Елена, СПАСИБО за весьма дельную мысль. В самом деле, надо будет составить мастер-класс. Подобрать примеры, где пейзаж (не обязательно городской, просто пейзаж, т.е. элемент сцены действия) играет важнейшую роль в раскрытии мыслей, чувств, эмоций героя. То есть вводит читателя в атмосферу эпизода без ремарок, монологов или авторской речи.
В принципе у меня во всех книгах есть такие места, которые неразрывно связаны с сюжетом.
Самое ужасное, Елена, что я не расист и вовсе интернационалист. Но когда я — русский как бы человек — иду по своему двору и не слышу русской речи (или татарской, башкирской, которую наполовину понимаю), а кругом скоргочут дикари, замотанные в хиджабы, мне становится плохо. У них как бы есть своя родина, а они оккупируют мою.
Вот, Ирина… Мы ведь с Вами фактически одного поколения, эта книга рецептов входила в нашу жизнь. Прикольно было читать про пирожки с вязигой, когда в гастрономах была только килька без рядовой укладки. Насколько сильно действовала эта книга на сознание — эпизод из «Тещи». ************ — Леша, — позвала она, видя мою нерешительность. Я переступил босыми ногами, паркет скрипнул. «Всем узнать давно пора бы, как вкусны и нежны крабы!» Фраза глупо вспыхнула в голове. Она пришла из старой «Книги о вкусной и здоровой пищи», моей ровесницы, которую я однажды разглядывал, сидя на диване — на том самом месте, где сейчас… «…давно пора бы…» — Лешенька, не бойся. Иди сюда, — голос шелестел осторожно. – Иди, я тебе покажу, как все надо…
Я давно не был нигде. А в Рейхе не был с прошлого века. Что там творится сейчас — знаю прекрасно. Мой камрад Эдди Норманн (эмигрант с Украины, айтишник из Мюнхена) еще лет 10 назад писал, что когда увидит турка-полицейского, вернется на родину.
А что Вы хотите? «Век защиты детей». Расплодили всю эту мразь, помогали Африке, Азии и Индокитаю.
Теперь расхлебываем. В той же России. Среднеазиатов тянули 70 лет на коммунистическом горбе, развелось их, как вшей. Вся Россия переполнена иммигрантами оттуда да с Кавказа, которые и гадят тут — совсем не так, как в своем родном кишлаке, где им в 2 счета шею свернули бы за гадство — и занимают рабочие места и демпингуют зарплаты.
Первое ужасает всех. Особенно в сравнении с той же Германией, где был один сплошной город от границы до границы, но если кто-то бросал яблочный огрызок, не дойдя до урны, то это был или русский или поляк.
Насчет грядок тут каждому свое. У каждого свой менталитет. Меня озолоти, но раком в огороде не встану. А кто-то не сможет, к примеру, пару книг сверстать…
С удовольствием, Ирина! Рецепт не помню откуда (из Микояновской ли КоВиЗП, или из «Русской кулинарии», издания для ресторанов), проверен в былые годы много раз.
1. Сварить бульон из моркови (нарезанной длинными четвертинками, или (если не лень) более мелкими кусочками, чтобы сильнее выварилась), репчатого лука (целиком), кореньев (если есть), стеблей укропа, хорошо посоленный. Варить уже не помню сколько, давно варил в последний раз — но меньше получаса, чтобы получился душистый, приятный на вкус отвар, чуть желтоватый. Тут можно будет уже попробовать, еще посолить, добавить перец горошком — надо, чтобы бульон был сам по себе вкусный и душистый. 2. Довести до кипения, добавить зелень петрушки и соцветия укропа и брсоить туда раков (живых, ясное дело, тут уж не мне Вас, дорогая Ирина, учить!) Варить 10 минут. 3. «Отставить на борт плиты» — как писалось в тех книгах, или на самый малый газ, на режим U (сохранения тепла) или «1» варочной панели дать постоять 20 минут.
Потом есть. Конечно, процесс слегка утомителен. Но для меня еда — это религия, я никогда не ленился.
Я старался, Рита. Вот не по месту, но еще один отрывок, тут приведу… ************ Суета последних лет отвратила Панина от прежних привычек, а раньше он любил пешие прогулки наедине с окружающим миром, они всегда помогали подумать без помех. Район, где он жил, располагался на искусственном песчаном полуострове в излучине холодной реки. Когда Панин сюда въехал, народу здесь жило мало, прибрежные заросли находились в почти девственном состоянии и казались кусочком живой природы. Сейчас тут было некуда ступить от разномастных окурков, использованных презервативов, жидко обделанных памперсов, пивных банок, бутылок и прочей дряни, сопутствующей человеку разумному. Вместо отдохновения души он шагал по замусоренному лесу и думал не о своей докторской диссертации, а о том, что нормальному человеку жить в таком социуме невозможно. С такими мыслями Панин незаметно дошел до переправы. На другом берегу реки, уже за чертой города, раскинулись садово-огородные товарищества, все лето здесь ходил паром. Пахло речной сыростью и дизельным дымом. Сейчас судно покачивалось у этого берега, впротивоход клубились две толпы: прибывших и отплывающих. Туда и сюда сновали угрюмые люди, согнувшиеся под тяжестью сумок, корзин и связок какого-то барахла, утратившего наименование. Все казались одинаково нищими. Нищими они и были; только парии могли существовать в этих гиблых, ежегодно затапливаемых местах, истинном комарином аду. Нормальные люди не ковырялись на грядках, а покупали овощи в дорогих супермаркетах. И не разводили огородов, а строили дачи на меловых холмах в ста километров к югу от города. Панин знал, что когда достигнет высот карьеры, то купит загородную резиденцию именно там. Но для достижения высот требовалось написать докторскую, а она не двигалась с места. Кто-то грубо толкнул его в спину чем-то твердым, обдал запахом нечистого пота и вонью старой одежды, стираемой раз в сезон. Невидимая из-за прибрежного леса, тоскливо крикнула чайка. Ей тоже было неуютно в мире, загаженном без меры расплодившимися людьми.
Эх, Рита… Меня за эти отрывки уже будут банить. Я там написал коммент. Я ведь на самом деле пытался дать ненавязчивый мастер-класс.
Владислав Леопольдович Левитин еще дня 2 назад сказал, что городской пейзаж не любит в тексте, потому что его напрягает. И выразил очень точную мысль. В том виде, в каком тут члены клуба его дают, он на самом деле напрягает, потому что является чужеродным вставным фрагментом, который можно удалить без всякого вреда для произведения.
Я пытался показать, что городской пейзаж может и ДОЛЖЕН стать органичным, неотъемлемым элементом сюжета, без которого теряется выразительность.
С этой точки зрения (как мне кажется) самым ярким является эпизод, где Белла Коблер видит корабли на Финском заливе, думает о них и о себе, потом вспоминает. (Эти корабли я видел из кухни 7 этажа дома №3 по улице Отважных, когда жил с 1й женой.)
Еще есть такое понятие как пройти от подъезда до парковки и обмести машину от снега. Тут зимой в норке не походишь. А по белой шубке — вот тут: pisateli-za-dobro.com/nikogda.html
Рит, понимаешь… Они-то делали — и правильно делали, ничего плохого в этом нет. Я знал парня, который несколько лет решал таким образом проблемы своей жизни. Но дело в том, что все — не о них, а от него. Что ему мешало сойтись с любой из таких женщин, жить у нее и ходить после работы в халате кистями.
Ублажать за деньги (или за жилье, за еду и пр.) обеспеченную женщину — ничем не более постыдно, чем 40 лет работать школьным учителем за 3 копейки, ходить в трениках и ездить на автобусе.
Совершенно точно, Рита. И более того, если у человека нет квартиры, машины, счета в иностранном банке, то он подсознательно не ощущает себя полноценным человеком. Как не может ощущать себя таковым однорукий или слепой. Это не комплекс неполноценности — это априорная ущербленность бытия. И когда человек сам себя так ощущает, то на самом деле он и девушкам нравиться не может. Ну, по крайней мере таким, от которых идет конструктив. Это — объективная реальность. Еще Ремарк (не помню только, в ЧО или в ТТ) писал, что стоит ли впадать в глубины философской мысли, если очень многие проблемы можно решить при помощи пары новых брюк.
В данном случае — квартиры.
Но, Рита, мы понимаем, что далеко не всякому человеку понятна эта многослойность.
Но в «праздник» я запощу их noch Einmal.
***************
«Столице быть! Начать ее с тюрьмы!» —
Так повелел властитель трехсаженный.
И полным дополнением сумы
На тьме костей поставил эти стены.
Как палача зазубренный топор
Над плахой освященного острога,
Торчал ее немыслимый собор —
Твердыня зла, а не обитель бога.
Там ладан плыл меж царственных гробов,
И ангел скрежетал на шпиле длинном.
Но не тевтонцев — внутренних врагов
Гранитом морд стращали равелины.
Прошли века, но озаренья нет,
У моря не меняется погода.
Все та же власть. Все тот же черный свет
И тихий вой покорного народа.
Который грезит твердою рукой,
Гния в болоте собственных бессилий –
Совсем не так, как тот народ другой,
Что даже тени стер своих Бастилий!
Над «крепостью» колышутся дымА,
Полдённа пушка все палит беспечно…
России символ – старая тюрьма.
Он был всегда. И есть. И будет вечно.
16 ноября 2018 г.
В самом деле, надо будет составить мастер-класс.
Подобрать примеры, где пейзаж (не обязательно городской, просто пейзаж, т.е. элемент сцены действия) играет важнейшую роль в раскрытии мыслей, чувств, эмоций героя.
То есть вводит читателя в атмосферу эпизода без ремарок, монологов или авторской речи.
В принципе у меня во всех книгах есть такие места, которые неразрывно связаны с сюжетом.
Но когда я — русский как бы человек — иду по своему двору и не слышу русской речи (или татарской, башкирской, которую наполовину понимаю), а кругом скоргочут дикари, замотанные в хиджабы, мне становится плохо.
У них как бы есть своя родина, а они оккупируют мою.
Мы ведь с Вами фактически одного поколения, эта книга рецептов входила в нашу жизнь.
Прикольно было читать про пирожки с вязигой, когда в гастрономах была только килька без рядовой укладки.
Насколько сильно действовала эта книга на сознание — эпизод из «Тещи».
************
— Леша, — позвала она, видя мою нерешительность.
Я переступил босыми ногами, паркет скрипнул.
«Всем узнать давно пора бы, как вкусны и нежны крабы!»
Фраза глупо вспыхнула в голове.
Она пришла из старой «Книги о вкусной и здоровой пищи», моей ровесницы, которую я однажды разглядывал, сидя на диване — на том самом месте, где сейчас…
«…давно пора бы…»
— Лешенька, не бойся. Иди сюда, — голос шелестел осторожно. – Иди, я тебе покажу, как все надо…
А в Рейхе не был с прошлого века.
Что там творится сейчас — знаю прекрасно.
Мой камрад Эдди Норманн (эмигрант с Украины, айтишник из Мюнхена) еще лет 10 назад писал, что когда увидит турка-полицейского, вернется на родину.
А что Вы хотите?
«Век защиты детей».
Расплодили всю эту мразь, помогали Африке, Азии и Индокитаю.
Теперь расхлебываем.
В той же России.
Среднеазиатов тянули 70 лет на коммунистическом горбе, развелось их, как вшей.
Вся Россия переполнена иммигрантами оттуда да с Кавказа, которые и гадят тут — совсем не так, как в своем родном кишлаке, где им в 2 счета шею свернули бы за гадство — и занимают рабочие места и демпингуют зарплаты.
Просто в 83 году Германия была наводнена поляками, мелкими торговцами и рабочими, и они мусорили, как могли.
Вот меня приняли в БРОО.
По мере сил пытаюсь защитить природу от человека, вызывая к ней интерес.
Особенно в сравнении с той же Германией, где был один сплошной город от границы до границы, но если кто-то бросал яблочный огрызок, не дойдя до урны, то это был или русский или поляк.
Насчет грядок тут каждому свое.
У каждого свой менталитет.
Меня озолоти, но раком в огороде не встану.
А кто-то не сможет, к примеру, пару книг сверстать…
Рецепт не помню откуда (из Микояновской ли КоВиЗП, или из «Русской кулинарии», издания для ресторанов), проверен в былые годы много раз.
1. Сварить бульон из моркови (нарезанной длинными четвертинками, или (если не лень) более мелкими кусочками, чтобы сильнее выварилась), репчатого лука (целиком), кореньев (если есть), стеблей укропа, хорошо посоленный.
Варить уже не помню сколько, давно варил в последний раз — но меньше получаса, чтобы получился душистый, приятный на вкус отвар, чуть желтоватый.
Тут можно будет уже попробовать, еще посолить, добавить перец горошком — надо, чтобы бульон был сам по себе вкусный и душистый.
2. Довести до кипения, добавить зелень петрушки и соцветия укропа и брсоить туда раков (живых, ясное дело, тут уж не мне Вас, дорогая Ирина, учить!)
Варить 10 минут.
3. «Отставить на борт плиты» — как писалось в тех книгах, или на самый малый газ, на режим U (сохранения тепла) или «1» варочной панели дать постоять 20 минут.
Потом есть.
Конечно, процесс слегка утомителен.
Но для меня еда — это религия, я никогда не ленился.
Вот не по месту, но еще один отрывок, тут приведу…
************
Суета последних лет отвратила Панина от прежних привычек, а раньше он любил пешие прогулки наедине с окружающим миром, они всегда помогали подумать без помех.
Район, где он жил, располагался на искусственном песчаном полуострове в излучине холодной реки.
Когда Панин сюда въехал, народу здесь жило мало, прибрежные заросли находились в почти девственном состоянии и казались кусочком живой природы. Сейчас тут было некуда ступить от разномастных окурков, использованных презервативов, жидко обделанных памперсов, пивных банок, бутылок и прочей дряни, сопутствующей человеку разумному.
Вместо отдохновения души он шагал по замусоренному лесу и думал не о своей докторской диссертации, а о том, что нормальному человеку жить в таком социуме невозможно.
С такими мыслями Панин незаметно дошел до переправы.
На другом берегу реки, уже за чертой города, раскинулись садово-огородные товарищества, все лето здесь ходил паром.
Пахло речной сыростью и дизельным дымом.
Сейчас судно покачивалось у этого берега, впротивоход клубились две толпы: прибывших и отплывающих.
Туда и сюда сновали угрюмые люди, согнувшиеся под тяжестью сумок, корзин и связок какого-то барахла, утратившего наименование. Все казались одинаково нищими.
Нищими они и были; только парии могли существовать в этих гиблых, ежегодно затапливаемых местах, истинном комарином аду.
Нормальные люди не ковырялись на грядках, а покупали овощи в дорогих супермаркетах.
И не разводили огородов, а строили дачи на меловых холмах в ста километров к югу от города.
Панин знал, что когда достигнет высот карьеры, то купит загородную резиденцию именно там.
Но для достижения высот требовалось написать докторскую, а она не двигалась с места.
Кто-то грубо толкнул его в спину чем-то твердым, обдал запахом нечистого пота и вонью старой одежды, стираемой раз в сезон.
Невидимая из-за прибрежного леса, тоскливо крикнула чайка.
Ей тоже было неуютно в мире, загаженном без меры расплодившимися людьми.
Меня за эти отрывки уже будут банить.
Я там написал коммент.
Я ведь на самом деле пытался дать ненавязчивый мастер-класс.
Владислав Леопольдович Левитин еще дня 2 назад сказал, что городской пейзаж не любит в тексте, потому что его напрягает.
И выразил очень точную мысль.
В том виде, в каком тут члены клуба его дают, он на самом деле напрягает, потому что является чужеродным вставным фрагментом, который можно удалить без всякого вреда для произведения.
Я пытался показать, что городской пейзаж может и ДОЛЖЕН стать органичным, неотъемлемым элементом сюжета, без которого теряется выразительность.
С этой точки зрения (как мне кажется) самым ярким является эпизод, где Белла Коблер видит корабли на Финском заливе, думает о них и о себе, потом вспоминает.
(Эти корабли я видел из кухни 7 этажа дома №3 по улице Отважных, когда жил с 1й женой.)
Увы, понимания не нашел.
Правда, с крыши ресторана «Шаляпин» и в выпитом состоянии я глядел на жизнь иначе, чем всегда.
Тут зимой в норке не походишь.
А по белой шубке — вот тут: pisateli-za-dobro.com/nikogda.html
Я готовлю раков больше часа (не считая очистки), но получается пища богов.
Не каждый может перешагнуть через себя.
Они-то делали — и правильно делали, ничего плохого в этом нет.
Я знал парня, который несколько лет решал таким образом проблемы своей жизни.
Но дело в том, что все — не о них, а от него.
Что ему мешало сойтись с любой из таких женщин, жить у нее и ходить после работы в халате кистями.
Ублажать за деньги (или за жилье, за еду и пр.) обеспеченную женщину — ничем не более постыдно, чем 40 лет работать школьным учителем за 3 копейки, ходить в трениках и ездить на автобусе.
Корень проблемы — в ЕГО отношении к жизни.
И более того, если у человека нет квартиры, машины, счета в иностранном банке, то он подсознательно не ощущает себя полноценным человеком.
Как не может ощущать себя таковым однорукий или слепой.
Это не комплекс неполноценности — это априорная ущербленность бытия.
И когда человек сам себя так ощущает, то на самом деле он и девушкам нравиться не может.
Ну, по крайней мере таким, от которых идет конструктив.
Это — объективная реальность.
Еще Ремарк (не помню только, в ЧО или в ТТ) писал, что стоит ли впадать в глубины философской мысли, если очень многие проблемы можно решить при помощи пары новых брюк.
В данном случае — квартиры.
Но, Рита, мы понимаем, что далеко не всякому человеку понятна эта многослойность.