Звездная пыль

И снова ночью я возвращалась домой. Было полнолуние, но свет лишь изредка просачивался сквозь ветки ели и падал на дорогу. Было немного жутковато, и я старалась как можно больше ускорить шаг, но, не переходя на бег, чтобы не растревожить ненароком лесных жителей. Дорога была неровной, поэтому, периодически, ноги мои проваливались в пустоту, я спотыкалась, но, не сбавляя темпа, шла дальше, по корням, по развороченной земле, по еловым иголкам и мелким камушкам. Время близилось к трем, и мысли в голове были лишь о проклятом времени и нечисти, обитавшей в этих края с незапамятных времен. От этого ноги мои несли меня впереди собственного тела, а тень моя причудливо скакала по кустам, корчась и извиваясь, будто в безумном припадке. До поворота к моему дому оставалось лишь пару метров, и я невольно залюбовалась перекрестком, который манил к себе, будучи в лунном свете похожим на мерцающий островок посреди черного бездонного океана. Когда до него оставалось нн-ое количество шагов, я заметила, что ровно посередине дороги песок завихрился и будто бы встал столбом. Луна светила прямо на него, и стали различимы едва заметные очертания человеческой фигуры. То ли земля в тот момент ушла у меня из-под ног, то ли это я снова не заметила ухаб на дороге, но ноги у меня подкосились, и я кубарем слетела вниз, прямо к этой фигуре. Когда я очнулась, вокруг никого не было, песок на дороге лежал ровно, лоб и колени ссаднило. Я поднялась с земли, с опаской огляделась. Вокруг ни души, только луна. С охами и руганью я приударила в горку к дому. Природа вокруг замерла. Даже неслышно было заунывных песен цикад. У дома я решила перевести дух и, уходя за калитку, я бросила последний взгляд на перекресток. Там в лунном свете танцевала пыль. Я решила, что на сегодня с меня хватит. На четвереньках я ползла по старой несчастной лестнице на второй этаж, и там, притулившись к еще теплой трубе от печки, замазала йодом все ссадины. За окном уже начало светать, а я все еще сидела, сгорбившись на полу, держа полупустой пузырек йода в руке. Мысли в голове моей проскальзывали как водомерки по воде, и если одна из этих водомерок казалась мне наиболее занимательной, я вылавливала ее и долго изучала. Когда река в моей голове изменила течение, я усталая побрела в кровать, под теплое байковое одеяло. До полудня я спала совершенно без снов.
***
Вечером того дня я задержалась на Обрыве, изучая влияние алого заката на мою растревоженную душу, и дорога домой моя пролегала длинным путем – через лес, потом через участки писателей-художников, мимо трансформаторной будки и, далее, через перекресток, в гору, и лишь после этого меня встречал мой дом, с темными окнами и скрипучей входной дверью. Приближаясь к перекрестку, я заметила, что навстречу мне бежит черная дворняга. Я по привычке подозвала ее к себе, и она помчалась, прямо по лужам, глаза ее странно горели, и лишь когда она была в метре от меня, я увидела, что вся пасть у нее в пене, которая стекала вниз по шерсти. Я застыла на месте. Бежать не имело смысла. Я огляделась – ни камней, ни палок рядом со мной не было. Сердце ушло в пятки. Все произошло в мгновение ока – приближающаяся собака, поднявшаяся с перекрестка пыль, которая светилась и переливалась голубым огнем. И столб этой пыли, захвативший собаку, и псина с воем, поджав хвост, пробежала мимо, а светящийся столб преследовал ее, перепрыгивая через ухабы на дороге и распространяя вокруг невыносимое сияние. Пыль же на перекрестке улеглась, вой же еще долго доносился с дороги из леса позади меня, а потом резко стих. Я оторопело смотрела на дорогу, потом, очнувшись, медленно побрела к дому. Перед калиткой я вновь обернулась. На перекрестке столбом стояла пыль. Я кивнула ей, пыль кивнула в ответ. Я задвинула замок на калитке и ушла в дом, в свое единственное убежище, где никогда не было и нет, и не будет бешеных собак, а пыль будет лишь покрывать старые книги в прохладной библиотеке, бормоча себе под нос: “гребаная чертовщина… чертовщина… черт бы побрал”.
***
День не задался с самого утра, поэтому вечером ноги вновь привели меня на Обрыв. Только самые близкие знают, где меня искать, когда мне больно и одиноко. Именно поэтому в этот вечер я была на Обрыве одна. Я спустилась к самому краю Обрыва, села на свой любимый корень и замерла. Закат был безудержно прекрасен, в кармане лежала пачка сигарет, и душа моя стала постепенно возвращаться на место. На Обрыве время останавливается. Я могу сидеть здесь вечно, не обращая внимания ни на холод, ни на сырую землю, ни на комариные песни. Река сегодня была спокойна и нетороплива, и я окончательно пришла в себя, глядя на ее неспешные воды. Прошло минут двадцать, по моим ощущениям уже целый час, как рядом со мной, появившись из ниоткуда, опустился мальчик. В глазах его танцевали голубые искорки, а губы тронула легкая улыбка. Я никогда прежде не видела его, но почему-то никакой тревоги внутри не поднялось. Он молчал и, отведя от меня взгляд, смотрел на воду. Я решила последовать его примеру и вперилась в водную гладь, пытаясь найти там ответы, которые не мог дать мне никто другой.
— Только здесь я чувствую себя человеком, — услышала я стеклянный голос моего неожиданного гостя. В каждом его слове сквозило что-то такое, чего я никогда не слышала ни у кого раньше. Будто что-то надломили, или как сквозняк гуляет по старой веранде. От его голоса побежали мурашки по моему телу, но не от страха. Я чувствовала что-то другое. Безумное притяжение, граничащее с волнением и горечью. Будто все мое существо вмиг возжелало раствориться в нем, в его глазах, быть окутанной его голосом. И я верила, что это вознесет меня выше моих любимых Свистушанских облаков, тяжело пляшущих в предвечернее время. Я посмотрела на него – тонкие пальцы, весь он был хрупок, но не покидало ощущение, что внутри таится безудержная сила, и что стоит ему прикоснуться ко мне, как я сломаюсь. Я, а не он. Буквально рассыплюсь. Он отвел взгляд от реки и повернулся ко мне. Глаза. Какие же потрясающие у него глаза. И в этих глазах я прочитала, что он знает, прекрасно знает, какую он успел возыметь надо мной власть в мгновении ока. Как я дрожу внутри, как я боюсь, ненавижу и люблю его. Это казалось бредом. Все, что происходило со мной за последние дни – бред. И теперь этот юноша. Кто он? Откуда? Куда подевался мой разум? Что с моим сердцем? Почему оно так бешено бьется… Я, усилием воли, отвела взгляд и попыталась отвлечься, рассматривая моего нового знакомца с головы до ног. Выпирающие ключицы, широкие плечи, а на груди висел на шнурке клык. “Волчий, наверное, — подумалось мне, — такие продают в каждой сувенирной лавке”. В этот момент мальчик тронул клык своими тонкими пальцами. И меня вдруг поразила явная мысль – не волчий клык это, собачий.
И в эту минуту мой случайный знакомец заговорил. И говорил он о месте, где мы живем, рассказывал древние легенды, которые знают у нас разве что старики, и то, потому что эти легенды передаются из поколения в поколение. Он говорил о том, как прекрасна наша река, как спокоен он становится, когда видит ее течение, колышащиеся камыши, нежные лилии и пузатые кубышки, порой хочется раствориться в этой мутной теплой воде. И в какой-то момент я начала вторить ему – говорить как я люблю это место, эти старые осыпающиеся ели, горькие ночи с запахом жженых листьев и ледяной росы, этот, растущий на каждом шагу, заговорщецки шуршащий, хвощ, эти корни, что мешают пробираться в самое сердце нашего леса, и как я люблю точно такой же любовью реку и,  что погружаясь в нее я уношусь прочь и чувствую себя неразрывной частью ее. Спускались сумерки, начало холодать, горизонт окрасился в кричаще-красный. Меня начала бить дрожь. Мой собеседник вдруг резко притянул меня к груди. И вмиг стало тепло и так тихо в душе. Будто после изматывающего дня я пришла в родной дом. Был август. Падали звезды, и каждая упавшая вдруг огнем загоралась в глазах юноши. Казалось времени больше нет, и вокруг нас не существует ничего ровным счетом. И в уши мне прошептал все тот же стеклянный голос – “Я всегда буду рядом”. Я всем сердцем вцепилась в эти слова, всем сердцем мне хотелось верить в то, что было сказано при великой свидетельнице – Нашей Реке. Шли часы, а не могла отлынуть от груди его, об лоб мне бился собачий клык, а руки юноши обхватывали мои острые плечи. Звезды уже неслись, как сумасшедшие, оставляя за собой длинный яркий свет. Мы сами как звезды… А наша жизнь, это ее хвост. След, который постепенно затихает. Мы же с моим стеклянным утопали друг в друге. Пачка сигарет давно валялась пустой в моем кармане, а наше с ним дыхание вылетало маленькими облачками. Но вот юноша отнял руки, встал, я невольно устремилась за ним.
Он смотрел на воду. Такой прямой, гордый, не с нашей планеты.
— Знаешь, мне кажется, я скоро умру.
Я удивленно подняла брови. Странно было слышать от него такие вещи. Но что-то в его интонации вселило в меня удушающий липкий страх. Вспомнилась история про художника, который перед смертью рисовал себя в лодке, уплывающей за горизонт. И мне четко представилось, как на маленькой зеленой лодчонке, облупленной и прохудившейся, мой новый друг уплывает по руслу и исчезает из виду. Хотелось стряхнуть с себя этот абсурд. Но не получалось.
— А теперь иди. Иди и не смей оборачиваться. Скоро мы встретимся вновь. И если ты узнаешь меня – значит нам с тобой действительно суждено.
Ком стоял в горле. Стоял и душил меня. Но я пошла. Как будто кто-то дернул меня за ниточки, привязанные к рукам и ногам, а самой толстой была яркая красная нить, связывающая сердце. Конечно же, дойдя до поворота к моему дому, я обернулась. Его не было. И только голубые отблески звезд и воды, как бешеные скакали по стволам деревьев.
На следующий день весь поселок облетела страшная весть. Весть, что тем же утром мой стеклянный друг утонул. В нашей реке. Было горько, странно и пусто. Когда же я попыталась разузнать хотя бы имя его, все отвечали мне, что видели его впервые, и наверное это кто-то из соседнего поселка. Так и памяти о нем не осталось.

***
И снова ночью я возвращалась домой. Проходя через островок света, который находился на “дьявольском перекрестке” – пересечении четырех дорог, я ощутила легкую грусть, вспоминая юношу со стеклянным голосом и длинными тонкими пальцами. Задумавшись, я споткнулась о какой-то маленький камушек, опустила глаза – под ногами змеился коричневый поистрепавшийся и пыльный кожаный шнурок, а на нем покоился, до дрожи знакомый, собачий клык. Я нагнулась, взяла его в руки – теплый. И я побежала. Вверх, в горку, по камням, соскальзывая, сбиваясь. На вершине замерла. Воздух резал горло, в ладони пульсировал клык. На перекрестке столбом стояла голубая пыль.



2016 год.