Литературная карта. Париж. Нотр-Дам и Пер-Лашез

Друзья! у  нас сегодня внеочередная статья в рубрике «Литературная карта».  ИосифГальперин спешит поделиться с нами заметками о недавней поездке в Париж.
На титульном фото — Иосиф Гальперин и поэт, эссеист Александр Радашкевич

Двенедели мы прожили в самом историческом центре Парижа у моей детской подруги Ольги. Об этом я уже не меньше двух недель рассказываю в своем Живом Журнале i-galperin.livejournal.com/, там уже более 120 фотографий и короткие записи. Здесь я предлагаю небольшую выжимку.

Выйдя из подъезда, мы минуты через три могли видеть погорельца. Собор Парижской Богоматери, пусть только и один из нескольких ярчайших парижских храмов, имеет особую силу — силу слова, которым его наделил Виктор Гюго. К намоленному месту прибавилось место начитанное, а тут еще и пожар весной уходящего года, вернувший это имя в центр внимания мировых масс-медиа. Те, для кого это имя звучало по-особому и раньше, восприняли бедствие как личную трагедию. 

Вот так собор выглядел с ближайшего к нам моста. Без шпиля... 

Когда подходили с тыла, уже по острову Сите, то видели восстановительные работы.

А с фасада плетение его знаменитых кружевных розеток поддерживали деревья. Помогали восстановлению сил. 

Подробности про пожар нам рассказал Александр Радашкевич, земляк-уфимец, поэт и эссеист, живущий в Париже уже 35 лет. Мы с ним родились в одном городе — Чкалове (Оренбурге) с разницей в три месяца, более двадцати лет прожили тоже в одном городе — Уфе, о нем рассказывал мой друг Айдар Хусаинов и его газета «Истоки». В ней Радашкевич публиковался, о нем мне рассказывал мой покойный друг поэт и критик Саша Касымов. Сергей Краснов, мой старый друг, а ныне — академик живописи, дружил с Радашкевичем с отрочества и сейчас весь прекрасный сайт «Остров» radashkevich.info/ оформлен картинами Сергея. А вот встретились мы с ним впервые в Париже, на 70-м году жизни...

.Вот что он записал в тот день в Гостевой своего сайта:

«Сегодня был прекрасный солнечный день. +18. 

Я показывал другу-немцу старинный Ботанический сад, потом какими-то кругами вышли к Сене, спустились и пошли по нижней набережной. Подойдя к Нотр-Дам, я подумал, что уже поздно и можно где-то поужинать. Было около семи, и я предложил присесть на пять минут на каменную скамью напротив собора, у воды...

Какие-то японские молодожены (невеста с огромной белой юбкой-колоколом) позировали своему фотографу. Я поднял глаза и заметил маленький дымок под шпилем. Под ним уже давно были леса, и мы решили, что это связано с работами по реставрации. Но вскоре дым пожелтел, загустел, поднялся вверх и показалось пламя изнутри. Я не верил своим глазам... 

Полиция быстро эвакуировала всех на верхнюю набережную, и через час я увидел, как рухнула кровля XIII века, а потом и сам 90-метровый изящный шпиль. Гигантская толпа, охающая и ахающая на всех языках мира, разнесла нас с другом в разные стороны, как в песне Пиаф „La foule“. Пламя и клубы черного дыма высоко вздымались в небо, и золотое закатное солнце как бы зависло, прощаясь с Нотр-Дам.

Через полтора часа, чтобы не видеть, как гибнут большие окна-розы с драгоценными витражами, впитавшими в себя свет и тьму стольких утекших веков, я с большим трудом выбрался из толпы и как во сне побрел к метро. А навстречу мне бежали к Сене парижане с потрясенными лицами… Дома я узнал, что сокровищница была спасена, вместе с терновым венцом Господа Нашего Иисуса Христа.

15 апреля 2019 г.»

А потом он опубликовал стихотворение, раскрывающее чувства верующего человека, смотрящего на такую беду:

"ПЛАМЯ НОТР-ДАМ

                                                                                             Блажен, кто посетил сей мир 

                                                                                            В его минуты роковые…

                                                                                                                                           Тютчев

Собор Парижской Богоматери, тебя сожгли,

как Жанну д’Арк, но Приснодева не дала

тебе погибнуть в пламени безбожном. И словно, 

кто-то усадил меня напротив, следить за первым

жиденьким дымком, потом за жёлтыми клубами

и первым языком алеющего ада. С тобой сгорала

и душа, и память сопричастно вековая, но шесть

ты отзвонил в последний раз, ещё живой, ещё

дрожа у края, и солнце невозможного заката

зависло над тобой, не смея откатить за грань

без дна и без возврата. «Заткнись!», сказала мать

по-русски безмозглой девочке, увязшей в жиже 

интертрёпа. И кто-то щёлкал из машин, 

и кто-то плакал не стыдясь, целуя взглядом

 разлученья и хрупкий шпиль, и петушка,

 упавшего с поруганных высот и вешней сини 

в бурлящую багровую геенну. Прощай, мой

Нотр-Дам, до вечного возвратного свиданья.

Теперь молитва лишь одна: чтоб не отдали 

тебя безбожникам глумливым на оскверненье их

мёртвым циркулем и смрадом пирамид. Однажды ты

была, обитель душ, среди парижской маеты и

духа сирого томленья, и я к тебе без мысли

забредал и отходил, и возлетал в твоё ручное

поднебесье, где нас Она, как пасынков, хранит. 

Собор Парижской Богоматери, ощерившись

беспомощно химерами у края, как куст терновый

 над обрывом, пылает над землёй, неопалим.

15.IV.2019, набережная Сены»

Как видите, Александр Радашкевич пишет верлибром, этот выбор у него сознательный, он стал одним из мастеров такого необычного для русского слуха мастерства, хотя, конечно, в нашей литературе немало сторонников этого давнего стиля. Радашкевич, однако, не замыкается в рамках одного направления — по вкусам, он один из организаторов конкурса-фестиваля «Эмигрантская лира», часто входит в его жюри.

Если же говорить конкретно об этом стихотворении, о его пафосе, то и нам, людям внеконфессиональным, было больно наблюдать не только за нынешним состоянием святыни, но и за дрязгами вокруг ее восстановления, когда правительственный генерал, отвечающий за это, командовал архитектору, противостоящему идеям модернизации храма — «Заткнитесь!»

А пока модернизация о которой Александр Павлович так резко отзывается, вплоть до «безбожников глумливых», не пошла, Нотр-Дам выглядит так:

Радашкевич провел нас по старинному кладбищу Пер-Лашез, где похоронены многие люди, живущие в памяти мировой культуры и всеобщей истории. Чтобы не оказывать кому-либо из французов предпочтения, покажу иностранцев, похороненных в любимом ими Париже. Например, Оскар Уальд. 

 Через двадцать метров — Александр Гинзбург, наш современник и соотечественник, диссидент — один из самых последовательных, с начала 60-х, родоначальник неподцензурных литературных альманахов советского времени. Радашкевич работал с ним в «Русской мысли». Участок на дорогом кладбище и памятник оплатил Александр Исаевич Солженицын.