На Кипун-ключе

Автор – Малахова Ольга

Памяти моим родным – деду Петру Тихоновичу

и бабушке Марии Евгеньевне Хмелевым – посвящаю

На Кипун-ключе

Коровушка Зорька шла впереди, позвякивая нашейным колокольчиком. За ней чинно вышагивала лошадка Звездочка. В широких санях на меховом тулупе, ритмично покачиваясь, восседали дед с правнучкой. Снег звучно скрипел под полозьями повозки. На ярком солнце сéяла лёгкая порошка.

– Ну-у-у, Звёздочка, пошеве-е-еливайся! – командовал Матвей, похлопывая лошадёнку вожжами. Пар валил изо рта взволнованного кучера. При каждом сказанном слове на морозце влага прилипала курчавым инеем к ворсу воротника и ушанки деда-сказителя.

– Слышь, Поленька, как Звездочка-то шумно похрапывает? Ох, и завью-ю-южит к ноченьке-то непогодушка! Вон, и круг-то какой яркий нарисовался вокруг солнышка. Кабыть, метелица к вечеру разыграется. На Рождество-то, в первый день Коляд, частенько ворожат два друга – ветер да вьюга. А коли так, то по осени много мёда духмяного соберём.

– День Коля-я-яд!? Ты мне про него не рассказывал, дедушка. Расскажи-расскажи, прямо сейчас расскажи! – звонко затараторила девочка, дергая старого за рукав овчиной шубы. Поленьке всегда не хватало терпения, которым, к примеру, отличалась её деловая мама.

Матвей довольный интересом малой, сдвинул на лоб видавшую виды шапчонку. Погладил курчавую бородку. Подмигнув Поле, принялся толковать:

– С седьмого января, Поленька, начинаются Святки.

– Что-то я не пойму, деда, сегодня Рождество или Святки? – недоумённо развела ручонки смышлёная девчушка.

– Эвон что! Праздник-то Рождества, дитятко, начинается службой в храмах. Всю-то ноченьку она идёт до утра. В деревеньке у нас только часовенка. Потому-то и не ведаешь про то. Потом уж, значится, начинаются гуляния.

– А-а-а, поняла-поняла, дедка! Гуляния называются Святками. Ага?

– Правильно понимаешь, голубонька моя. Дни с седьмого по четырнадцатое января тешат радостью простой люд. Зовутся – Святками. В старину-то колядовщики в первый денёк Коляд по улицам на санях возили разнаряженную Коляду-девицу.

– Ух, ты!.. Во что же она была наряжена, деда? Она что ли, как Дед Мороз из лесу с подарками к детям приходит?

– Нет, придумщица ты наша! Коляда-девица – большая соломенная кукла. В красивых крестьянских одеждах она, в ярком платке на головушке. А за кушачок веничек у ней заткнут, что б всё плохое-то вымести, да зла в дома не пускать. В руках дородна дева держит рогатину и мешки с едой. Это, чтоб достаток у людей был. И никто не смел отобрать! Да ты об чём задумалась-то, девонька?

– Так она, дедушка, не настоящая что ли?

– Коляда-девица, Поленька, как божество, оберег от лесной нечисти. Нужна Коляда, чтобы хворей не случилось да колдовства злого. Везли её красавицу на показ. Прославляли. Хором-то певали шибко браво: «Накануне Рождества уродилась Коляда. Пришла к нам Коляда из Новгорода!»

– И что же дальше?

– А дальше-то везли её в кружевной лес Снегýрушки на берег Куэкши. Да увозили далече от деревни. Там затевали тягучие обрядовые песни. Призывали солнышко-то красное помочь выжить в глухозимье января-ломоноса. Зим-то ведь без морозов не бывает?

– Не бывает, дедушка!

– Во-от, правильно, Полюшка! И оставляли голубушку-Коляду у реки до следующего года рубежи сторожить. Опосля кликали январь-просинец прояснить тьму зимнюю. А старую-то, прошлогоднюю Коляду, сжигали, чтоб развеять болезни разны, уготовленные людям за грехи всякие. А как смеркаться-то начнёт, шли колядовщики веселить народ.

– Колядовщики, деда, – деревенские артисты что ли? – округлив большущие глазки, с придыханием переспросила девочка.

Потрепав Полинку за раскрасневшуюся щёчку, дед, посмеиваясь, разъяснил:

– Хе-хе! Что ты, пострелёныш! Колядовщиком-то может быть всякий – как мал, так и стар, кому от души хочется напотéшить себя, да других в свят праздник.

– Зачем, дедка, нужно по чужим дворам ночью ходить? В гостях с подарками лучше днём бывать.

– Так ведь Новогодье на дворе, Полюшка! Чуешь? А Рождество-то не только подарками славится да пирогами. Ночью-то небеса открываются для исполнения желаний.

– Пра-а-авда!? – изумилась Поленька. Подняв густые, белые от морозца брови, Матвей качнул головой и заверил:

– Правда, Полинка-малинка. Вот, после полуночи-то и происходит чудо земное. Давно люди про то вызнали и пользуются божьей благодатью. Ране-то на радостях с седьмого января начинали песни-колядки петь под окнами, восхваляя жизнь. Потому-то и зовётся, этот свят день – День Коляд.

Девочка поближе подсела к деду, наклонила головку к плечу и, придерживая ручонками вожжи, по-детски мило попросила:

– А ты, дедка, споёшь мне песенку-колядку? Никогда ещё я не слышала их.

Матвей взглянул на Поленьку и, смешно сморщив ладное лицо, громко заголосил, выводя каждое слово:

– «Как хозяин во дому, будто пан во раю! Как хозяйка во дому, будто пчёлка во меду! Малы детушки во дому, как оладушки во меду...»

В восхищении бровки девчушки быстрыми ласточками взлетели вверх. Детский смех заструился в воздухе. В восторге заиграла подсолнушком золотистая родинка на пухленькой розовой щёчке. Довольная Поля озорно спросила:

– Дедка, ты где слышал такую прикόльую песню? Наверное, ещё твоя бабушка в детстве пела эту дремучую колядку. Ага, дедуль?

– За «козульки» – «печенюшки», которые пекли хозяюшки к Рождеству, ряженые пели разны песни, да плясали, как умели, под гармонь да балалаечку. Так-то, солнышко!

Крепкий дед, обняв натруженной рукой родную кровиночку-внучку, с надеждой в голосе предложил:

– А ты, внученька, приезжай к нам с бабушкой-то почаще, покáмест деревня-то наша жива. Обучим обычаям, что соблюдались у русских людей на земле-кормилице, да уважению к труду крестьянскому.

– Ой, деда, смотри! Зорька-то убежала от нас. Где же мы теперь её искать будем? – отвлекла Матвея девчушка.

– Не переживай, Полюшка! Пущай себе убежала. Знать, она вперед нас с тобой к воде утóпала. Пить захотела, кормилица-то наша.

– Она что, и дорогу туда знает? Зачем же тогда мы ей нужны? Зорька без нас водички попьёт и домой вернётся, – высказала свою догадку Поленька.

– Вот у ключа-то, милая, всё и увидим. Поехали быстрей. Н-у-у, милая, поторáпливайси! – дёрнув вожжи, гикнул дед. Весело вздрогнул колокольчик под расписной дугой лошадки и сани павушкой поплыли по просторам костромской волшебницы-зимы.

***

Под березками в белых сарафанах, недалеко от проруби, стояла Зорька. В «окне» воды родника, как в зеркале, отражались бело-синее небеса и высокие деревья. Играло лучиками солнышко.

– Чего же она не идёт к воде, дедушка?

– Так ведь лёд кругом. Скользко очень. Привычна она доброту да заботу от хозяев принимать. Вот мы с ведёрка-то и будем её поить.

Дед выбрался из саней. С поклоном поздоровался с местностью и невидимыми хозяевами природного источника. Собравшись с мыслями, по обыкновению принялся за свершение местного обряда.

– Сегодня Рождество, девочка. По старым обычаям в дом надобно воды родниковой принéсть, окропить ею углы в избе. Да в ведёрко-то с водицей серéбряну ложку бросить. Умываться ею будем, пить, чтоб здоровыми быть весь год, да не страдать от мороза трескучего.

Помолчав, дед загадочно добавил:

– А ну, Поленька, глянь-ка на нéбушко высокое, чтобы глазки твои были зоркие-зоркие. Теперь поклонимся Кипун-ключику. С добром надо приходить человекам к родникам землицы-матушки. У ключа нашего добрее становится всякий. Тапéрь помоем глáзаньки ключевою водою. Так делают, чтобы уважить водицу чудодейственную.

Зачерпнув пригоршней немного воды, Матвей спрыснул румяное личико внучки. Вытер насухо припасённым вышитым рушником. Потом ополоснул своё красное от мороза, но счастливое обличье.

– Вот и добре! Вот и ладно! Господь родился, народ покрестился. Будем и мы веселы да здоровы! Аминь!

Перекрестившись на три раза, Матвей радостно провозгласил:

– Тапéрь и потрудиться не грех, милая. Да домой скόронько возвращаться будем. Солнышко-то сквозь снежок улыбается, метель ворожит. Снегом к зáвтру все дороженьки удорожит. Видишь, сколь инея-то на деревьях ноне? Все-то ёлки, как Снегурки, в белых нарядах.

– Вижу, дедушка. Краси-и-иво!

– Это к урожаю хлеба, Пόлечка. В Рождество-то по приметам да ночным звёздам год предугадывают. Помню, моя родна маменька говаривала: «по зиме-зимушке лето ложится».

Широкой лопатой, что стояла у берёзы, дед собрал льдинки с поверхности ключа. Зачерпнув в ведро воды, поднёс коровке. Через короткое время Зорька опустошила его, потом ещё раз, и ещё. Сначала Поля, удивляясь, только успевала считать, сколько ведёр воды выпила корова. А потом с дедом они припомнили детские считалочки, играючи разучили математический счет. Вместе, кто лопатой, а кто совочком, расчистили ото льда желобок отвода родничка, бегущий куда-то вглубь леса. Струйка звенящей воды привлекла внимание Пόлечки.

– Ой, деда, а вся вода не утечёт из Кипун-ключа?

Матвей пристальным взглядом окинул правнучку, мудро заметил:

– Всё-то тебе интересно, зёрнышко, всё-то хочется знать. Так и живи с интересом к жизни, Полюшка. А в роднике-то вода не иссякнет. Не переживай, внученька! Не убежит, покуда чистота вокруг него будет. Так и в жизни бывает, свет мой. Не замутишь родник своей жизни мусором всяким, так и будет он чист. И будет звенеть твоими делами славными да людей радовать. Помни об этом, девочка.

В душевных разговорах они прибрали древесный мусор у ключа, Матвей наполнил фляги водой, и труженики засобирались в обратный путь.

– Вот, приедем домой, похвастаю бабушке, как ты мне тут помогала. Не устала ли, родимая, с дедом-то трудиться?

– Нет, дедуль. Так по-взрослому со мной ещё никто не играл! И нискóлечки я не замёрзла. Ты меня ещё возьмёшь на ключик?

– Обязательно возьму! Была бы охота, золотко. У нас в деревне-то знаешь, как говорят?

– Как, деда?

– В Рождество-то не только нéбушко, но и сердце человека открывается от ключевой водицы. Трудиться надобно по жизни и делать добро людям. Потому как жизть-то людская, девонька, дана человеку на хорошие дела. И ни на что другое!