​Ледокол

В уфимской провинции в молодые годы я чувствовал себя некоторым ледоколом: где разбивал косность, где продавливал, где наползал на общее поле, где прокладывал свой канал. Думал выйти на чистую воду творчества. Вышел. Мимо носятся лайнеры, яхты, танкеры, сухогрузы, не считая уже совсем непонятных фрегатов, крейсеров и авианосцев. А я — маленький кургузый ледокол, похожий на большой буксир, нелепый на большой воде. Возможно, картинка типическая для многих видов деятельности, претендующей на творчество. Не только для ледоколов, но и для плоскодонок, байдарок и прочих плавучих средств.

Вопрос в том, как самому перестроить себя под требования открытой воды (возможно ли?), как понять простор, в который вышел, как плыть не по течению, а к той цели, ради которой пустился в плаванье.

Опять же, стоит осознать, какой лед ты колол и где: для коктейля? На дорожке к детсаду? В колодце? На вечной мерзлоте? Это нужно для оценки «назад» и для понимания своих возможностей.

Ну да, о том же: чего стоит твоя цель? Если чего-то стоит, если формы твоего корабля позволяют не опрокинуться, а двигатель не устал, остальное не имеет значения. Доплывет.

Но начать стоит с момента осознания себя ледоколом и осознания окружающей косности. Помогала двойная локация: чувствовал прямую вертикальную связь с живой культурой 70-х — 80-х, интересуясь теми обрывками, которые доходили до провинции: журналы, листочки самиздата, радиоголоса. Да, и письма от ребят, оставшихся в Москве, откуда меня быстро вернули в Уфу. И привычка примерять к себе (как руководство к действию? Да просто сопереживание) любую понравившуюся мысль, хоть в ЛГ, хоть в «Новом мире», хоть в стихах неизвестного поэта. Такой прогрессизм. Опора на чужую неуязвимость: они же высказались — и остались в общем поле. И ты высказываешься — по мере понимания окружающего.

Кстати, как и опора на любое чужое умение. Смотришь на обувной фабрике, как мастер штампует на прессе подметки, и примеряешься — сможешь так же, не глядя под руки, танцевать между рычагами и пластами кожи? Основа моего репортерства, как бы актерства — вживание в роль. Будь то сварщик на прокладке газопровода в пустыне, укротитель тигров на арене цирка или ученый-эколог. Раз твой герой может так быстро укладывать кирпичи, значит, сможешь и ты (представить себе…). Что делает человек, которого ты понял, — доступно и тебе.

Отсюда и уверенность в праве действовать «от имени», проламывая слежавшееся, застоявшееся, корочку обычного, задубело скрывающего гной. Я ведь такой же, я защищаю интересы многих — они же явно такие как я! В основном…

Вот и читал лет десять чужое (не только самотек, что-то и нашел), и правил, и ставил в газету стихи и прозу ребят из литобъединения, разговаривал с ними, вникая, почти еженедельно, а потом придумал издаваться вместе, в кассете — несколько книжечек. Границу надо переходить в толпе. В том числе — и границу графомании и литературы. Ну перешли, а там новые границы. У каждого своя.

По этой же экспоненте, примерно, получилась и общественная деятельность, я писал уже — какая, подробно — в «Действительном залоге». Добавлю только, что к к концу 80-х я побывал, кажется, во всех 52 районах Башкирии и представлял себе лица их жителей. Верил, что их желания, опасения, надежды не отличаются от моих. Митинги (поначалу — только экологические) это подтверждали, как и другие многонациональные, многосословные, разновозрастные сборища.

Ну а потом, после достижения почти всех экологических целей выяснилась хрупкость этого единства, как и в случае с начинающими литераторами. Хотя, собственно, я и не собирался возглавлять дальнейшее движение, как и — с литсобратьями. Мне бы самому чего ценного написать — относительно высоких примеров. Да и цели общественно-экологического возмущения оказались неисполненными, поскольку закрытие одних предприятий не означало изменение смертельного общего фона. Впрочем, и временное общественно-политическое воодушевление пошло тем же лесом.

Так ведь и в Москве, и в России ближе к миллениуму все пошло по тому же сценарию, и не только у меня. Значит, дело не в остойчивости и предназначении судна или — в пространстве чистой воды...

Утверждают, что в результате обязательного потепления льды вокруг полюсов растают, Севморпуть станет судоходным не хуже пути вокруг Африки. Кстати, и сухопутные границы изменятся. Ледоколы будут вызывать интерес только у богатых коллекционеров. Станет ли от этого легче и честнее?

Слава богу, до этого времени я не доживу.