Преддверие Пути Христианского. Гл. 7-9

Преддверие Пути Христианского. Гл. 7-9

(Посвящено 145-летия со Дня рождения Максимилиана А. Волошина)

Глава седьмая «Обращение…»

Помните финал прекрасного фильма восьмидесятых годов «Белые росы», когда главный герой говорит с солнцем? А за семьдесят лет до того в очень похожий мыслями и чувствами «диалог» со светилом вступает лирический герой М.А.Волошина:

Солнце! Твой родник

В недрах бьет по темным жилам...

Воззывающий свой лик

Обрати к земным могилам!

Солнце! Из земли

Руки черные простерты...

Воды снежные стекли,

Тали в поле ветром стерты.

Солнце! Прикажи

Виться лозам винограда,

Завязь почек развяжи

Властью пристального взгляда!

Вспоминаются слова главного героя фильма: «Нет на земле жизни без тебя». Очевидно, что и Федос Ходос, и лирический герой М.А.Волошина обращаются «через солнце» к Самому Создателю – об этом молитвенном обращении мы в предыдущей главе беседовали.

Только если восьмидесятилетний глава семьи из «Белых рос» уже в преддверии мира иного, то волошинский безымянный герой ещё достаточно молод, хоть и не юн. (Если по годам судить). А о чём просит он Творца, к солнцу обращаясь, скажем чуть позже...

Пока же вспомним, как на три года раньше к солнцу «обращался» в «Молитве» Н.С.Гумилёв.

Солнце свирепое, солнце грозящее,

Бога, в пространствах идущего,

Лицо сумасшедшее,

Солнце, сожги настоящее

Во имя грядущего,

Но помилуй прошедшее!

Здесь, «звучание», конечно, иное – молитва, читаемая в скорби и смятении, и, возможно, готовность на самопожертвованию «во имя грядущего». Мотивы, что зазвучат у М.А. Волошина примерно через десятилетие.

А пока звучит у автора «Киммерийской весны» тема некого «приготовления», наверное. Приготовления к чему-то очень важному, может быть самому главному…

Итак, как мы уже говорили в предыдущих главах, в «Киммерийской весне» в неразрывной связи любовь к родной земле и любовь, здесь уместнее сказать, — к Небу, что для мыслящего человека совершенно естественно.

А ещё, если упомянули мы Великий Пост, то тему Лета Господня, разумеется, продолжим.

Возможно, всё «происходящее» сродни образам Благовещенья или Вербного Воскресенья. Почему всё-таки «сродни», об этом в следующей главе. А образы эти — преддверие Главного Праздника. (А какой из них первый, от времени Пасхи в каждом году зависит). Вспоминается, конечно, что Благовещенье – «Праздник света», а Вербное Воскресенье – «золотой, полдневный час». (Строки К.Д.Бальмонта и Н.А.Клюева соответственно).

А теперь о «просьбе» лирического героя. Итак, просит он солнце «воззывающий… лик» обратить «к земным могилам» — отчего же к «могилам»? Трудно не услышать просьбу вдохнуть жизнь, преодолеть смерть, вывести из тьмы на свет. И «бьёт по тёмным жилам» родник солнца — его ещё не видно, но он уже есть. И «жизнь зарождается в мраке таинственном», как восторженно произнёс за двадцать с лишним лет до того И.А.Бунин.

Зарождается и наполняет всё пространство — пространство, что совсем недавно словно неживым было. Конечно, весна Земли Крымской не совсем та, что русскому человеку привычна, но весна – символ пробуждения. И, конечно, символами являются и «руки чёрные» ещё безлиственных кустов и деревьев. Символом стремления, а, может быть, взывания к Небу. И вот совсем уже скоро начнут «виться лозы винограда», а из почки превратятся в листья — и «руки чёрные» станут живыми. Живыми, готовыми принести осенью плод станут лозы винограда – лозы, саму жизнь символизирующие. Оживёт вся проснувшаяся земля – потому что вдохнёт в неё жизнь Творец.

Думаю, заметно, что во всех последних предложениях глаголы в будущем времени?

И станет оно «настоящим», если Творец Милость Свою явит. И никто, начиная с лирического героя, в том не сомневается. И звучит в строках М.А.Волошина радость — радость обновления, радость победы над смертью и тьмою…

А дальше словно свершается то, о чём просьба прозвучала…

Глава восьмая «И снова в преддверии…»

Итак, после призыва к солнцу, победив смерть, вдохнуть жизнь в мироздание раздаются звуки радости – радости человека и всей природы:

Звучит в горах, весну встречая,

Ручьев прерывистая речь;

По сланцам стебли молочая

Встают рядами бледных свеч.

А на полянах влажно-мшистых

Средь сгнивших за зиму листов –

Глухие заросли безлистых

Лилово-дымчатых кустов.

И ветви тянутся к просторам,

Молясь Введению Весны,

Как семисвечник, на котором

Огни еще не зажжены…

Нет, наверное, того, кто с детства не помнит образа радостно поющих ручьёв, что «молодой вечны гонцы» — в стихотворении Ф.И.Тютчева. Очень похожее мироощущение двух великих поэтов, никогда на земле не встречавшихся – потому что, как было уже сказано, олицетворение прежде всего отражает чувства того, кто олицетворяет...

А вот строки одного из лучших, наверное, произведений о весне великого А.А.Фета — почему мы обращаемся к ним, думаю, скоро станет ясно.

Пришла, — и тает всё вокруг,

Всё жаждет жизни отдаваться…

Как похоже начало обоих произведений – чувством радости, пробуждения, ожидания обновления!

Дальше «сердце, пленник зимних вьюг вдруг разучилося сжиматься», а после слышатся «вздохи неба» «из растворенных Врат Эдема» и песня Небес. И Райские Врата, по грехам человека закрытые, отворены Воскресением Христовым! (См. «Лето Господне русской природы». Часть первая).

А у М.А. Волошина: «по сланцам стебли молочая встают рядами бледных свеч».

Образ свечи — тоже отражение молитвенного «настроя» — только, свечи, кажется, ещё не горят – оттого и «бледные».

В отличие от А.А.Фета автор «Киммерийской весны» до растворившихся Врат Эдемских мыслью ещё, очевидно не «долетает», но всё же и у него«ветви тянутся к просторам, молясь Введению Весны» — весны, что для русского человека с Воскресеньем Христовым неразрывно связана. Но огни семисвечника тоже пока «не зажжены» — и повторяется это по сути дважды.

А вот финал стихотворения А.А.Фета, который вряд ли разъяснять потребуется:

Нельзя заботы мелочной

Хотя на миг не устыдиться,

Нельзя пред вечной красотой

Не петь, не славить, не молиться…

Итак, если здесь через одухотворённый весенний пейзаж явлен один из самых главных, многогранных до бесконечности образов русской литературы — Образ Воскресения Христова, то в «Киммерийской весне» — снова преддверие.

Будет ли в творчестве М.А.Волошина Образ Самого Воскресения Христова. В этом цикле стихов, видимо, нет. (Прочитайте дальше – сами увидите).

Это после – через десятилетие зазвучит в произведениях поэта готовность сораспяться с Родиной на Русской Голгофе, принести себя в жертву, если «дров в плавильной печи» Господа мало. Скажет поэт, что из крови и праха «возникнет праведная Русь». Прозвучит его «приветствие» «Божьему бичу», что вразумит и приведёт к «поруганному храму». (См. «Готовность к Сораспятию»).

Всё это позже будет, а пока М.А.Волошин вместе со своим лирическим героем восхищается древней Крымской Землёю, воспевает, пусть не всегда привлекательный внешне, пейзаж. Автор «Киммерийской весны» чувствует с этой Землёю, как скажет через десятилетия о сельском, среднерусском пейзаже Н.М.Рубцов, «самую жгучую, самую смертную связь». Почти физически ощущает он причастность и к Древней Земле со времён Гомера, и к Небесам. Вспоминается невольно «Смысл жизни» Кн. Е.Н.Трубецкого, где говорит русский мыслитель о Космическом Кресте – как о пересечении «путей» по земле и к Небесам. И вот в «Киммерийской» словно возникает он перед не разучившимся мыслить читателем…

Да и самого М.А.Волошина «космическим» поэтом называют…

Глава девятая «Ещё несколько слов о весне киммерийской»

А потому вспомним, как начали мы беседу с очень «ярких» во всех смыслах произведений, что почти в самом «центре» «Киммерийской весны», — произведений, отразивших желание, устремление лирического героя Небес «достичь».

И прежде, чем продолжить, – вернее, завершить, обратимся к строкам другого русского поэта – символиста, в чём-то, а может быть, и во многом сродни поэзии М.А.Волошина – ранней по крайней мере.

Тот, пред Кем, Незримым, зримо

Все, что в душах у людей,

Тот, пред Кем проходят мимо

Блески дымные страстей, —

Кто, Неслышимый, услышит

Каждый ропот бытия,

Только Тот бессмертьем дышит,

В нераздельно-слитном я.

Тот, в чьем духе вечно новы

Солнце, звезды, ветер, тьма,

Тот, Кому они — покровы

Для сокрытого ума, —

Тот, Кто близко и далеко,

Перед Кем вся жизнь твоя

Точно радуга потока, —

Только Тот есть вечно — я.

Все закаты, все рассветы

В нем возникли и умрут,

Все сердечные приметы

Там зажглись, блистая — тут.

Все лучи в росе горящей

Повторяют тот же лик,

Солнца лик животворящий,

В Солнце каждый луч возник.

Все, что — здесь, проходит мимо,

Словно тень от облаков.

Но очам незримым — зрима

Неподвижность вечных снов.

Он живет, пред Кем проводит

Этот мир всю роскошь сил,

Он, Единый, не уходит,

В час захода всех светил!

«Вечерняя Молитва», созданная К.Д.Бальмонтом. Несколько непривычный для отражения молитвенного состояния «бодрый» хорей – хотя молитвы, конечно, на все случаи жизни земной бывают. Нет здесь и привычного обращения, взывания к Создателю. Ни разу из уст лирического героя не звучит Само Имя Божие – только личные местоимения со строчной буквы, как положено исповедующим Бога Единого, а не «пантеон» идолов.

Но во всём и над всем Образ Творца — Его Величие, Его Безначальность и Бесконечность – потому что Ему «зримы» все мысли и движения души человека, потому что Он слышит «каждый ропот бытия», потому что Он «единый не уходит в час забвенья всех светил». А Солнца Лик Животворящий — зримое Его воплощение.

И всё произведение — от начала и до конца проникнуто сопоставлением: «там» и «тут» — Неба и земли. Именно сопоставлением, соединением, а не противопоставлением…

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут;

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют —

так обращался к Творцу — Создателю Неба и земли за полтора столетия до поэтов-символистов великий Г.Р.Державин.

И у всех трёх поэтов так или иначе Величие Творца через светила небесные отражено – вернее, через обращение к ним лирического героя. А потому стихи М.А.Волошина о «гудящем в душе пламени» и «переполненной светами чаше», о Венере над холмом, что подобно пламени свечи «колеблется», тоже можно назвать вечерней молитвой того, кто духовное начало и суть бытия земного, кто Творца постичь пытается. Потому что любой мыслящий человек — «связь миров, повсюду сущих, крайня степень вещества, средоточие живущих» и «черта начальна Божества», как написал упомянутый недавно Г.Р. Державин. И путь у каждого свой…

Вот и добрались мы до финала – стихов о киммерийской весне, а не всего исследования – о последнем в послесловии побеседуем...

Итак, прошло почти десятилетие после создания М.А.Волошиным строк о возносящемся «над седым холмом» Юпитере.

Окаянные двадцатые, когда «рвёт и крутит снежные завесы выстуженный северовосток». (См. «Готовность к Сораспятию»)...

И потому так удивительно, почти непостижимо, что написал М.А.Волошин эти цикл завершающие восемь строк:

Фиалки волн и гиацинты пены

Цветут на взморье около камней.

Цветами пахнет соль… Один из дней,

Когда не жаждет сердце перемены

И не торопит преходящий миг,

Но пьёт так жадно златокудрый лик

Янтарных солнц, просвеченный сквозь просинь.

Такие дни под старость дарит осень…

Человек на пороге иного мира, иного «бытия». Кажется, он сейчас в иной «реальности» пребывает. Было тогда поэту сорок девять — и всего шесть лет земных оставалось. С фотографий того времени смотрит человек измождённый, но смотрит — куда-то вдаль, будто «над землёю», словно видя то, что другим ещё не открылось. Человек, «выстрадавший великое познанье», как сказал сам поэт в то время или скажет чуть позже.

Помните, как русские поэты показывали старость в образе осенних цветов – георгинов, хризантем, астр? А здесь превращаются морская вода, морская пена в цветы весенние – фиалки и гиацинты. Потому, очевидно, что речь не только о приходе старости в общепринятом понимании. Наверное, здесь это – синоним Познания и Мудрости.

И янтарные солнца, сквозь синеву небес смотрящие, словно Свет Незаходящий – вспоминаются невольно знаменитые «Три очерка о русской иконе» к тому времени уже мир земной оставившего кн. Е.Н.Трубецкого. Синий цвет созерцается очами телесными, а золотой, что «из цветов цвет, из чудес чудо», что основа любой иконы, отражающая Царствие Небесное, — очами «умными». И здесь «лик … янтарных солнц» «просвечен сквозь просинь» — именно«просвечен»...

Вспомним знаменитую «Осень» И.А.Бунина, за четверть века до финала «Киммерийской весны» созданную, — синева неба сквозь золото листьев смотрит – а у М.А.Волошина «наоборот». И дело, разумеется, не только во времени написания и «географической» разнице пейзажей. Лирический герой, с самим поэтом киммерийским неразрывно связанный, свет «солнц, просвеченный сквозь просинь», «умными» очами созерцает, подводя итог своей очень нелёгкой жизни. Он мудрый, помнящий, о том, что«проходят дни, ветшает человек, а море и земля извечно те же». И душа, от земли его родной неотделимая, неотделима и от Небес …