Шабло Наталья. Конкурсная подборка

Шабло Наталья

Поэт и переводчик Наталья Тимофеева публикует свои произведения под именем Наталья Шабло. В настоящее время живет в Подмосковье (г.Химки).

Стихи пишет с детства. Окончила литературные курсы Литинститута им.А.М.Горького и литературные курсы им.А.А.Ахматовой.

Публиковалась в коллективных сборниках и альманахах, в журналах "Обская радуга", "Ямальский меридиан", "Фактор газа", "Юность", "Работница", "Эхо Бога", "Новый Ренессанс", "Причал", "Западная Двина", "Перископ", "Царицын» и др.

Победитель Международного конкурса "Славянское слово — 2019" (литературный перевод), Всероссийского конкурса "Комета — 2020" (поэзия), Международного конкурса "Петроглиф — 2020" (поэзия), Международного конкурса "Калининград — Янтарный берег — 2020" (литературный перевод), Международного конкурса "Литературные Старки — 2021" (поэзия), Международного фестиваля "На земле Заратуштры — 2021" (эссеистика), Международного конкурса "Уральский книгоход" (поэзия), Международного конкурса литературных переводов "Болгария — Россия — 2021" и многих других.

Автор поэтических сборников "Листья на воде", "Настежь", "Я здесь была", соавтор книги литературных переводов "Монада".

Хозяйка чуда

Ах, какие нынче в небе огни!

Полыхают зарницы, как всплески солнца.

В этом вымерзшем небе — мы одни.

Вон, смотри, туман из долины крадётся!

По еловым веткам, наверх, к горе,

По Разлогу с речкой, внизу журчащей.

Он — дракон в молочных небес чешуе,

Что покинул местной Пандоры ящик.

И теперь ему подавай небеса,

Чтобы солнцем утренним подкрепиться.

Мы стоим и смотрим на чудеса.

А дракона склевывает синица,

Что на самой верхушке сосны сидит,

Говоря туману: "Ползи отсюда,

Никому не позволю испортить вид.

Я — хозяйка утра, горы и чуда!"

Сочельник

Такая тишина вокруг!

Как будто оборвались вдруг

На белом свете провода,

Вода замёрзла навсегда,

Остановив по трубам бег.

И в спячку канул человек,

Шуршащий тяжестью шагов.

И полдень, в сумраке лилов,

Обёрткой лег на склоны гор,

Где под ростками мандрагор

Растет и зреет волшебство:

Звезда. Волхвы. И Рождество.

И свет надежды льётся в грудь...

Не шевелюсь, чтоб не спугнуть.

Рождественский костер

Ветка пахнет дымом и смолой,

Лижет пламя дров сосновых связку.

Рождество бесснежною зимой

У костра рассказывает сказку.

Где-то есть снега и колкий лёд,

Где-то звёзды в небе Вифлеема.

Дух сосны в моём костре живёт,

Освещая контуры Эдема,

Где душе бродяжьей хорошо.

Тишина похрустывает тьмою.

Режет небо звездопад ножом,

Угощая путников кутьёю...

Глоток

Подобием развешанной простынки

Туман с ложбины поднимался к небу.

И старой вербы ствол, что был расколот,

Остатком кроны за него цеплялся,

Пытаясь стать хоть чуточку повыше.

А мы тем делом от него бежали

К истокам горной речки, что журчала

Стремительно и в переливах с песней

В тени холодной лёд, как украшенье,

Наростами на камнях оставляла.

Как свежесть утра, молодость способна

Будить в давно забывшем это чувство теле!

И время исчезало с циферблатов,

И ничего ценнее той минуты,

Казалось, не могло быть на планете.

Но вдруг от вспышки солнца отразилось

Фата Морганой странное виденье:

Когда мне было, кажется, семнадцать,

И мы мечтали покорить столицу...

Давали обещанья и смеялись,

Что будет штраф такой-то и такой-то,

Коль через десять лет провал итогом

Всех наших обещаний лишь предъявим.

А вот теперь — столицу с миром к чёрту!

И покорить бы только эту гору,

Чтоб самому не покориться жизни

И времени, стирающему силы,

Как валуны, что ледником когда-то

Обкатанными спущены в долину

И зарастают мхом, а острых граней

Уже в себе не помнят, чтя за счастье

Стать основаньем лавочки, чтоб кто-то

Мог дать нагрузку им как оправданье

Их пыльного внизу существованья.

Всё ниже, проще цели и стандарты.

И только горы, вырвавшие солнце,

Как Данко сердце, кажутся легендой.

К ним прикоснуться — что набраться силы

Той чистой, как вода, как талый космос,

Что служит или побуждает к службе

Какому-то движенью на вершину.

Глоток воды за дерзостную юность!

И с чувством сожаления вернуться

В однажды покоренную столицу,

Что так порабощает суть и волю

Того, кто думал обрести в ней счастье...

Глоток воды живой, бегущей с неба,

Глоток вчерашней молодости. Жалко,

Что мы с тобой разъехались по миру,

И две наши столицы не умеют

Нас отпускать к себе или друг к другу.

И к Шамбале не знает навигатор,

Как проложить маршрут, а наши грани

Давно стёр город, сделавший нас галькой,

Затёртою под шинами машин.

Но ты звони. Пиши. Иль просто думай.

Энергия всегда материальна,

Когда она от Данко для другого.

И я сейчас как чашу поднимаю

Свою ладонь, наполненную силой

Воды, бегущей с гор. Однажды сердце

Окажется сильнее вечной тьмы...

Обетованная окраина

Там туманы спорят за право ночи,

За оседлость в травах под светом звёзд.

И никто оттуда уезжать не хочет,

Прижились бок о бок человек и дрозд.

Две сосны, три ели, пять берёз и туя -

Никому не надо пядь земли делить.

И с ручьём о чём-то о своём воркуя,

Корневищем влагу пьёт лесная сныть.

А когда рассветы расплескают солнце,

Розоватым пухом свесившись с небес,

Заклубится паром иней от эмоций,

И уйдут туманы далеко за лес.

Человек проснётся, выйдет на тропинку,

Улыбнётся солнцу, пса позвав с собой.

И ему почешет непременно спинку

И пойдёт туманы догонять тропой.

В измерении сна

Сон. Как мягкое состояние,

Как разморенный воздух

От заслонки печной.

Как в вагоне метро

Мыслей солнцестояние,

Когда относительность времени

Происходит с тобой.

Спи. Проникаясь одним погружением,

Где пространство, как стены,

Расходится вширь.

За окном начинается утро скольжением.

Снег. И прямо на ветке напротив — снегирь.

Но ещё не проснулась собака под боком,

И сопит слишком сладко счастливый комок.

Спи. Такие минуты дарованы Богом.

Пусть по венам теплом разливается Бог.

Перезагрузка

Идут снега. Куда они идут?

Каким посевам обещав уют,

Спускается небесная прохлада?

Сгибаясь под ветрами в снегопад,

Прохожий люд не очень снегу рад,

Но снег идёт. Да так оно и надо:

Когда наутро станет белым свет

И солнышко появится в просвет,

И ребятня повалит на салазках

Кататься на заснеженной горе,

Как станет царство белое в цене!

Пойдут в сети репосты: "Это сказка!"

Бывает очень трудным переход

От черной полосы сплошных невзгод

До вспышки озаренья и удачи.

Ты вспомни, как белеет белый свет,

Когда уже ни сил, ни веры нет.

Но выпал снег… — к перезагрузке, значит!

Под шипом

От тишины шиповник в белых блёстках.

Не то роса, не то прошли дожди.

Шипшина, шипка, шип… Ещё поди

Насобирай его на перекрёстках

Распахнутого островка груди.

Он сладковат, как всё, что жизнью бито.

Морозы отступили.  Что теперь?

Какой его приметит дикий зверь,

А может, птица из ветвей самшита

Следы оставит мякотью потерь.

Пока же он глотает тишину.

И, впитывая сок прохлады утра,

Притягивает смерть смиренно, мудро.

Он будет чист от ягоды наутро,

Оставив под шипом гореть одну.

Наблюдатель

Здесь чем-то важным кажется трава,

её клочок, засохший у дороги,

и можжевельник, что на острова

похож, когда цепляются за ноги

и каждой синей ягодой дрожать

пытаются отчаянные ветки.

Я что-то начинаю понимать.

Я — человек, что выпущен из клетки

грудной на выгул собственной души.

И смотрит сверху белка-наблюдатель,

как проявляется народ в глуши,

и что за глину применил Создатель.

Хоть под присмотром жить не в первый раз,

напоминает белка государство:

за гражданами нужен глаз да глаз.

А вдруг сломают собственное царство?

Первый след

огромный снег на целый свет

ему названья даже нет

не снегопад и не метель

не шуба на большую ель

а состояние небес

глотающих бескрайний лес

долину речку ребра крыш

тебя чего стоишь молчишь

глотая белый снежный дым

смотри он стал уже цветным

и разрисовывает в цвет

на полотне твой первый след

Зрелость

Одинаково безразличны

И жара, и холод,

полная тьма с рассвета

И полнолунный свет -

В эту эпоху жизни

Ты так безрассудно молод,

И следов от ожогов ещё

На ладонях нет.

Ты просыпаешься стойко

Во влажную изморозь утра,

Ты погружаешься сердцем

Во всякую ерунду,

Чтобы спустя полвека

На это легко и мудро

Смотреть, как сегодня смотрит

Мой папа на звёзды в пруду...

Эдельвейс

Когда заболит,

нет, заноет собачьей тоской

вон там, в уголке, между рёбер,

но ближе к грудине,

туманы долины попросятся в грудь

на постой.

И что-то ещё, что живёт средь туманов в долине.

Я стану почти невесомой,

но тяжестью дня

придавит меня неизбежность подушкой к кровати.

И маленький ангел, как дымка, покинет меня,

ища в бесконечности млечных путей благодати.

Объявят посадку на новый неведомый рейс,

в него  соберут облака и муссоны с лиманов.

А где-то в горах для меня расцветёт эдельвейс,

прекрасный и белый,

как тысячи звёздных туманов.

***

Там вечные сумерки за окном,

Туман выхлопной трубы.

Не покидай свой грёбаный дом

С огранкой бетонной избы!

Не надо, пожалуйста, не выходи!

Пусть всё улетает в трубу:

Зарплата, эпоха, страна и вожди.

Твой выход на сцену — табу!

Пусть сумерки пьёт их неведомый бог,

А ты оставайся чист.

Как быстро весь мир за окном занемог.

Спаси меня, белый лист...