В прекрасном самодостаточном эссе Надежда Бугаева затронула чрезвычайно важную для сегодняшнего времени тему «МЫ» — о поэтах-интеллигентах. Но мне кажется, что однобокое прямолинейное противопоставление «МЫ» и «ОНИ» сводит рассуждение на нет, поскольку из такого противопоставления нет выхода. Чтобы углубить эту проблему до трагичности, приведу взгляд интеллигентного Поэта на других таких же интеллигентных поэтов. Стихотворение Рубцова длинное, но оно стоит того, чтобы привести его целиком. И тогда окажется, что стихотворение Галины «МЫ» — луч света в поэтическом царстве, потому как она сама призналась, писала об инвалидах, а не о поэтах.
Глебу Горбовскому
Трущобный двор. Фигура на углу. Мерещится, что это Достоевский. И жёлтый свет в окне без занавески Горит, но не рассеивает мглу. Гранитным громом грянуло с небес! В трущобный двор ворвался ветер резкий, И видел я, как вздрогнул Достоевский, Как тяжело ссутулился, исчез… Не может быть, чтоб это был не он! Как без него представить эти тени, И жёлтый свет, и грязные ступени, И гром, и стены с четырёх сторон! Я продолжаю верить в этот бред, Когда в своё притонное жилище По коридору в страшной темнотище, Отдав поклон, ведёт меня поэт… Куда меня, беднягу, занесло! Таких картин вы сроду не видали, Такие сны над вами не витали, И да минует вас такое зло! …Поэт, как волк, напьётся натощак. И неподвижно, словно на портрете. Всё тяжелей сидит на табурете, И всё молчит, не двигаясь никак. А перед ним, кому-то подражая И суетясь, как все, по городам, Сидит и курит женщина чужая… – Ах, почему вы курите, мадам!— Он говорит, что всё уходит прочь, И всякий путь оплакивает ветер, Что странный бред, похожий на медведя, Его опять преследовал всю ночь, Он говорит, что мы одних кровей, И на меня указывает пальцем, А мне неловко выглядеть страдальцем, И я смеюсь, чтоб выглядеть живей. И думал я: «Какой же ты поэт, Когда среди бессмысленного пира Слышна всё реже гаснущая лира, И странный шум ей слышится в ответ?..» Но все они опутаны всерьёз Какой-то общей нервною системой: Случайный крик, раздавшись над богемой, Доводит всех до крика и до слёз! И всё торчит: В дверях торчит сосед, Торчат за ним разбуженные тетки. Торчат слова, Торчит бутылка водки, Торчит в окне бессмысленный рассвет! Опять стекло оконное в дожде. Опять туманом тянет и ознобом… Когда толпа потянется за гробом, Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».
Дорогая Надежда, я очень благодарна Вам за разбор моих стихотворений, но стихотворение " Мы", к сожалению, совсем не о том! Эти стихи о инвалидах, которые сидят по домам без живого общения.
Свои — это “мы”. Прослеживается их собирательный образ: домоседы, одиночки, внешне пассивные, внутренне терзающиеся; настороженно относящиеся к соседям и не поддерживающие отношений с ними (наследие советских времён со стенами, имевшими уши?), однако не теряющие трепетной связи с матерями; бедные, болезненные, претерпевающие внутреннюю боль, которая упоминается 3 раза; мечтатели, чей духовный вектор направлен вверх — к полёту, к небесам; творцы, не опускающиеся до отчаянья; созидатели лучистого света. Кто же они?
Конечно, «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся».
Глебу Горбовскому
Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И жёлтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В трущобный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…
Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И жёлтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырёх сторон!
Я продолжаю верить в этот бред,
Когда в своё притонное жилище
По коридору в страшной темнотище,
Отдав поклон, ведёт меня поэт…
Куда меня, беднягу, занесло!
Таких картин вы сроду не видали,
Такие сны над вами не витали,
И да минует вас такое зло!
…Поэт, как волк, напьётся натощак.
И неподвижно, словно на портрете.
Всё тяжелей сидит на табурете,
И всё молчит, не двигаясь никак.
А перед ним, кому-то подражая
И суетясь, как все, по городам,
Сидит и курит женщина чужая…
– Ах, почему вы курите, мадам!—
Он говорит, что всё уходит прочь,
И всякий путь оплакивает ветер,
Что странный бред, похожий на медведя,
Его опять преследовал всю ночь,
Он говорит, что мы одних кровей,
И на меня указывает пальцем,
А мне неловко выглядеть страдальцем,
И я смеюсь, чтоб выглядеть живей.
И думал я: «Какой же ты поэт,
Когда среди бессмысленного пира
Слышна всё реже гаснущая лира,
И странный шум ей слышится в ответ?..»
Но все они опутаны всерьёз
Какой-то общей нервною системой:
Случайный крик, раздавшись над богемой,
Доводит всех до крика и до слёз!
И всё торчит:
В дверях торчит сосед,
Торчат за ним разбуженные тетки.
Торчат слова,
Торчит бутылка водки,
Торчит в окне бессмысленный рассвет!
Опять стекло оконное в дожде.
Опять туманом тянет и ознобом…
Когда толпа потянется за гробом,
Ведь кто-то скажет: «Он сгорел… в труде».
Эти стихи о инвалидах, которые сидят по домам без живого общения.
Конечно, «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся».
Изабелла не имя женщины, а винный сорт винограда.
Проводница тихо вздыхала в своём купе.Устала…
Да уж, флешмоб так флешмоб!
Тыква — полезный продукт! Катя соблюдала диету!
Флешмоб «Лизни качели»… Санитары пьют успокоительное.
Красная икра… Дороговато… Куплю икру минтая!