Белое и синее

Белое и синее
Мой цвет не белый, я люблю лазурь,
Морской волны изменчивую синь,
Свинцовый отблеск первых зимних бурь,
Голубизну таинственных святынь.

Но мир мой бел. Прохладен, снежен, льдист.
Смирительной рубашкою лежит.
И в свете фонарей танцуют твист
Его осколки, делая кульбит.

Ловлю в ладонь. А в них течёт вода -
Моих морей оставленных привет.
Ведь синий с белым вместе навсегда,
Как сон и явь, как полночь и рассвет.

Плесну чернил на белизну листа,
Пойду искать потерянный Грааль.
Мой синий цвет — в одеждах у Христа,
А белый — это просто мой февраль. 
Не возражаю против объективной критики:
Да

 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+10
18:53
558
RSS
21:38
+2
Красивый стих. И название замечательное.
Спасибо за отклик, Леночка.
Одежды у Христа--белые, а февральские сумерки--синие.
Очень мелодичные стихи!
Уважаемая Галина! На традиционных изображениях Христос облачен (поверх хитона) в гиматию синего цвета, который напоминает о небе. Кстати, так же он одет и на знаменитой картине Да Винчи «Тайна вечеря». Исключением являются такие иконы, как «Воскресение», «Вознесение», «Успение Божией Матери», на которых Спаситель изображается в прославленном виде: все его одежды имеют золотисто-желтый цвет и украшаются золотым ассистом. На иконах «Преображения Господня» Христос — в белых одеждах.
И я допускаю, что ваш февраль — синий и сумеречный, но мой — белый и снежный. У каждого свой.
Благодарю за отклик.
22:43
+2
Уважаемая Елена, спасибо за интересное стихотворение. Оно заставило меня задуматься. Хотя на самом деле всё просто. Бушующее море, свинцовый отблеск первых зимних бурь — это земная жизнь в тревожном ожидании неизвестного. Голубизна таинственных святынь отражается в сердце верующего человека.
Мир человека очень редко бывает безукоризненно белым, а смирительной рубашкой являются попущенные Создателем для вразумления скорби и испытания. В искусственном свете цивилизации наше существование действительно теряет логическую осмысленность и цельность, рассыпается на блестящие осколки разнообразных суетных увлечений и начинает своё собственное шоу, увлекая нас гипнотически за собой. Мгновений не удержать. Но сон и явь, рассвет и полночь с нами не навсегда. Одно от другого будет отделено Подателем всех благ.
Чернил плескать на белизну листа лично я бы поостерёгся. А потерянный Грааль на самом деле — это Церковь Христова.
О цветах нашёл материал для размышлений.

Февра́ль (лат. Februārius mēnsis — «месяц Фебрууса», «очистительный месяц»; от лат. Februa — «праздник очищения») — второй месяц в юлианском и григорианском календарях, двенадцатый месяц староримского года, начинавшегося до реформы Цезаря с марта.
Фебруус (лат. Februus) — этрусский бог подземного царства, где обитают души умерших, также податель богатства, смерти, очищения. В древнеримской религии, Фебруус был богом очищения. Функции бога подземного мира выполнял Плутон. От имени Фебрууса происходит название месяца февраль у римлян.
Обряды очищения (februa, februare, februum), которые приходились на праздник Луперкалий (15 февраля — dies februatus), выпадали по староримскому лунному календарю на полнолуние. Эти обряды совпадали по времени с Луперкалиями, празднеством в честь бога Фавна. Из-за этого совпадения, два бога (Фавн и Фебруус) часто рассматривались как один персонаж.
Подобно Сильвану, Фавн, как лесной бог, живёт в чащах, уединённых пещерах или близ шумящих источников, где он предсказывает будущее, ловит птиц и преследует нимф. С человеком он общается или во сне, или издали, пугая и предостерегая его лесными голосами. Он же внушает так называемый «панический страх» как путникам, так иногда во время войны и неприятелям. Он бродит в лесах невидимым духом: в связи с этим собака, которой приписывали способность видеть духов, была посвящена Фавну. Являясь человеку во сне, Фавн нередко мучит его кошмаром: против этого употреблялись особые корни и мази, особенно корень лесного пиона. Особенно береглись фавнов женщины, которых бог преследовал своей любовью, отсюда эпитет его — «Incubus».
Плуто́н (др.-греч. Πλούτων, лат. Pluto) в древнегреческой и римской мифологии — одно из имён бога подземного царства и смерти. Начиная с V в. до н. э. это имя прибавлялось к более древнему имени Гадес (Аид, ᾍδης Hā́idēs) и окончательно вытеснило его. После победы над титанами и гигантами братья поделили вселенную, и Плутону досталось в удел подземное царство и власть над тенями умерших. Плутон считался «гостеприимным», но неумолимым богом, который охотно принимал всех в свою обитель, но никого не отпускал обратно. Ряд мифов связывал Плутона с богом богатства — Плутосом. Известен лишь один храм, посвященный Плутону, который находился в Элиде. В жертву Плутону приносили крупный рогатый скот чёрной масти. Плутона изображали с двузубцем или жезлом в руке, иногда с рогом изобилия.

Созерцание иконы – это прежде всего молитвенный акт, в котором постижение смысла красоты переходит в постижение красоты смысла, и в этом процессе внутренний человек растет, а внешний умаляется. Искусство в Церкви в полном смысле слова «служанка богословия», но это не принижает его значение, но уточняет его функции и делает его более целенаправленным и действенным. Еще древние греки считали, что цель искусства – очищение, катарсис (греч.). Для христианского искусства это тем более верно, потому что через икону мы можем не только очищать наши души, но икона способствует преображению всего нашего естества. Отсюда идея чудотворных икон.
Икона изначально мыслилась как сакральный текст. И, как всякий текст, она требует определенного навыка прочтения. Еще в ранней Церкви для лучшего усвоения Св. Писания предполагался принцип прочтения на нескольких уровнях. Об этом упоминает Бл. Августин, называя ступени в следующем порядке: буквальный, аллегорический, моральный, анагогический. В определенной мере этот принцип подходит и к прочтению иконы как текста. На первом уровне происходит знакомство с сюжетом (кто или что изображено, сюжет полностью соответствует тексту Библии или житию святого, литургической молитве и т.д.). На втором уровне происходит раскрытие смысла образа, символа, знака (здесь важно как изображено – цвет, свет, жест, пространство, время, детали и проч.). На третьем уровне – обнаруживается связь изображения с предстоящим (зачем, что говорит это лично тебе, уровень обратной связи). Четвертый уровень – анагогия (от греч. возведение, восхождение), уровень чистого созерцания, переход от видимого к невидимому, к непосредственному общению с Первообразом (на этой ступени открывается глубинный смысл – во имя чего существует икона).
Для современного человека, воспитанного вне христианских традиций, уже первая ступень оказывается труднопреодолимой. Вторая ступень соответствует уровню оглашенных в Церкви и требует некоторой подготовки, своего рода катехизиса. На этом уровне и сама икона является катехизисом, той самой «Библией для неграмотных», как ее называли св. отцы. Четвертый уровень соответствует обычной аскетической и молитвенной жизни христианина, в которой требуются не только интеллектуальные усилия, но прежде всего духовная работа, созидание внутреннего человека. На этой ступени уже не мы постигаем образ, но образ начинает действовать в нас. Здесь икона как текст становится не столько носителем информации, сколько возбудителем информации внутри созерцающего. Четвертый уровень открывается на высших ступенях молитвы. Св. Григорий Палама предполагал, что иные иконы нужны новоначальным, иные мирянам, иные монахам, а истинный исихаст созерцает Бога вне всякого видимого образа. Как видим, вновь выстраивается определенная лествица, взбираясь по которой мы вновь приходим к Прообразу Непостижимому – Богу, дающему всему начало.
Лик в иконе – самое главное. В практике иконописания стадии работы так и разделяются на «личное» и «доличное».

Сначала пишется «доличное» – фон, пейзаж (лещадки), архитектура (палаты), одежды и проч. В больших работах эту стадию исполняет мастер второй руки, помощник. Главный мастер, знаменщик, пишет «личное», то есть то, что относится к личности. И соблюдение такого порядка работы было важно, потому что икона, как и все мироздание, иерархична. «Доличное» и «личное» – это разные ступени бытия, но в «личном» есть еще одна ступень – глаза. Они всегда выделены на лике, особенно в ранних иконах. «Глаза – зеркало души» – известное выражение, и родилось оно в системе христианского мировоззрения. В Нагорной проповеди Иисус говорит так: «светильник для тела око, и если око твое будет чисто, то все тело твое будет светло; если же око твое будет худо, то все тело твое будет темно»
В иерархии цвета первое место занимает золотой. Зто одновременно цвет и свет. Золото обозначает сияние Божественной славы, в которой пребывают святые, это свет нетварный, не знающий дихотомии «свет – тьма». Золото – символ Небесного Иерусалима, о котором в книге Откровений Иоанна Богослова сказано, что его улицы «чистое золото и прозрачное стекло» (Откр.21:21).
Золото в своем роде единственный цвет, как едино Божество. Все остальные цвета выстраиваются по принципу дихотомии – как противоположные (белый – черный) и как дополнительные (красный – синий). Икона исходит из целостности мира в Боге и не принимает деление мира на диалектические пары, вернее, преодолевает, так как через Христа все ранее разделенное и враждующее соединяется в антиномическом единстве (Еф.2:15). Но единство мира не исключает, а предполагает многообразие. Выражением этого многообразия и является цвет. Причем цвет очищенный, явленный в своей изначальной сущности, без рефлексий. Цвет дается в иконе локально, его границы строго определены границами предмета, взаимодействие цветов осуществляется на семантическом уровне.
Белый цвет (он же – свет) – соединение всех цветов, символизирует чистоту, непорочность, причастность божественному миру. Ему противостоит черный как не имеющий цвета (света) и поглощающий все цвета. Черный цвет, так же как и белый, употребляется в иконописи редко. Он символизирует ад, максимальную удаленность от Бога, Источника света (Блаженный Августин в «Исповеди» так обозначает свою оторванность от Бога: «И увидел Я себя делеко от Тебя, в месте неподобия»).
Красный и синий цвет составляют антиномическое единство. Как правило, они выступают вместе. Красный и синий символизируют милость и истину, красоту и добро, земное и небесное, то есть те начала, которые в падшем мире разделены и противоборствуют, а в Боге соединяются и взаимодействуют (Пс.84:11). Красным и синим пишутся одежды Спасителя. Обычно это хитон красного (вишневого) цвета и синий гиматий. Через эти цвета выражена тайна Боговоплощения: красный символизирует земную, человеческую природу, кровь, жизнь, мученичество, страдание, но одновременно это и царский цвет (пурпур); синий цвет передает начало божественное, небесное, непостижимость тайны, глубину откровения. В Иисусе Христе эти противоположные миры соединяются, как соединены в Нем две природы, божественная и человеческая, ибо Он есть совершенный Бог и совершенный Человек.
Цвета одежд Богоматери те же – красный и синий, но расположены они в другом порядке: одеяние синего цвета, поверх которого красный (вишневый) плат, мафорий. Небесное и земное в ней соединены иначе. Если Христос – Предвечный Бог, ставший человеком, то она – земная женщина, родившая Бога. Богочеловечество Христа как бы зеркально отражено в Богоматери. Тайна Боговоплощения и делает Марию Богородицей. Последняя ступень нисхождения Бога в мир есть первая ступень нашего восхождения к Нему, на этой ступени нас встречает Богородица. В сочетании красного и синего в образе Богородицы открывается еще одна тайна – соединение материнства и девства.
Свет выражен в иконе прежде всего через золото фона, а также через светоносность ликов, через нимбы – сияние вокруг головы святого. Христос изображается не только с нимбом, но нередко и с сиянием вокруг всего тела (мандорла), что символизирует и Его святость как человека, и Его святость абсолютную как Бога. Свет в иконе пронизывает все – он падает лучиками на складки одежд, он отражается на горках, на палатах, на предметах.

Средоточением света является лик, а на лике – глаза («светильник для тела ест око…», Мф.6:22).
23:55
+2
Михаил, спасибо огромное за такой развернутый и очень содержательный комментарий. Я рада, что моё в принципе совсем простое и личное стихотворение наводит читателей на такие серьёзные размышления.
Я действительно какие-то моменты из вышеперечисленных здесь зашифровала. Но на самом деле все несколько проще: февраль — месяц моего рождения, синий для меня в первую очередь цвет моря и неба, символ свободы, которой я в силу обстоятельств сейчас лишена, а белый — это зима, снег, холод (не моя стихия) и больничные палаты… Но вера в лучшее спасает...
А зачем поэту экономить чернила, если их можно выплеснуть стихами?
00:56
+1
Спасибо, Елена. Тем и прекрасна поэзия, что порой можно увидеть даже больше, чем хотел сказать автор. Да и само рождение стихов — это удивительное таинство и загадка внутреннего мира человека, а также проявление невидимой связи с духовным миром.
Будем стараться видеть во всём только хорошее и воспринимать испытания, как путь к счастью, для которого мы и были сотворены.
Поэту экономить чернила явно противопоказано… Дар должен нести свет ближним.