Семинары по прозе приглашают к обсуждению!

Уважаемые участники Литературного клуба!

Сегодня на “Семинарах по прозе” один из наших авторов предлагает вам прочесть и прокомментироватьцикл небольших рассказов. Как он сам выразился — о временах советских. У автора возникли сомнения в нужности этой тематики для современного читателя.
Он не настаивал на анонимности, но, полагаю, для более объективного разбора пока сохраним его имя в тайне.

Напоминаю, что все произведения, поступающие в рубрику «Рецензии. Семинары по прозе», публикуются в авторской редакции.

Правила обсуждения всем знакомы.

Задача открытого разбора:

— сообщить автору о своём впечатлении от произведения в целом;

— провести общий анализ произведения и дать оценку;

— выявить противоречия;

— выявить и разобрать ошибки;

— подсказать пути исправления ошибок;

— ответить на вопрос автора, если он поставлен перед рецензентами.

При этом:

— критика должна быть конструктивной, поддерживающей, мотивирующей (некоторые видят в этом противоречие, считая, что конструктивная критика не может мотивировать, но вряд ли с этим можно согласиться);

— без негативной эмоциональной составляющей (иронии, сарказма, высокомерия и т.д.);

— недопустима личная критика, как автора, так и его героев, а также выбранного жанра или стиля;

— недопустима разгромная критика, самореклама и троллинг;

— любые замечания должны быть высказаны дружелюбно, вежливо и тактично.

Напомню, что и автор, представивший своё произведение для открытого разбора, должен соблюдать определённые правила:

— критику необходимо воспринимать спокойно, без эмоций и агрессии;
— недопустимо спорить с критиком в духе «я лучше знаю, о чём пишу; исправлять ничего не буду; я художник – я так вижу» (в этом случае вообще не стоит обращаться за рецензиями);
— свои возражения по существу критических замечаний, если они кажутся вам ошибочными, необходимо аргументировать и делать это дружелюбно и вежливо (во всём должна быть взаимность);
— недопустимы некорректные высказывания в адрес рецензентов, личные оскорбления;
— за любую помощь нужно благодарить.

ШАБАШНИКИ

«Графьями», как говорили у нас в народе, не рождаются. На самом деле ими становились в результате селекции, от поколения к поколению, в течение длительного эволюционного периода.
А вот в Советском Союзе таковые не могли родиться вовсе, поскольку все носители аристократизма были частично изгнаны из страны, частично пущены в расход ещё во времена октябрьских событий. Вырвав с корнем из российской почвы то, что взращивалось веками, новая власть предполагала в сжатые сроки, с минимальными затратами взрастить свою советскую аристократию, но в сроки, а тем более в затраты, уложиться было весьма проблематично.
Конечно, государство от процесса в стороне не оставалось, но главной в нём считалась ячейка советского общества – семья.Родители, надо отдать им должное, изо всех сил старались сократить путь своих детей из гегемонов в аристократы. Отчасти это предполагалось сделать подъемом материального благосостояния семьи, а для этого приходилось не только работать, но и подрабатывать.
Учителя вне школьных стен, восполняя пробелы образовательной программы, готовили своих же учеников для вступительных экзаменов в вузы и делали это, разумеется, не бесплатно. Зубные врачи на дому подгоняли вставные челюсти, паяли мосты, мастерили золотые коронки тоже, конечно, не безвозмездно. Ученые, оставив на время свои научные изыскания, публиковали статьи в журналах, естественно, тоже не ради спортивного интереса. Студенты старших курсов за некоторое вознаграждение писали курсовые за своих младших коллег. Труженики одних предприятий на полставки пристраивались на другие предприятия, дворники и уборщицы брали дополнительные участки, художники между делом оформляли сельские клубы и праздничные демонстрации, музыканты на досуге подрабатывали в ресторанах, на свадьбах, танцах и похоронах.
По большому счету не было категории советских людей, в которой не водились бы желающие подработать, а проще говоря — шабашники.
Основу строительных бригад шабашников составляли труженики, которые свой законный досуг тратили не для фланирования по песчаным пляжам в домах отдыха и санаториях, а проводили его на стройках дорог, коровников и прочих нужных в народном хозяйстве сооружений.Для этого в едином порыве повышения семейного статуса в глазах окружающих и расширения возможностей своих домочадцев сливались в летучие временные бригады инженеры, рабочие, служащие, деятели культуры и образования. И все это отнюдь не из врождённой жадности и безответной любви к деньгам.
Были, конечно, семьи, которым не хватало зарплаты, и всё вместе с подработкой целиком уходило на повседневные нужды. В основном же зарабатывали и копили деньги на шубы, машины, мотоциклы, лодки с моторами, на образование детей, на обстановку квартир и прочие признаки благосостояния, которые, по бытующему тогда мнению, свидетельствовали о признаках элитарности. Людям хотелось, чтобы они сами и их дети жили в условиях, которые были бы не хуже, чем у других. В общем, чем лучше жили одни, тем хуже спали другие. Но ничего плохого в этом соревновании не было, ведь деньги не даром давались, а зарабатывались в процессе труда.

ГРУЗЧИК — ПРОФЕССИЯ ТВОРЧЕСКАЯ (ф.грузчики)

В нашей жизни, как в кино. Всем хочется играть роли героев, в крайнем случае, положительных персонажей, а достается в итоге то, что подкидывает нам судьба или вынуждают обстоятельства.
Некоторым из нас в своё время доводилось подработать грузчиками. Было дело, и я приобщился к этому тяжкому труду.
В первый раз сосед, который в свободное время частенько подрабатывал грузчиком, моментально сколотил бригаду из доминошников нашего двора. Трое из нас, что были помоложе, за доминошным столиком коротали время, приглядывая за гуляющими во дворе детьми. Четвертым вызвался подшабашить Иван Николаевич – жилистый мужичок в соломенной шляпе, рубахе с попугаями и сандалиях на босу ногу.
Мы быстренько спровадили детишек по домам и отправились на шабашку. По дороге сосед Володя уведомил членов бригады, что буквально полчаса назад на базу ОРСа прибыл вагон с мясом. В вагоне-холодильнике 60 тонн этого дефицитного продукта, а выгрузка каждой тонны по расценкам тех лет стоила один рубль. То есть по пятнадцать целковых можно было, чуть поднатужившись, отхватить часа за три-четыре.
Когда с дверей вагона сняли пломбу и открыли их, мы увидели чудо. Вагон от пола до потолка был забит половинами говяжьих туш и, что самое интересное, на костях этих волшебных коров было полно мяса. В магазинах и столах заказов в те времена то, что именовалось мясом, на деле было костями с мясными фрагментами. Это, как и «рыбный день» по четвергам, властями обставлялось как неустанная забота о здоровье трудящихся.
По ту сторону прилавка непростые люди и, разумеется, не во вред своему здоровью «доставали» как раз то, что по праву могло называться мясом. Откровенно говоря, от голода люди в то время не пухли, а растраченные в процессе жизнедеятельности килокалории достаточно полно компенсировались полученными от продуктов магазинного ассортимента, даров природы, плодов садов и огородов.
По нашим прикидкам, полутуш в вагон много вместиться не могло и время разгрузки надолго растянуться не должно было. Но… Эти половинки коров, как выяснилось, надо было не просто отвезти в складской холодильник. Прежде всего, тушу предстояло извлечь из штабеля других туш, погрузить её на тележку, причём печатью вверх. За этим строго следила девушка с амбарной книгой, в которую все тщательно записывала. Но прежде, чем уложить мясо в новые штабеля на складе, его требовалось взвесить на весах, то есть опять снять с тележки и опять погрузить на неё. Затем мясо с круглой блямбой везли в один угол холодильника, а с треугольной — в другой.Всё бы ничего, но за первыми рядами говядины обнаружились голландские бараньи тушки в «чулках», проще говоря, барашки, зашитые в белую материю. Этих было, конечно, больше. Их тоже извлекали из штабеля, грузили на тележку, выгружали на весы, опять грузили на тележку и везли в ещё один дальний угол склада.
Тогда ещё мы не знали, какой сюрприз ждет нас впереди. За рядами баранины открылись свиные туши. Вот тут и началось. Мы брались руками в рукавицах за этот продукт, а он выскальзывал у нас из рук, как мыло. В какой-то момент мы заметили, что тележка в сторону весов катится, а Ивана Николаевича позади неё нет. Выяснилось, что одна свиная туша при выезде из вагона стала сваливаться с тележки. Иван Николаевич решил её придержать, но вместе с этой свининой соскользнул в проём между вагоном и пакгаузом. Лежал он там на шпалах, крепко ухватившись за мясо, и даже не замечал, что лежит на своей модной соломенной шляпе.
Мы с трудом достали нашего подельника и свинину из этой щели. Тушу отправили на склад, а Ивана Николаевича не прогнали, а усадили возле вагона и велели подождать, пока мы закончим разгрузку. Человек в приплюснутой шляпе, сандалиях на босу ногу и рубахе с попугаями сидел на пустом ящике, а на глазах его блестели слёзы. Пожалуй, это был тот самый момент истины, когда приходит понимание, что сил и выносливости с годами больше не становится.
А мы продолжали грузить и возить этот скользкий дефицитный продукт из одного холодильника в другой. Тогда нам и в голову не приходило, что свинину разгружают специальными крюками, а когда мы ворочали туши и сортировали их по углам склада, то выполняли работу штатных грузчиков. Но не зря ведь говорят, что дураков работа любит.
Во второй раз меня в напарники взял товарищ по работе Толик. Объяснил, что в случае, если покупатель приобретет в магазине что-то из мебели, бытовой техники или другого товара крупного габарита, надо всего лишь прокатиться в адрес и выгрузить покупку у подъезда. Если клиент попросит занести, допустим, холодильник, в квартиру, то надо ему намекнуть, что за это грузчикам придётся отдельно заплатить по рублю за подъём на каждый этаж.
Едва мы появились в магазине, как одна из продавщиц заявила, что нам крупно повезло. Только что один покупатель приобрел пианино, живет он рядом, а инструмент ему надо поднять в квартиру на третий этаж. У профессиональных грузчиков подобные покупки были не таким уж частым счастьем, но мы-то были дилетантами в этом деле и засомневались в своих способностях. Видимо, по выражению растерянности на наших лицах продавщица поняла, как далеки мы от правильного понимания счастья, но успокоила, мол, в случае чего нам поможет водитель, да и сам покупатель не откажется подсобить хорошим ребятам доставить своё пианино к себе в квартиру.
Грузчики, что работали в зале, уже успели закатить пианино по эстакаде в кузов автомобиля. Мы закрыли борт грузовика и поехали.По дороге через маленькое заднее окошечко кабины нам удалось разглядеть, что пассажир, он же покупатель, пожилой седой мужчина, а за рулем автомобиля сидит молодая девушка. Приехали, что называется!
Мы понятия не имели, как можно этот гроб с музыкой снять с машины на землю, не говоря уже о том, каким образом его можно затащить по лесенкам на третий этаж. Сгрузили пианино с помощью двух случайных прохожих и тут же отказались от соблазнительного и выгодного предложения занести инструмент в квартиру. Хозяин сильно расстроился. Пожилой седой человек просто умолял нас на случай дождя затащить пианино хотя бы в подъезд. Мы сжалились. В подъезде инструмент не уместился, и нам, с соблюдением всех мер предосторожности, дабы не повредить и не поцарапать пианино, пришлось тащить его дальше.
Несколько ступенек до первой этажной площадки мы, громко кряхтя и едва слышно матерясь, кое-как одолели и пристроили эту музыкальную шкатулку на колесиках так, чтобы жильцы смогли открыть двери своих квартир. Получив свои два рубля, наскоро попрощались с хозяином, забрались в кузов грузовика и уехали.
По дороге обратно теплый летний ветерок трепал наши кудри, благо трепать тогда ещё было чего. Мы тряслись на скамеечке в кузове автомобиля и размышляли. Подумав, Толик заявил, что жителям, проживающим выше первого этажа, такие инструменты, как пианино, продавать вообще не следовало бы. Пусть их дети идут в музыкальную школу. Если приспичило заниматься дома, то пусть поют, а еще лучше — рисуют картины. Картины пишутся без лишнего шума, сами художники — люди воспитанные и тихие. Конечно, когда трезвые. Я припомнил, что крупные вещи опытные грузчики поднимают вчетвером на широких ремнях на любой этаж и без особых хлопот.
Век живи, век учись, а учиться желательно так, чтобы не было «мучительно больно» потом овладевать тонкостями профессии грузчика.

«КРЫША» КРЫШЕ РОЗНЬ

Сегодня известно, что любой человек, ступивший на скользкий и чреватый путь бизнесмена, не мыслим без «крыши».
У нас в свое время тоже были крыши.Сподобились мы как-то крыть крышу. Заработок нам пообещали хороший, и компания подобралась деловая. Впереди были выходные, а на семейном совете выяснилось, что детей пора в школу собирать, а на них, как говорила супруга, «все горело». И в самом деле, одних только колготок, бывало, не напасешься. Обуви тоже надолго не хватало, и из одежды они быстро уж очень вырастали.
Наши старшие товарищи дядя Миша и Палыч — в делах шабашных люди опытные — пришли на рабочее место в шесть утра, растопили котел с битумом и связали из шпагата что-то наподобие корабельных швабр для равномерного нанесения битума на бетон.
Дядя Миша был на все руки мастер. Только вчера закончил с камином у одного из дачников, ждал, пока там все «сядет и схватится», чтобы пустить первый дымок, а сегодня уже оценивал качество битума и рубероида для будущей кровли. Работая в самых разных качествах, он помогал старшей дочери обставлять квартиру.
Палыч, по причине пополнения в семействе, затеял пристройку к своему дому.
Мы с приятелем были молоды, на подработку согласились, потому как нам порой не хватало денег даже на то, на что наши старшие коллеги их не тратили вовсе или обходились минимумом затрат.
Мы с Витьком подъехали на место шабашки к восьми. Фронт работ к этому времени был готов. Работа эта не самая тяжелая, но опасная. Во-первых, на высоте. Во-вторых, горячий битум пострашнее крутого кипятка, поскольку не скатывается с кожи, как вода, а крепко прилипает к ней.
Дядя Миша с Палычем поднялись наверх. Мы с напарником должны были огромным черпаком наливать горячий битум в ведро и поднимать его на крышу. Туда же подавали рулоны рубероида. Работа закипела. К обеду мы накрыли больше половины площади.
Пришла пора перекусить, добавить в котел битума и слегка расслабиться. «Расслабиться» касалось только старших членов нашей маленькой бригады. В одной из бытовок, где стояли рулоны рубероида, был накрыт импровизированный стол из ящиков, из них же рядом стояло и что-то наподобие стульев. Достали из сумок, у кого чего было. На столике появились помидоры, огурцы, вареные яйца, бутерброды с колбасой, кусок сала, пучок редиса и зеленого лука. Из недр своего рюкзака дядя Миша выудил бутылку самогонки. Была она чистая, как слеза. В городе передовой науки и техники самогонные аппараты сварщики-аргонщики мастерили исключительно из высокотехнологичной нержавейки. Сам продукт, изначально состоящий из чистой воды, дрожжей и сахара, в процессе перегонки очищали активированным углем, а для нейтрализации запаха сивухи настаивали на корочках цитрусовых.
Витек, кроме сухого вина, не пил ничего. Мне предстояло моих коллег на своем «жигулёнке» развести после работы по домам, поэтому на столике стояли только два стакана, для наших старших товарищей. Плотно перекусив, мы с напарником отправились готовить фронт работ на вторую половину дня. Я забрался наверх и усердно сдувал с крыши сжатым воздухом от компрессора мелкие камушки, мусор и даже пыль. Горячий битум должен был крепко прилипнуть к основе, а уж к нему ещё крепче должен был приклеиться рубероид. Витёкподбрасывал в костерок под котлом дрова, но, видимо, перестарался, и битум вспыхнул. Повалил чёрный едкий дым. Витёк не придумал ничего умнее, чем плескануть в котел с битумом воды. Пламя занялось ещё сильнее. Вода в кипящий битум – все равно что бензин в горящий костер.
На шум из бытовки выглянул дядя Миша и спас ситуацию. Он спокойно подошел к пылающей ёмкости и, ловко подцепив длинным черпаком крышку, плотно закрыл котёл. По нашему старшему и авторитетному товарищу нельзя было сказать, что он буквально полчаса назад принял стакан крепчайшего самогона. Да, мастерство не пропьешь, и опыт с самообладанием тоже вряд ли.
Пожар несколько сдвинул сроки окончания работ. Закончили мы поздно вечером. Уже стемнело, когда, пропахший насквозь нефтепродуктом, я явился домой с четвертаком в кармане.
Недавно, проезжая мимо этого здания, заметил, что крыша на нём с тех далёких времен, похоже, ни разу не ремонтировалась – «Сделано в СССР».

ДОРОГИ

Для шабашки всегда находились веские причины.
Казалось бы, совсем недавно купили детям всё, что надо, и можно бы успокоиться, а тут новые проблемы. Неожиданно вдруг выяснялось, что современному ребёнку позарез необходимо приобщиться к фигурному катанию, художественной гимнастике, получить музыкальное образование, освоить азы живописи или овладеть английским языком. Понимали, что красивые интерьеры мало чего значат без духовной красоты их обитателей.
Конечно, всё это было шагом к аристократизму, но каждый такой шаг стоил родителям денег, а их, как и водки, в любые времена много не бывает.Отпуск супруги в том году с моим не совпал, а дети отдыхали в пионерлагере «Дружба».
Нескладно все как-то вышло. На недельку съездил в столицу, прошёлся по местам «боевой славы», пообщался с друзьями, которые в июльскую жару оставались по причинам служебным и уважительным в Москве, и отправился домой, размышляя по пути, чем занять себя в оставшиеся три недели отпуска и отгулов? В электричке напротив меня сидели две женщины из Дубны. Одна из них рассказывала другой, как её родственник пожарный подрабатывает на укладке асфальта. Сутки, мол, отдежурит и отправляется приводить в порядок городские дороги и тротуары. Платят якобы там за день работы до десяти рублей.
По этой наводке своих разговорчивых попутчиц я и провел часть своего очередного отпуска на обустройстве дубненских дорог.
Первый рабочий день на этом новом для меня поприще пришёлся на пятницу, а местом работы был участок улицы Векслера около гостиницы. Приехал я туда на велосипеде. Дорога, похоже, ещё со вчерашнего дня была подготовлена к укладке асфальта, но укладывать его было некому. Один я оказался на месте из заявленных мастером шестерых рабочих. Вскоре подкатил ЗИЛ с горячим асфальтом, и водитель Леша не меньше меня удивился, что никого из рабочих на месте нет. Я понял, что шофёр оказался в сложной ситуации. Выгрузить асфальт на дорогу, когда некому его уложить, было нельзя – застынет бесформенной кучей. И в кузове оставлять его по той же причине нельзя. Водитель решил съездить в РСУ и посоветоваться с руководством.
Машина укатила, а я направился к кустикам в тенёк. Едва пристроился у одного из кустов, как из-за другого послышалась реплика: «Подгребай сюда, парень». В кустах обнаружилась бригада асфальтировщиков из четырёх похмельных мужиков. Они бастовали. Вчера, то есть в четверг, им должны были выдать получку, но начальники, побоявшись коллективного загула, перенесли это знаменательное событие на пятницу. Поэтому в четверг вечером работяги, обидевшись на такое нехорошее о себе мнение руководства, собрали все лопаты, рейки ипрочие нужные инструментыи расходные материалы и продали их. Вырученные от продажи деньги элементарно пропили и сегодня испытывали духовные и телесные мучения от неблаговидного своего поступка, недостойного советского труженика чувства пакостной мстительности и пагубной привычки мешать водку с пивом.
Пока я вникал в непростые отношения рабочих и руководства, зашуршали кусты, и перед нами появился ещё один труженик.
— Бугор, — обратился к нему один из рабочих, — а мы всё гадали, придешь ты или нет?
— А я приду, — громко икнув, пообещал вновь прибывший и рухнул в кусты, то есть, по факту — присутствуя на рабочем месте, по существу — бессовестно отсутствовал на нём.
Бригада, вчера оставшись без зарплаты и инструмента, сегодня на некоторое время осталась и без руководства. Хотя и говорят, что хороший руководитель — это человек, отсутствие которого заметно больше, чем присутствие, но об этом начальнике никто так не сказал бы. Начальство повыше вскоре спохватилось и, осознав свою вчерашнюю оплошность, пошло на уступки. Всем дорожникам было велено срочно явиться в контору, получить новый инструмент и зарплату, а после обеда быть готовыми к приёму асфальта.
После обеда, а вернее, после 11 часов и момента открытия винных отделов в магазинах, бригада выглядела уже вполне работоспособной. Асфальт в то время варил Ахмед на заводике, который располагался на территории ЖБИ. Не знаю, чего такого он добавлял в своё варево, но асфальт, вопреки допотопному оборудованию и сомнительному профессионализму рабочих, не разрушался на дорогах годами. Кое-где и до сих пор лежит целёхонький, напоминая о временах добросовестной работы и ответственности за результаты труда.
Помнится, как мастер при установке бордюрных камней проверял, не коснется ли борт легковушки плоскости бордюра в случае близкого от него проезда или в момент парковки к нему? Ещё не забуду, как в конце улицы Строителей начальник цеха и начальник ГАИ промеряли вместе уклон дороги и спорили о незначительных, на первый взгляд, отклонениях от нормы. Сам был свидетелем того, как долго и тщательно громадным, тяжёлым катком укатывалось ровно уложенное новое покрытие, как быстро и качественно восстанавливались газоны и посадки после завершения работ
.В общем, все, в том числе и сами асфальтировщики, которые рассекали город преимущественно на велосипедах, а дети которых, как и всех прочих дубненцев, перемещались по городу в детских колясках, делали дороги и тротуары для себя, а не для высоких столичных гостей, которые в то время не часто баловали Дубну своими визитами.
Самосвал за самосвалом подвозили горячий асфальт. Мы, вооружившись новыми лопатами с шершавыми черенками, натирая мозоли и вдыхая горячие испарения, в жаркий июльский полдень принялись раскидывать асфальт равномерно по дорожному полотну, а из распахнутого окна гостиницы Николай Рыбников пел: «Не кочегары мы, не плотники…».
В дружном трудовом порыве многиедубненцыприводили улицы родного города в порядок. Им бы на рыбалку сходить, в шахматы поиграть или почитать роман Поля де Кока «Коварство и любовь», а они ковали семейное благосостояние для аристократического воспитания тонких манер у своих детей.

РЕЙСОМ ИЗ ДОМОДЕДОВО

Вершиной приработков тех далёких советских времен были шабашки с выездом в самые разные уголки страны, в том числе и в Казахстан. Готовились к ним серьезно и задолго до их начала.
Старшой, или как его называли по аналогии со студенческими строительными отрядами «командир», вылетал на место работ ещё зимой. С руководством ПМК (передвижных механизированных колонн) оговаривались сроки, объёмы работ, суммы заработка членов бригады и суммы вознаграждения руководству ПМК( посегодняшнему – откаты).
Затем бригадир подбирал в городе каменщиков, штукатуров, крановщиков, сварщиков и подсобных рабочих. Ведь грамотно укомплектованная бригада, при бесперебойном снабжении материалами и надёжной работе техники, могла на пустом месте за месяц построить и сдать готовый к эксплуатации объект, и это в те времена, когда по всей стране было не счесть «долгостроев».
Рейсом Москва —Алма-Ата с промежуточной посадкой в Уральске, куда нам и было нужно, наша бригада вылетела из Домодедова во второй половине апреля. Представлявшаяся нам на земле хаотичность всего окружающего с высоты десяти тысяч метров в иллюминаторе ТУ смотрелась аккуратно расчерченной реками и дорогами местностью с ровными прямоугольниками полей, лесов и жилых массивов. Какой-нибудь час лёту – и под крылом самолета уже не ковёр лесов, а бескрайняя степь.
Полтора часа лету – и Уральск, наш аэропорт.К месту работы добираемся на прибывшем за намиПАЗикепо голой степи, которая совсем скоро покроется сплошным красным великолепием распустившихся тюльпанов. По краям дороги, как маленькие столбики, стоят суслики и с любопытством следят за нами. На макушках электрических столбов сидят, насупившись, беркуты.
Но вот проезжаем стелу с надписью «Европа – Азия». Романтическое путешествие позади, за столбиком, между двумя частями света, а по сути – двумя мирами, остались образование, происхождение, общественное положение, привычки, амбиции и многое другое, а впереди общая цель и тяжёлые будни с рабочим днем от зари до зари.
Здесь, кстати, не бывает того, что мы называем утром и вечером. В казахстанских степях светает как-то сразу, и сразу без сумерек темнеет. Солнце резко прячется за горизонтом, и наступает темная южная звездная ночь. От рассвета до заката примерно 14 часов, и все они, за исключением коротких перерывов на еду — рабочие.
Первое время не успеваешь заснуть, как уже подъём. Дней через десять втягиваешься, привыкаешь. Однажды поднялась пыльная буря. Лежим на кроватях в бытовке, бригадир крутит ручку настройки старенькой «Спидолы». Без дела скучно, каждый думает, чем бы заняться? И приёмник, прохрипев, советует: «Возьмите палку в руки. Раз-два, три-четыре… А теперь переходим к водным процедурам», — и за тысячу верст от своих жен строительную бытовку в степи разрывает громкий хохот здоровенных дубненских мужиков.
А потом тоска смертельная. Все начинают скучать по дому. Вот когда понимаешь, что умирают не от любви, а от её отсутствия! Работа у нас тяжелая, но питание усиленное. Кстати, к общему рациону никто не запрещал добавить индивидуальный. С этим проблем не было. Презентуешь, допустим, чабану пять пачек индийского чая со слоном по 98 копеек за штуку, который мы осмотрительно брали из дома, и любой из отары баран твой — хоть плов вари, хоть шашлык жарь. Отстёгиваешь рыбаку двадцать пять рублей — и ты обладатель килограмма чёрной икры.
Был момент, когда дожди отрезали нам снабжение, и какое-то время пришлось кушать эту севрюжью икру столовыми ложками вприкуску с мятными пряниками. Пару дней кроме этого продуктового набора ничего не было, пока бульдозер не привел колонну машин из Уральска. Тогда нам показалось, что вкуснее обыкновенного хлеба ничего на свете нет.
Весна – время праздников. На период нашей шабашки попадали Пасха, 1 Мая и 9 Мая. Хоть и сказано, что не человек для праздника, а праздник для человека, но в два первых праздничных дня нам пришлось трудиться. Пыльная буря и дождь поломали график работы, а чтобы получить всю сумму сполна, необходимо было выполнить весь объем работ. Поднапряглись, но в святой День Победы устроили баню с плавным переходом в праздничный день. Отмылись от цементной пыли и пота, на праздничном застолье приняли в честь праздника по 250 и разбрелись кто куда.
Виктор Михайлыч, учитель средней школы, душа человек, интеллигент и подсобный каменщика, предложил сопровождать его при осмотре знаменитого на весь союз городка Чапаевск. Сначала мы с ним пошли на берег Урала. Река в том месте не особо широкая, но с быстрым течением и ледяной водой. Мы пощупали воду, и у нас тут же свело пальцы рук. Если разгорячённый боем Василий Иванычи в самом деле нырнул в эту пучину, то в него можно было уже не стрелять. Музей народного героя мы насилу отыскали среди многочисленных саманных построек, за саклей какого-то казаха. Если бы не памятник легендарному комдиву, то мы не нашли бы этот музей никогда. Правда, Чапаева мы признали не сразу. Уж больно сильно смахивал русский комдив на лицо казахской национальности. Только лихо закрученные усы, сдвинутая чуть набок папаха и знаменитая казачья бурка подсказали нам, что мы нашли того, кого искали.
В музее и в самом деле всё было так, как показано в фильме «Чапаев». Был «Максим» Анки-пулемётчицы, в центре комнаты стоял стол, и на нём лежали картофелины, одна из которых символизировала командира на боевом коне впереди конницы, остальные корнеплоды изображали саму красную конницу.
Вечером по приглашению местного жителя Сисенгали зашли к нему «покуначить». Не знаю как другие жители степей, а Сисенгали был счастливым человеком. Числился он в штате ПМК мастером, но командовать тут ему было некем. Жил он просто. Утром, пнув ногой по воротам своих владений, выгонял баранов и коров в степь. Чем животные питались в выгоревшей степи, для нас так и осталось загадкой. Приглядывали за этим стадом собаки, а вечером они же загоняли всю живность домой. За его детьми, в каком количестве — он и сам точно не знал, присматривала супруга. В большом саманном доме земляной пол был выстлан коврами. Вдоль одной из стен стояла шикарная импортная стенка, в которой красовался бесполезный, за неимением в этих краях телесигнала, большой телевизор.
Усадил нас хозяин на ковровый пол, для удобства предложил опереться на подушки. Чай подавала супруга, имя которой он позабыл нам сказать. Сидеть и чаевничать в компании мужчин ей, по всей видимости, не полагалось. Она как-то угадывала желание мужчин, незаметно делала свое дело и исчезала. Честно сказать, долго мы там не просидели. Уж очень трудно было с нашим без малого двухметровым ростом чаевничать, сидя на полу и свернув ноги кренделем.
После этих посиделок прошлись по улице, заглянули в «Азык-Тулик» — так продовольственный магазин у них назывался. Водки там не было, да и денег на неё у нас тоже не было. Потом заглянули в соседний промтоварный магазин и обомлели. Любого, наверное, привело бы в смятение обилие овчинных полушубков по 56 рублей за штуку. Шоком для нас оказалось и несметное количество собраний сочинений классиков, за которыми у нас, со всякими предварительными макулатурными заморочками, выстраивались очереди, как в войну за хлебом. Хотели уж, было, пойти, попросить у бригадира денег и скупить все эти шедевры немедленно. Хорошо, что не скупили, иначе пришлось бы нам изучать казахский язык. Все эти книги были переведены на казахский, возможно, поэтому и лежали мертвым грузом на прилавках магазина бывшей станицы яицких казаковЛбищенской, а ныне города казаховЧепаевска. (ф.каменщик)
Но праздники, как и все хорошее в этом мире, не вечны. На следующий день предстояло наверстать упущенное, войти в график, закончить объект к середине месяца и получить за это хорошие деньги. Тысяча, а то и полторы тысячи рублей за месяц работы по тем временам считались очень большими деньгами. Буханка хлеба тогда стоила 18 копеек, бутылка водки — 3 рубля 62 копейки, порядка 200 рублей стоили холодильник, телевизор или трехстворчатый шкаф. Квартплата за стандартную двухкоматную «государственную» квартиру в Москве, к примеру, составляла 12,5 рубля. Плюс 4 рубля телефон, 2 копейки за киловатт/час электроэнергия, 2 рубля неограниченного пользования за газ и 2 рубля отопление. Т.е. в месяц порядка двадцати целковых при средней зарплате в 120 рублей.
Приведенная бухгалтерия не несет в себе никакого политического подтекста, но более чем красноречиво свидетельствует о том, что такое была по тем временам тысяча рублей. На эти деньги можно было купить многое, но не всё, к сожалению. Большинство из того, что нам остро необходимо в нашей жизни, ни за какие деньги и ни в какие времена не продаётся.
«Да что это ты все о деньгах, да о деньгах, — спросит молодой читатель, – а как обстоят дела с результатом, то есть с эстетической сущностью новой элиты? Помогли или не помогли эти трудовые подвиги проклюнуться росткам новой аристократии в нашем отдельно взятом городе? Удалось взрастить или напрасно старались?»
Вздохну я тогда грустно и посоветую ответить на этот вопрос ему самому, посмотревшись в зеркало. Если оттуда смотрит умный, образованный, вежливый, всесторонне развитый, со вкусом одетый и воспитанный человек, значит, труды наши не пропали даром. Если нет, то сделали, как это часто бывает, не совсем то, что хотели. В любом случае толчок в этом направлении мы дать попробовали, а чтобы движение не ограничилось инерцией, надо и самим малость шевелиться.
Когда под крылом самолёта выжженная солнцем равнина степи сменилась знакомым до боли пейзажем среднерусской полосы с зеленью деревьев, голубыми ниточками рек и зеркалами озёр, все члены нашей бригады облегчённо вздохнули. Наконец-то закончился хоть и долгожданный, но уже порядком осточертевший отпуск, и все мы скоро будем дома.
А дома в те благословенные времена нас самих ждали ничуть не меньше, чем заработанных нами денег. Были в наших серых буднях и светлые времена.