь подключаясь к разговору. — А на ногах и руках у него длинные ногти растут!

— Ногти и волосы у всех покойников растут. Но не долго. — Продолжил Вася делиться своими познаниями. — Вон, любого мужика сейчас откопай, и увидишь, что он не брит! А в морге-то их всех бреют чисто! Во-о-о. А у него, видно, до сих пор растут!

— А убили их всех в старой сторожке, она недалеко отсюда стояла. Они до поздна работали и решили «обмыть» новопреставленных — родственники, как положено, дали им денег и водки — а ночью к ним Матвей Саватеич и пожаловал! Всех положил и ушёл. Руки-то у него когтистые, как у медведя. Схватит за горло и всё!

— А потом то что? Потом? — занервничав, спросил Петруха.

— А что потом? Следаки приехали, носами покрутили – глухарь. Не будут же писать, что убийца – «смотрящий» кладбища Матвей Саватеич. Их тогда самих с работы попрут и в «дурку» отправят. А один, светлая голова, и придумал написать, что, мол, из области на кладбище забрёл медведь-шатун, заглянул в сторожку, а там народ закусывает. Мужики испугались, заорали и стали медведя выгонять. А медведь сам испугался и, обороняясь, всех убил. Со стороны мишки — это необходимая самооборона: преступления нет – дела нет! А мишка, мол, к себе в область ушёл – не объявлять же его во всесоюзный розыск! А в доказательство приложили фотографии следов – они у Саватеича очень похожи на медвежьи – такие же когтистые.

Петруха, которого уже давно начал трясти нервный колотун, всеми силами старался не показать своего состояния. «Что же делать, что же делать?» — свербила в мозгу одна и та же мысль. Не найдя ответа на этот вопрос, Петруха вдруг обречённо решил: «Фигня это всё и враньё! Кладбищенские байки! Перстень надо быстро продать и сваливать с кладбища!». После этого, он немного успокоился и доработал до конца рабочего дня.

После работы он пошёл к Фахраду – азербайджанцу, что торговал с лотка фруктами и предложил ему купить древний перстень за три тысячи рублей (автомобиль в те времена стоил пять тысяч). Фахрад отказался, сославшись, что таких денег у него нет, хотя перстня он не видел, но предложил свести Петруху со своим родственником, тоже торговцем, который может таким перстнем заинтересоваться.

Родственник выслушал Петруху и предложил, что бы он принёс перстень, после чего можно будет обсуждать его цену. Так и поступили.

Петруха принёс перстень, и началось обсуждение цены, очень схожее с торговлей продавца и покупателя на восточном базаре. Правда, Петруха явно не тянул на восточного продавца, и тон задавал родственник Фахрада. Сговорились на 1700 рублей. Родственник был очень доволен. Да и Петруха не шибко горевал, ибо таких денег у него отродясь не было.

На этом, собственно, история закончилась. Все действующие лица добились своей цели – один нашёл и продал, другой задёшево купил. Но не закончилась история с медведем-шатуном. Той же ночью он, каким-то образом, пробрался в рабочее общежитие и ударом лапы в шею убил молодого землекопа, а на следующую ночь убил торговца из Азербайджана. После этого, медведь не давал о себе знать – видимо, ушёл к себе в область. И про золотой перстень с рубином с тех пор не слышно.

Убиенные невинно

Когда ночью все вы спите

И луны почти не видно,

Из могил своих выходят

Убиенные невинно.

Через силу, с тихим стоном,

Все усилья напрягая,

Раздвигают комья глины

И надгробия сдвигают.

Не лежится им спокойно,

Пухом им земля не стала.

Вечной болью ноет рана,

Что причиной смерти стала.

У невинно убиенных

Свои счёты с нашим миром.

Не откупится убийца,

Не уйдет от мести с миром.

Суд людской тут не помеха.

И не важно, где убийца —

Под землёй, на небе, в море —

Никуда ему не скрыться!.

И ночами, до рассвета,

Над землёй летают тени —

Убиенные невинно

Ищут жертву для отмщенья!