Шапка- Неведимка

 

 

Волшебных историй про шапку-невидимку существует великое множество…

  Но это история не похожа ни на одну из них. Возможно, она похожа на сказку, но самое страшное в этой сказке, что это правда…

 Изя хотел жить. Он не просто хотел, он делал всё, чтобы остаться в живых. В его животе урчало так, как будто тысячи лягушек в старом болоте решили устроить хоровое пение. Поэтому, воровато спрятав картофельные очистки за пазуху и заслышав немецкую речь, он изо всех сил рванул к своему бараку. Там, лёжа на нарах, пропитанных, как смолой, человеческим потом и страхом, он жадно поедал то, что ещё три года назад выкидывал вместе с мусором.

В голове мелькнула мысль, что надо оставить хотя бы горстку очисток на утро, но голод, он был как огонь, который пожирал всё на своем пути. Наконец последняя кожура была съедена, чувство приятной сытости и усталости разлилось по телу… Сейчас он натянет поглубже на голову свою полосатую шапочку и забудется тяжелым сном. Чтобы утром, по команде капо выползти из брака в объятия мутного рассвета… Рука коснулась головы и мгновенно отдёрнулась, как от укуса змеи. Медленно, весь сжавшись в комок, Изя опять коснулся темени, рука автоматически погладила стриженый ежик колючих волос. Шапки не было. Он встал на четвереньки и начал шарить в кромешной темноте вокруг себя. Шапки не было.

Вот так приходит смерть…

Три года адского труда, ежеминутного страха за свою жизнь, смерть матери и двух сестёр, вечное, неистребимое чувство голода -  и всё напрасно…  Его после утренней проверки расстреляют. Шапочку нельзя было терять ни при каких обстоятельствах. Наступило сначала оцепенение от накатившего ужаса, перешедшее быстро в апатичное отупение.

Изя, как китайский болванчик, который стоял у бабушки Зельды на старом комоде, безмолвно раскачивался из стороны в сторону. Так прошёл час; несмотря на холод, он вспотел, хотя пота тоже не чувствовал. Ему оставалось жить всего четыре часа, а может, и того меньше.  В сущности, какая разница… Часом больше или часом меньше?  Смерть умеет ждать.  Три года выживания, и вдруг такая ошибка. Проклятый желудок. Изя чувствовал, что давно стал его рабом, а теперь ненасытное брюхо стало его палачом…

 Приговор прозвучит завтра, его просто выведут из строя, поставят на колени и выстрелят в затылок. Поставят свинцовую точку на всей недолгой семнадцатилетней жизни. И всё.

Вдруг как пробиваются из-под снега самые смелые цветы-подснежники, в голове мелькнула искрой мысль: нужно достать шапку.

НУЖНО ДОСТАТЬ ШАПКУ, НУЖНО ДОСТАТЬ ШАПКУ, НУЖНО ДОСТАТЬ ШАПКУ!!!

В горле пересохло, он должен достать шапку. Но где? Вернуться обратно нельзя: его пристрелит либо охрана, либо часовой с вышки.  Надо украсть! УКРАСТЬ…

 Изя медленно сполз с нар и крадучись пошел вглубь барака, куда неделю назад пригнали группу поляков, кажется, из Гданьска.   Некоторые из них тяжело ворочались во сне, другие лежали как убитые.  Глаза до боли всматривались в темноту. Есть! Подросток примерно такого же возраста, как и он, беспечно положил шапочку рядом с собой.

 Я или ОН? Я или ОН? Я!

Худенькое тело ужом скользнуло между заключёнными, и рука схватила шапку. Так же быстро он скользнул на свое место, натянув шапочку и прикрыв голову своей курткой.

 Потом было утро,  Изя вместе с другими построился на проверку. Лающие команды на немецком:

— Шапки долой. Шапки надеть. Выйти из строя.

И жалобное:

— Проше, пан офицер…

И выстрел.

Ицхак Штерн вскрикнул… и открыл глаза.  За окном поднимался иерусалимский рассвет. Он непроизвольно провел рукой по голове. Старая выцветшая полосатая шапочка прикрывала лысую морщинистую голову, похожую на голову древней черепахи.

 Сегодня День Катастрофы, он обещал прийти к внуку в класс и выступить перед детьми. Что он им расскажет?

Притихший класс видел пред собой старого высохшего старика, который мял в руках какую-то сине-белую тряпочку.

— Я был старше вас на четыре года… И на целую жизнь.  Война — это очень страшно. Находясь в лагере смерти, ты понимаешь, что правил нет. Вернее, они есть, но все против тебя. Любой проступок карается смертью.  У тебя даже нет имени, а есть только номер. 

   Старик непроизвольно погладил свою левую руку с вытатуированным пятизначным номером.

— То есть ты уже не человек, ты набор цифр. Безликие цифры … Им ничего не нужно, они даже не исчезнут со смертью. Но жизнь, особенно молодая, не хочет этого признавать.  И ты понимаешь, что тебя превращают в животное… Хищное животное, такое, как волк. Волк, который загнан, его положение безнадёжно, но он все равно хочет жить.

Вы, наверное, хотите услышать про героических подпольщиков, про героев. Но я не знаю таких историй. Честно, не знаю…  Я вам расскажу историю, которую не рассказывал никому шестьдесят лет…

И он рассказал всё.

Он поднял над головой выцветшую шапочку и обратился к притихшей аудитории.

— Вот эта шапка-невидимка, с помощью которой я спрятался от смерти…

Но я не смог спрятаться от самого себя! Я прошел здесь ещё две войны, был ранен. Я всю жизнь убивал в себе ВОЛКА…

Конечно, скорее всего этот парень, чью шапочку я украл, всё равно погиб бы, так как вряд ли смог бы приспособиться к лагерным условиям… Но я знаю, что поступил плохо, да уже ничего исправить нельзя.

На войне нет героев, есть только живые и мёртвые… И есть память, которая не дает человеку превратиться в волка…

 

 

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
09:02
807
RSS
16:33
Я тоже про концлагерь написал. Это целая глава в моей третьей книге. Шапка- Неведимка — это про нас. Евреев. Читаю и плачу. Я всегда плачу, когда про евреев читаю. Еще раз повторюсь. ТАЛАНТЛИВО!!! Спасибо Вам Большое. Зай Гизунд! Тода Раба! С уважением Игорь Кукле.
16:16
Большое Вам спасибо, Игорь, за понимание, на мой взгляд, просто человеческая трагедия не имеет национальной принадлежности. Взгляните на рассказы семейный альбом, дымок и рыжик, последний посетитель. Ваш А.