Колин

Колин


Становясь ныне мечтателем, обманщиком, –
ваяешь ли ты только себя и наново, или,
правя и освежая холсты бытия,
рядишься в чужое?
----------------------------------------------------------------------------------
Бес яви в зеркалах – без выбора удела,
да морок миражей – извечное табу...


— Отчего, всегда прежде мысли и всегда не в угоду ей, устремляюсь я за чем-то чрезмерным, близость к коему низводит замоленное и очищенное, со стоицизмом великим приобретённое в непрерывном самоусовершенствовании? отчего следую за этим… скопищем пороков, обладающим совершенством во лжи и изворотливостью в мелком уме своём, так разнящимся с моим – не великом, но много другим?
Что такое есть он? почему так бездумно пропащим становлюсь, прикасаясь – трясусь в лихорадке, в разуме ничего более не имею, как только о нём, коварном, с обликом ангельским думаю, теряя себя ради созерцания и обладания блудным телом его?
Так говорил Колину неразлучный друг его, Нилок, и говорил он о Женщине.

Пока вода течёт, смывая время, ты есть, любовь…
как только воду бремя испарит, и, оголив, иссушит землю –
всё будет кончено, но для Влюблённых – капелька в достаток…
Право слово, – есть, есть надежда в суждениях поэта.

Если допустить, что Нилок не фантом, а внедрённая в личность материальная субстанция… кто из них, всё-таки, реален? В который раз задавал себе простой вопрос Колин, но ответить на него не мог. Ответит ли на него майор Нилок, стоящий по другую сторону колумбария с пеплом иррациональной любви к женщине – неразборчивый жуир, гегемон пользования, не повзрослевший вундеркинд и абсолютный габитус, – без иного мира как тот, что в лице его.

Основа всего, что окружает человека,
есть выплеск его же низких истин.
Это снова он, визави.

Контроверза между убеждёнными женоненавистниками – по их суждению женщины были либо патологическими обманщицами, либо, чьё мнение пахло дымом средневековья, исчадием ада – состояла в том, что одни пользовались их сладкими услугами, а другие напрочь отметали любое, даже условное к ним касательство.
Колин, понимая и тех и других, мнил в себе некого агнца грехов, за всех и всяк виновного перед противоположным полом – полом нежным, таинственным и призрачным, и потому заливал глупую и беспричинную грусть вином познания истины – в тысячах километрах дорожного обособления.
Ход теперешней жизни казался ему и реальностью и летаргией: в элегических круизах между прошлым и будущим, он сновал и там и здесь – в хладном ли отторжении подлунья, в объятиях ли плотского солнца. Всё было наяву и всё было как во сне, и разгадывание этого лирического ребуса приносило ему высшее наслаждение.

— Кстати, отчего я сейчас так душевно гол – без обычной порции дзена, без выстроенного в себе храма дзингу с его священным хондэном, в котором хранится тело моего божества и хайдэном, где я, сирый и ничтожный, молюсь за единство с ним? – Нилок спрашивает, но на самом деле кичится перед собеседником знанием: он – сноб, и поэту бывает неловко от этой нарочитой зауми – он, как никто, понимает, что подобные знания у Нилока весьма поверхностны.
— Ты думаешь, сие логово моё? – привычно, без перехода, продолжает майор, наливая в богемские, хрустального звона рюмки холодную водку, – а этот вот перстенёк, а… ?
— Знаю, знаю, ты – альфонс, и за это тебя не люблю, отвечает ему поэт, не пользующий и десятой частью той благосклонности женщин, в которой буквально купается майор.
Они сидят у бордово-фиолетового торшера, отчего лица их приобретают синюшный оттенок – так затейлива взаимностью наложения цветов эта ночь близнецов.
— Мы остановились, – Нилок пропускает тираду, – на роли женщин в нашей жизни, роли незавидной, но необходимой, так как сводится она лишь к двум, как по мне, невзаимосвязанным функциям: продолжению рода и услужению мужчине. Вот, моя задача и состоит в том, чтобы это услужение было максимальным, а первое – рода производство – касалось меня как можно в меньшей степени.
— Эй, – кричит ему Колин, не выдерживая цинизма друга, – ты, ты – слезами заливался, когда тебя бросали, изменяли тебе, прогоняли восвояси – «твои» женщины, те, которым ты восхищённо целовал каждый сантиметр тела, в ногах которых ты валялся? Лицемер, смеешь сейчас говорить об услужении ?
— Вы – поэты, и это всё объясняет: на вашей, не от мира сего, чувствительной оригинальности зиждется угроза мужчине как виду. По-твоему, так женщине отведена роль бога на земле? как по мне, ты – идеалистическая тряпка, о которую она, земная обыкновенность, вытирает свои лёгкие ноги!
Что касаемо тех, о коих ты осведомлен, то скажу – как человеку, не имеющему опыта, сравнимого с моим: есть ещё увлечения на планете! И на самом деле я был влюблен, и временами терял в себе обычное рассудительное спокойствие, но оттого лишь, что был любим менее, чем полагал на свою долю.
— Значит, это только вульгарный эгоизм в тебе рыдал кровавою слезой, это несоответствие ожиданию и результату заставляло подносить к виску табельное оружие, в уме и трезвым, и прощальные черкать записки?
— Теряюсь в догадках, прозорливый мой сочинитель! – Помолчав, возразил Нилок. – Я ни с кем не делюсь сокровенным; как могло статься разоблачение таково? Кто ты?
— Кто? Проверим! Вот представь себе процесс творческий: Пинтуриккио, со своими фресками в Сиенском соборе, изображая в них своих друзей – Рафаэля, Джованни ди Удине… и себя там…
— Я ещё не настолько пьян, чтобы не заметить явного подвоха в этих словах, – перебивает его непрозорливый, – если я признаюсь себе, что не знаю дель Сарто, ди Удине и прочих Пинтуриккио… это будет означать, что я, в отличие от тебя, не творец вовсе и художественных училищ не заканчивал…
— Брат, а разве я Андреа тебе тут обозначил? Попался?

------------------------------------------------------------------

У зеркала – всегда двое:
ты, и тот ты, кого желаешь увидеть.

— Давай вернёмся в «я», и будем не каждым из нас, но, изначально цельным – без всяких условий… Мы – один человек.
Они выпивают по второй, наслаждаясь той неспешностью, с какой от сегодня и в навсегда уходит суверенное время каждого; они пьют ещё и ещё – в обоюдном стремлении сблизиться и войти, наконец, в единый и неделимый объём, в котором соединятся их души.




--------------------------------------------------------------------------
в монологах использован реальный синтаксис героя.
----------------------------------------------------------------------
дзингу, хондэн, хайдэн – термины синтоизма.
--------------------------------------------------------------------
иллюстрация автора 


 

Прочли стихотворение или рассказ???

Поставьте оценку произведению и напишите комментарий.

И ОБЯЗАТЕЛЬНО нажмите значок "Одноклассников" ниже!

 

+2
20:29
572
RSS
Нет комментариев. Ваш будет первым!