Погоня (боевик)

Поздно ночью я уже был в Душанбе, а на утро следующего дня уже сидел в кабинете начальника городского отдела полиции, дружественной нам страны. Нас было трое: подполковник — среднего возраста, стройный таджик; лейтенант, в национальной одежде, и я — старший следователь по особо важным делам, майор Кондратьев.

Лейтенант рассказывал, как они задержали Серого.

— Понимаете, товарищ майор, я в тот день был свободен и решил сводить жену и сына в кафе, давно обещал. Так вот, заходим мы в кафе, садимся за столик, а за другим столиком сидит таджик и ест лагман…

— Лейтенант, ты на лагман здорово не налегай, давай по существу, — перебил его подполковник, — про лагман и водку будем говорить, когда о Сером расскажешь.

— Слушаюсь, товарищ подполковник.

… Так вот, ест он, значит, лагман, продолжил лейтенант, а сам всё по сторонам посматривает…, вроде как беспокоится.

Подполковник поморщился.

… Ну, я, естественно, так это, аккуратненько, стал его рассматривать.

Смотрю, а это и не таджик вовсе, а русский, и лицо как-будто знакомое. Стал вспоминать, где я мог его видеть и, представляете (лейтенант повернулся ко мне), вспомнил – точно такое же лицо в ориентировке из Москвы было.

Серый – ахнул я! Что делать? Со мной сын и жена…, страшно! Под пулю могут попасть. Решил я не торопиться и выследить его. Дождался, когда он поест и выйдет из кафе, ну и бросился за ним. Жене деньги дал, чтобы, значит, расплатилась и без меня домой шла…

До чего же словоохотливым оказался лейтенант, и я не выдержал:

— Лейтенант, переходите к сути.

…Так вот, — лейтенант обиженно замолчал, — я же самую суть рассказываю…

— Хорошо, продолжайте, только по короче.

…Ну, я его и выследил. Он в старом городе поселился.  

  — Можно,  товарищ подполковник? – посмотрел лейтенант на своего начальника.

Тот только кивнул головой.

…И, оказалось, он поселился у старого чайханщика. А чайханщик этот у нас в разработке, как связной и хранитель «дури» у наших Душанбинских наркодельцов.

Я, конечно, сразу доложил начальнику…

Мы в тот же вечер провели операцию по задержанию.

Слава Аллаху, обошлось без трупов — только двое с нашей стороны ранено…, попали под пули Серого. Злой, гад, оказался! Хотел через дувалы уйти — не получилось у него. Мы его скрутили, когда у него патроны закончились. Ну, а уже на следующий же день перевезли в Душанбе.

Лейтенант замолчал и вопросительно посмотрел на меня, казалось, он хотел спросить: «Что вас, товарищ майор, ещё интересует?»

Но всё и так было понятно – Серый задержан, склад с наркотиками захвачен, связной арестован. Почти победа. Только вот главари-то продолжают гулять на свободе. Ну, да не мне судить о чужих делах, мне сейчас надо думать о своих — как Серого в Москву доставить?

— Товарищ подполковник, — обратился я к начальнику горотдела, — не дадите для охраны два-три сотрудника в помощь? Серый – зверь матёрый…

— Майор, не беспокойтесь о доставке. Доставим своими силами, а вы …. Вы спокойно  отдыхайте. Мы вас в отдельное купе устроим…. В ресторане посидите, наверное, давно не бывали в вагоне-ресторане?

— Ноо…

— Я же сказал, сами доставим, никуда он не денется. Браслетики нацепим, и…. Я даже пару человек для охраны выделю.

В отдельном купе Серого повезём, как индийского набоба, — ироническая улыбка показалась на лице подполковника.

— Может, лучше самолётом? И быстрее, и надёжнее, — попытался я настоять на своём.

  — Нет! У меня приказ – железной дорогой!

Он поднял взгляд кверху, давая этим понять мне, что приказа он не может ослушаться.

— Ноо, товарищ подполковник…

— Отдыхайте, отдыхайте майор, доставка Серого не ваша забота.

Я понял, спорить бесполезно. По-видимому, подполковник и его начальство решили «заработать» от Москвы благодарность за склад с наркотиками и за Серого.

Даа, честолюбивыми оказались подполковник и его руководство, честолюбивыми!  

— Товарищ подполковник, могу я воспользоваться вашей спецсвязью, чтобы проинформировать своё руководство о принятом Вами решении?

— Да. Лейтенант, проводите майора.

Когда я доложил Фёдору Ивановичу о сложившейся ситуации, он помолчал, тяжело вздохнул, и произнёс сакраментальную фразу — «Ох, уж эти мне, удельные князьки!», и продолжил:  

— Но ты не вздумай расслабляться, будь поблизости от Серого. Знаешь, держи ухо востро! Понял, майор?

— Понял. Слушаюсь, товарищ полковник.

На следующий день, рано утром, мы уже ехали в поезде. Я возвращался в Москву.

Серый, в сопровождении двух полицейских офицеров в штатском, находился в купе номер пять. А я же, по иронии судьбы, тоже в купе номер пять, только в следующем вагоне, в вагоне номер семь.

Такое положение дел меня, мягко говоря, не устраивало, но что я мог поделать? Пришлось смириться.

                                                                  *    *    *

 Несколько раз я наведывался в купе к Серому и его сопровождающим. Тревожно мне что-то было. Душа словно томилась от какого-то неприятного предчувствия, что ли. 

Правильно охарактеризовали свидетели внешность Колмогорова (Серого). Он, действительно, походил на мельника — человека припорошенного мукой. Серые волосы, серый костюм, всё блёклое, невыразительное, а вот глаза…. Взгляд пристально-режущий и холодный как лёд — неприятный, рыбий взгляд.        

 Он свободно разместился на нижней, пустой полке вагона,  держа скованные наручниками руки перед собой. Никакого волнения в нём не чувствовалось.

Изучающе окинув меня взглядом, казалось, он хотел понять, с кем имеет дело, отвернулся и стал смотреть в окно.

Сопровождающие его офицеры недовольно косились на меня и, чтобы избежать ненужных выяснений отношений, пришлось сократить число посещений, а зря! Ох, напрасно я не прислушался к своей томящейся душе, напрасно. Надо было, несмотря на недовольство сопровождающих, находится с ними в купе, ноо…

После станции Чаршанга, насколько я знаю она расположена на территории Туркменской Республики, я решил проведать Серого и его конвой. Войдя в тамбур шестого вагона, я увидел открытую наружу дверь и, предчувствуя недоброе, бросился к пятому купе. Дёрнул за ручку двери, она, вопреки инструкции, оказалась не запертой.

В купе вагона были охранники, но не было Серого.

Один охранник, неловко вывернув голову, лежал на полу, второй, бездыханной куклой покоился на нижней полке.

Оба были мертвы!

У охранника, лежавшего на полке, отсутствовало удостоверение личности и оружие.

Я всё понял! Я сразу всё понял! Серый каким-то образом сумел усыпить бдительность офицеров, убил их, и спрыгнул на ходу с поезда.

Я бросился к купе проводников и только собрался постучать, как дверь сама открылась, и показалось заспанное лицо миловидной девушки.

— Гражданин, вы чего шумите?

— Немедленно вызовите поездного врача в пятое купе и сообщите поездной службе охраны — у вас убийство! – быстро проговорил я шёпотом. — Шум не поднимать! Поняли?

Проводница схватилась обеими руками за горло и зажала рот. Глаза её стали круглыми и белыми от страха. А я? Я бросился в тамбур к открытой двери.

Поезд после очередного замедленного подъёма на ровное плато, вновь стал набирать скорость. Перестук колёс начал учащаться, и я сообразил, если сию же минуту я не покину поезд, то потом, при большой скорости движения, я не смогу этого сделать, я разобьюсь. И я, держась за поручень, спустился на нижнюю ступеньку вагона, затем, выбрав относительно ровное место на земле, прыгнул.

 Сколько раз я кувыркнулся, не знаю, но ударился об землю я здорово: в голове аж искры засверкали!

Голова гудела словно пустой чугунный котёл, а тело болело так, словно по мне дорожный каток проехался.

Сориентировавшись, я, покачиваясь и поддерживая руками гудевшую голову, отправился в обратный путь, к станции Чаршанга.

Я шёл и смотрел в землю — я искал следы Серого.

При приземлении он должен был оставить хоть какой-то след. Во всяком случае, я надеялся на это — иначе мой прыжок с риском сломать себе шею был бы пустой затеей.

Пройдя километров пять вдоль железнодорожного полотна я, наконец-то, увидел место прыжка Серого. Трава ещё не успела выровняться, и была чуть примята, а в сторону пустыни Кызылкум вёл одинокий след человека…

 На что рассчитывал Серый, выбрав это направление, я не знаю, но он точно знал, куда идёт. В этом я был больше чем уверен, я всем своим нутром чувствовал это. Не мог такой человек, как Серый, не понимать пагубности выбранного направления. Значит…

 Значит, мой путь был в ту же сторону.

                                               *    *    *

Голова почти перестала болеть, и я ускоренным шагом, иногда переходящим в лёгкий бег трусцой,  пустился вдогонку за убийцей. Но этот бег и ускоренный шаг продолжались недолго — ноги вязли в песке, идти было трудно. Единственное, что меня поддерживало в этой гонке – Серому было так же тяжело, как и мне.

Часов через пять, уже почти в сумерках, я увидел впереди небольшую, медленно передвигающуюся точку. Насколько мог я прибавил шаг, и вскоре увидел — впереди движется человек.

Он шёл медленно, но уверенно. Он ни разу не оглянулся назад. Казалось, он был твёрдо уверен в своём одиночестве и отсутствии хоть одной живой души в этой, прокалённой солнцем, безводной пустыне.

Мне нужно было догнать его пока не вступила в свои права ночь, иначе я потеряю его, решил я. А решив так, я постарался, хоть и через силу, ещё прибавить шаг.

Но догнать человека я не успел — темнота на юге, оказывается, наступает так быстро, что человек может даже не успеть приготовить себе ночлег.

Я же этого не знал. Я же приехал из Москвы, а у нас сумерки медленно переходят в ночь. И ещё, я многого не знал о здешнем климате.

Пришлось лечь на песок. Ноги гудели от усталости, давал о себе знать голод и, особенно, жажда. Ни того, ни другого у меня не было. 

Свернувшись клубком, я попытался уснуть на ещё тёплом песке, но после полуночи стал мёрзнуть. Давала о себе знать особенность резко-континентального климата — днём невыносимое пекло, ночью заморозки!

 Чтобы окончательно не замёрзнуть, приходилось вставать и двигаться. К утру я настолько устал, что уже стал подумывать: «Да ну его к чёрту, этого Серого, погибать из-за него, что ли? Потом поймаем, никуда он не деется».

Но это был первый порыв, а второй – я увидел, Серый уже далеко впереди и вот-вот скроется за очередным барханом. Пришлось брать «ноги в руки» и бежать за ним. Мой бег помог мне — я согрелся!

Спустившись в очередную ложбину, я потерял из виду бандита, а выбравшись наверх, не увидел его — горизонт был девственно чист.

Куда он мог запропаститься? — обожгла меня мысль.

Не мог же он бесследно испариться, или падшим ангелом вознестись на небо, и так быстро? Не мог! Он где-то здесь! Где-то недалеко…

Я бросился вперёд, а шагов через пятьсот вдруг услышал выстрел, и пуля, вырвав клок волос из моей головы, улетела вдаль. От неожиданности, и от скользящего удара пули по голове я упал, голова закружилась. Вскоре я почувствовал, как что-то горячее стало заливать мне глаза.

Не зря же я столько лет работал в следственном отделе: ответ был ясен – это кровь из раны, а что при этом кружится голова, так и это было ясно – я контужен, и тяжело.

Плохо, совсем плохо, решил я.  С таким ранением мне долго не выдержать, и путь, который я выбрал для поимки преступника, не для меня! Тогда для кого?! Кто будет защищать людей от таких бандюг, как Серый, кто?! Не Иваницкий же, и не нежная, худенькая Ирина… — У них совсем другая задача в жизни. А моя задача – защищать их!

Образ Ирины заставил меня встрепенуться. Я очень хотел её увидеть, и она пришла ко мне…

Она, удаляясь, шла босиком по песку, нежно улыбалась, и пальчиком манила меня за собой. Я поднялся чтобы последовать за ней…, и в ту же минуту у моих ног поднялся фонтанчик пыли. Чёрт! Серый! О нём-то я совершенно забыл! Идиот!

Я вновь лежал уткнувшись носом в песок, и пытался решить один единственный вопрос – сколько выстрелов сделал Серый? Может быть, пока я очухивался от контузии, он стрелял по мне несколько раз, или нет?.. Так всё же – да, или нет?

 От решения этого вопроса зависела не только моя жизнь, но и успех всей операции, моя карьера следака и полицейского, в конце-концов!

Осторожно приподняв голову, я попытался найти место, откуда стрелял Серый, и в тот же миг новый выстрел заставил меня прижаться к песку. Чёрт! Но на этот раз я был более внимательным: я заметил, откуда поднялся небольшой столбик дыма и сделал в ту сторону несколько выстрелов. Ответных выстрелов не последовало. Я подождал ещё немного, а затем медленно приподнял голову -  Серый уходил!

— Стой, Серый! – крикнул я. Если не остановишься, я буду стрелять!

Но он даже не обернулся на мой крик — он никак не отреагировал на него!

Тогда я выстрелил в воздух – раз, другой...

Результат был тот же – он, не оборачиваясь, не ускоряя  и не замедляя шага, уходил в пустыню.

Ну, что ж, придётся стрелять на поражение — решился я на крайнюю меру. Стоп! У меня же  приказ – доставить Серого живым! В раздумье я опустил руку.

Но это же в сложившейся ситуации, действительно, крайний, безвыходный случай – я же  не могу отпустить бандита, убийцу, живым! И я вновь, теперь уже не колеблясь, прицелился, и опять закричал ему вдогонку:

— Серый, ещё шаг, и я стреляю на поражение!

В ответ послышалась нецензурная брань и ясный, как день, ответ: «Стреляй, сволочь, но меня живым ты не возьмёшь!»

Чуть опустив ствол пистолета, и  прицелившись по ногам, я нажал на курок — выстрела не последовало! Лишь раздался сухой металлический щелчок бойка!

Быстро дёрнул затвор, дослал патрон в патронник, нажал на курок – опять сухой щелчок! Догадка пришла чуть позже, когда из пистолета выпала пустая обойма.

 У меня закончились патроны!

                                                    *    *    *

Держа пистолет в руке, я бросился догонять Серого.

Неет, не уйдёшь, шептал я, делая шаг, второй, третий…. Я доставлю тебя бандит, убийца, куда следует. Ты будешь у меня за решёткой, сволочь! Ты за всё ответишь!

Часа через два, я уже шёл у него за спиной.

— Серый, стой! – прошептал я пересохшими губами.  Не заставляй меня стрелять тебе в спину.

— Стреляй, мусор! Стреляй, легавый! Не-на-ви-жу вас всех! – злобно прошептал он.

 И, не  оборачиваясь и не останавливаясь, продолжил: «Не-на-ви-жу!!!

Я очень устал, и если сейчас, прямо сейчас я не отдохну, то я здесь же, на этом самом месте умру…, вяло текли мысли в затуманенной болью голове, и я… решился: рукоятью пистолета я ударил его по затылку.

Серый кулем свалился у моих ног.

Завернув ему руки за спину я, затратив последнюю оставшуюся у меня энергию, сковал их наручниками, а сам свалился от полной потери сил.

  Мы, как лучшие друзья, или как братья, лежали рядом – убийца и следователь по особо важным делам — только один был без сознания от удара пистолетом по затылку, а другой – от полного истощения сил. Мне кажется, я какое-то время даже был без сознания.

Очнулся я от чувства нехватки воздуха. Моё горло что-то жутко сдавливало, я уже начал хрипеть.

Рядом, спиной ко мне, сидел Серый и закованными в наручники руками сжимал моё горло…

— Сволочь! – кое-как выдавил я из себя и, дёрнувшись, вырвался из его рук.

Он только криво оскалился.

Горло саднило, дышать было больно. Не долго, думая, я врезал  кулаком прямо в его ухмыляющуюся рожу!

 Из его разбитых губ потекла кровь, а он только криво улыбнулся.

Я потянулся за пистолетом, но его в кобуре не было, Я понял, он специально выводил меня из себя: он рассчитывал, что я, взбеленясь, убью его, или он, задушив меня, сумеет скрыться.

Нет, шалишь! Я тебя, голубчика, живёхоньким доставлю, подумал я, и стал прикидывать, как же я его буду доставлять по пескам без еды, без воды…

— Скажи, Колмогоров, на что ты рассчитывал, уходя в пески? Или тебя где-то здесь ждут? – держась за горло, хрипло, с сипотой спросил я.

— Тебе, сраный мент, необязательно знать, на что я рассчитывал. Хотя…, ты же всё равно здесь, в песках, подохнешь, и косточки твои вонючие солнышко выбелит. Или… я тебя как-нибудь прикончу…. Ты бы поостерёгся близко ко мне подходить!

— Серый, хватит баланду травить! Я тебя так и так до суда доведу.

— Хрен тебе в задницу, легавый…, доведёт он, — и, скривившись в язвительной улыбке, продолжил, — ты сначала на себя посмотри, говнюк. Ты же выдохся, сучий потрох!

— Серый, ты не в лучшем состоянии.

— А мне терять нечего! На нары я не думаю возвращаться! — злобно ответил он.

— Мне тоже терять нечего. Так ты скажешь, на что рассчитывал, задумав уйти в пустыню?

— Зае…л ты меня мент – на что?! Да, на что…?! А на то – железка… делает петлю, обходя пустыню. Я пустыню пересеку и вновь выйду к железке. Усёк?

Я представил себе карту Таджикистана, она висела у начальника Душанбинского горотдела в кабинете. А ведь точно, вот ведь сволочь уголовная, как всё рассчитал…. Но тут я задумался, если идти через пустыню, то это не менее ста километров. Мы прошли… километров сорок…. О Господи! Ещё целых шестьдесят километров!  

Когда я представил, сколько ещё идти, наверное, лицо моё побледнело.

Серый конечно же наблюдал за выражением моего лица, когда высказывал своё намерение.

— Что, мусорок, кишка тонка? Наложил в штаны? А яаа-то думаю, чем это запахло! – и на лице его промелькнула чуть уловимая насмешка.

— Это от тебя запахло. Пролетел ты, Серый, здорово пролетел со своими расчётами. Трудно мне будет, ничего не скажу – трудно. Но я тебя, сволочь уголовная, доставлю на скамью подсудимых.

— Ага, давай мент, потрудись.

Он, таки, меня рассердил.

— Встать! Серый, шевели лапами! – заорал я, — не пойдёшь, точно пристрелю!

Я поднял пистолет и направил ствол ему в грудь.

— Дурак ты, Кондратьев, — спокойно произнёс он.

Затем, медленно встав с песка и отряхнув штаны, продолжил:  

— У тебя же патроны закончились, я проверил. Ты пока без сознания был, я тебя сто раз мог застрелить. Ладно, пошли…, вдвоём веселее идти. Если дойдёшь  до железки, я тебя возле неё и придушу.  Ты посмотри на себя, придурок, ты же и так, вон, чуть живой — не дойдёшь ведь…

Ох, как  был прав этот ублюдок, как прав! Голова моя раскалывалась от боли и кружилась, меня подташнивало. По-видимому, контузия у меня была серьёзной, а может быть, она добавила своё к сотрясению мозга, когда я спрыгнул с поезда и неудачно приземлился.  Во рту было сухо, губы потрескались, и пить хотелось…. Ох, как хотелось пить!

— Ты, Сергей Николаевич, о себе побеспокойся…, всё хорохоришься, — прохрипел я. — Неизвестно ещё, кто первым  скопытится…. Давай, шагай.

И мы пошли. Он впереди, я следом…

                                                     *    *    *

Надо отдать должное Серому — он шёл и шёл, а я еле плёлся за ним. Мои силы быстро  убывали, а попросить отдыха я не мог.

Серый изредка оборачивался, чтобы спросить: «Что, мент, не сдох ещё, а то давай, я тебя песочком присыплю, чтобы стервятники не сразу нашли?»

Я молчал, берёг силы, и еле переставляя ноги, упорно продвигал своё тело вперёд. Во рту язык распух и превратился в наждак, губы кровоточили — даже открыть рот было больно.

Вечером, как всегда на юге, солнце быстро ушло за горизонт, и стало чуть прохладнее.

Мы спустились в  ложбину между двумя барханами, и я увидел небольшой родничок.

Как он смог здесь сохраниться, не знаю. Это было просто какое-то чудо природы. Вокруг родничка зеленел небольшой пятачок травы. и росла пара каких-то небольших корявых деревьев, почти без листьев.

 Мы оба, одновременно, отталкивая друг друга, бросились к воде.

Я пил и не мог напиться, затем, опустил голову в воду, чтобы остудить жар, и  тут же, мгновенно, поднял её.

Серый стоял на коленях чуть в стороне, и своим холодным, неподвижным рыбьим взглядом, казалось, пытался пронзить меня насквозь. В нём ясно читался вопрос: «Надолго ли ещё тебя, мент, хватит?»

«Надолго!» — тоже взглядом, ответил я ему, и вновь припал к воде. Я его уже не боялся! Во мне что-то такое произошло, что давало мне силы не сдаться, довести дело до конца, а вот Серый…, с ним тоже стало что-то происходить. Я замечал это по едва заметным мелочам.

Напившись вволю, мы, метрах в десяти друг от друга, расположились на ночлег.

Серый, вольготно раскинувшись, мгновенно, как-бы соблазняя, захрапел.

Я же не мог себе этого позволить. Я чувствовал, что его храп искусственен, он исподтишка наблюдает за мной, ждёт мгновения,  когда я усну. Я понимал, мой сон для него — путь к свободе. Он, или придушит меня сонного, или просто уйдёт, а тогда… «Ищи ветра в поле»! В пустыне легко затеряться: в ней ни тропок, ни дорог наезженных — никаких следов.

Я боролся со сном, а Серый ждал — ждал, когда сон переборет меня.

                                                    *    *    *

Чуть начало светать. Мы опять тронулись в дальнейший путь.

Не выспавшись, практически не отдохнув, я словно в сомнамбулическом сне переставлял ноги, и глаза мои непроизвольно закрывались. 

Серый же, наоборот, видимо выспался. Он догадался, или догадывался — я должен доставить его живым и никогда не совершу над ним насилия. Он мог позволить себе расслабиться, я – нет!       

Вторые сутки без сна давали о себе знать, мой организм протестовал против такого насилия, он просил отдыха, а я не мог ему этого дать. Долг следователя, долг работника полиции, заставлял меня переставлять ноги и следить за Серым, чтобы он не сбежал.

Всё, у меня больше не было сил идти дальше! Ноги подкосились, и я упал на колени, а затем, так и не поднявшись, уткнулся носом в песок.

У меня случился обморок! Я потерял сознание!  

Первое, что я сделал, когда очнулся, я стал искать взглядом Серого.

Он уже был далеко впереди! Он бросил меня в пустыне. Волк! Лютый волк!

Перед глазами, за какое-то неуловимое мгновение, пролетело всё моё детство. Я увидел себя на охоте со своим дедом. Мы сидели у костра, а дед, пробуя похлёбку на «соль», поучал меня: «Всегда имей  во внутреннем кармане запасной патрон «Жакан» — мало ли какая ситуация может приключиться на охоте!». И ещё он, подняв заскорузлый палец, добавлял: «Не забывай о ноже!»

Так я же…, и я полез в кармашек для часов. Пистолетный патрон, один единственный патрон, был на месте, в кармашке! Я его туда положил при выезде из Москвы — сказалась сила привычки.

Зарядив пистолет и преодолев сопротивление организма, покачиваясь как пьяный, я устремился за Серым.

Он уходил за очередной бархан, лишь половина его тощей фигуры виднелась над вершиной. Ещё мгновение и он совсем исчезнет из виду.

Через час, а может быть,  полтора, я приблизился к нему на расстояние выстрела.

— Серый стой!

Он обернулся.

— Мент, ты живой?

В глазах его сквозило удивление и…растерянность.

— Настырный ты, мент. Когда же ты подохнешь? Ну, щас я тебе помогу, — хрипло зашипел он, — надоел ты мне.

Он нагнулся и в руке у него блеснул нож.

Где он его прятал, почему раньше не воспользовался, не знаю, но, оказывается, нож у него был, а наручников на руках не было.

Я остановился и, подняв дрожащей от слабости рукой пистолет, хрипло, еле шевеля запёкшимися, потрескавшимися губами, сказал:

— Серый, брось нож! Иначе…, иначе я, действительно, тебя убью!

— Да пошёл ты!!!

Лицо его исказила маска ненависти, такой ненависти, что, казалось, одной ею можно было уничтожить человека.

— Стой, тебе говорят!

Серый приближался.

— Сергей Николаевич…, Колмогоров…, остановись, я буду стрелять! – опять прохрипел я распухшими, кровоточащими губами.

Он продолжал надвигаться на меня.

Я нажал на курок!

 В пустыне, вдали от цивилизации, прогремел одинокий выстрел.

Серый, словно подрезанный серпом жнеца колос, с возгласом — «Сссу-каа!!!», повалился на песок.

Я не смог убить его!  

В последний момент я перевёл ствол пистолета на его ногу.

Когда я медленно, держа пистолет перед собой, приблизился к Серому, на меня смотрел уже совершенно другой человек: в  глазах его плескался страх, а безвольно опущенные уголки губ говорили о слабости и покорности.

Серый сломался! В какой момент, я не знаю, но Серый сломался! Он превратился в безвольного, раненого, загнанного зверя. Всё, больше он не был страшен, это я понял сразу, как только увидел его глаза.

Забрав нож, я оторвал от своей рубашки рукав и перевязал ему рану.

— Вставай, Серый, надо идти, иначе, точно, подохнем.

— Лучше бы ты меня пристрелил, мент.

                                                      *    *    *

И вновь две тени, чем-то похожие на людей, брели по пустыне.

Я иногда ловил на себе ненавидящий взгляд  Серого. Рано я расслабился, мелькнула у меня мысль, рано. Зверь ещё полностью не ослаб, и представься случай, укусит.

Пришла ночь. Я завернул руки Серого назад и связал их вторым рукавом своей рубашки. Вскоре, не выдержав двухсуточной бессонницы, я неожиданно уснул.

Разбудил меня зверский холод. Я замёрз, так замёрз, что мои зубы выбивали барабанную дробь.

Занимался ранний рассвет. Всё вокруг было покрыто инеем.

Посмотрев на то место, где должен был лежать Серый, я не увидел его. Вскочив как ошпаренный кипятком, или мне показалось что я вскочил, а на самом деле… я только тяжело поднялся (откуда бы у меня появилась такая прыть?), я принялся оглядывать местность вокруг.

Пусто! Вокруг было пусто! Серый исчез! Серый всё-таки ушёл!

Тогда я, словно собака-ищейка, наклонился, и стал всматриваться в песок, и… увидел следы человека. Конечно же, это были его следы, следы Серого!

Продолжая пристально всматриваться в песок перед собой, я двинулся по следу. Мне пришлось пройти километров пять назад, пока след не стал походить на след ползущего человека, а затем, я увидел и самого Серого. Он лежал не двигаясь.

— Напрасно ты это сделал, Колмогоров, — прохрипел я. Теперь нам опять тащиться назад, — устало произнёс я. Ты же знаешь, я тебя не отпущу, подыхать буду, но тебя  доставлю в суд.

— Я не могу идти. Рана на ноге открылась, — прошептал он.

— Дай, я посмотрю.

Пришлось вновь перевязать рану на ноге. Господи, взмолился я, хоть бы не загноилась.

Подставив плечо, я потащил Серого обратно, туда, откуда он ушёл.  

Когда я выдыхался, он пытался идти самостоятельно, вернее, я заставлял его идти — скакать на одной ноге. Идти самостоятельно…, это как посмотреть.

Если бы он знал, что последний мой запасной патрон я израсходовал, и что я также безоружен как и он, то неизвестно ещё, как бы он повёл себя. А так, я вынужден был всё время держать его под прицелом пистолета без патронов. Это изнуряло меня, отнимало силы, рука сама собой опускалась вниз… 

Но я должен был довести его, довести и представить суду, чёрт побери!!!

И, мы шли!

Шли, покачиваясь, оступаясь, падая и вновь поднимаясь, иногда ползли…

К концу дня силы окончательно покинули меня. Я, тяжело дыша, кулем свалился рядом с бандитом, около Серого.

На юге быстро темнеет, и первые звёзды появились на небе. Мой организм требовал отдыха, он криком кричал, требуя отдыха и сна, а я мог позволить ему только неполноценный отдых, без сна.

Я боялся повторения прошлой ночи, боялся, что мне придётся вновь тратить силы на поиски «сбежавшего», уползшего Серого.

Так мы и лежали друг возле друга – Серый постанывая, я тяжело дыша.

                                                          *    *    *

За эти несколько суток в пустыне для меня стало как-то привычно расположение звёзд над головой, и неожиданное  появление новой звезды на самом краю небосвода, заинтересовало мой затуманенный усталостью и бессонницей, мозг. Казалось, она (звезда) была привязана к горизонту, она не перемещалась вместе с остальными.

Все звёзды, следуя какому-то определённому «Свыше» Закону Природы, перемещались по небосводу, а эта…, эта всё время была на одном месте.  И она каким-то странным образом то ярко разгоралась, то вдруг совсем затухала…

Мысли в затуманенном болью и усталостью мозгу, медленно переваливаясь, словно густая медовая патока,  подводили меня к неожиданному, и вполне логическому решению — что может так гореть или светится. И пытаясь вспомнить я, смотря на новую звёздочку на горизонте вдруг понял, а поняв, чуть не закричал «Эврика! Это же Костёр!».

Меня действительно озарило – ну конечно же это костёр.

Костёр!!! — всё же возбуждённо воскликнул я.

 А может я хотел так закричать, но вместо крика я лишь прошептал: «Люди!!!»

— Сергей Николаевич, вставай, пошли! – наклонился я над Серым.

 Но он никак не отреагировал на мои слова, он был без сознания.

Пришлось в сотый, тысячный раз взваливать его себе на спину и идти к новой путеводной звезде.

Сколько раз я падал и поднимался, я не помню. Мой мозг был в каком-то оцепенении, он ни на что уже не реагировал, в нём была жива только одна мысль – дойти до людей!  И ноги, подчиняясь этой команде, автоматически, как у робота, делали шаг, другой…

И так, до бесконечности.

Звёздочка, приближаясь, увеличивалась в размере. Господи, шептал я, пожалуйста, сделай так, чтобы она не потухла! Ну, пожалуйста, Господи, молил я Его, и продолжал переставлять ноги…

На небе ярко, как всегда в Азии, светили звёзды. А моя путеводная звезда вдруг погасла — погасла, рассыпавшись на мелкие искры.

Подождите, закричал я, не тушите костёр!!! Я иду к вам, люди, мне нужна ваша помощь!!!

Но кто мог услышать голос, которого не было. Я кричал, а у меня только губы чуть-чуть шевелились! Это пыталось кричать моё измученное вконец тело, это кричал мой разум…

Люди у костра не услышали моего крика о помощи, люди загасили костёр и ушли спать, а я продолжал механически переставлять ноги…

                                                        *    *    *

Из темноты, совершенно неожиданно для меня, выкатилось несколько более тёмных точек и, окружив, залаяли.

Я не испугался… Из моих глаз должны были политься слёзы счастья, но за эти несколько дней, находясь под жарким азиатским солнцем, моё тело, наверное, потеряло всю влагу, и глаза мои остались сухими.

Что интересно, во мне, казалось, лопнула какая-то пружина, надломился какой-то стержень — как только я услышал лай и увидел собак, силы окончательно покинули меня, и я упал!

Я упал и потерял сознание…

                                               *    *    *

Несколько дней я провёл в беспамятстве. Пришёл я в себя от горячей капли упавшей на щеку. Открыв глаза, я увидел над собой склонившуюся, плачущую Лену.

— А, где Серый? — обеспокоенно прошептал я.

— Не беспокойся, Володя, он здесь, почти рядом, только в тюремной больнице.

Облегчённо вздохнув, я прошептал:

— Здравствуй, родная, я вернулся из командировки…

                                                         ---<<<>>>---