Кровавая икебана ( первый роман из трилогии, выходит в 2018 году)

 

 

 

 

Кровавая икебана

 

 

 

 

 

 

Ничего нельзя придумать. Всё, что ты придумываешь, либо было придумано до тебя, либо происходит на самом деле.

Аркадий и Борис Стругацкие. Хромая судьба.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В перевернутом мире, где в реки впадают моря,

В перевернутом мире, где кручи низки и покаты,

В перевернутом мире заходит и гаснет заря,

В перевернутом мире восходят над миром закаты.

 

В перевернутом мире на землю не падает лист,

И туман не встаёт, и дорожная пыль не клубится.

В перевернутом мире вершины вздымаются вниз,

К ним подняться нельзя, можно только скатиться.

 

Феликс    Кривин

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    Пролог Восьмое чудо света…………………………….

 

  Часть I

 

   Глава 1 Однажды теплым июньским утром………………

   Глава 2 Повелитель зеленого слона………………………..

   Глава 3 Утро старого раввина…………………………………

   Глава 4 Смерть приходит без стука…………………………

   Глава 5 Просто обычное дежурство……………………….

Глава 6 Ночной диалог без свечей…………………………      

   Глава 7 Что делать?  А главное за чем?..........................

   Глава 8 По-соседски…………………………………………...         Глава 9 Не та дверь.............………………………………

   Глава 10 Отчаянный шаг……………………………..……….

   Глава 11 Пешка на шахматной доске …………………….

   Глава 12 Однажды в Бруклине …………………………….

   Глава 13 Вода, гвозди и конец света………………………

   Глава 14 Однажды в Бруклине -2 ………………………….     Глава 15 Повторный визит……………………………

   Глава 16 Звонок старому другу………………………………

 

  Часть II

 

  Глава  17  Долгожданный отпуск  ……………..

  Глава 18 Осколки человеческого счастья……….

 Глава 19  История зеленого карпа .....................................    Глава 20  Как умирают осенние бабочки ………………

 Глава 21  И пролился огненный дождь.............................

 Глава 22  Заклятый друг …………….…..

 Глава 23 Две дороги в никуда ………………….

 Глава 24 Как стать якудза ………………………………….

 Глава 25 Охота на призрака …………………..

 Глава 26 Бей барабан, бей! ……

 Глава 27 Таинственный дилер …..

 Глава 28 Токийский бар "Какаду", в двух шагах от рая…

  Глава 29 И вдруг вошел он …………

  Глава 30 Одноразовый рецепт от Сатаны …..

  Глава 31 Пассажир 44 …….

  Глава 32 Кое-что об иредзуми…..

 

Часть  III

 

 Глава 33 Меченосец и его меч….

 Глава  34 Трудности перевода на высоте 10.000 метров………………………………………………….

Глава  35   Неназначенная встреча…….

Глава 36 Доброе слово о казни……..

Глава 37  Увидеть Париж и … не умереть ………….….

Глава 38 Франция превыше всего!..

Глава 39 Король Марселя……………………………………

Глава 40 Рыцари скальпеля…………………………………

Глава 41 Двадцатый округ Ада  ……..….

 Глава 42 Казнить нельзя помиловать или смертельное препинание …..

 Глава 43 Слово после казни……….

 Глава 44 Как легко потерять голову ……

 Глава 45 Скотобойня………………

 Глава 46 Кровавая Икебана………

 Эпилог……

 Послесловие от автора…..

 Слова благодарности….

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Пролог  Восьмое чудо света.

 

     Об искусстве Икебана обычно думают, как о копировании естественных форм растений, как они растут в полях и горах. Однако икебана не является ни копией, ни миниатюрой. В икебане мы аранжируем одну маленькую ветку или один цветок в безграничном космическом пространстве и в бесконечном времени. И эта работа вмещает всю душу человека. В этот момент единственный цветок в нашем сознании символизирует вечную жизнь.

Икэнобо Сэнкэй. «Истинная утонченность»

 

     История сохранила для своих потомков семь чудес света: пирамиды в Гизе, вавилонские висячие сады царицы Семирамиды, храм Артемиды в Эфесе, статуя громовержца Зевса, изваянную великим Фидием, прообраз всех мавзолеев, гробница царя Мавзола в Галикарнасе, Колосс Родосский и Александрийский маяк. Точнее сказать, пыталась сохранить, потому что кроме египетских пирамид, все остальные чудеса были занесены песками времени.

  И все-таки, чудес восемь!

     И одно из них мы наблюдаем почти каждый день.  Это…цветы. Хрупкие и нежные, всех цветов радуги, они наполняют нашу душу радостью и с их помощью, мы выражаем свою скорбь.

  В Южной Америке растет цветок Psychotria Elata, похожий на случайно оброненную улыбку томной красавицы, он напоминает пухлые женские губки, вытянувшиеся в воздушном поцелуе, привлекая своим ярко-красным цветом любопытных бабочек и миниатюрных колибри. Сразу после опыления из "раскрывшихся губок" появляются дыханием любви и новой жизни нежные белые цветки. А вот и цветок с длинным названием «Орхидея-пчела, смеющаяся до икоты», его яркая и пестрая окраска действительно напоминает мордочку веселой трудолюбивой пчелы Майи.  Орхидея-мотылек необычна тем, что напоминает сидящую птицу с распахнутыми крыльями, наблюдающую за рождением оранжевого мотылька. 

    А тут и целый "птичий двор", спрятавшийся в изумрудной листве…

«Цветок-попугай» сам напоминает миниатюрных птичек, застывших в полете и приглашающих, порезвиться вместе со своими собратьями- колибри.    Орхидея «Летящая утка», невероятно внешне похожая на селезня, взлетевшего с глади озера.

Орхидея «Летящая утка», невероятно похожая сизокрылого селезня, взлетевшего с глади озера. «Орхидея-голубь» — на мирно сидящую голубку. " Орхидея-цапля" своим величием больше похожа не на цаплю, а возрожденную Птицу Феникс. Белоснежные и хрупкие цветы «Орхидеи-ангел» больше похожи на маленьких сказочных эльфов.

 

А вот и целая цветочная семья орхидей, так напоминающая человеческую…

 

   Глава семьи, итальянская орхидея, с шаловливым названием "Голый мужчина"- действительно напоминает мужчину в костюме Адама, из всей одежды у него только "шляпа с плюмажем".

  А вот рядом с ними и редкие белые орхидеи «Танцующие девочки» или «Недотроги». И конечно же, итог этой пылкой любви, орхидеи «Запелёнатые младенцы», которые всем своим видом напоминают малышей, заботливо укутанных мамашами.

  Замерла на зеленой сцене природы в вечном фуэте добрая фея "орхидея-балерина".

   Природа создала и своего Дарта Вейдера, задолго до знаменитых лукасовских звездных войн. Достаточно один раз взглянуть на этот цветок, с труднопроизносимым латинским именем Aristolochia Salvadorensis, и увидеть шлем космического злодея.
   "Скорлупа Дракона" — необычная разновидность цветов львиного зева в виде человеческих черепов.  Зловещие гроздья их напоминают картину Верещагина "Апофеоз войны". Или даже скорее этот цветок похож на самый неожиданный храм в Богемии на внутренне убранство и декор, которого пошло 40 000 человеческих скелетов, большую часть которых пожертвовала Чума…

   Существует старинная легенда, о том, что однажды китайский император посетил одну из провинций, там он залюбовался цветками невзрачной повилики. Повелитель Поднебесной империи милостиво сошел с носилок и выразил лично хозяину поля свое восхищение. На обратном пути всемогущий правитель с удивлением увидел, что все поле выкошено, а остался всего на всего один куст.

 

— Почему Вы это сделали? — гневно император спросил у помещика.

— О, великий император! Я не осмелился бы на этот поступок. Но красота не может существовать одинаково во всем, поэтому я выбрал самый красивый куст, остальные просто не нужны!

   Есть на свете место, где цветам воздают почести не меньше, чем богам.  И это место называется Япония.

     Бог создал Человека, а Человек решил превзойти Бога и создал Икебану.

    Что же на самом деле, скрыто в этом слове, отражающем дух Японии?  Ике — жизнь, бана-цветы. «Живые цветы», неужели все так просто?

    Но какие же они живые, если их срезали, и они потеряли свою связь с землей? Так много вопросов и так мало ответов…

   Икэнобо, буддийский монах из Киото долго размышлял о смысле жизни. Почему мы обожествляем жизнь? Почему мы боимся смерти? Что находится за тем порогом, переступив который никто не возвращается назад? Почему обычно считают, что живое более красиво, чем неживое.

    Вот, например, вчера он, спускаясь к ручью, нашел старый разбитый кувшин, на боку которого была большая дырка, да ещё и ручка сломана. Кувшин был старый, прослуживший не один десяток лет, и вот теперь он стал никому не нужен.

Это так же, как прежняя красота напоминает треснутую вазу, ей восхищаются, но никто не наполняет ее водой, чтобы поставить цветы.

  Монах притащил в храм кувшин и поставил его рядом с другими сосудами. Он долго на него смотрел, потом неожиданно встал и вышел.  Вернувшись, Икэнобо поместил в него несколько сухих ветвей, ведь им совсем не нужна вода.  Солнце и ветер, их иссушили и сделали твердыми как камень. Когда-то эти ветви были молоды и шелестели листьями, а вот прошли годы, и они стали узловатыми палками, на которые никто не обращает внимания. Надо увидеть в капле воды море, в сломанной веточке могучую сосну, а в обломке камня неприступную скалу. Надо увидеть большое в малом, а в смерти — вечность!

  А что, если соединить живое и неживое? Жизнь и смерть?

  Монах выбежал из зала и вернулся с несколькими полевыми цветами.  И тоже поставил их среди сучьев, покрытых мхом.  Один из цветков сломался.  Икэнобо хотел было его выбросить, но потом оставил. Сломанный цветок, это цветущая человеческая жизнь, внезапно сломленная болезнью или несчастьем.

  Вот так они и стояли: молодые прекрасные цветы, сломанный увядающий цветок и замшелые сучья. Молодость, разочарование и вечность…

  Наверное, это и есть та Истина, которую открыла ему Вселенная!

 

 

 

 

 

Глава 1. Однажды теплым июньским утром…

 

Плохие новости никогда не бывают ложными.
Испанское изречение.

 

Радиостанция "Решет Бэт", Израиль.

10:18 утра, 23 июня 2006 года.

 Мы прерываем трансляцию концерта Авива Гефена из Тель Авива. Передаем экстренное сообщение!  Меньше четверти часа назад произошел сильный взрыв на улице Яффо в Иерусалиме.  Наш корреспондент Шломо Грановский был в Беньян Кляль* и оказался на месте трагедии одним из первых.  Слушаем Вас Шломо.

Здравствуйте, Дрор. Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. Взрыв произошел в автобусе, следующим по маршруту №25, из района Неве Яаков к центральной автостанции города. Сам взрыв произошел недалеко от известной площади Давидки, при подъезде автобуса к остановке.

 Вы слышите звуки полицейских сирен, плач и крики. В этот час, в автобусе ехало несколько десятков пассажиров. Пока еще не ясно, что привело к взрыву: техническая неполадка в автобусе или все-таки теракт. Вероятней всего, последнее, но пока ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность.  На место прибыла специальная бригада саперов, вместе роботом-миноискателем. Полицейские спешно перекрывают движение и просят граждан, не нуждающихся в медицинской помощи, покинуть площадь, так как не исключена опасность повторного взрыва, от другого скрытого взрывного устройства.  Для всех нас хефец хашуд* не пустые слова!

Я попробую поговорить с очевидцами.

— Простите как Вас зовут?

— Ривка. Я тут была в парикмахерской, когда раздался взрыв. Мое кресло опрокинулось, и я упала. Когда я вышла на улицу, горел автобус, все кричали и плакали.

— А что кричали?

— Пигуа*! Мехабель*!

  Сейчас к месту взрыва, прибыло не меньше десятка амбулансов скорой помощи "МАДА"* и десяток мотороллеров с добровольцами из службы "ЗАКА"*.

Я вижу, как сюда бегут люди в белых халатах, это сотрудники больницы "Бикур Холим", расположенной в пяти минутах ходьбы от места трагедии.

 Уже обнаружены не менее десяти тел погибших, среди них есть и дети.

Извините, полицейские просят меня тоже покинуть место взрыва.

____________________________________________

Беньян Кляль (иврит)- иерусалимский центральный многоэтажный торгово-офисный комплекс, напротив площади Давидки.

хефец хашуд (иврит)- подозрительный предмет.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 
 

15.00 ,23 июня 2006 года

Второй канал израильского телевидения

 Как сообщил нам один из высокопоставленных чинов полиции, сегодня утром в Иерусалиме произошел взрыв, признанный терактом и унесший шестнадцать человеческих жизней. Трагедия произошла в автобусе, следующем по маршруту №25. Во время взрыва сильно пострадала передняя часть автобуса, в котором ехало несколько десятков людей.  Пострадавшие, а их около пятидесяти человек, получившие ранения разной степени тяжести, доставлены в приемные покои больниц: "Бикур Холим", "Шаарей Цедек" и "Адасса Эйн Карем".  До сих пор ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность. Пока неизвестно, как отреагирует Кнессет на это кровавое злодеяние.

 

Первый канал российского телевидения

 

Сегодня борцы за освобождение Палестины совершили очередную акцию возмездия против израильских оккупантов. Известно, что в автобусе кроме гражданских лиц ехало еще и несколько солдат.

 

Конечно, пострадали и мирные жители. Но мы в праве задать вопрос: "А где были эти мирные жители, когда израильские самолеты бомбили мирные дома в Газе?"  Они молчали! Значит они стали соучастниками преступлений правительства Израиля. Следовательно, невиновных в этом автобусе не было!!!

Некоторые средства массовой информации на Западе постоянно показывают оторванную детскую кисть с какой-то игрушкой. Но они забывают показывать молодых палестинских женщин погибших из-за бомбежек, которым так и не удалось стать матерями.

 

 «Аль Джазира» на арабском языке Катар, телеканал

 Братья, сегодня еще один радостный день! В нашей столице Эль Кудс произошел акт возмездия оккупационному режиму Израиля.

Хвала Аллаху, но никто из правоверных не пострадал. Велик и милостив Аллах к своим детям, он хранит их от бед.

  И пусть неверные знают, что не будет им покоя на оккупированной палестинской земле.

 

Си-Эн-Эн

  На этих кадрах запечатлены последствия теракта, произошедшего несколько часов назад в Иерусалиме.

 В нашу редакцию анонимно поступила фотография, и наши эксперты подтвердили ее подлинность. Внизу вы видите время и дату. 10:22, 23.06.06.

 Да, вы действительно видите детскую оторванную кисть, сжимающую маленькую зеленую рыбку. Похоже, мы так и не узнаем имени ребенка, которому она принадлежала

Сегодня правительство Соединенных Штатов Америки во главе с президентом Бушем выразило свои соболезнования израильскому народу, в связи с произошедшей кровавой трагедией вместе с тем, президент Буш подчеркнул, что все проблемы должны решаться только за столом переговоров, а не с применением силы. Особенно, если жертвами противоборствующих сторон становятся дети. Президент вспомнил старинную американскую поговорку: "Чтобы построить сарай, нужна хотя бы два плотника, чтобы его разрушить, достаточно и одного осла"

Израильтянам и палестинцам необходимо отложить в сторону свои амбиции и возобновить мирный процесс.

 

 

 

 Глава 2Повелитель зеленого слона

5:30 утра, 23 июня 2006 года

 Осторожно двери закрываются,

 Следующая станция — Ничто…

 Владимир Асмолов.  Палач без фамилии.

 

Что Вы знаете об израильском Эгеде?

Ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО! 

А что о нем вообще нужно знать?

Хотя бы то, что почти три тысячи автобусов везут вас по более, чем тысяча маршрутов, пересекающих маленький Израиль вдоль и поперёк.

 

А зачем собственно местным жителям и туристам знать, что-то о зеленом автобусе фирмы «MAN»?  Заплатили за билет, а он везет себе и везет, пассажиров к месту назначения…

 

Главное, как в рекламе: "Чтобы руль был в надежных руках".

Потому что лицо компании, это спокойные и уверенные руки водителя. А водителем, настоящим водителем, надо родиться.

   Когда Моше был маленьким, его любимыми игрушками были машинки. Подумаешь, скажете вы эка невидаль, да каждый нормальный мальчишка играет в машинки. Так, да не так.

Никакие пистолеты, конструкторы и велосипеды его абсолютно не интересовали.

 А вот машины… У него был целый автопарк. В шесть лет он знал досконально все марки машин своего игрушечного хозяйства. В семь лет дядя из Лондона привез ему настоящее чудо, миниатюрную модель лондонского двухэтажного автобуса. Эта была любовь с первого взгляда.

  Потом была школа со скучной математикой и древней историей, где не было совсем автобусов. Но зато вечером, можно было отпросится у родителей погулять и бегом бежать к гаражам, где ремонтировали машины. Как же это чудесно было видеть, как "раненные" в авариях эти металлические звери оживали, грозно и утробно урча моторами.

В семнадцать лет он уже мог ездить на всём, что движется, а то, что не двигалось, могло быть приведено им в движение, главное, чтобы был мотор!

После школы, Моше, как и все, пошел служить в армию, но в начале попал в какую-то хозяйственную роту, далекую от техники, как подводная лодка от пустыни Сахара. Сколько ему пришлось писать прошений, пока он добился, чтобы его перевели на военную автобазу в "Бейт Набала", где эмблемой тяжелых грузовиков был слон, гордо красовавшийся на шевроне.

 После окончания службы он не поехал отдыхать, путешествуя по миру, как это сделали многие его сослуживцы, а поступил на курсы водителей "Эгеда". И этот автокооператив стал его семьёй и жизнью.

  Сам Моше Леви считал свой автобус живым существом, он даже никогда не произносил слово «автобус» — он гордо называл его: «Мой зеленый слон», а себя именовал не иначе, чем как повелителем зеленого слона. Если барахлил двигатель, то он озабоченно говорил: «Что – то в брюхе у слона бурчит», и никогда: "Надо проверить двигатель".

 Если автобус ломался, он ходил мрачнее тучи и на расспросы домашних скупо отвечал: «Слон заболел и ему нужен хороший доктор».

 У Моше был набор фланелевых тряпок для фар, специальный спрей для того, чтобы винил в салоне водителя блестел как новенький.

 Если бы Моше был индусом, то можно было считать, что душа белого слона, а то и сам бог Ганеша* вселились в это механическое тело.

   Каждого входящего он принимал величественно, как магараджа, отвечая на приветствия слегка склонив голову: «Бокер тов или эрев тов*», в зависимости от времени суток.

 

" Повелитель зеленого слона" не получал плату за проезд, а взымал налог за пребывание в своём передвижном дворце, сверкающем чистотой и благоухающим дезодорантом, выдавая знаки своего внимания в виде билетов.

 

_____________________________________________________

Ганеша (санскрит) — является в индуизме богом мудрости и благополучия, обычно изображается в виде полного человека с головой слона и одним бивнем, встречаются и изображения Ганеши восседающим на крысе или собаке.

Бокер тов, Эрев тов (иврит)- Доброе утро и Добрый вечер.

 

 

 

   В конце работы он придирчиво обходил салон и собирал обрывки бумаги, конфетные обёртки и выброшенные билеты.

 Автобус служил ему верой и правдой.

  Человек и огромная послушная машина — они гордились друг другом.

 Сегодня тоже был самый обычный день, не лучше и не хуже остальных. Утренняя смена.

Чтобы быть вовремя, надо было встать к пяти утра.  Сначала тщательное бритье бритвой "Жиллет", а потом немного одеколона "Ягуар", и непременно гель для волос, тогда волосы целый день лежат так ровно, словно он полчаса назад сделал модельную стрижку.

  Завтрак был самый обыкновенный.  В это время, на его столе постоянно играет "квартет здоровья": небольшая булочка с отрубями из серой муки, по половинке огурца и красного перца гамба и, конечно же, баночка 9% зернистого творога фирмы "Тнува". Завершала скромную трапезу традиционная большая кружка черного кофе. Моше одел темные брюки и синюю рубашку, повязал форменный эгедовский галстук, синий в крупную желтую полоску. Всё, теперь он готов и сядет в свою надраенную до блеска "Судзуки Болено", а когда он доедет из Гило до центральной автобусной станции, то поставит свою "малышку" на стоянку. И в путь.

   Двадцать две остановки в одну сторону и двадцать две в другую. Небольшой перерыв минут на пятнадцать –  и снова в дорогу. Асфальт, светофоры, разные лица пассажиров, приветливые и не очень, вечные пробки, всё это и было его настоящей жизнью.  Это та жизнь, которую он бы не променял ни на какую другую.

   Вот какие люди работают в компании "Эгед"!

Но это только одна сторона медали, а есть еще и вторая. Хотя про медаль здесь не совсем уместно, это все-таки дорожный кооператив, здесь нет места подвигу. Так вот, есть и другая сторона дороги, в обратном направлении…

  Еще "эгед" переводится с древнееврейского как бинт. И пусть трассы Эгеда перебинтовывают всю страну, однако нельзя забывать, что где бинт, там всегда есть страдание, слёзы и кровь.

 Увы, этот день не стал исключением.

 Зеленая громада автобуса №25 грациозно грациозно, как лайнер выплыла со стоянки и двинулась в путь.

 В свой последний путь.

Глава 3 Утро старого раввина

   05:13- 9:36 утра, 23 июня 2006 года

 

Вчера вечером он думал, что всё-таки шанс у него есть. Вчера вечером было возможно всё. Беда «вчерашнего вечера» состоит в том, что за ним всегда следует «сегодняшнее утро».

Терри Пратчетт. Мелкие Боги.

Ночь похожа на стакан чёрного кофе с крупинками сахара в виде звезд, которые так и не растворились в бездонной черноте, из-за своего изобилия.

  Но потом, потом всё меняется…  Появляется свет, в котором растворяется кофейная гуща ночи.  За ним следует легкий ветерок, наполненный свежестью и пением птиц. Вот тот коктейль, приготовленный природой и его, любят пить все люди, а называется он: "УТРО".

  Особенно этот коктейль любят старики, они смакуют каждый глоток-мгновенье, они опьянены самой жизнью …

  Наступает новый день, а значит, приходят новые надежды, и есть шанс, что часть из них исполнится.

В эти ранние часы, когда солнечные зайчики играют на потолке в догонялки, к старикам спускаются с небес смутные образы. Более молодые люди дали им прозаическое название: "воспоминания". 

Образы кружились над изголовьем кровати, и Соломон Гольдберг пытался рассмотреть в смутных очертаниях, похожих на предрассветный молочный туман, лица людей и события, из которых, как из бусинок, складывалось его ожерелье под названием "жизнь".

Раввин Гольдберг приоткрыл глаза и медленно сел на кровати, а потом вновь смежил веки. Конечно, надо вставать, но сначала тфила "Модэ ани"*. Он не торопясь произнес на распев двенадцать слов:

''מודה אני לפניך מלח חי וקיים שהחזרתה בי נשמתי בחמלה ,רבה אמונתך''*            [1]

  Для него, как для многих верующих евреев, сон был проявлением временной смерти, а ещё, согласно Талмуду, и шестидесятой частью пророчества.

  Эти двенадцать слов, как двенадцать ступеней, вели его из царства снов в утреннее царство жизни.

Есть такое место на земле, которое ближе всего к Богу. И это не какая– нибудь горная вершина…Это имя известно всему миру.

Иерусалим…

   Больше полувека он живёт в этом городе. Самом величественном и вечном, гораздо более вечном, чем Рим.  Хотя тут и нет прекрасных старинных замков, величественных соборов, помпезных дворцов, но зато в нём есть особый дух веры. Поэтому верующие со всех концов света стремятся сюда, чтобы припасть к святыням.

   Этот город стал колыбелью трёх великих религий, трёх сестер, вечно спорящих, кто прекрасней и кого из них больше любит Небесный Отец.

 

********

 

   Сначала, когда ты молод, годы для тебя состоят из песчинок, а когда размениваешь девятый десяток, то уже горсть песка на дороге может превратиться в неприступный холм.

  Все люди болеют, а старые люди, естественно, болеют чаще других.

Ребе Шломо Гольдберг не был исключением, подтверждая своей жизнью это банальное утверждение.

   Во-первых, он был стар, и с каждым годом количество болячек, которые к нему цеплялись, становилось всё больше и больше. Это напоминало ему, как однажды он пересекал заросший репеем пустырь, после чего его штаны покрылись маленькими колючими шариками. Хотя колючки и не были опасными для жизни, но неприятно кололи ноги, вынуждая его замедлять шаг.

   Последнее время изношенное сердечко, больше похожее на сдувшейся красный воздушный шарик, пошаливало, да и давление прыгало верх-вниз как на батуте. Один раз соседи даже вызвали "Маген Давид Адом", когда он не смог подняться по лестнице и схватился рукой за левую часть груди. И хотя проба на инфаркт оказалась отрицательной, кардиолог в приемном покое больницы "Бикур Холим" взял с Соломона обещание в ближайший месяц пройти все обследования – от обычных анализов крови до эхокардиографии.

  Сегодня была пятница, и надо многое успеть до наступления шабата. Надо обязательно купить вино "Кинг Давид" для себя, свежие халы* для всех и виноградный сок для Баруха, своего единственного и обожаемого внука.

 Гольдберг улыбнулся, вспомнив, какие забавные рожицы корчил ему внук за столом.

 И ещё… Сегодня он расскажет Баруху таинственную историю нэцкэ — зеленого нефритового карпа, который раньше стоял у него в застеклённом шкафу.

 Чтобы успеть всё задуманное, надо было встать пораньше и пойти на шахарит* в синагогу. Потом, пока не жарко, пешком пройтись до здания своей больничной кассы "Клалит" и сдать все необходимые анализы.

   Две тысячи одиннадцать шагов. Его старческих шагов. Не молодых и упругих по семьдесят сантиметров каждый, а мелких старческих, сантиметров по сорок пять.

  Шломо Гольдберг сам себе напоминал старый разбитый паровозик на Кони-Айленд. Он пыхтел и тянул за собой вагоны, только вместо вагонов была длинная череда лет.

_________________________________________

Шахарит (иврит)- утренняя еврейская молитва, от слова "шахар"- заря

  Конечно, вышел то он рано, а вот пришел почти последним.

  Теперь он сидел на стуле перед симпатичной худенькой медсестрой, с перетянутой жгутом правой рукой, положенной на специальную "ногу" с подушечкой. Вены у него были узловатые и темно-синие, они напоминали голые ветки зимнего дерева. И хотя они были хорошо видны, однако были ломкими. После трех неудачных попыток взять кровь обычной иглой, медсестра достала малюсенькую иголочку с синими крылышками, похожую на голубого мотылька. И ей это удалось, она наполнила кровью старого Гольдберга большой шприц и потом аккуратно разлила его содержимое по пробиркам с цветными пробками.

— Через день-два все будет готово, и вы сможете пойти к семейному врачу и узнать результаты. Вот здесь прижмите ватку, минут через пять сможете ее выкинуть. Да, и выпейте стакан чая с сахаром, чтобы голова не кружилась.

— Спасибо, милая, — растроганный заботой, произнес старик.

Он вышел из процедурной и наполнил бумажный стаканчик кипятком из серебристого блестящего гигантского цилиндра.

 Старый раввин прошел по коридору со стаканом чая и вышел на улицу.

 

 

Глава 4 Смерть приходит без стука

   9:36-10:12 утра, 23 июня 2006 года.

На солнце и на смерть нельзя смотреть в упор.

 

Смерть одного человека — это смерть; смерть двух миллионов — только статистика.

                     Эрих Мария Ремарк

  Что такое восточный базар? Настоящий восточный базар?! Это пиршество ароматов и звуков. А какие здесь краски!

  Пирамиды солнечно-боких апельсинов, черно-зеленые холмы винограда, рубиново-красные, треснувшие от собственной спелости, гранаты, бархатистые персики, гигантские желтые запятые бананов и маленькие красные точки миниатюрных помидорчиков шерри, зеленые маслины, маринованные жгучие перцы, сорок видов халвы, копченая индюшатина и свежая рыба  … И много, много всего, от чего слюна собирается во рту и не дает произнести вслух названия всех вкусностей, щедро выставленных на прилавках и витринах шука Маханей Йухуда*.

  Двигаться в базарной толпе с бумажным стаканчиком, наполненным горячим чаем или кофе, можно было только молодым и уверенным в себе людям, родившимся свободными в свободном Израиле. Гольдберг себя не относил ни к первым, ни ко вторым. Как когда-то говаривал его отец: "Некуда торопиться, когда твоя телега возвращается с ярмарки". А полупустая телега судьбы Соломона Гольдберга уже прошла больше половины своего пути в обратную сторону…Тут бы не упасть в базарной толчее, какой там чай! Старик сделал еще пару глотков и бросил бумажный стаканчик с остатками чая в урну.

__________________________________________________

Шук Маханей Йухуда (иврит)- центральный продуктовый рынок Иерусалима "Лагерь колена Йухуда"

  Раввин Шломо Гольдберг пробирался мимо спешащих с набитыми сумками домохозяек, мимо радостно орущих продавцов: "Бала байт иштагеа, хаколь бэ золь, хаколь бэ шекель!", "Аватиях дваш, аватиях дваш", "Дувдэван ми Цафон, штэй кило бэ шлошим шекель, ахи золь бэ шук"*, мимо тихой стайки из пятнадцати восторженно молчащих японцев,

   непрерывно фотографирующий пестрый Восток, мимо уличных музыкантов, играющих на банджо, гитарах и дарбуках*.

   Шумно, жарковато и празднично, и так каждый день!

 Наконец-то и долгожданная цель: пекарня Эзры Варшавского. Самая лучшая пекарня на рынке! Какие здесь булочки, какие халы, а пирожные! Уже двадцать лет старик Гольдберг покупал всю выпечку только здесь. Он еще застал Станислава Ковальского, старого потомственного пекаря из Варши*, одного из не многих выживших в пламени Варшавского гетто…

Когда Гольдберг искренне хвалил выпечку старого пекаря, Станислав говорил: " Вы просто не пробовали пирожных моего отца Якова, а уж про деда Менделя я и не говорю!"

Теперь уже как лет пять нет старого пекаря, и за прилавком

 _ стоит его сын Эзра, который улыбается ему каждой своей веснушкой.

— Как обычно, ребе Шломо, две халы?

__________________________________________________

Бала байт иштагеа, хаколь бэ золь, хаколь бэ шекель (иврит)

— хозяин сошел с ума, все распродает по шекелю

 Аватиях дваш(иврит) – арбуз как мед

Дувдэван ми Цафон, штэй кило бэ шлошим шекель, ахи золь бэ шук (иврит) – вишни с севера страны, тридцать шекелей за два килограмма, самая дешевая цена на базаре.

Варша (иврит) – Варшава

 

— Сегодня необычный шабат, сегодня у меня двойной праздник! Ко мне приезжает мой внук Барух с моей невесткой! Я приготовил фаршированную рыбу и запек картошку с чесноком в тануре*.

Гольдберг улыбнулся продавцу.

— Вау! Барух хашем, мазал тов*! Давайте я сам выберу для них угощение! Так, для Вашей невестки кусочек штруделя с яблоками и корицей… Для Вас пирог с начинкой из творога с изюмом, а для внука… Для внука вот эти пирожные со сливочным кремом, по нашему старинному семейному рецепту. Нет, нет, никаких денег я не возьму! Это в подарок от нашей семьи. Ведь папа вас так и называл: "Мой любимый покупатель".

-Тода, тода раба! Шэ элохим эшмор лэха, вэ гам мешпаха шэлха. Парнаса това*. — растрогано произнес ребе и взял выпечку.

 Он не торопясь двинулся с базара на улицу Яффо. Сейчас он выплывет из этого шумного людского моря и, повернув направо, двинется к площади Давидка.

 Старик прошел мимо большого магазина с пряностями и специями, потом миновал булочную и боковой вход на рынок.

__ Тода, тода раба! Шэ Элохим эшмор лэха, вэ гам мешпаха шэлха. Парнаса това. (иврит)- Спасибо, большое спасибо. Чтобы Господь хранил тебя и твою семью. Хорошей прибыли.

    Он шел медленно, потом остановился напротив двухэтажного старинного здания с вывеской "Мисрад Бриют" и, покачав головой, усмехнулся.

 Ну надо же, чтобы Министерство здравоохранения расположило один из своих офисов в Доме Мертвого Жениха.

__________________________________________________

танур (иврит) – печка-духовка

барух хашем, мазал тов*! (иврит) – Хвала Всевышнему, поздравляю!

Мало кто знал эту страшную легенду, о том, что произошло на самом деле, в начале двадцатого века в доме богатого араба-христианина.

У отца был сын и он как все отцы очень хотел его женить. И эта мечта почти сбылась…  Но буквально накануне свадьбы жених внезапно умер, а отец отказался сообщить об этом гостям, и решил все равно провести свадьбу. Пригласили какого-то бальзамировщика, который при помощи грима и всяких своих штучек сумел придать мертвому жениху "почти живой" вид. Затем мертвого жениха усадили с невестой. Гостям наврали, что жених не очень хорошо чувствует и не может отвечать на поздравления гостей. Ну, гости и продолжали веселиться… А на утро, эта полу-невеста, полу-вдова сошла с ума.

Вот такая страшная легенда. Еще меньше людей знали, что это НЕ легенда, а правда!

Старик вновь покачал головой и двинулся дальше. На перекрестке перешел на противоположную сторону улицы, где на углу стояла парикмахерская "Артур", с молодым хозяином, у которого старый Гольдберг любил стричься.

Потом, ещё один пешеходный переход и через десяток шагов, по левую руку памятник невзрачному миномётику Давидка. Именно с верой в Творца и таким смешным оружием евреи, сумели отстоять свое право быть свободными на своей земле.

Вокруг кипел людской водоворот с радужными брызгами, то тут, то там вспыхивали громкие восклицания и смех. Матери неспешно катили коляски, в которых сидели или лежали их драгоценные чада, требующие либо бутылку с соской, либо мороженное. Несколько пожилых женщин стояли возле витрины с шикарными платьями и обсуждали: действительно ли эта скидка пятьдесят процентов или же только рекламный трюк.

    Ух, вот и наконец-то и остановка маршрута №25. Гольдберг взглянул на часы.  Скоро автобус подойдет, вроде не должно быть пробок.

 Перед раввином стоял какой-то огромный американский турист в широкополой шляпе, с большим фотоаппаратом "Никон" на груди, одет он был в длинные камуфляжные шорты со множеством карманов и футболку с надписью: "Техасский университет 1986". Гигант самозабвенно и шумно уничтожал огромную лафу* с шуармой, его челюсти работали в автоматическом режиме электромясорубки.

  Улица современного Вавилона кипела гомоном на разных языках, к которому примешивался шум проезжающего транспорта.

Из-за поворота начала выползать гигантская зеленая гусеница автобуса.  И когда автобус почти закончил маневр, его неожиданно обогнуло такси и умчалось на желтый сигнал светофора, в сторону выезда из города.

Автобус плавно подкатил к остановке.

 Старый Гольдберг, выглянув из-за плеча современного Гаргантюа, увидел уморительную рожицу, которую скорчил ему Барух, помахав ему маленькой зеленой рыбкой, зажатой в кулаке.

Раздался взрыв, и Гольдберг превратился в соляной столб. 

Время застыло, точнее оно шло так замедленно, как будто кто-то обычный фильм стал прокручивать очень медленно в старом кинопроекторе.

Сначала ледяным дождем осыпались все три больших витрины антикварного магазина, который держал пожилой иранец. Старик увидел, как упала лафа из рук большого американца, а потом упал и сам американец, его лицо постепенно меняло окраску с белой на красную. Во лбу и в правом глазу торчали гвозди, несколько металлических шариков впились в левую щеку. Возле головы медленно рос красный нимб. Но он уже не чувствовал боли, он уже не чувствовал ничего. Пятна крови на асфальте, на осколках стекла окон автобуса по цвету сильно отличались от той крови, которую старый Гольдберг сдавал утром. Они были ярко красные и постепенно тускнели, как будто бы кто-то щедрой рукой разбросал алые маки, большие и маленькие, начинающие темнеть и увядать под лучами июньского солнца.

Зеленый остов автобуса горел и чадил одновременно.

И вдруг Шломо Гольдберг услышал первый звук. Он оказался коротким и мокрым как шлепок.

Перед ним упала окровавленная маленькая кисть. Потом ошметок детской плоти разжался, и на ладони появилась фигурка зеленой рыбки.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 5 Просто обычное дежурство

13:55-23:55, 23 июня 2006 года.

 

 Разница между мной и душевнобольным, в том, что я не сумасшедший.

Сальвадор Дали.

 

    Если Белый Дом один, и все знают где он находится, то о "желтых" домах как-то не очень принято говорить в приличном обществе.

    Давным-давно охра была одной из самых дешевых красок и ею, естественно за муниципальный счет, красили стены домов, куда и помещали тех, кто не мог находится среди обычных людей, и своими дурацкими выходками донимал благопристойных граждан.

   Приют для умалишённых был почти в каждом крупном городе. Когда-то, на заре двадцатого века, больница "Итаним" была чем-то вроде санатория для туберкулезников. Интенсивная борьба с этой болезнью, закончившаяся практически полной победой над палочкой Коха, привела к тому, что некому стало дышать целебным сосновым воздухом. А борьба с психическими заболеваниями хотя и была тоже интенсивной, но все-таки менее успешной, так как врачам приходилось бороться ни только с сумасшествием как таковым, но и с самими больными, которые себя сумасшедшими не считали.

   И вот на холме, за большими железными электрическими воротами с постом охраны, расположился пяток одноэтажных корпусов и даже совсем не желтого цвета, а облицованных иерусалимским камнем.

  Если есть больница, естественно, есть врачи, а где врачи — там и дежурства.

  Большую часть времени врач проводит в спартанской обстановке приемного покоя. Стол, иногда с компьютером, а чаще и без. Три стула. Один для врача. Один для пациента. И один для сопровождающего.

Телефон. Доска с внутренними приказами и графиком дежурств. Ну еще пару тумбочек с различными бланками.

Именно в этом месте дежурного врача чаще посещают философские мысли о бренности жизни и стоит ли вообще брать дежурства?

 Доктор Люксембург не был исключением. Он не любил ни дежурства, ни театр, и об этом постоянно говорил жене:

— Зачем мне смотреть новую пьесу? У меня каждый божий день разыгрываются такие комедии и драмы, что Шекспир отдыхает.

Лев Люксембург в очередной раз вздохнул и грустно посмотрел на часы марки "Сейко".

Да, прав был его учитель, старый врач Семен Антонович Зябликов, царство ему небесное. Как же это он говорил? Ага, вспомни: "Заруби себе на носу, Лёва, все дежурства в больнице делятся на плохие и чужие". Это дежурство относилось к плохим. А еще оно относилось к плохим в квадрате. Мало того, что он, доктор Лев Люксембург, дежурил, так еще был и дежурный день, его больницы.

Это дежурство относилось к плохим. А еще оно относилось к плохим в квадрате. Мало того, что он, доктор Лев Люксембург дежурил, так еще был и дежурный день, его больницы.

   Можно поменять страну, но дежурства поменять нельзя, они всегда будут большей или меньшей паршивости.

Лёва повел затекшей шеей из стороны в сторону и услышал долгожданный хруст, а потом боль отступила. Он отхлебнул остывший кофе, сочно пахнувший картоном. Чертовы бумажные стаканчики, вся жизнь проходит как в дешевом кафе, которое поскорей хочется оставить…

Вроде бы казалось, их психиатрическая больница "Итаним" находится "у черта на куличках", то есть хорошо за пределами Иерусалима, если без пробок, на своих колесах, то минут двадцать пять тридцать, по первому шоссе. Однако, больные ехали сами на автобусах и даже шли пешком, будто это место было намазано медом. Других везла полиция или скорая.

Закон пакости сработал, как часы, без двух минут три. Приехала всегда нежданная полиция.

Она выгрузила из недр минивэна "Тойоты" грязное испуганное существо, в полицейской форме, красиво украшенное блестящими браслетами на руках и ногах.

— Вот, – устало произнес большой полицейский, усадив странное существо на стул перед дежурным психиатром, и вытер потную лысину носовым платком.

— Дожили, — грустно констатировал врач, — уже своих сдаем…

— Да какой он наш?!- возмутилась женщина- полицейский, — это клоун какой-то, и он как раз ваш!

— А почему он в форме?

— А вы, доктор, сами его и спросите! -злорадно произнесла прекрасная служительница закона, похожая на Снегурочку, потерявшую деда Мороза.

— Как тебя зовут? — доброжелательно начал врач.

— Ицек.

— А фамилия у тебя есть? — мягко продолжил он.

— Шапиро.

— Так, уже хорошо. Так где взял полицейскую форму? Украл?

— Почему украл, — существо обиделось, — я ее в магазине купил.

— Да вот так просто шел по улице, увидел полицейскую форму и купил? Может там еще пистолет, рация и наручники шли в комплекте? – произнес с иронией эскулап.

Ицек согласно закивал головой.

 Врач недоуменно уставился на полицейских

— Это что, он так шутит? – и психиатр кивнул в сторону обследуемого.

— Нет, — полицейский, чем-то похожий на Тараса Бульбу, тяжело вздохнул. — Он купил на распродаже в детском магазине, там всегда продаются костюмы на Пурим*.

— А что, пистолет был настоящий?

— Да нет, все из пластика! Вот только форма один в один, с трех метров не отличишь.

— Так ведь Пурим давно закончился!

— Это смотря у кого, — сердито произнесла женщина-полицейский, — этот так накарнавалил, что надолго запомнится!

Короче, этот Ицек решил, что он постовой, и начал регулировать движение. За пятнадцать минут – три аварии. Пятеро человек в приемном покое, машины в хлам. Слава Богу, ещё то, что люди живы…

— Ну и зачем это сделал? — тихо спросил врач.

— Потому что, я тогда был не Ицеком Шапиро, — также тихо произнес обследуемый.

— А кем же? — уже с интересом спросил дежурный врач.

— Робокопом-4!

— Кем, кем?

  — Робокопом-4.

— По-нят-но, — протянул врач.

— Вот видите, я же говорю, что он ваш! — обрадовалась служительница закона.

— Не факт! — остудил ее служебный энтузиазм, доктор. — Ты у какого психиатра в поликлинике наблюдаешься?

— Ни у какого, я нормальный! — испуганно произнес Ицек. — Я вам все расскажу сам, не надо только меня к психам класть!

— Вчера, — торопливо начал излагать свою историю Шапиро, -мне один друг дал две марки.  А на них…

— Мужик едет на велосипеде, — спокойно продолжил врач.

— А вы откуда знаете? –искренне удивился незадачливый полицейский.

— Работа такая, — просто и скромно ответил последователь Авиценны.

— Вот, значит, дал он мне эти две марки, по 100 шекелей каждая и сказал, что если я хочу настоящего кайфа, то нужно положить одну под язык. Ну, я думал одной мне будет мало и взял сразу две… А меня точно к психам не положат?

— Нет. А поедешь ты на Русское Подворье, в местное КПЗ.

— Правда? — обрадовался Шапиро.

— Правда, — устало произнес врач и обратился к полицейским, — Забирайте его. Сейчас я напишу свое заключение. Тут мы имеем отравление ЛСД. Такие марки у наркоманов называют "Хоффман".  В честь создателя этой суррогатной радости ЛСД-25. Ладно, посидите там, в коридоре, я через минуты двадцать закончу.

Две пластиковые баночки кефира, кофе и две сигареты.

 А еще через час бойцы мишмар хагвуль* привезли террориста.

  Им оказалось раннее неоднократно лежавший в остром закрытом отделении старый шизофреник из деревни Шоафат, Халиль Абу Снина, на его лбу красовалась здоровенная шишка.  Увидев доктора, на его маскообразном лице появилось подобие улыбки.

— Халиль, что случилось?

— Я хотел умереть, — ответил тусклым голосом Халиль.

— Почему?

— Отец не дает денег на сигареты, лекарства мне уже второй месяц не покупает, и еще заставляет меня попрошайничать, а соседские мальчишки кидают на улице в меня камнями… Я нашел две пустые бутылки из-под вина, когда гулял в парке. Потом отбил от них дно, одел комбинезон отца, там большие карманы и спрятал "розочки" в них и пошел на блокпост.

— Тебя же могли убить!!!

— Я этого и хотел. По Корану мусульманину нельзя кончать жить самоубийством. А так меня бы застрелили, и я бы отмучался. И еще бы денег родителям дали за то, что я шахид.

— А шишка на лбу у тебя от чего, от пули, что ли? — рассердился врач.

— От дубинки, доктор, — произнес сержант-пограничник. -

   Доктор, давайте я вам по-русски объясню. Повезло ему, что его не пристрелили. На прошлой неделе, когда стояли на блокпосте на въезде в Пизгат Зээв, видим, идет прямо на нас один арабец в теплой куртке, лицо вроде худое, а сам круглый, как мячик. Ну мы ему: "Стой! Стой!", а он как танк прет себе вперед. Ясно дело, что шахид-смертник, ну мы и дали очередь по ногам, жить-то хочется. А оказалось, что это местный глухой дурачок, ему кто-то показал конфету и сказал, что люди в зеленом ему дадут их много, главное, чтобы куртку одел с большими карманами…  Ноги ему прострелили основательно. Но живым остался.

  В общем, дали нам приказ, что если нет прямой угрозы, то оружие не применять. А этот чудик метров за пять достал две "розочки" и пошел на нас. Ну и когда подошёл, я не стал играть в Брюса Ли и звезданул его дубинкой по балде.

 Короче, незадачливый террорист подписал согласие на госпитализацию и залег в закрытое отделение.

Одна баночка кефира, один кофе и две сигареты.

 И пошло-поехало… В хроническом отделении подрались два больных, потому что один обозвал другого дураком и вылил на него стакан с остатками кофе. Потом в женском отделении больная проглотила ключ от шкафа в знак протеста, что у нее украли шоколадку, а медсестра отказалась вызвать полицию.

Два кофе и три сигареты, полбаночки кефира, чтоб они там в своём Минздраве передохли со своим псевдо-молочным ужином!

Но полиция приехала еще раз, потому что больной Шошане Коэн не понравилось, как на нее посмотрел дежурный врач и она сообщила в полицию, что ее изнасиловали, и намекнула, что это был врач, и сделал это при помощи зеленых космических лучей.

Полиция была на высоте и приехала через десять минут. Доктор Люксембург сначала добросовестно пытался образумить местных Мегре, объясняя, что это дурдом.  Поэтому больные здесь –сумасшедшие и жалобы их тоже, такие же как они – сумасшедшие. Вроде всё доступно объяснено… Но через несколько секунд, Лёва, был убит наповал вопросом полицейского:

— Почему жалобы у них сумасшедшие?

— Как я мог при помощи космических лучей изнасиловать пациентку?!

— Пока мы не знаем, но это только пока! Мы должны прореагировать на сигнал.

Доктор, глядя в искренние, светящиеся пустотой глаза, понял, что говорит со своим будущим, пока недиагносцированным пациентом и понимающе кивнул головой, тому у которого это часть физиологически отсутствовала.

— Хорошо, выйдите из приемного покоя и на верх по лестнице. Там два отделения. Вам налево. Там есть медсестра Роза, она Вам покажет где изнасилованная.

— Ваше сотрудничество со следствием будет учтено. Никуда не выезжайте отсюда.

— Куда, куда я уеду? — уныло вздохнул Лева, — Я же дежурный врач!

И уже вдогонку полицейскому бросил: "Надеюсь следственного эксперимента не будет, жена ведь не простит…" и закурил, выходя на улицу.

 К 23:00 доктор Люксембург, окончательно одуревший от кефира, кофе и сигарет "Парламент" мутными глазами смотря очередную идиотскую серию "Доктора Хауса", зло произнес:

— Все суки! А кино — вранье!!!

Выключив телик, дежурный врач рухнул, не раздеваясь на кровать и отрубился.

Его разбудили звонком, без пяти двенадцать ночи…  Опять приехала полиция.

Наскоро смочив волосы и причесав, Лева вышел из дежурки и вяло двинулся в приемный покой.

Он увидел своих старых знакомых полицейских. Мужчину, похожего на Тараса Бульбу и его спутницу, чем-то похожую на Снегурочку, между ними стоял бледный старик раввин и что-то тихо шептал.

Люксембург радостно приветствовал старых знакомых

— Какие люди в Голливуде!

— Почему в Голливуде? – насторожился "Тарас Бульба", — Мы же в больнице "Итаним", или нет?

  — Да не волнуйтесь, правильно вы приехали.

Так что у вас случилось?

— Тут вот какое дело, — медленно произнес полицейский, — сегодня утром возле площади Давидка был теракт.

— Да, я слышал, — уже серьезно произнес врач.

 

— К нам поступило в течение дня несколько жалоб обеспокоенных граждан. Там на автобусной остановке, где произошел взрыв, уже почти шесть часов стоит старый религиозный еврей, никуда не едет и только шепчет себе под нос что-то.

— А что шепчет? – насторожился психиатр.

— Да всего три слова, но повторяет как сломанная механическая игрушка. Карпион катан ярок.[2]

— Странно, — согласился психиатр, — ну что ж, давайте разбираться!

_____________________________________________

Карпион катан ярок (иврит)- маленький зеленый карп

 

 

 

 

 

Глава 6 Ночной диалог без свечей

00:02-01:35, 24 июня 2006 года.

 

   Утихшая ненадолго тоска появляется вновь и распирает грудь еще с большей силой. Глаза Ионы тревожно и мученически бегают по толпам, снующим по обе стороны улицы: не найдется ли из этих тысяч людей хоть один, который выслушал бы его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски… Тоска громадная, не знающая границ. Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но тем не менее ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не увидишь днем с огнем…

Чехов А.П. Тоска.

 

 Старик-еврей сидел очень прямо на краешке стула, напротив врача и смотрел, не мигая в одну точку.

Врач устало улыбнулся посетителю.

— Добрый вечер, хотя и весьма поздновато… Хотите чая или кофе?

Никакой реакции.

— Сядьте глубже, Вам будет удобнее, — продолжил доброжелательно врач, надеясь завязать беседу.

Раввин не прореагировал.

— Ну для начала, давайте хотя бы познакомимся, я Лев Люксембург, дежурный психиатр. А Вас как зовут?

Молчание.

— Вы знаете где Вы находитесь?

Нет ответа.

Доктор задумчиво почесал лоб.

— Понимаете, -честно сказал он, — я очень устал, был трудный день, было много больных, сейчас первый час ночи… Я понимаю, что у Вас тоже был трудный день, но не можем же мы так просидеть всю ночь! Ну скажите хоть что-нибудь!

— Карпион катан ярок, -тихо произнес раввин.

— Господи, да при чем здесь маленький зеленый карп?!

Старик полез в карман своего длиннополого пиджака и вытащив это положил прямо перед доктором на стол.

Это была вырезанная из темно-зеленого нефрита миниатюрная рыбка, местами покрытая бурыми пятнами.

Врач взял фигурку рыбки и поднес к глазам, любуясь филигранной работой мастера.

— Настоящее нэцкэ. Видимо старинное и дорогое. А что это за бурые пятна на ней? Не ржавчина же!

— Кровь, — тихо произнесла белокурая полицейская.

— Какая кровь? — удивился врач, — Откуда?!

— Доктор, а Вы что телевизор не смотрели?! –в свою очередь удивилась полицейская, — Эту же рыбку, показывали почти по всем новостным каналам мира…Только…

Она замялась, подыскивая слова и на несколько мгновений замолчала.

— Что "только"? -нетерпеливо спросил врач.

— Рыбка, там на снимке, была не одна… Она была в оторванной детской кисти… Извините!

И она выбежала из кабинета глотая слезы.

— Понимаете, — объяснил "Тарас Бульба", — ее младший брат ездит этим маршрутом. Ну и Вы сами понимаете…

 Врач медленно опустил рыбку на стол и посмотрел на старика. Само лицо раввина как будто бы было вырезано из потемневшего камня, а из глаз катились вполне настоящие крупные слезы.

— Как звали Вашего внука? -тихо спросил психиатр.

— Барух. Барух Гольдберг

Старик бессильно уронил руки на стол и опустив голову разрыдался.

Врач выждал минут пять и вновь обратился к старому еврею.

— Я очень сочувствую Вашему горю. И все же, я попросил бы Вас ответить на некоторые вопросы.

Старик поднял заплаканное лицо и кивнул.

— Расскажите о себе?

Его голос был тихий и надломленный горем, как сухая ветка, раскачивающаяся на сильном ветру, готовая сломаться при любом дополнительном дуновении.

— Шломо Гольдберг, мне 86 лет. Я живу в районе Меа Шаарим. Ко мне в гости на шабат ехала невестка с внуком. А потом был взрыв… И теперь я остался один.

— Простите Шломо, я хотел бы Вас спросить вот о чем. Вы хотите вернутся домой или все-таки остаться до завтра здесь, в открытом отделении. Хотя, честно говоря это не самое лучшее место.

— Я хочу вернутся к себе домой.

Врач постучал ручкой о стол.

— Я вынужден Вам задать прямой вопрос. У вас есть мысли о самоубийстве?

— Нет, таких мыслей у меня нет. К тому же я религиозный еврей. Да и потом, что это изменит? Это не вернет мне Баруха.

— Послушайте, — психиатр обратился к полицейским, — отвезите его максимально близко к его дому, но так, чтобы он не нарушил святость субботы.

— Я пойду пешком, — упрямо произнес старик.

— Послушайте, здесь не меньше пятнадцати километров. Ночь. Вы старый человек, я не могу Вас отпустить так. Давайте пойдем на компромисс. Вас довезут до улицы Агрипас, рядом с рынком, а дальше Вы дойдете пешком. Вот еще что, это мой служебный номер телефона, позвоните мне утром в йом ришон* и скажите не нужна ли Вам моя помощь.

________________________________________________

йом ришон (иврит)- воскресенье, обычно рабочий день в Израиле.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Глава 7 Что делать? А главное, зачем?

 

 Когда лампа разбита,

 Костёр умирает в пыли…

 Перси Биши Шелли. Строки.

 

   Если внезапный ворвавшийся в комнату порыв ветра задувает свечу, то наступает темнота.  И тотчас же, обычные предметы теряют свои привычные очертания, становясь незнакомыми и страшными. Повешенные на вешалку шляпа и пальто уже похожи на затаившегося ночного визитера, которого никто не ждал.  Небрежно скомканный плед, брошенный на кресло, похож на кошку, но у Вас никогда не было животных в доме. То, что было уютным и домашним, через несколько мгновений становится враждебным и непонятно-пугающим… Вещи становятся союзниками темноты.

    Так и наша жизнь, озаренная светом любви к самым близким людям, становится лишенной всякого смысла, если мы лишаемся этого света. Если, кто там наверху, внезапно задул эту свечу, то любому человеку становится одиноко и страшно. И еще холодно… И не потому, что свеча несла тепло, нет! Она давала надежду, на то, что после ночи наступит новый день и будет ЗАВТРА.

  У Соломона Гольдберга, к старости, таких свечей оставалось всего две. И теперь они обе погасли, и он знал, что свет уже никогда не вернется в его дом.

   Если обычный человек, в подобных случаях, начинает вопрошать безмолвствующее небо: "Господи, за что?" или "Почему именно Я?", то ортодоксальный еврей в перерывах между молитвами лишь повторяет: "Бог-справедливый судья".    А решение Верховного Небесного Судьи, в отличие от обычных людских судей, не подлежит апелляции.

 Старому Шломо Гольдбергу было стыдно и за юного Сола Гольдберга, и за солдата Соломона Гольдберга. За все надо платить и за грехи юности, и за войну. Нет, он не был плохим солдатом, совсем наоборот, он был отличным солдатом. Он хорошо умел убивать, заплатив за свое возвращение чужими жизнями.

Но Творец тому свидетель, Шломо пытался всю жизнь исправить свои ошибки.  Стать хорошим человеком и послушным гражданином своей страны. И временами, ему казалось, что он все искупил и прощен. Как же он ошибался!

Но это только одна сторона медали…

А как же быть с теми, кто отнял у него право наслаждаться светом свечи, разгонявшей тьму его старости?

Почему одни люди убивают других, лишь по причине, что те на них непохожи?

Да, каждый может верить в своего Бога, но презирать, а главное, убивать, только за то, что кто-то верит, в то, что у Творца может быть иное имя, кроме Аллаха, это уже слишком!

Естественно и то, что каждая религия считает себя единственно правильной.

  За "эту правильность", в течение многих столетий было пролито море крови. Однако, в процессе развития общества, русла религиозных рек обмельчали. Осталась, только одна река, которая становится полноводней год от года, и имя ей — Ислам.

Эмигранты из мусульманских стран широким потоком полились в Лондон, Париж, Брюссель.

Но они не влились в европейскую жизнь, так как планировали их благодетели…

 Находясь вне своей страны настоящий правоверный мусульманин, даже если он эмигрант или беженец, не может искренне принять конституцию своей новой Родины, потому что она основана на библейских принципах, а не сурах Корана. Получив новое гражданство, он требует, чтобы шариатский суд заменил местный свод законов и где бы он не был географически, его душа всегда в Мекке. Приверженцу Ислама трудно жить в демократическом обществе, где все имеют равные права, лишь потому, что у неверных просто не может быть прав! Аллах милостив только к истинно верующим, а остальные- это только пыль на дороге.

Терроризм страшнее бандитизма, потому что его нельзя избежать, от него нельзя откупиться никакими деньгами, он парализует своей внезапностью. Если жертвами грабежей как правило оказываются люди с деньгами, то жертвы терактов просто люди, оказавшиеся не в том месте и не в то время.

  И теперь, он дряхлый старик, остался один. Ненужный даже самому себе, как старый треснутый горшок, который уже ни для чего не пригоден и валяется в дальнем углу двора, лишь потому, что просто лень выкинуть!

  За чем ему жить? Что он может сделать для тех, кто уже никогда не вернется? Пролита невинная кровь, кто за это ответит? А если и ответит, то будет ли наказание страшнее преступления, чтобы оно не повторилось в будущем?

Он задавал и задавал себе вопросы.

 И не находил ответов!

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 8 По-соседски…

 

 Ближний сосед, лучше дальнего родственника.

Японская поговорка.

 

  В доме, где обитал Соломон, в квартире напротив, жил такой же одинокий старик, как и он, может лет на десять младше самого Гольдберга. Сосед приехал в Израиль, точнее был выслан как диссидент-сионист, из бывшего СССР. Там, он окончил философский факультет Ленинградского университета, быстро защитил кандидатскую диссертацию. Однако, его научная карьера, сорвалась как машина в пропасть из-за одного неосторожного поворота руля, достаточно оказалось одного выступления в защиту академика Сахарова, чтобы всю оставшуюся там, жизнь проработать дворником при ЖЭКе №37.

И хотя они оба были вдовцами, философ Шимон Шухман стал им всего несколько лет назад. Они были ни только соседи по дому, но и по лестничной клетке.

 Пожалуй, это был самый близкий ему человек на земле.  Они были соседями почти 40 лет.

-  Как же мне верить в Творца, после всего того, что случилось?

— Говорят, много веков назад, — задумчиво начал Шимон свой монолог, — ученики пришли к китайскому мудрецу Конфуцию и спросили его: " Там далеко, за горами, есть учение, которое говорит: "Плати добром за причиненное тебе зло", правильно ли это? 

  — Нет, — ответил Конфуций, — если мы будем платить добром за зло, так чем же мы будем платить за добро? Это совсем не так! За добро надо платить добром, а зло, по справедливости.

— Так зачем человеку Бог? – повторил свой вопрос Гольдберг.

— Всё очень просто! – вздохнув, ответил Шухман. – Человек всегда стремился к власти. Сначала, власть получали сильные, просто потому, что они сильнее других. Но сила и молодость имеют обыкновение превращаться в немощность и дряхлость. А власть, самый сильный наркотик на земле, от нее практически невозможно отказаться. Истории почти не известны примеры, когда человек добровольно отказывался от царского венца. Ну, разве что император Диоклетиан, который управлял своим огородом с большей радостью, чем вечным Римом… Потом, на смену сильным приходят умные. Этим приходится укреплять свою власть уже не собственной рукой, а рукой закона. А кто подтвердит, что этот закон — единственно правильный? Только Высшая Сила!  Поэтому-то и человек не создает Храм, до тех пор, пока у него не появляется желание стать Избранным. А для того, чтобы другие признали эту избранность, должно быть ещё и подтверждение Высшими силами. Вот тогда, он и строит здание, которое нарекает святилищем, а затем объявляет себя Жрецом и приносит там жертвы богам и духам, а свою удачу на охоте или быстрое исцеление от ран, объясняет покровительством неба. Жрец уже не обычный человек, а избранный, потому что у него есть доступ к богам, в то время как другим этот доступ закрыт, при чём навсегда. Он даже не вскарабкивается, как многие, вверх по социальной лестнице, а просто возносится над своими сородичами. Следующий шаг – это создание свода законов или их удачная трактовка в собственную пользу. Так зарождается Религия. Создав ее, он заявляет о том, что знает ответы на все основные вопросы. Первое – что есть Бог? Второе– как надо служить Творцу?  И наконец третье – каково будет наказание неверующим. Повторение ритуалов и размеренный порядок вещей укрепляют жреца в собственной избранности. Богоизбранности… А вера, вера тут не при чем!

— Что же мне теперь делать, сосед? – устало спросил Соломон.

-Смирись! – тихо произнёс Шимон. – Нет другого пути для верующего еврея, ты должен принять ту ношу, которую дает тебе Создатель. Да, у тебя случилось горе, а у кого его не было?! Нам всегда кажется наоборот, что другой кусок пирога, лежащего в чужой тарелке и больше, и слаще, а трава у соседа на лужайке более зеленая. Вот и наша собственная беда – самая горькая. Но ведь и твоей жизни были куски счастья, со вкусом шоколадного торта, от которого невозможно оторваться.

Разве ты не был счастлив, когда Сара стала твоей женой, пусть будет благословлена ее память? Ты помнишь, как мы с тобой напились русской "Столичной" на брит миле[3] Натана? А как ты плакал от счастья, когда твой сын Натан познакомил тебя со своей будущей женой? А как мы, два старых дурака, потеряли Баруха в Тель-Авивском Луна Парке, а потом, когда нашли, на радостях съели по три порции мороженого…

Шимон Шухман замолчал на несколько мгновений и потом убежденно произнёс:

— Творец есть, и ты есть у Творца. Прими свое горе как лекарство, и живи дальше!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 Глава 9 Не та дверь

 

   Остерегайся мудрости других. Ничего не имеет смысла. Все противоречит само себе, даже основные истины. Никто не может знать, куда ты идешь, потому что ты сам этого не знаешь. Твоя извилистая дорожка может показаться темной, такая она и есть, но смотри, чтобы никто с нее не сбил.

 Тонино Бенаквиста. Кто-то другой.

 

   Для религиозного еврея синагога не просто обычное здание, построенное из камня, бетона или дерева. Это Храм, куда он ходит как на работу, но не потому что   получает зарплату, а по велению души. Там, под куполом любой формы, еврей напрямую, без посредников, обращается с Творцом, через молитву вознося благодарности Богу.   В то время, когда мужчина произносит: “Преклоняюсь перед Тобой, Всевышний, Правитель мира, что не сделал меня женщиной”, тогда как женщина молится, говоря: “Преклоняюсь перед Тобой, Всевышний, Правитель мира, что сделал меня в соответствии с Волей Твоей”.

   После вечерней молитвы они остались вдвоем. Ребе Залман Ауэрбах был очень стар ему перевалило за девяносто пять. Он был высокого роста, болезненно худой, с абсолютно лысым черепом и усталыми глазами, наполненными печальной мудростью. Последние двадцать лет он был главным раввином этой синагоги.

— Ребе Ауэрбах! Почему арабы к нам так жестоки! Почему такие слова как порядочность, честность, благородство, стали лишь достоянием толковых словарей, которые давно устарели? Откуда в людях столько зла и ненависти? — сразу задал подряд несколько вопросов Соломон Гольдберг.

-  Ты же помнишь, арамейское выражение: "Истира вэ-лагина Киш Киш Карья"- Мелкая монета в кувшине громко звенит.  Представь себе теперь, что отец и мать — гончары и всю жизнь лепят своих детей-кувшины. Они придают им форму похожую на все остальные кувшины, но вопрос, чем они их наполняют. Кувшин можно наполнить водой, молоком, вином, а можно и ненавистью. И если он наполнен ненавистью, даже если на вид кажется пустом, то туда уже больше ничего не нальешь, потому сам кувшин полон до краев и туда уже больше ничего не помещается. Мало того, с годами, ненависть впитывается даже в саму глину, из которой и сделан кувшин. Стенки становятся пористыми и сосуд лопается, эта разлившаяся ненависть отравляет всё вокруг: землю и воздух, хотя и не видна глазом.

— У меня погиб единственный внук…

— Прими мои соболезнования в твоем горе и утешься

 тем, что Барух даян емет*!

— Как ты можешь так говорить?  Какой же Творец справедливый судья?! – возмутился Соломон. — Старики не должны хоронить детей, иначе нарушается порядок вещей. И это не только у нас это практически у всех народов. Например, у китайцев было такое пожелания благополучия и счастья: "Сначала дед, потом отец и лишь потом сын".

— Я старше тебя, и знаю, что это такое! Пять поколений Ауэрбахов жили в Лейпциге. Ты понимаешь пять! У нас была большая квартира, в которой был настоящий рояль. Мы росли в счастливой еврейской семье. Мы никогда не задумывались, кто мы. Хотя, я не помню, чтобы мы хоть раз бы не отмечали

__________________________________________________

Барух даян емет (иврит) — Бог, справедливый судья.

 

 

шабат. Отец брал нас кататься на карусели, и мы лакомились мороженным, когда он степенно пил свое баварское пиво, разглаживая усы. Мы выросли, я пошел по дороге отца и то же занялся банковским делом.

 Мой отец, Фридрих, любил повторять: " Деньги не главное в жизни. Главный тот, у кого их много!"

  К сожалению, эта его фраза разлетелась вдребезги как рождественская елочная игрушка, когда пришли нацисты.

Мой отец, мать, две младших сестры и брат, их всех сделали свободными печи Освенцима. От них не осталось даже горстки пепла. Врач Герман фон Дельвиг отправил их через месяц после нашего прибытия в лагерь.

— Да это все ужасно, но я тебе говорю о чувствах отца и деда.

— Я не окончил… Этот был второй год моего земного счастья, год назад я женился на Иде Авербух. Она была беременна нашим сыном, мы даже дали ему имя Леопольд… Ида пережила моих родителей всего на три дня… А я так и не услышал как кричит наш сын, приходя в этот мир.

  У ненависти всегда есть конкретное имя. Мою ненависть звали Герман фон Дельвиг.

Мне удалось бежать из лагеря. Я прятался полгода в свинарнике и ел вместе со свиньями. Я хотел выжить любой ценой, лишь для того чтобы отомстить. У нас в доме, в каминной полке был тайник, там были спрятаны бабушкины фамильные драгоценности.  Я вернулся после войны в Лейпциг и нашел тайник.

На эти деньги я мог бы себе построить новый дом и завести семью. Но, пепел Клааса стучал в мое сердце! *

 И вместо этого я нанял одного поляка, он тоже был узником Освенцима, а до войны был следователем по убийствам в Варшаве, что бы тот разыскал мне Дельвига.

Прошло 22 года, и он нашел мне убийцу моей семьи. В Швейцарии. У него была своя клиника. Он по-прежнему врач, успешный врач. У него трое внуков.

Я приехал к нему в Берн.  Он гулял в лесном парке вместе со своими внуками.

Я подошел к нему.

Он улыбнулся и вежливо поздоровался.

 Я тоже улыбнулся и задрал левый рукав. Там было криво написано:" 533867".

А потом я достал "парабеллум"…

  Дельвиг попятился назад, пытаясь спрятать своих внуков за спину и лишь бессвязно лепетал: "Битте, битте, них шиссен, киндер…"*

 Его глаза расширились от ужаса.  Это были глаза уже не эсэсовца, а пожилого человека, любящего своих внуков.

  Я опустил пистолет в карман пальто и ушел. Проходя через мост, я выкинул в реку ненужный мне пистолет.

   В Лейпциге, сейчас есть памятник, недалеко от нашего бывшего дома. "Пустые стулья", в память о сожженных фашистами евреях в местной синагоге…

__________________________________________________

Пепел Клааса стучит в моё сердце! — фраза Тиля Уленшпигеля о мести, в память об оклеветанном и сожжённом его отце, из романа Шарля де Костера "Легенда о Тиле Уленшпигеле."

Битте, битте, них шиссен, киндер (нем.)- Пожалуйста, пожалуйста, не стреляйте, дети…

 

 

 

 

Просто пустые стулья…Ряды пустых стульев… Там нет фамилий членов моей семьи.

  Я их нашел позже на автобусной остановке. Пять медных табличек, вплавленные в асфальт, рядом с аккуратной немецкой урной. Фридрих Ауэрбах, Матильда Ауэрбах, их дети Эльза, Анна и Бруно. Годы рождения у всех разные, а дата смерти одна, и место одно — Освенцим.

Для моей Иды, даже не нашлось кусочка меди…

А память?  Если бы я был хирургом, я хотел бы вырезать из себя эту страшную штуку, похожую на опухоль, которая разъедает жизнь!

— А как же справедливость?! Почему Творец не карает тех, кто творит такое зло? Где же Божественное правосудие?! — не сдержался и почти выкрикнул Гольдберг.

— Мы не знаем, весь замысел Творца и не имеем права требовать от него разъяснений, -устало произнес Ауэрбах. -

Наш удел — терпеливо принимать Его решения. Смирись с этим. Правильный еврей не задает таких вопросов. И еще…

  Неожиданно Соломон Гольдберг резко встал и направился к выходу.

— Шломо, подожди, — привставая, обратился к уходящему ребе Ауэрбах, — я же ещё не окончил…

Гольдберг уже взявшийся за дверную ручку, отпустил ее и обернулся.

— Видимо, я неправильный еврей! Я всегда буду задавать вопросы и искать на них ответы. И ещё… Извините меня, я ошибся дверью! Впредь, буду внимательней.

 

 

 

Глава 10 Отчаянный шаг

 

Великое отчаяние порождает великую силу.

Стефан Цвейг.

 

После утренней молитвы арабы выходили из мечети в Шоафате, черные купола которой, грозовыми облаками плыли вместе с настоящими в утреннем небе.  Выходившие после молитвы арабы, застывали на месте как пораженные молнией, видя абсолютно нереальную картину.

 Перед входом в мечеть стоял еврей-ортодокс в черном длиннополом пиджаке и шляпе. Он терпеливо ждал.

— Мажнун! Мажнун*! Итбах аль-яхуд! *

 Мальчишки начали кидать в него камнями, один брошенный слева, рассек ему бровь. Старик не удержался и упал. Он медленно встал на четвереньки и постепенно выпрямился. Под градом тухлых овощей и камней черная одежда раввина в цветных пятнах и покрыта пылью. Раввин падал еще дважды. Воздух стал густ от гневных криков и ругательств.

  По лицу старика струился пот и кровь. Старик продолжал молчать.

  Появился имам Омар ибн Аюб:

— Халас, халас! Дир балак иджи шорта! *

What  сan I do  for you, old Jewish man? I don't speak Hebrew.*

  • I want advice*.

 ____________________________________________________

Маджун  (араб.)- сумасшедший

Итбах аль-яхуд (араб.)- Убивайте евреев!

 

Имам удивленно вскинул брови и сделав приглашающий жест рукой, вернулся обратно в мечеть.

Тот час к раввину подбежали два молодых араба и бесцеремонно обыскали его. Они завели его в небольшую комнату.  Имам сидел за столом. Телохранители усадили раввина на стул, напротив и начали его обыскивать.

— Fine*,- тихо произнес раввин, обводя рукой  изречения, написанные  на стенах  изящной арабской вязью.

— Оружия нет, записывающих устройств тоже. Только вот это…- произнес один из телохранителей.

 После этого он выложил на стол перед имамом содержимое карманов старика: связку ключей, потертый кошелек и какую-то газетную фотографию, завернутую в прозрачный пластиковый пакет.

Стены были украшены изречениями из Корана, выполненными на золотой фольге, что казалось, что слова Пророка сверкают изнутри.

— Fine*, — тихо произнес раввин, обводя рукой изящно написанные арабской вязью изречения.

— Ты считаешь, это прекрасным?! Позволь я переведу тебе кое-что из написанного. Например, сура 2:191*

«Убивайте неверующих, где бы вы их ни встретили, изгоняйте их из тех мест, откуда они вас изгнали, ибо для них неверие хуже, чем смерть от вашей руки. И не сражайтесь с ними у Запретной мечети, пока они не станут сражаться в ней с вами. Если же они станут сражаться и там, то убивайте их. Таково воздаяние неверным!» 

____________________________________________

Халас, халас! Дир балак иджи шорта! (араб.)- Хватит, прекратите, горе Вам если сюда сейчас приедет полиция

What  сan I do  for you, old Jewish man? I don't speak Hebrew. (англ.)- Что ты от меня хочешь старый еврей? Я не говорю на иврите.

I  want advice (англ.)- Мне нужен совет

 Или вот сура 5:51*:

«О вы, которые уверовали! Не дружите с иудеями и христианами: они дружат между собой. Если же кто-либо из вас дружит с ними, то он сам из них.»

 А как тебе такое?

«Вспомни, Мохаммед, как твой Господь внушил ангелам: Воистину, Я — с вами. Так окажите же поддержку уверовавшим! Я посею страх в сердцах тех, которые не уверовали. Так рубите же им головы и отрубите все пальцы за то, что они уклонились от повиновения Аллаху и Его Посланнику.»

 Это написано в суре 8 (12:13)*.

— Ты по-прежнему считаешь это прекрасным, еврей?!- и имам пристально посмотрел на собеседника.

Гость молчал.

— Мы будем говорить с тобой на английском, -продолжил имам. -Что это? — и он указал на фотографию в целлофане.

На ней крупным планом была окровавленная детская кисть, держащая зеленую рыбку.

— Это последняя фотография моего внука Баруха. Единственного…

— И что же ты хочешь, еврей?! Идет война! Мы находимся в неравных условиях. Камни против пуль.

-  Но это ребенок, просто мальчик! Он ни в чем не виноват!

__________________________________________________

  • Коран, перевод И.Ю. Крачковского, изд.-16-Ростов на Дону, Феникс, 2014. (стр 25, стр. 94, стр.145-146)

 

 

 

 

— Мальчики вырастают и становятся солдатами!

— Но он никогда теперь не вырастет.

— Это правда, на все воля Аллаха.

— Мой внук, мой единственный внук погиб, и ты говоришь, на все воля Аллаха?

 Раввин вскочил, сжав кулаки.

Двое арабов подскочили к нему и заломили ему руки.

— Оставьте его, -приказал имам. — А ты, старик, сядь!

— Это ты пришёл ко мне, а не я к тебе! Ты думаешь, я не знаю, что такое "терять"? Пятнадцать лет назад, "случайный" снаряд упал в мой дом в Газе. Там были моя жена и три дочери, самой младшей Лейле был всего год… Я был в этот час на молитве в мечети. Зачем Аллах сохранил мне жизнь?

Раввин опустил голову.

— Так что хотел от меня, старик?

— Прости я не знал о твоем горе. Родители не должны хоронить детей!

— Что хотел спросить? — устало произнес имам.

— Я хочу знать, кто стоит за этим терактом.

— За чем тебе?  Да и откуда мне знать, — он широко развёл руки. — То, что вы называете терактом, для нас справедливый ответ оккупантам нашей страны. Тебе надо идти или в полицию, или в ШАБАК. Здесь ты не найдешь ответа.

— Я пришел к тебе не как еврей к арабу. Я пришел к тебе как человек к человеку. Как отец к отцу…

— У меня нет ответа для тебя, еврей!

— Но должен же кто-то стоять за всем этим!

— Старик, не ищи ответов, они могут привести тебя ад.

— Ад у меня  уже есть, здесь на земле!

— Ты ошибся, придя сюда! Проводите его. Али, вызови такси. Нам не нужен труп старого грязного еврея.

  Двое телохранителей подхватили раввина и потащили к выходу.

Имам тихо произнёс как бы размышляя в слух:

— Бэ микрэ им аф эхад ло локеах ахрают аль пицуц, аз тамид мэурав Исса Ха-Шахор.

Старик раввин застыл на мгновенье.

— Яалла*, увидите с моих глаз этого еврея.

_________________________________________________

Бэ микрэ им аф эхад ло локеах ахрают аль пицуц, аз тамид мэурав Исса Ха-Шахор (иврит)-Если за взрывом никто не стоит, значит за ним стоит Черный Исса.

Яалла (араб.)- просторечье. Дальше,(  соответствует выражению нетерпения созвучно русскому: "давай, не тяни резину!")

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 11   Пешка на шахматном поле

 

Иногда звук человеческого голоса

 может вызвать в Альпах снежную лавину,

 но всё же нельзя считать крик, единственной

исчерпывающей причиной этой лавины.

В. Леннокс

  Раввин стоял на тридцатиградусной жаре уже третий день, а   потом, когда город окутывали сумерки, он шёл ночевать на скамейке в Саду Роз. С первыми лучами солнца, усталый старик вновь становился напротив здания Кнессета, с самодельным плакатом, на котором на английском и иврите было написано:

"Правительство бездействует! Объявляю голодовку. Требую смертной казни для террористов!"

Солнце палило нещадно. В традиционном для ашкеназского религиозного еврея длиннополом черном пиджаке-лапсердаке и шляпе, Соломон Гольдберг стоял, обливаясь потом. Его мутило и шатало, он смутно видел, что кто-то из охранников на второй день принес и поставил пластиковый стул и поставил на него бутылку с водой и сэндвич с сыром. Раввин с трудом различал чужой голос, как будто бы его уши были забиты ватой. В ответ он даже что-то прошептал молодому охраннику, но ему показалось, что его губы обрели свою собственную жизнь, отдельно от тела, как нос, который гулял отдельно от своего хозяина по городу, в книге одного русского писателя. 

Старик увидел, как лицо молодого парня изменилось, после услышанного, и он куда-то быстро ушел. Это была война на истощение. Один против всего мира.  Были какие-то журналисты, беспрестанно фотографирующие Соломона Гольдберга на фоне здания Кнессета. Маленький черный муравей перед скалой Власти. Бездушной Власти. А какой может быть еще Власть?! Только бездушной, иначе она перестанет ею быть!

 

 

*********

— Еще раз повтори, что сказал этот сумасшедший хареди[4]? – повторил начальник охраны.

— На все мои вопросы, он говорил только одно: "Черный Исса".

— И что по-твоему это означает?

— Мне трудно сказать, но скорее всего речь идет о кличке террориста.

— Возможно… Ладно Алон, иди.  Я подумаю, что делать.

Элияху Штерн, напоминавший вышедшего на пенсию боксера-тяжеловеса, разминая шею из стороны в сторону, как это делал перед схваткой поднялся из-за стола и вышел из своего кабинета. Он прошел по длинному коридору и поднялся по широкой лестнице на третий этаж. Затем, Штерн остановился перед дверью с надписью: "Первый заместитель министра безопасности" и постучал.

— Войдите.

Начальник охраны вошел и прикрыл за собой дверь.

Хозяин кабинета, что-то быстро записывал, прижав левым плечом телефонную трубку. Через три минуты он закончил разговор и положив трубку, устало улыбнулся.

—  А это ты Эли! Что-то случилось?

— Там перед Кнессетом, стоит второй день и митингует старик-ортодокс.

— Митингует?! – удивленно спросил замминистра. – Когда я проезжал он вроде бы тихо стоял со своим плакатом.

— Он по-прежнему стоит там.

— А чего он хочет?

— Он хочет, чтобы нашли и казнили террористов.

— Всех?!

— Нет, речь видимо идет о последнем теракте, взрыве автобуса №25.

— Дай-то Бог, чтоб последнем, – и высокопоставленный клерк горько улыбнулся, – до сих пор никто не взял на себя ответственность. Мы даже не знаем имя…

— Один наш молодой охранник, Алон Кац, принес ему стул, воду и сэндвич.

— Это правильно, старость надо уважать!

— Так вот, – продолжил начальник охраны, — на его вопросы: не нужно ли старику чего-нибудь или как он себя чувствует, тот давал только один ответ.

— Какой? – вновь улыбнулся заместитель и с интересом посмотрел на собеседника.

— Черный Исса.

— Кто?! – практически вскрикнул от неожиданности хозяин кабинета.

— Черный Исса.

— Не может быть! Это террорист-призрак, он разыскивается в шести странах мира. Нам лишь известно то, что у него есть французское гражданство.

— Ну и что же мы будем делать?!

— Мы – ничего!  Ты иди, спасибо тебе за работу, а я буду думать.

Начальник охраны нехотя повернулся и пошел к выходу.

 Когда дверь за ним закрылась, хозяин кабинета поднял трубку.

— Приемную премьер-министра. Здравствуйте, господин премьер-министр. Это Макс Шумский, первый замминистра обороны. Нет не по телефону. Да, это действительно срочно. Хорошо, понял, только пять минут. Уже поднимаюсь.

Шумский опустил трубку на рычаг и спешно вышел из кабинета.

 Когда он зашел в кабинет премьер, смотревший в окно, обернулся.

— Макс, я не понимаю, что за срочность и конфиденциальность?! Ты мог поговорить с моим замом, не говоря уже о нарушении всяческой субординации.

— Господин премьер-министр, он назвал ИМЯ!

— Ради Бога, Шумский, какое имя, и кто-такой "Он"?!

-  Старик-раввин, который митингует второй день перед Кнессетом.

— Какой еще раввин? Вы отдаете себе отчет, что отрываете от работы первое лицо государства?!

— Господин Ольмерт, – жёстко произнес Шумский, – если бы я не это дело, как дело государственной важности, то никогда не побеспокоил бы Вас! Особенно сейчас, когда партия "Кадима" теряет голоса избирателей, а наша пресса, как стая голодных псов…

— Да знаю, знаю! – произнес Ольмерт и раздраженно махнул рукой.

— Так вот, – невозмутимо продолжил замминистра обороны, – этот старый раввин, назвал имя. Имя, которое известно очень узкому кругу людей.

— Да скажи же мне наконец, это дурацкое имя!- произнёс глава государства и с силой хлопнул по столешнице.

— Черный Исса,- будничным голосом произнёс Макс.

— Откуда он знает это имя?! Это же секретная информация из красной папки! — перешёл на шёпот премьер-министр.

— Не имею ни малейшего понятия. Это имя всплыло недели две назад, как возможного организатора теракта в иерусалимском автобусе маршрута №25. По нашим данным, в автобусе не было мусульман.  Наши сотрудники, под видом полицейских, беседовали с оставшимися в живых, в этом теракте. Многие вспоминают худощавого азиата в костюме с кейсом, вошедшего последним в этот автобус. Мы знаем, что Черный Исса, вербует по всему миру лиц, не являющихся мусульманами и использует их в качестве "живых мин". Нам также известно, его настоящее имя – шейх Ибрагим аль Хуссейни. Он является организатором нескольких терактов в Брюсселе, Софии, Лондоне и Мадриде. Мы также знаем, что он является прямым потомком знаменитого "горного старца" Хасана ибн Сабаха, организовавшего в северном Иране почти десять веков назад секту наёмных убиийц-гашишинов. К сожалению, мы не располагаем ни одной его фотографией, единственной отличительной приметой является золотой перстень с символом Ислама: полумесяцем и пятиконечной звездой. И последнее, кроме гражданства нескольких арабских государств, он также является гражданином Франции. Это, пожалуй, и все, что мы знаем о Черном Иссе.

— Ну и что же мы можем сделать? – спросил премьер Эхуд Ольмерт, и посмотрел в упор на своего сотрудника.

— Мы можем потребовать его экстрадиции.

 

 

*********

 

 

На третий день, раввин уже больше не стоял на привычном месте, не было и толпы репортеров, непрерывно снимавших молчавшего старика.

 Охранник, делавший обход обнаружил его тело в метрах двадцати от его прежнего места, рядом валялся плакат. Старик был без сознания, но ещё жив, пульс был слабым, дыхание прерывистое.

 Срочно была вызвана реанимационная бригада и раввин был транспортирован в приемный покой центральной иерусалимской больницы " Адасса Эйн Карем".

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава 12 Однажды в Бруклине

 

Велик и страшен был год по рождестве Христовом 1918, но 1919 был еще страшнее.

Михаил Булгаков. "Белая Гвардия"

 

 

 

Год 1919 был необычным во всех отношениях, и не только потому что был насыщен событиями и смертями, но и тем, что в семье Гольдбергов родился долгожданный сын, Соломон.

…Исаак, будущий отец Соломона, родился в Харькове и прожил там безвылазно   всю свою небольшую жизнь. В ней было много всего и хорошего, и плохого. Плохого было больше.

 Исаак Гольдберг искренне и от всей души поверил  новой власти, и вот однажды, когда он вошел в дом в черной потертой кожанке и с маузером в деревянной кобуре, его тихая и терпеливая Хава не выдержала. Её речь напоминала винегрет, в котором русская речь была обильна приправлена острым уксусом идиша:

-  Исаак, что за Пуримшпиль?!  У тебя тухес[5] вместо головы! Еврей и революция – вещи не совместимые. Революция – это всегда цорес[6], твой большой револьвер стоит цви копкенс[7], история всегда повторяется: сначала вешают богатых евреев, потом просто богатых, а в конце берутся и за бедных.  Шлимазл[8], если тебе хорошо не сидится, то таки ты будешь хорошо висеть. Подумай о детях.  Надо жить тихо и заниматься тем, что умеешь делать хорошо!

   Исааку было тридцать два, и он умел делать хорошо только две вещи: детей и дамские платья. У них уже было три дочери, и сейчас Хава была снова беременной. Их знакомый акушер Илья Ланцберг, сказал, что на этот раз будет мальчик.  Честно говоря, он так говорил и предыдущие три раза. Но на этот раз будет всё по-другому, и это будет долгожданный сын. Исаак уже заранее придумал ему имя – Соломон. Его сын будет таким же великим и мудрым, как этот библейский царь. Исаак с любовью посмотрел на округлившейся живот жены.

— Я хочу быть женой портного Гольдберга, а не вдовой красного комиссара! – орала Хава.

— А ты забыла, как во время погрома ваш сосед, Михайло Гребенюк, зарезал твоего дядю Пейсаха, чтобы отобрать его рыбную лавку? Где тогда был твой закон? А твоего двоюродного брата, хромого Лейба, которого сделали хромым, только из-за того, что он слишком весело, для бедного еврея, танцевал фрейлакс[9]? Теперь я — закон! Все они у меня вот где, – и он сжал маленький веснушчатый кулак.

Дородная и статная Хава, которая была на голову выше своего мужа, лишь махнула рукой и вышла из комнаты.

Разговор это состоялся месяц назад.

А теперь белые под командованием генерала Деникина вновь входили в город. И красные, которые говорили, что пришли навсегда, драпали.

Деникин не щадил врагов.

Вместе с другими драпал и бывший комиссар Гольдберг, вместе с беременной женой и тремя дочерями, бросив все.

Настоящие большие комиссары драпали на "паккардах", а такие как Исаак драпали на бричках.

22 июня все нажитое имущество было брошено. Исаак сказал взять только "кормилицу", так называли в семье швейную машинку "Зингер" и две штуки английского сукна. Еще у него было припрятано двадцать золотых десяток. Их должно было хватить, чтобы добраться до Одессы, а там можно было договорится и сесть на пароход, идущий в Константинополь.

О дальнейшем развитии событий они узнали только через год из ответного письма хромого Лейба:

"Хава, я так рад, что вы добрались до Америки! Это был какой-то кошмар! Через два дня после вашего отъезда, дроздовцы[10] ворвались в город, не встречая особого сопротивления, при этом паля направо и налево. Только на Конной площади броневик "Товарищ Артем" открыл по ним бешеный огонь. Потом его забросали бомбами и он, давая задний ход, врезался в фонарный столб и заглох. Четверо матросов, бывших чекистов пытались бежать, но были буквально растерзаны толпой. Тщетно орал озверевшей толпе полковник Туркул:

— Назад, осади назад. Мы сами разберемся!

Но толпа ревела как море. Какая-то женщина пыталась попасть зонтиком и в без того окровавленное лицо одного из пленных, чтобы выколоть ему глаза, при этом она истерически орала:

— Большевистская сволочь! Зачем вы расстреляли моего мужа, он был всего лишь профессором энтомологии. У нас не было золота! Вы убили его, лишь зато, что он не дал вам разбить витрину с тропическими бабочками!

Потом раздались выстрелы и все было кончено.

Город встретил белогвардейцев цветами и музыкой. А потом, опять начали вешать евреев за пособничество красным…"

Вот как это было…

А в это же время, в ста километрах от города, в украинской степи, в чете Гольдбергов, состоялся такой разговор.

— Ну хорошо, мы доберемся до Одессы, потом до Константинополя. – стараясь быть спокойной произнесла Хава. – А дальше? Что нам делать дальше? Мы будем учить турецкий, и шить фески для янычар?

— Нет, здесь мы шить не будем, – наставительно обращаясь к домочадцам произнес Исаак, – а учить мы будем английский.

— Вот! — и он достал потрепанные самоучители английского языка.

— Это еще для чего? – подозрительно спросила Хава.

— Мы едем дальше! — гордо как настоящий лоцман, знающий море жизни, как свои пять пальцев, произнес как глава семьи.

— И куда же мы едем? – иронично спросила жена.

— В Америку! В страну великих возможностей и настоящего еврейского счастья! – с пафосом произнес глава семьи.

— Изя, – грозно начала Хава, – зачем нам Америка?! Что мы там забыли, я знаю французский и немецкий, а ты в хедере с трудом учился. Кому нужен там твой идиш!

— Идиш нужен везде! – произнес Исаак и поднял вверх указательный палец

— Но почему не в Германию или Францию!

— Нас там не любят!

— Ой, скажите пожалуйста, а где нас любят? Нас что в Харькове сильно любили? – язвительно произнесла жена.

— Это правда, никто не любит народ Торы, –   с горечью в голосе согласился с женой Исаак, – но там…

И он указал пальцем куда-то в даль.

— Там, есть земля, где евреи имеют права. У них даже открылась в 1695 году первая синагога. Представляешь, в тысяча шестьсот девяносто пятом году!!!

— Не смеши мне уши. Ты в нашу синагогу на Пушкинской, когда последний раз заходил?

— Это не важно. Знающие люди сказали, что там нужны хорошие портные.

— Ага, и кто же тебе сказал, что там нужны портные?

— Я сказал ХО-РО-ШИЕ портные, или ты не согласна, что я хороший портной, – и он в упор посмотрел на жену.

Тут Хава потупила взор и тихо произнесла:

— Согласна.

— Вот, – успокаиваясь, произнес Исаак, – и потом Соломон, – и он с любовью погладил живот жены, – должен расти в свободной стране. И он будет Великим Портным. Каждый кроит свою судьбу сам!

 12 декабря 1919 года части Красной Армии, разбив генерала Деникина, вошли в Харьков. В этот же день нога Исаака Гольдберга вступила на американский берег.

 А утро 13 декабря было отмечено оглушительным криком. Исаак со слезами на глазах к груди прижимал розовый комочек счастья, который не переставал орать.

— Мой Соломон. Мой Соломон!

 

 

*********

 

  Увы, Америка не оказалась страной с молочной рекой и кисельными берегами. Если говорить о молоке, то оно было только у Хавы, без него Соломончик просто бы не выжил.

"Кормилица" по фамилии Зингер работала без остановки "двадцать пять часов в сутки", спасал запас иголок, который Исаак вывез еще из Харькова.

 Портных в Нью Йорке было больше, чем евреев. Потому что, кроме  портных-евреев, были еще просто польские, просто немецкие и даже просто французские портные. Конечно, быть иголкой в стоге сена не самая завидная участь, хуже нее могло быть только одно – быть иголкой в стоге из иголок.

Но Исаак не унывал, его "цех" работал бесперебойно. По очереди к машинке садились все, за исключением маленького Соломона.

Но и его отец приобщил к портняжному труду, уже в шесть лет сын достаточно бойко пришивал пуговицы.

 Сам Соломон всё это ненавидел. Ему не хотелось заниматься девчачьей работой. Он очень хотел стать моряком, точнее пиратом, и найти свой остров сокровищ. Он знал, такой остров есть, надо только его найти. И он начал копить деньги.

Сначала, и это только начало, он купит пистолет. Какой же пират без пистолета. Пусть кольт будет старинный, но настоящий, и чтоб стрелял.

 Потом ему, конечно, будут нужны деньги.  Много денег. Никто тебе не продаст корабль за десять долларов. А когда у него будет корабль, то непременно найдется верная команда.

  А пока, никаких пряников и пирожных, всё для осуществления мечты. Каждый цент. Если для этого надо пришивать пуговицы он будет делать это, несмотря на исколотые пальцы и смех ребят с их улицы.

  И вот Этот День настал, за тридцать три долларов он купил "Кольт" и к нему двадцать патронов.  Это был настоящий старинный револьвер 1873 года, точно такой, как носили настоящие ковбои из вестернов.

   Бывший владелец, Чезаре Сицилиец, сделал несколько выстрелов на пустыре. Выстрелы были громкие, как выстрелы из корабельной пушки.  Это было потрясающе классно и решило исход дела.

— Ты знаешь, что говорил по этому поводу сам Аль?

— Ты имеешь в виду Аль Капоне?

— А ты знаешь кого- то другого? – сказал Чезаре и криво улыбнулся. – Так вот он сказал:" Добрым словом и "кольтом" можно достичь гораздо больше, чем одним добрым словом". Понял?

— Понял, – и Соломон вдобавок кивнул головой.

— И еще запомни! Господь Бог создал людей сильными и слабыми, а полковник Кольт уравнял их шансы.

  Соломону было четырнадцать лет, у него есть свой "кольт", и теперь начнется новая жизнь.

 

 

                                                 *******

 

— Больной! "Я к вам обращаюсь, адон[11] Гольдберг", — произнесла над самым ухом медсестра. -Сейчас к Вам придет врач, поговорите с ним. Если есть жалобы, скажите. Вот здесь у Вас шнурок, если что-то надо позвоните мне.

 

 

 

 

 

 

 

Глава 13 Вода, гвозди и конец света

 

                                                                Числа правят миром.

Пифагор.

 

  Во дворе больницы курили несколько врачей.

— Гарри, поверь мне, это тяжелый случай. Я проработал в госпитале Святого Луки пять лет и ничего подобного не видел… Этого старого раввина привезли без сознания, дней десять назад. Он устроил голодную забастовку возле Кнессета. Стоял там с плакатом, требовал от правительства розыска какого-то международного террориста, кажется в связи с последним терактом в автобусе. Его фотографии были даже на центральных полосах наших "Идиот Ахронот", "Маарив" и "НаАрец"[12]. Ну, а потом произошло то, что должно было произойти: голодовка, обезвоживание, плюс солнечный удар, плюс возраст. Когда его привезли к нам в миюн[13], думали, что уже не откачают. Говорят, был звонок из самого Кнессета, сказали, чтобы сделали все возможное и невозможное для спасения этого ортодокса, иначе… Дальше можешь фантазировать сам. Тут-то все забегали как ошпаренные! Прокапали по полной программе, кардиомониторинг, магнитный резонанс головы, консультации заведущего неврологией, все сделали по высшему разряду: отдельная палата, персональная медсестра. Меня же к этому старику на консультацию в отделение реабилитации три раза вызывали. Честно говоря, я с таким первый раз сталкиваюсь. Видимо, старик оказался свидетелем теракта, посттравматический шок плюс психическая диссоциация, в его возрасте, это вообще чудо, что он выжил, а ведь мог развить и инфаркт, и инсульт.  А тут еще пошел митинговать! Шутка ли сказать, ему же пошел девятый десяток.

— Ну, ты хоть какой-то анамнез собрал?

— Да от самого старика пользы никакой, почти не ест, все время за молитвой. И вот что интересно, на все вопросы дает только один ответ.

— И что же?

— Четыреста пятьдесят два.

— Чего четыреста пятьдесят два?

— А я откуда знаю?! Я и так, и этак крутил.

— Может это его номер дома?

— Ты когда-нибудь по Меа Шаарим пешком ходил?

— Нет, а что?

— А то, там улицы все небольшие и извилистые, это тебе никакой-нибудь Бродвей! Откуда там такие большие номера!

— Так он из Меа Шаарим?

— Ага, тут его приходил проведать другой дедок, тоже раввин. Так вот он мне и рассказал, что дружит с Шломо Гольдбергом лет тридцать. Раньше этого Шломо звали Соломоном, он из Бруклина, воевал морпехом с японцами, на тихоокеанском фронте, потом перешел в военную полицию. Был в оккупированном Токио. Имеет награды. Но после того как вернулся на домой в Нью Йорк в 1948 году, то прожил там недолго, все распродал и приехал в Израиль. Окончил какую-то ешиву и стал раввином. Но по жизни ему хронически не везло. У них был поздний ребенок, единственный. Мать часто болела, и они вместе с отцом пытались вырастить тихого ешиботника.  А сын вырос и пошел служить в боевые части, так и остался в армии, дослужился до майора, но погиб шесть или семь лет назад. У него осталась молодая жена и внук…

— Не может быть! Нет, этого просто не может быть!

— Может Хайм, может! Они ехали в этом автобусе…

— Вот, смотри, – и он полез в карман халата и вытащил что-то.

 На развернутой ладони лежала изумительной красоты зеленая рыбка

— Неужели та самая? – ахнул коллега.

— Да, её показывали почти по всем мировым новостям. Именно её сжимал в момент смерти внук Шломо Гольдберга.

— Откуда она у тебя?

— Она была у него в кармане. Ведь это всё что осталось от его внука.   Недавно мне попалась книга Найджела Пенника "Магические алфавиты", ну и на одном из дежурств я начал ее читать, и тогда я все понял!

— И что же ты понял?

— Оказывается, у Судьбы есть свои бухгалтерские счеты, ну, если ты помнишь, такие старинные, с черными и белыми дисками, нанизанными на тонкие металлические стержни. Ну, их иногда еще в чёрно-белых фильмах показывают.  И Судьба ведёт счёт… Есть в древнееврейском алфавите буква под номером 13 – "мем", а сакральное значение "вода". Видимо, от слова "майм", собственно, и означающее воду. Вода может быть и живой, и мертвой, в ней зародилась жизнь, она же и последний рубеж, отделяющий подземное царство Аида от бренной жизни. И в эту реку никому не дано войти дважды.  А в иудейской нумерологии эта буква означает число – 40… Теперь возьмём шестую буква алфавита "вав", она похоже на гвоздь или на рыболовный крючок, а если её положить набок, то у вас будет засов, простой, даже примитивный, но прочный. Это засов открывает и закрывает двери к свободе. Всё зависит от того, по какую сторону двери ты находишься. Каждая несёт в себе цифру шесть, а если у нас две этих буквы, то будет двенадцать… И наконец, если мы возьмём самую последнюю, двадцать вторую букву алфавита, которая называется "тав", то она у древних каббалистов ассоциировалась с завершением слова Божьего, иными словами конец процесса Творения… Считается, что как символ буква "тав", подобна могущественному древнеегипетскому амулету Анх, ключу от ворот вечной жизни, и несет в себе самое большое число – 400… Итак, что же у нас получилось 40+12+400=452. Теперь сложим справа налево вместе эти четыре буквы.

 

מוות

 

 

"мавет" — смерть   или четыреста пятьдесят два… Кстати, японцы стараются избегать цифры 4, потому что она означает "смерть". На лифте может быть пропущена кнопка 4 этажа или заменена на 3 А.

— Вот это да, – восхитился второй врач, – ты как Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро, нет, ты даже круче, потому что ты настоящий!

— Но это еще не всё!

— Как, "не всё"? – удивился собеседник.

— Я должен был проверить свою догадку!

— И как?

— Когда старик в очередной раз завел свою "мантру": "452,452,452…", я наклонился и произнес только одно слово: "мавет". Старик на несколько мгновений замолчал, а потом, как бы соглашаясь, кивнул головой. А когда я стал уходить, он потянул меня за полу халата и прошептал: «Семьдесят девять. 79…»

— А это что еще за "зверь из джунглей"?

— Тут всё было проще. Я понимал, что слово "смерть" каким-то образом связано с новым словом. И я его нашёл! – произнёс он торжествующе. – Верблюд, изнывающий от жажды в пустыне, погоняемый стрекалом и мечтающий обрести свободу.

— Что это еще за бред спившегося художника? – коллега вытаращил свои глаза.

— 3+40+6+30. Понял?

— Ну, в пределах сотни я еще сосчитать могу, вроде деменция ещё не простучала в мой череп! – иронически произнёс, тот которого называли Гарри.

— Да нет же, я не хотел тебя обидеть, тут опять дело в еврейской гематрии. Вот смотри: номер три – буква "гимель". Именно эта, похожая на крючок буква, означала самое важное существо на Аравийском полуострове – это верблюд–корабль пустыни. Для любого кочевника он мог быть  и боевым верблюдом, как одногорбый дромадер, и тягловой силой, как неприхотливая лошадь. Количеством верблюдов измерялось богатство. А еще он мог служить и пищей. От прекрасного жирного верблюжьего молока, обладающего многими полезными свойствами в народной медицине, до свадебного блюда у бедуинов… С буквой "мэм" ты уже знаком. Это число 40. Кроме того, что это вода, она ведет к переменам, ведущим к смерти… Про "вав", под номером 6 ты уже знаешь, это не только "гвозди", но и "запоры" или "крючки", которыми как закрываются, так и открываются двери, в том числе и к свободе. Именно в  этом и есть эзотерический смысл буквы — "свобода"… И наконец, последняя буква этого слова, "ламед". Она означает число 30 и "жертвенность". А ещё  в древности, эта буква означала инструмент, с помощью которого управляли крупнорогатым скотом, и назывался он – стрекало. В целом  же  эта буква означает: "начало пути, на котором неизбежны жертвы"…

 

גמול

 

— И что же оно означает?

— "Гмуль"- Возмездие.

— Ну и что ты собираешься делать дальше?

— Даже не знаю… Вроде надо старика выписывать, но нет никакой гарантии, что он устоит опять голодную забастовку у Кнессета. А вытащить на него ораат ишпуз[14], проблематично.

— Знаешь, это все конечно здорово. Но я бы на твоём месте сделал бы следующее: отдал бы ему его зеленую рыбку и отправил бы его от греха подальше, не ровен час или самоубьётся или сам кого-нибудь грохнет. Переведи ты его в любую психбольницу: в Кфар Шауль, Итаним или Герцог, в зависимости от того, кто дежурит. Скажи, что больной согласен на госпитализацию. Теперь это будут уже проблемы. Госпитализируют они его или нет, не наше дело. И всё, забудь!  Просто, живи дальше!

    Глава 14 Однажды в Бруклине -2.

 

Неправильно заключать, что судьба сделала счастливым человека, пока жизнь его не завершилась.
Софокл.

 

 

Старый раввин, прекратил шептать и устало прикрыл глаза. Наконец-то этот врач ушел. Можно опять окунутся в воспоминания. Они напоминают море. На поверхности вода, прогретая солнцем, теплая как парное молоко. Но стоит нырнуть глубже, и там ощущается холод, темнота и ноги уже не достают дна…

 

 

*******

 

"Утро начинается не с восхода солнца, утро начинается с каратэ."

Так говаривал учитель Соломона, старый сэнсей Накаяма Акира. Их встреча была случайной, хотя кто знает, что готовит ему судьба?

Старый Акира жил одиноко, он был молчун по своей природе. Его основным занятием было плетение корзин, которые он продавал на улице.

Младшему Гольдбергу было только девять лет, но отец направлял его по разным мелким поручениям.

Однажды, когда отец послал Сола за нитками, недалеко от магазина Шварца "Все для шитья", он встретил группу итальянских подростков, которые без труда изъяли у маленького Соломона два доллара.

Соломон знал, что отец не примет его объяснений и обвинит, что тот потратил деньги на пирожные. Поэтому он достал два доллара из того что откладывал на свой "первый фрегат" и опять побежал к магазину Шварца.

Компания юных итальянцев, ошивавшаяся в нескольких десятках метров от цели Соломона, радостно встретила его, щедро наградив опять оплеухами и повторно отобрав деньги.

Грязный Соломон сидел в луже и плакал. И вдруг он увидел перед собой протянутую ладонь, он с удивлением осмотрел её со всех сторон. Ладонь была небольшая, покрытая сухой, коричневой кожей, с тыльной стороны там, где пальцы переходили в ладонь, на всех четырех косточках имелись грубый мозоли, на указательном и среднем побольше, на безымянном и мизинце поменьше. Сол поднял голову и увидел склонившегося над ним старика-азиата.

— Бори-но? Сири-но борино? – с трудом выговаривая английские слова, участливо спросил незнакомец. – Нер-зя быть срабый марчик! Это борино!

Японец помог подняться Соломону, обтёр сухой чистой тряпкой его лицо, и дав ему деньги на нитки, произнес:

-Завтра, приходи завтра. В пять утра.

Сол боялся проспать, и поминутно вскакивая, бежал смотреть в гостиную на часы-ходики, которые представляли из себя избушку, из которой свешивались гири-шишки.

Шаги Соломона гулко звучали в тишине сонного Бруклина.

Гольдберг толкнул хлипкую дверь и вошел.

Старик японец сидел на полу и в левой руке он держал чашку с дымящимся рисом. Глаза его были закрыты, казалось, что он превратился в статую Будды. Тишину нарушала назойливая муха, она кружила над стариком и то садилась к нему на нос или ухо, и тут же мгновенно взлетала. Потом решив, что пришло время завтрака, она приземлилась на край чашки с рисом. В тоже мгновенье старик неуловимым движением подхватил с полу палочки и поймал между ними назойливое насекомое. Его глаза по-прежнему оставались закрытыми.

Соломон стоял напротив старого японца с открытым ртом.

Старик улыбнулся и открыл глаза.

— Главное, это уметь ждать, – наставительно произнес он, – а потом просто представить в своей голове, что ты хочешь, чтобы случилось в следующее мгновенье.

— Я тоже так хочу, – прошептал мальчик.

— Это не просто, совсем не просто! Надо много тренироваться, каждый день, каждую свободную минуту!

— Я готов это делать! Когда мы начнем?

— Прямо сейчас! Для начала, мы изучим самые главные правила… Самое главное в бою – это тактика и   называется она: "кобо-ити", то есть выбор между защитой и нападением. Всё зависит от каждой конкретной ситуации. Следующее понятие называется: "сэн", это инициатива в бою, у нее есть три уровня. На начальном этапе ты должен уметь контролировать действия противника, еще до того, как тот начнет на тебя нападать, на втором этапе – умело контратаковать и разрушить планы противника. А третий уровень – это готовность к неожиданному нападению и способности отразить его.

С этими словами старик перекувырнулся через стол, схватил висевший на стене тесак и приставил к горлу будущего ученика.

Соломон застыл от страха.

— Вот видишь! Ты уже сдался без боя, а значит, умер! Дерись, дерись! Если, можешь сделать вдох, значит и можешь нанести удар. Победить или умереть, это твой выбор!

Старик отпустил Соломона и вложил тесак в руку мальчика, приставив его вплотную к своему горлу.

— Ты думаешь, что у меня нет выхода, смотри!

И с этими словами старик резко наступил своей ногой на ногу мальчика. Тот вскрикнул от неожиданности и боли. Японец быстро проделал витиеватое движение и нож опять оказался в его руке, приставленный к горлу Соломона.

— Вот так! Нож, это только нож, он не убивает! Убивает рука, которая держит или бросает его! Все зависит от того, где находится твой ум.

— В голове, – удивленно ответил Соломон.

— Это неправильный ответ! — И японец покачал головой. – Находиться, значит, остановиться! Если ты идешь по дороге, точно нельзя сказать, где именно ты находишься, потому что ты движешься! То же самое происходит и с мыслью. Если ты замечаешь нож, который движется к твоему горлу, и задумываешься, что произойдет в следующее мгновенье, твой ум остановился, и, значит, ты почти мёртв, потому что уже думаешь о том, как кровь хлещет из горла. Твои движения становятся медленными, вялыми и скованными… Если ты видишь просто нож, который движется, то твоё сознание безразлично скользит вслед за ним. Ты уже не думаешь о его остроте, своей ране и будущей смерти, также ты не думаешь и о победе над противником. Твой ум, как река, которая просто течёт, в ней нет ни мыслей, ни суждений. Теперь ты свободен, твои движения быстры, ты сможешь забрать этот нож… Что ж для первого раза достаточно, можешь идти домой.   

И потянулись бесконечные дни тренировок. Сначала старый мастер научил его основным ударам и блокам, терпеливо объясняя, что простые удары – прямым кулаком или пяткой – менее травматичны для наносящего их, чем другие удары.

Каждый день ученик наносил сотни ударов по специальной плоской японской груше – "макиваре", от запёкшейся крови, её цвет стал бурым. Через год Гольдберг разбивал ребром ладони четыре наложенные друг на друга черепицы. А когда та самая компания итальянцев встретилась ему вновь, он достал из заплечной сумки толстую доску и зажав её левой рукой, нанёс молниеносный удар кулаком правой. Доска, расколовшись надвое, и  отлетевшей половиной больно ударила по ноге их главаря.

После этого Соломон внимательно оглядел притихших хулиганов, которые начали пятиться назад, а потом обратились в позорное бегство.

 

*********

 

У каждой первой любви есть имя. Любовь Сола Гольдберга звали Салли. Соломону очень нравилось это имя, от него веяло прохладой, как будто перекатываешь во рту мятный леденец.

Ветреная хохотушка Салли была местной красавицей, но никому не отдавала своего предпочтения.

Однажды Соломон подкараулил её возле дома поздно вечером и вручил букет фиалок.

В ответ на его робкое запинающееся признание в любви, она расхохотавшись пренебрежительно бросила ему в лицо:

— И это всё, что ты можешь мне предложить?! Жалкий букетик увядших цветов за доллар? Следующий раз, если ты захочешь заговорить, сначала принеси мне кольцо с бриллиантом.

Она бросила букет под ноги Гольдбергу и скрылась за дверью.

Соломон, однажды решив стать пиратом, считал, что его обязательно кто-то должен ждать на берегу, но это ни отец, мать или сестры. Это любимая женщина. А на эту роль была назначена- Салли.

Она хочет кольцо, она его получит!

Самым богатым на их улице был ювелирный магазин Самуила Лившица, еврея из Одессы. Магазин состоял из двух половин, в одной был сам магазин, а в другой располагался ломбард. Этот современный Шейлок, пользовался ими как сообщающимися сосудами, которые наполняли его карманы долларами.

Сол Гольдберг вошел в его магазин перед самым закрытием и остановился перед прилавком.

Маленький толстый еврей, любовавшийся бриллиантовым колье с удивлением, посмотрел на посетителя.

— Что тебе нужно? – грубо спросил хозяин. – Убирайся, отсюда оборванец!

Соломон внимательно рассматривал владельца ювелирного магазина, не вынимаю рук из карманов.

— Я кому, говорю? Пошел вон, я сейчас позвоню в полицию, – и Самуил, сняв трубку, неожиданно замолчал услышав звук, взводимого курка.

На него смотрело дуло револьвера.

— А теперь, вы по-прежнему хотите позвонить?

— Нет, конечно же, нет! – сказал Лившиц, опуская трубку на рычаг.

— Мне нужно кольцо, только одно кольцо с бриллиантом. Но самое красивое. Я возьму его как бы в кредит, а потом, верну деньги.

— Вот, – Лившиц положил на прилавок черную покрытую бархатом коробочку, на которой переливаясь разноцветными огнями разместились в своих гнездах два десятка колец. – Выбирайте.

— Это, – и Соломон показал дулом револьвера, на пятое в верхнем ряду по счету кольцо с искрящимся камнем.

— Сию минуту, – дрожащим голосом произнес ювелир, – я только его протру и подберу футляр.

— Эй, Самуил, уже четверть девятого, а ты еще не закрылся, – друг услышал Гольдберг посторонний голос.

Соломон обернулся и увидел в дверях полицейского.

— Эй парень, не делай глупостей, опусти пушку. Обещаю, что тебе ничего не будет. Мы забудем обо всем, ты же сын портного Гольдберга.

Сол медленно начал опускать ствол.

В это время кольцо неожиданно выскользнуло из потных и дрожащих рук ювелира, и со звоном ударилось о стеклянный прилавок.

И в тоже мгновенье, грянул выстрел, и на груди полицейского появилась красная клякса, которая с каждой секундой увеличивалась, увеличивалась и увеличивалась…

Потом был короткий суд. Рядом с семьей Гольдберг, сидел только старый японец. Дальше, через две скамьи, сидела вдова полицейского с двумя мальчиками-близнецами.

Салли так и не пришла.

Самуил Лившиц выступал на суде в двух лицах – и как жертва, и как свидетель.

Тщетно он пытался объяснить, что мальчишка не собирался никого убивать, и выстрел был случайным.

— Суд учтет Ваши показания, – сухо ответил судья.

После короткого перерыва прозвучало:

Прошу всех встать. Суд идет! Председательствует судья, достопочтенный Дональд Брэгг.

Старик откашлялся и поправил мантию:

  — Ввиду того, что это первое преступление и учитывая весьма юный возраст обвиняемого, суд приговаривает Соломона Гольдберга за убийство второй степени, к восьми годам лишения свободы, с отбыванием в тюрьме Аттика, штата Нью Йорк. Обвиняемый, в течение двух недель, может подать кассационную жалобу в суд высшей инстанции.

 

 

*********

 

 

 
 

Толстый Мэтью Джонсон с лязгом распахнул дверь камеры, выкрашенную в грязно-зеленый цвет.

— Теперь, это новый дом на ближайшие восемь лет, — произнес охранник, похлопав его по плечу. — Располагайся со всеми удобствами.

После этих слов дверь камеры с таким же лязгом захлопнулась, отрезав Соломона навсегда от его прошлой жизни.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    Глава 15 Повторный визит

 

   Если ты выбрал Дао и на твоем пути встал Будда, убей его, но продолжай выбранный тобой путь.

Неизвестный монах.

 

 

— Телефонный звонок из больницы Адасса, я переключаю на ваш телефон, – буднично-дежурным голосом сообщила дежурному врачу, медсестра из приёмного покоя.

— Алло, дежурный врач Лев Люксембург слушает.

— Говорит доктор Коэн, мы вам переводим пациента, у него скрытые суицидальные тенденции, и он согласен на добровольную госпитализацию.

— То есть, больной согласен лечь в закрытое психиатрическое отделение?

— Да.  Кстати, он уже по дороге к вам.

— Подождите, а что у него: психоз, депрессия? Какая клиническая картина? Может ему вообще не нужна госпитализация?

— Вот вы там, сами и разбирайтесь!

Короткие гудки сообщали, что продолжения диалога не будет.

Через минут сорок, дверь приемного покоя распахнулась и врач, оторвавшись от писанины, повернулся к вошедшему.

И врач, и пациент были обескуражены новой встречей. Оба.

— И снова, вы! Что на этот раз случилось?

— Я устроил голодную забастовку у Кнессета.

— Ну и чего Вы хотели добиться?

— Правды и справедливости.

— О, а вы оказывается большой оптимист!

— Это ещё почему?!

— Потому, что эти две дамы, давно покинули не только нашу страну, но и вообще вселенную…

— Вы так говорите, потому что сами не пережили такое! Это был мой единственный внук. Теперь, даже некому закрыть мне глаза. Мне все говорят забудь, живи дальше! А как?! Как мне жить дальше? Если тот, кто отнял у меня самое дорогое, жив! И он не только будет жить, но и продолжит убивать! И кто-то снова в одночасье лишится сына, станет вдовцом или сиротой. Впрочем, Вам это вряд ли понять!

— Я знаю, что такое терять, – глухо произнес дежурный врач.

После этих слов Лев Люксембург, снял с шеи фонендоскоп и начал медленно расстегивать свою джинсовую рубашку.

Раввин удивленно уставился на доктора, который распахнул одежду на обнаженной груди. На ее правой стороне располагалось три узловатых шрама, а на левой, таких шрамов было два и ещё один был в сантиметрах пяти слева от пупка.

— Вот такие родинки, оставляет автомат Калашникова, – произнёс, горько улыбнувшись, Лев Люксембург, не торопясь застегивая рубашку. – Раньше, я жил на "территориях", это было восемь лет назад. Поселение называлось Текоа. Я возвращался домой от своего друга, который жил в иерусалимском районе Гило. Мы засиделись допоздна, и он уговаривал меня остаться, но я привык ночевать дома, да и к тому же надо было погулять с Бармалеем, это мой пес, черная кавказская овчарка. Выглядит, как настоящий пират, клыки по пять сантиметров, а детей любит и совсем нестрашный, я его щенком из России вывез. Так вот, проезжал я одну арабскую деревеньку, темно хоть глаз выколи, только иногда  мелькнёт свет в окнах, как вдруг мне на встречу летит машина и слепит фарами. И тут же автоматная очередь по лобовому стеклу. Четыре пули я схватил сразу, но успел затормозить. Вижу, двери машины распахнулись, и ко мне бегут трое, видимо, чтобы добить да и заснять на камеру, чтоб в ю-тюбе выложить. У меня всегда с собой "глок", и я таскаю усиленную обойму на тридцать три патрона. Подходя к машине, террористы ещё раз выстрелили по дверям, так на всякий случай, а когда распахнули водительскую дверь, тут я и двоих уложил в упор. Третий бросился назад к своей машине, но мне удалось попасть ему в спину… Дальше, не помню, потерял сознание. Мне рассказывали, что, перебудив половину нашего поселения, на блокпост прибежала громадная овчарка с обрывком цепи, и начала бегать от солдат к машине и обратно, а потом бросилась в темноту, несколько машин поехали за ней, так меня и нашли...

— Повезло, – тихо сказал раввин.

— Нет, – спокойно ответил врач. – Не повезло… Со мной в машине ехали: моя беременная жена Надя и  Сонечка, моя дочь семи лет. Соне пуля попала в голову, а жена получила три пули в живот. Дочка умерла сразу, даже не успев закричать, а Надюша скончалась от потери крови по дороге в больницу.

Вот уже много лет по несколько раз в месяц я расстреливаю арабов во сне. Я не вижу их лиц, только головы покрытые красной куфией, иногда у меня кончаются патроны, и я выпрыгиваю к ним на встречу с ножом… Но не эти самые страшные сны, а те, в которых мой джип сам включает зажигание, выбирает дорогу и едет туда, на то самое место… Я давлю на тормоз, а нога проваливается в пустоту. А сзади дочка кричит: "Папочка, останови машину, нас убьют!"

 Божье правосудие медлительно, иногда всей человеческой жизни не хватает, чтобы его дождаться!  Конечно, никого не вернёшь… Но знать, что и тот, кто отнял твоё право на счастье и жизнь любимого человека, уже мёртв, хотя и не приносит полного удовлетворения, но даёт ощущение хоть какой-то справедливости.

— Спасибо, доктор. Мне после нашей беседы стало значительно легче, теперь я знаю, что мне делать. Ещё раз спасибо, я пойду.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

    Глава 17 Звонок старому другу.

 

   Дружба не такой жалкий огонек, чтобы потухнуть в разлуке.

Иоганн Фридрих Шиллер.

 

  Старый раввин сидел в темноте у окна с пузатой чашкой, наполненной остывшим чаем. На чашке было написано: "Дорогому дедушке от любящего внука Баруха. Живи до 120 лет."

Дом, милый дом…Он уже не милый, а пустой и холодный.

Кто же ему теперь поможет? Только настоящий друг! Увы, друзей настоящих друзей он так и не нажил.

Как говаривал его отец: "Не трудно умереть за друга, трудно найти друга за которого стоило бы умереть!"

И вот всю свою долгую жизнь он тащил как, старая черепаха, свой тяжелый панцирь, груз потерь и разбившихся надежд.

Как бы Соломону хотелось бы крикнуть:" На помощь друг!"  С таким же успехом, можно было бы повторить сто раз как мантру слово "халва" и ожидать чуда, что во рту станет сладко.

За всю его долгую жизнь, пожалуй, был только один трогательный эпизод, когда он в оккупированном Токио спас от суда Линча японского подростка.  Как же его звали?! Проклятая старость! Тот еще подарил ему в благодарность этот нэцкэ – нефритового карпа и поклялся в вечной дружбе.

Старик горько улыбнулся. Хороший, наивный парень, дай Бог, чтобы его жизнь сложилась лучше, чем судьба самого Гольдберга.

Вот, пожалуй, и всё…

Хотя, хотя… Ну конечно, конечно был еще один случай!

Как же он мог его забыть?!

 

 

********

 

Алонзо Герра шатаясь, поднялся с грязного пола, с залитым кровью лицом и сжал кулаки в последний раз. Он знал, что шансов у него почти не осталось. Четверка здоровенных ирландцев глядела на него со злорадным любопытством, так как слоны с недоумением рассматривают жука, который храбро переползает им дорогу.

— Ну что макаронник, сейчас мы продолжим из тебя делать соус для спагетти. Похоже томаты уже готовы, сейчас будем делать мясной фарш…

Том Мак Мерфи, Райан О' Доэрти, Барт О' Лири, Кен Флаган, все четверо из одной банды сидели за серию вооруженных грабежей и несколько убийств.

Мак Мерфи снова сшиб ударом кулака Алонзо, тот медленно поднялся.

— Живучий сученок! Ну, и где сейчас твоя семья?

И Том замахнулся для очередного удара.

Райан О' Доэрти поймал его занесенную руку. Мак Мерфи быстро развернулся и злобно посмотрел на наглеца.

— Эй Том, ты здесь не один! Я и твои друзья тоже хотят поучаствовать в итальянской кулинарии, – и он показал рукой на еще двух ирландцев.

— Ладно, валяйте, – снисходительно махнул Мак Мерфи, – только помните, последний удар за мной!

Потом произошло неожиданное. Подошва в грязном башмаке с чавкающим звуком впечаталась в лицо О' Доэрти. Райан отлетел к стене и, ударившись головой, медленно сполз на пол. Из носа хлестала кровь.

Все оцепенели, включая маленького Алонзо.

В мертвой тишине прозвучало:

— Обеда не будет. Ресторан закрыт.

Перед ними стоял Соломон Гольдберг в какой-то непонятной стойке.

— Это почему же закрыт? – произнес Мак Мерфи, доставая из кармана нож.

— Повара внезапно заболели… Все.

Оставшаяся троица ирландцев начала надвигаться на Гольдберга.

— Сартро[15], не лезь! — крикнул Алонзо, — это не твоя война! Они тебя прикончат!

— Для него, тоже уже все кончено, – злобно скалясь, прошипел Том. – Посмотрите на это чудо природы – храбрый еврей! Что ж, сейчас ты перейдешь на свой третий и последний уровень.

— Это какие же два?

— Паршивый еврей. Храбрый еврей. Мертвый еврей, – произнеся это, главарь ирландцев резко выбросил вперед руку с ножом в сторону Гольдберга.

Герра охнул.

Но тут случилось неожиданное: почему-то упал не Гольдберг, а Том Мак Мерфи.

  Нож, проткнувший пустоту, вместо груди Гольдберга, еще продолжал свое движение, когда Соломон произвел с разворота молниеносный удар в голову Тома. Нож со звоном упал на пол, и через мгновенье сам Мак Мерфи рухнул как могучий дуб, внезапно лишившийся своих корней.

Теперь была очередь ухмыльнутся Гольдбергу:

  — Ну что поварята, продолжаем наше кулинарное шоу?

Красномордый Кен Флаган и белобрысый Барт О Лири с ревом одновременно бросились на обидчика.  Флаган получил мощный удар в пах, и его лицо приобрело дополнительный багровый оттенок. Он схватился рукой за промежность и повалился на бок.

Барт оказался проворнее, он увернулся от двух ударов в голову, и даже успел достать Соломона ударом по почкам.

Гольдберг сложился пополам, но внезапно распрямился, как стальная пружина, резко подсекая ногу противника. О Лири рухнул на спину с высоты своего почти шестифутового роста.

— Запомните, лучше обходите нас стороной. Потому что следующее приготовление спагетти и или гифилтофиш будет для вас со смертельным исходом. Да просветлит ваши мозги Святой Патрик.[16]

— Сартро, сегодня ты спас не только мне жизнь, но и честь семьи Герра.

— Да ладно, – пожал плечами Сол, – эти говнюки уже всех достали.

— Запомни этот телефонный номер 38-83-145. Ты можешь забыть всё! Но никогда не забывай этот номер!

— И ты хочешь сказать, что этот телефон будет существовать всегда, в любое время суток? И даже через пять лет?

— И даже через пятьдесят, покуда будет жив хотя бы один Герра! Ржавеет железо, дружба нет!

 

 

 

*********

 

 

Соломон медленно набрал номер междугородней справочной службы.

— Здравствуйте, мне нужно позвонит ь в Бруклин. Правильно, в Нью Йорк. Какой код? Спасибо, очень мило с вашей стороны. Тогда соедините меня прямо сейчас. Я понимаю, что сейчас там ночь Спасибо.

Через пару минут раздался звонок.

— Вы заказывали Бруклин, соединяю.

На третьем гудке подняли трубку.

— Алло, – хрипло произнес Гольдберг

— Слушаю Вас, – произнес на том конце провода голос.

— Я хотел бы поговорить с Алонзо Герра.

Пауза.

-  Алонзо Герра умер десять лет назад.

-Извините, – тихо произнес Соломон и уже собрался опустить трубку на рычаг.

— Постойте, – произнес властно голос, – а кто его спрашивает?

— Его старый приятель Соломон Гольдберг.

— Сол по кличке "Сартро"? – почти прокричал потерявший былое спокойствие голос из Бруклина.

— Давненько, я не слышал этого прозвища.

— Пресвятая дева Мария! Вы все-таки позвонили!  Старый Алонзо до последнего дня ждал Вашего звонка. Мы даже смеялись над ним, потому что на приветствие: "Доброе утро!" Он всегда спрашивал: "Сартро не звонил?"

— Простите, – растерянно произнес Соломон, – а кем Вы ему приходитесь.

— Я Дарио, его внук. Младший сын Бернардо, его старшего сына. Чем могу служить вам, сеньор Гольдберг?

 

 

 

 

 

 

[1] ''מודה אני לפניך מלח חי וקיים שהחזרתה בי נשמתי בחמלה ,רבה אמונתך''

Модэ ани лефанэха мэлех хай ве каям ше hехезарта би нишмати бехемла раба эмунатеха (иврит) — Возношу благодарности перед Ликом Твоим, Властелин, над которым не властно время, за то, что милостиво возвратил Ты мне душу мою. Велико доверие Твоё.

 

Брит мила (иврит) – традиционный религиозный еврейский обряд обрезания крайней плоти у младенцев мужского пола на восьмой день от рождения

[4] Хареди (иврит)-трепещущий перед Творцом, обобщенное название религиозных евреев, в основном ультра-ортодоксов

Пуримшпиль (идиш)-  национальный еврейский праздник Пурим с карнавалом

[5] Тухес(идиш)- ругательство-задница

[6] Цорес(идиш)- беды, неприятности

[7] Цви копкекс (идиш) – две копейки, используется как иносказательное выражение. Соответствует русской идиоме: "Ломаного гроша не стоит".

Шлимазл(идиш)- ругательство-придурок, недоделанный

[9] Фрейлакс- веселый еврейский танец у ашкеназских евреев.

[10] Дроздовцы, «дрозды́» — название воинских частей Добровольческой армии, получивших именное шефство одного из основоположников Белого движения на Юге России — генерал-майора М. Г. Дроздовского. «Дрозды» на протяжении всей Гражданской войны на российском юге были одним из самых надёжных и боеспособных соединений Добровольческой армии генерала Деникина и Русской армии генерала Врангеля. Они отличались высокой организацией, дисциплинированностью, высоким воинским духом и устойчивостью в самых тяжёлых боях. Дроздовские части относились к числу привилегированных «цветных» на белом Юге: офицеры и нижние чины носили отличительные малиновые фуражки с белым околышем и малиновые с белой опушкой погоны с жёлтой литерой «Д».

[11] Адон(иврит)- господин

[12] "Идиот Ахронот", "Маарив" и "НаАрец"- наиболее крупные израильские газеты

[13] Миюн или хедер миюн (иврит)- приёмный покой больницы

[14] Ораат ишпуз (иврит)- насильственная госпитализация в закрытое психиатрическое отделение, для людей с серьезными психическими нарушениями, которые опасны для себя или для общества.

 

[15] Сарто (итал.)-портной.

[16] Святой Патрик-  христианский святой, покровитель- заступник у ирландцев и нигерийцев.

психологический триллер

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

0
14:00
719
Алквиад
главы из романа
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!

Книги рекомендованные к прочтению
Все книги