Ведьма.

Говорят, когда ведьма умирает, она должна обязательно передать свою ношу, свое наказание — свою темную силу той, кого она присмотрела, подготовила. А если ее нет, то любому, кто осмелится подержаться за протянутую руку воющей и бьющейся в страшной агонии старухи. Если не найдется такой смельчак или глупец, то ведьма будет умирать долго-несколько дней, болезненно, вопя в конвульсиях. Сила не желает покидать ведьмино состарившееся, иссохшее тело просто так. Она жаждет свежей, юной крови. Говорят, что для того, чтобы облегчить ведьме мучения надо на четвертый день разобрать ей в доме крышу, тогда она сможет успокоиться навсегда. Все правда...

Каждое лето я приезжала в гости к бабушке, в маленький провинциальный городок. Это светлые, теплые воспоминания детства. Старинный дом, второй этаж с изящным балконом, широкими перилами, коваными ажурными решетками. Тонкая занавеска, которая прикрывает распахнутую настежь балконную дверь, надувается от легкого летнего ветерка и не спасает от знойных лучей солнца. Рыжие половицы нагрелись и теперь солнечные зайчики аккуратно перебираются ко мне на кровать. Уже полдень, а я только еще просыпаюсь, наблюдая сквозь прикрытые ресницы за пушинкой, которая залетела вместе с солнцем в комнату. Я жду бабушку с молоком и черникой. Это будет еще один лучший день. А вечером мы пойдем к бабушкиной подруге на липовый чай со сладкими плюшками. Они старинные подруги. Будут чаевничать, сплетничать, смеяться, играть в карты, раскладывать пасьянс. Мне нравится баба Настя, но все ее боятся, потому что она — ведьма! Так сказала мне мама Женьки.
Я рассматривала альбом с фотографиями молодой бабы Насти и ничего от ведьмы в ней не находила. И жила она в комнате, в обычном двухэтажном деревянном доме. И кухня общая с соседями. Цветы, вьющиеся по потолку, круглый стол, скатерть с кистями, хрусталь, цветной телевизор, что в конце 70-х было редкостью и признаком достатка. Нет, решительно ничего не напоминало мне дом ведьмы. Баба Настя мне нравится! Уже потом, когда я стала постарше, заметила, что моя бабушка — врач, военный фельдшер, всегда водила меня в гости к подружке, когда я начинала заболевать, кашлять, капризничать. Баба Настя обнимала меня, гладила по спинке, по рукам, перебирала пальчики, что-то говорила, а потом обязательно поила меня вкусным липовым чаем, и странное дело- хворь уходила, зуб переставал болеть, настроение улучшалось. Я спросила у бабушки, неужели, она тоже верит сплетням? Та нахмурилась, помолчала, а потом сказала серьезно:
— Дар у нее. Лечить. Мы в одном госпитале в войну служили. Настя меня постарше, поопытнее, врачом была, а я фельдшером и видела, как у нее солдаты безнадежные выздоравливали. В бинтах кровавых, гниет, стонет, хрипит, а Настька придет, погладит, пошепчет и выкарабкается страдалец. А сейчас к ней со всех городов едут, кто с болячками, кто с бедами. — Бабушка заулыбалась- Вон, всю комнату подарками завалили.
-Так какая же она ведьма? Она людей лечит, помогает! Она же хорошая!
— Да, не только лечит,- тут моя бабушка нахмурилась и вздохнула,- с чем придут, никому не отказывает. Жадная стала до денег. И привораживает и порчу может навести. Кого вылечит, кого погубит.
— А как это, что она делает? — моему любопытству не было границ. Но, бабушка, как отрезала: — Не знаю и говорить больше на эту тему не буду!
С каждым годом моя бабушка все меньше общалась со своей подругой, а я по привычке и из любопытства спрашивала, как у нее дела, как она себя чувствует. А бабушка хмурилась, отмахивалась от меня и не желала рассказывать. В один из тех июльских вечеров, когда жаркая дневная истома чуть-чуть остывает, а в теплый вечерний воздух вплетаются тонкие запахи ночных цветов и домашних пирогов с малиной или клубникой, мы с подружками залезли в заброшенный дом, чтобы гадать и вызывать духов. Это был правильный дом. Совсем незадолго до того, как его определили под слом, в комнате на первом этаже умер одинокий дедушка Малафеев, да не просто умер, а в муках, нарочно выпив уксусную эссенцию. Темный коридор, оставленные кем-то из соседей тазы на стенах, запах сырости и ветхости старого дома, какие-то скрипы, вздохи, шаги…Страшно, но мы решительно продолжали жечь огарки восковых свечей, вызывали дух Пушкина и почему-то дух баснописца Крылова, и конечно знаменитую Пиковую Даму. Ставили зеркала друг напротив друга, создавая магические коридоры, чтобы увидеть, нечто таинственное потустороннее, призывали срочно появиться суженому — ряженому, но ничего не получалось. И тут, мне в голову пришла великолепная идея, я вспомнила про бабу Настю. Я же ее хорошо знаю. Всего-то, надо ее расспросить, как нужно гадать! Бабу Настю мы застали на улице возле ее дома. Она сидела под старой высоченной липой, на широкой скамеечке с выгнутой спинкой, на которой влюбленные из года в год вырезали сердца и свои инициалы перочинным ножиком. Вечер уже вошел в полную силу, а из открытых окон доносились звуки какого-то фильма, который показывали после программы Время. Желтый фонарь освещал лавочку. Вокруг него вились невзрачные ночные бабочки и мотыльки, хлопали о фонарное стекло крылышками сбивая с них серую пыльцу. Мы с подружками подсели к бабе Насте и завели разговор, который очень быстро перешел к интересующей нас теме. Я стала рассказывать, как мы пытались колдовать с зеркалами. Она смеялась, качала головой и говорила, что мы дурочки и это все баловство, игра! А потом, вдруг стала серьезной, и повернувшись ко мне спросила, неужели не страшно? А я сказала:
— Нет, не страшно. Мне интересно! Она долго и пристально смотрела на меня и вдруг сказала, что научит меня делать это правильно. Было приятно, что она из нас пятерых, обращалась именно ко мне. Это каким-то образом возвышало меня в собственных глазах, а уж тем более в глазах подруг.
Дома, засунув ноги в таз с горячей водой, я терла их земляничным мылом смывая уличную пыль и раскрасневшись в этой горячей неге, рассказывала бабушке, как прошел мой день. Рассказала про наше неудачное гадание и конечно же похвасталась, что баба Настя научит меня ворожить. Бабушка меня слушала очень внимательно и даже перестала подливать кипяток мне в ноги. Потом, она очень строго сказала, чтобы я к Настьке близко не подходила! А на завтра пообещала дать телеграмму маме, чтобы она приехала и забрала меня домой! Она говорила, что Настя уже не та, с кем она дружила раньше. Ты посмотри на нее, она же старше меня на много, но не стареет! Много натворила, ей же мучиться при смерти не хочется, вот она и нашла кому силу, проклятую передать, на кого свою ношу скинуть.
Не помню, когда я уехала домой, но скорее всего пробыла до конца лета — одного из самых лучших лет. Потом я больше не приезжала, так как бабушка жила с нами, а у меня школа, экзамены. Она иногда ездила проверить, как там ее комната, сажала огурцы в парник, растила их, приезжала к нам. И вот однажды она приехала очень расстроенная. В ту весну были сильные ураганы, почти смерчи. Стихия бушевала несколько дней и ночей. Ветер ломал ветви деревьев, обрывал провода, дождь хлестал с градом. А в это время в своей кровати умирала баба Настя. Соседи говорили, что она так страшно кричала, рычала, выла. На четвертый день ее агонии упала высоченная липа — видимо она уже подгнила, а ураган сломал ее. Огромные, тяжелые ветви упали на дом бабы Насти и разворошили, сломали крышу из шифера прямо над ее комнатой. Ветер стих и баба Настя умерла. Моя бабушка приехала уже после того, как ее похоронили, и местные сплетницы рассказывали, что Настасья очень изменилась, за эти четыре дня. Из вполне моложавой женщины превратилась в высохшую страшную мумию. Не знаю, что здесь правда, а что вымысел. Но знаю точно, что в ту же самую проклятую черную майскую ночь, у молодой пары, которая снимала комнату на первом этаже, чуть раньше срока родилась дочь.