ты будешь

                Два года назад у нас был недолгий  эмоциональный роман, неожиданный для меня. Человек заворожил не внешностью или повадкой, а резким гордым умом и — на контрасте —  нежностью. Я полюбила. А потом он сказал: "Не могу, не хочу, не буду".  Было невыносимо, до боли в запястьях, горько, но я понимала причины отказа — в тот момент я представляла собой клубок проблем, с которыми не стоит связываться.

                Всё это время примерно раз в пару месяцев я писала ему в сети нейтральные фразы — "С добрым утром", "Как дела?", поздравлялки с праздниками, обозначая, что помню. Он не отвечал. Я и не ждала. Но и не писать не могла.

                А потом он ответил на очередное поздравление так, как отвечал раньше — бегло и ласково. Я растерялась и промолчала. К тому времени я переехала в другой город, но ощущение, что что-то не так, привело меня рано утром в его двор в то время, когда он уходит на работу. Я увидела его, он показался мне беспокойным, уставшим и не очень счастливым (а я думала, что уж у него-то всё хорошо), и на какой-то миг захотелось его окликнуть. Но я не сделала этого, а он не заметил меня и ушел к трамвайной остановке. Это было в морозы, а через неделю наступила снежная оттепель. Я не удержалась и написала в ВК: "Добрый вечер. Пушистые слова, по погоде, прилагаются."  Опять тишина. А после новогодняя ночь, мое поздравление и его ответ, который я полчаса пыталась понять. И смириться. Не смогла. Я сидела на лестнице, ведущей на второй этаж моего дома, боясь спуститься  к сыновьям, которые веселились за столом.

                Он написал — жалеет, что у нас тогда не срослось. И еще — про неоперабельный рак, обнаруженный случайно и поздно. 

                Но стены, поставленные когда-то, держали меня. Обида на него или уважение к себе, трусость или гордость — не хотела даже разбираться в своих чувствах. Просто опять приехала в этот чертов город  и повесила букет роз на ручку его двери. На цыпочках подошла, незаметно. И ушла. И только потом написала, чтоб он открыл дверь и забрал их. Он перезвонил.

— Зачем? На хрена мне цветы?

— Я так хочу. Не хочу потом дарить четное число. Хочу нечетное — сейчас.

                 Есть поступки, значения которых мы сами не понимаем. Цветы были моим протестом смерти, — Я против, слышишь!

                Был разговор. И опять переписка в сети, как когда-то. Когда я набралась мужества попросить о встрече, он отказал: «Не хочу, чтоб ты меня видела таким». — «Я тебя два года не видела». — «И сейчас не надо. У меня другая».  Она слышала этот диалог. Её претензии и ревность, непонятные мне. Я никогда не ревновала. Первый раз, когда была замужем, не ревновала, потому что любила и доверяла мужу. А второй раз не любила и тем более было безразлично, кто звонит ему перед сном. Оба раза я оказалась вдовой, и это тоже значимая карта в моем пасьянсе.

                А потом он сообщил, что очередные анализы показали резкое улучшение  — и заблокировал меня. Правильно сделал, потому что я измучилась и постарела за этот месяц слёз и бессонницы. О чём только я не думала. Вплоть до идеи перерезать ему горло — я знаю, как умирают от рака, он не заслужил этого.

                Еще 4 месяца.  Дела, от которых не поднять головы. Мельком бывать в ВК, чтоб увидеть, что он недавно заходил — значит, жив. Эти два года у меня не было мужчины, который мог бы положить руку мне на бедро, когда я засыпаю. Казалось — уже и не надо. Ни его, никого. Такой дикой ценой оплачивать короткое время счастья. И все равно хотелось его увидеть вопреки запрету, увидеть, что я оказалась права, сказав однажды в запале, — Представь, какой будет облом, если ты не умрешь в апреле, как тебе предсказали!

                Середина июня, раннее утро. Чистый, промытый ливнями город. Я устроилась подальше от его подъезда. Он вышел на крыльцо и почему-то посмотрел в мою сторону.   И это чудо в перьях?

                Боже, как он мне не нравится. И уже третий год не нравится, всё поперёк, почему же увидела и тут же забыла — и свою горечь и его «нет». Всё перекрыла радость, что он жив и я могу его видеть. Просто видеть. Узнавать заново профиль, особенности походки, изящество костюма и жест, которым держит зонтик, взятый на всякий случай — он вышел пораньше, чтоб пройти пешком несколько остановок. Я шла за ним метрах в шестидесяти, приноравливаясь к его темпу, и готова была смеяться от счастья. Он похудел и ссутулился, но это неважно. Важно, что однажды мы понимаем — даже смерти можно сказать «я против» — и она отступает. Неважно, на сколько. Важно, что отступает.