ПРАКТИКУМ ПО ПРОЗЕ. НЕБАНАЛЬНЫЕ ДИАЛОГИ.

Я бы добавила, что часто диалог используется для пояснения сюжета, «разбавляя» описательную часть текста. То есть несёт смысловую нагрузку.

Диалог показался слишком информативным. Вероятно, он и имеет такую цель — рассказать читателю о том, чем занимается героиня. Но для разговора с мамой, на мой взгляд, он суховат и лишён эмоций.

Диалог — органичная часть художественного текста. Он используется, когда ничем другим его заменить невозможно. Ну, это типа, как кучевые облака на синем небе. Убрать их можно, но небо после этого будет другое, может быть не таким прекрасным.

Предлагаю вашему вниманию очередную главку «В УЧЕНИКАХ У ОРАКУЛА.

Выглянув из-за пригорка, я увидел идущий на меня караван Сальвадора Дали: вереница слонов на истонченных длинных паучьих ножках ступала по мерзопакостной голубой жидкости водного раствора медного купороса, но скорее всего это были реальные сладострастные слюни самого Дьявола. Центральная дама с выпяченной обнаженной грудью, которая стояла на спине головного слона, целилась правым возбужденным соском, словно дулом спецназовского автомата, мне в левый зрачок. Она была абсолютно уверена в неотразимости женских чар. Но и я — не лыком шит: не долго думая, выкатил на бруствер окопа станковый пулемет, переняв его непосредственно из рук легендарной Анки-пулеметчицы. Решительно передернул затвор: подпущу поближе и буду расстреливать похотливых монстров в упор, как если бы предстояло изводить мух мухобойкой: прицельный удар — и от слона, везущего царицу похоти — мокрое место.

— Как вижу, ты во всеоружии решил встретить искушение. — Насмешливо заметил Оракул, лежащий рядом в боевом окопе, но в качестве инструктора-наблюдателя. – Святой Антоний встретил эту даму и всю её похотливую свору крестом животворящим. А ты решил не подставлять ни правую, ни левую щеки сладострастному поцелую нравственной смерти, приняв сторону популярной поговорки: «Добро должно быть с кулаками»

— Так ведь… — Непонятно почему устыдился я. – У меня кроме пулемета «Максим» и автомата Калашникова ничего не оказалось под рукой. Да и у святого Антония крест был огромный, величиною в половину руки. А у меня – крохотный, нательный крестик. Вскину его вперед, а похотливая царица и блудливые слоны окажутся подслеповатыми и не заметят его. Взойдут на пригорок, сметут наш окоп, да еще зальют его гадкими голубыми слюнями Сатаны, которые тянутся за царицей по пятам.

— А сила духа, мой друг, где твоя сила духа? – Продолжал надсмехаться надо мной Оракул. – Ты ведь сам догадался, что из коллективного бессознательного может полезть и всякая дрянь, а не только благостные переживания. Особенно если это бессознательное глубочайшими извилистыми катакомбами связано с коллективным Западом. Так что любишь кататься (пользоваться западными благами), люби и саночки возить (подвергаться агрессивному нападению извращенного гендерного прочтения полов).

— Так что теперь спокойно смотреть на этот мерзопакостный бедлам? Позволить им, извини за выражение, наложить кучу дерьма на наши пока еще светлые головы?

— По крайней мере – не расстреливать их. Это и не гуманно и бесполезно. Из каждой разорванной на части даже взрывом телесной похотливой поры вырастит тысячи подобных пор. И тогда армия похотливых слонов заполонит планету, словно саранча.

— Но ведь надо же что-то делать, невозможно со всем этим мириться! – Чуть ли ни в отчаянии воскликнул я.

— Конечно, надо. – Утвердительно ответил Учитель. – Нужно набраться духа от матушки русской земли, встать над окопом во весь богатырский рост и покрыть эту всю нечисть отборным трехэтажным русским матом, а культурно говоря – послать царицу порока и похотливых слонов на фик. И тут же пойти с чистой совестью и неизрасходованными впустую силами пахать землю, правда, до этого нужно превратить пулемет — в плуг или соху, как кому будет удобно. У пахаря в его деле по определению не может возникнуть похоть. А коли нет похоти в самом себе, то и похоть со стороны не опасна: ибо подобное притягивается подобным, а не подобное отторгает не подобное.

Конрад Косячкин свысока осматривал своё куцее семейство, которое собралось утром, чтобы позавтракать. За столом присутствовали: супруга героя- Тереза, близнецы Беня и Веня и младшая дочь, любимица всей семьи, Медея.
Зычно рыгнул сосед за стеной, на что семья хором произнесла:
— И вам приятного аппетита!
-И чтобы не икалось,- чуть слышно добавил глава семейства, а потом сказал громче голосом, полным официоза,- дети мои и мать ваша, Тереза. Завтра мы едем в деревню, к бабушке.
-Мы это обсуждать не будем?- в один голос спросили близнецы.
-Уже всё решено!
-Но у нас же в стране демократия!- удивились Беня и Веня.
-Я эту дурь из вас быстро выбью!- Конрад одной фразой подавил бунт в самом начале.
— А мне нравится в деревне,- сказала младшая дочь, Медея.- Там можно какать прямо во дворе, не дожидаясь очереди в туалет. Опять же, Карл…
После Карла, старшего сына Конрада,… сложно было пользоваться туалетом.

– Ты зачем полез в костёл? Хочешь всё сорвать, когда мы в одном шаге от успеха?! Тебе же просто было поручено следить за девицей и заодно за этим поляком, который крутится возле неё, – голос в телефонной трубке был недовольным и резким.
– Да меня пару дней назад попросили проверить электрооборудование в пристройке. Уходя, я от нечего делать взглянул на фотографии, которые они там развесили. Ты помнишь, что говорил отец о фамильном сходстве? А если бы девица, которая там теперь каждый день отирается, обратила на это внимание? Нет, нельзя было её там оставлять. Посмотришь на карточку – всё поймёшь…
– Ладно, верю. Не кипишуй. Ты знаешь, что делаешь. Но что там ещё случилось?
– Да сбил я аккуратно замок на задней двери, пробрался тихо, фонариком посветил…Стекло вот только разбилось, когда пытался витрину эту открыть. Тут слышу – шорох какой-то с улицы… Ну куда деваться? Я в костёл, спрятался в тёмном углу, сижу не дыша. Вижу свет от фонарика, фигура какая-то высокая появилась да как давай колонну крушить ломом. Видать не нашёл чего искал и начал по-польски ругаться. Тут я понял, что это наш пан учёный. Вот скажи, чего он там искал? Ну, ушёл он через ту же дверь, а я переждал маленько да за ним. Заодно прихватил все бумажки из той витрины, чтобы не понятно было, какой не хватает…
– Молодец ты у меня, сообразительный. Что ж, теперь у нас на этого поляка есть кое-какая управа, если уж будет очень мешать. Ты там не сильно наследил?
– Вроде нет, палец только порезал о стекло…
– Обработал? А то ещё подхватишь заразу!
– Мне что, впервой? Я ж руками работаю…впрочем, как и ты…
– Ладно, недолго осталось, потерпи. Скоро заживём с тобой, как короли. Завтра посмотрю, как там наш божий одуванчик, не облетел ли ещё, – в трубке раздался гулкий, раскатистый смех.
– Мы же собирались вместе…
– Рано ещё, не спугнуть бы. Да и девица под ногами мешается, некстати. Жди моего звонка, как условились. Больше сам никуда не лезь.
– Ладно, как скажешь.

Прочитала интересное рассуждение о диалоге Дины Рубиной в книге «Одинокий пишущий человек»:«В исполнительском искусстве есть такое понятие — туше’, манера прикосновения к инструменту, влияющая на силу и окрас звука. В этом действительно есть различие между мужчиной и женщиной. У мужчин другое туше. При высоком уровне понимания музыки вы можете определить это на слух, даже если это сильная женская рука. Это могут быть мощные женские лапы, ведь тут напряжённо работают и плечи, и спина, и шея, и, конечно же, руки. И наоборот: мужчина-исполнитель может быть хрупкого от природы сложения, но… манера прикосновения у него будет иной, мужской. В литературе, в прозе особенно, то самое «чувствование изнутри пола» осуществляется не на уровне прикосновений. Тут работает знание психологии человека, мужчины и женщины, понимание — как строить фразу, манера разбивать текстовый блок на абзацы, держать паузу. Некий напор и звучание голоса. Тут, конечно, интонация и пластика фразы зависит от внутреннего голоса автора, и это может быть женский голос или мужской. Но архитектура вещи и образы героев должны быть независимы от физиологии автора. Я — автор — должна сработать их, как часовой механизм, психологически точно: малейший сбой в интонации… и мгновенно возникает то самое «не верю» Станиславского. Это касается и такой важной вещи, как строительство диалога. Если фразу произносит мужчина, он скажет ее иначе, чем женщина. И дело совсем не в лексике. Тут длина дыхания, объём грудной клетки диктует манеру говорить. Он точку поставит в другом месте! Все имеет колоссальное значение, если я намерена сделать героя живым и абсолютно убедительным. Если я хочу, чтобы читатель вошёл в книгу, как в мир».

Юля, очень важное замечание! Пойду перечитывать и корректировать мужские реплики в диалогах.

У немцев в плену
Прочитали с внуком-пятиклассником «Кавказский пленник»… с грехом пополам… Где он, затыкаясь на непонятных словах (а их для него там очень много), где я ему читала… «Наконец-то», — вздохнула с облегчением.
— Саша, ну и куда попал Жилин, когда поехал домой?
— В плен.
— А к кому? – спрашиваю.
— К немцам, — уверенно отвечает внук.
— И что они там ему «хэндэ хох!» кричали? — с возмущением спрашиваю у него.
Саша, немного растерявшись:
— Нет, там такого не написано…

Оставив сумки в прихожей, Серёжка прошёл в комнату и увидел на столе десятирубрёвки, аккуратно разложенные по всей скатерти.Сердце его сжалось.Он осознал неотвратимость обьяснения, которое так долго откладывал. Лицо мальчика стало серьёзным.
-Бабушка, сядь, надо поговорить! Помнишь Аньку из четвёртого подъезда?-у неё ещё мама выпивает…
А папы, как у меня, нет… Аньке осенью в школу… Ты сама говорила, что еле-еле наберёте денег мне на новую сменку.Так вот, я и решил помочь скопить Аньке хотя бы на тетрадки.Тебе не говорил потому, что знал — ты не одобришь.

-Это что ещё ты придумал!?-вспыхнула Марья Степановна — Я, можно сказать, из своей пенсии тебя одеваю-обуваю, всякие гаждеты тебе покупаю, будь они не ладны, а ты — в благотворители заделался!?
Нет, милый, так не пойдёт! Сначала сам копейку заработай, а потом уж решай, как её потратить!

Но у Олега уже был план.По дороге в школу было кафе.Около входа в него, раздавая листовки, слонялся молчаливый очень невысокий человек в костюме ходдога.Серёжа давно приглядывался к нему, пытаясь завязать знакомство.После двух недель стараний, они уже были приятелями.

В один из июльских дней, когда двухнедельная жара раскалила все стены города, Серёжка пошел навестить Юру — так звали его нового приятеля.
-Добрый день, Юрий!
-Да какой он добрый!? Вишь, как жарит? Я скоро сам ходдогом стану! Сбегать бы домой — душ принять, да нельзя: я под неусыпным контролем начальства.
-А давай я тебя подменю!-радостно заявил Сергей.- Думаю, час продержусь.
-Да костюм-то тебе великоват будет.- нерешительно проговорил Юрий.
— Снимай, дай примерить!-повелительно сказал Серёжка, уже стягивая футболку.
— Ну что ж, — согласился Юрий, спешно снимая костюм, по-видимому, боясь, как бы в следующую минуту Сергей не передумал. — Раз уж так хочешь поработать хот догом, давай!
Костюм и вправду оказался Серёже великоват, но не намного. Гораздо труднее было вынести жару. Однако мальчик был горд тем, что впервые в жизни сам зарабатывает деньги. Теперь, он надеялся, что его перестанут вечно тыкать папашей-уголовником. Да и бабушка вряд ли будет возражать.
Через час вернулся Юрий и освободил порядком вспотевшего Сергея от костюмчика.
На следующий день Серёжка пришёл снова и подменил приятеля уже на два часа. Вскоре он и Юрий уже работали посменно. Деньги, хоть и небольшие, стали появляться. Серёже уже не было необходимости откладывать со сдачи с денег, которые бабушка давала ему, когда посылала в магазин. Да и Марья Степановна теперь тщательно всё проверяла, требуя подробного отчёта за каждую копейку. Вплоть до того, что заставляла его фотографировать в магазинах ценники. И увидев, что внук ничего больше не прячет, обрадовалась: «Ну, наконец-то дури в голове поубавилось!».

Вот только непонятно, откуда вдруг взялся Олег?